Глава 2. Психология эмоциональных явлений

Становление психологической теории эмоций началось в античные времена с выделения этого феномена. Не претен­дуя на исторический анализ, раскроем ключевые моменты теории эмоций и эмоциональных состояний, актуальные для нашего исследования.

2.1. Выделение феномена эмоций

С точки зрения античных философов, эмоции и чувства не выделялись в особую область психики, а отмечалась их связь с познавательными процессами. Например, у Аристо­теля: там, где имеют место ощущения, появляется удовольст­вие и страдание. Катарсис - очищающее переживание -Аристотель связывает с восприятием значительного произ­ведения искусства ("О душе", " Этика", "Эстетика").

Вплоть до XVII века чувства трактуются с интеллектуалистической точки зрения, например, в работах Д. Локка "Опыт о человеческом разуме" (1690). По Локку, чувства удовольствия и неудовольствия являются лишь представле­ниями - хорошими и дурными, которые присоединяются к ощущениям.

Как самостоятельная сторона психики эмоции в виде чувств обособились во второй половине XVIII века, им отво­дится, благодаря исследованиям философов-моралистов и эсте­тов, большая роль в индивидуальной и общественной жизни:

только сильные страсти способны вдохновить людей на вели­кие дела (Гельвеций, Дидро).

К концу XVIII века гештальт-психолог Тетенс в своих "Философских опытах о человеческой природе" (1777) структурирует психическую жизнь человека на три формы проявления. Триадой Тетенса задавалась самостоятельность трех основных сторон душевной деятельности - ума, чувств, воли. И, если подходить не формально, можно увидеть, какой крен в функционировании психики, вплоть до патологии, дает доминирование каждой из сторон, порождая резонерство, слепую ярость или слепую страсть, фанатизм и т.п. Это трехчленное деление психики закрепляется и обосно­вывается в произведениях Канта. В "Критике способности суждения" (1790) и "Антропологии" (1798) Кант показывает, что чувство имеет свои специфические особенности: "Когда определение чувства удовольствия или неудовольствия называют ощущением, это слово означает нечто совсем иное, нежели в случае, когда ощущением я называю представление о вещи (посредством чувств как принадлежащую к позна­вательной способности рецептивность). Ибо в последнем случае представление соотносится с объектом, в первом же -с субъектом и вообще не служит какому бы то ни было познанию, даже тому, посредством которого субъект познает себя" (Кант, 1994. С.73). И далее: "...и, чтобы избежать неправильного толкования, будем называть то, что всегда должно оставаться субъективным и не может составить пред­ставление о предмете, принятым наименованием - чувство" (Там же. С.74).

Таким образом, только к началу XIX века эмоции выде­лились в самостоятельную область психики, качественно отличающуюся от ума и воли. В то же время существуют мотивационные теории эмоций, которые сводят психику к формуле: интеллект-аффект. К ним можно отнести учение Б. Спинозы, концепции В. Вундта, Н. Грота, в которых эмоции были звеном мотивации. Функциональное единство эмоций и мотивации отстаивали и другие исследователи, например, Р. Липер, П. Юнг (Leeper, 1948; Young, 1961).

2.2. проблемы КАТЕГОРИАЛЬНОГО АППАРАТА ТЕОРИИ ЭМОЦИЙ

Всякая теория строится на фактах, поэтому одна из важ­нейших ее задач - накопление и упорядочение фактов - не мо­жет быть решена без построения аппарата категорий.

Однако по причине "максимальной выраженности эмоцио­нальных процессов и состояний субъективной специфич­ностью" (Веккер, 1981) в описании переживаний мы встреча­емся с массой уникальных непереводимых терминов. Скажем, слово "бесстрашие" может расшифровываться как "...безогляд­ность, бесповоротность, бестрепетность, безбоязненность, невозмутимость или решимость" (Злобин, 1991. С. 98) и т.п.

Как у истоков теории эмоций, когда тождественно могли использоваться понятия "эмоции", "чувства", "страсти", "аф­фекты", "состояния", так и до настоящего времени нет "...сколько-нибудь законченной системы понятий, которая связала бы единым подходом субъективно-психологическую феноменологию эмоций с их основными закономерностями и механизмами, а тем более теории, которая позволила бы осуществить перевод с языка психологии эмоций на более общий язык принципов организации всех психических процессов..." (Веккер, 1981. С.7).

Тем не менее, считает В. К. Вилюнас, нет оснований для пессимизма. В определении эмоций в тех или иных концеп­циях ("периферической", "активационной", "информационной", "конфликтной" и других) подчеркивались условия их возник­новения и отличительные признаки неэмоционального реаги­рования и эмоционального или его особенности. Не вызывает никакого сомнения тот факт, что эмоции ближе всего связаны с отношениями субъекта к объектам, которые его окружают и входят в контекст основных жизненных событий.

Итак, с одной стороны, эмоции связаны с отражаемым содержанием: "чувственный тон" ощущений (А. Н. Леонтьев), "катарсис" при восприятии (Аристотель), "аффективные следы" в памяти (А. Р. Лурия) , "логика чувств" в мышлении (Т. Рибо) и т.п. С другой - эмоции возникают при отражении чего-то значимого. Впрочем, значимо все, что воспринимается В. Вундт, Н. Грот), или только та информация, на основе которой производится заключение о наличии угрозы, которой невозможно избежать (Lazarus, 1968).

В советской психологии выкристаллизовалось знание о том, что непосредственное отражение отношения к действитель­ности у эмоций возникает в связи с их двойственной обусловленностью: с одной стороны, потребностями (мотива­цией), с другой - особенностями воздействия (ситуацией). "Собственно эмоциональное переживание выражает смысл отражаемого объективного содержания с точки зрения потреб­ностей живого существа, открывая субъекту этот смысл непосредственно. А когда потребность не осознается, ставит "задачу на смысл" (Вилюнас, 1976. С. 132).

Итак, "непосредственное отражение своих состояний", "переживание отношения", "выражение отношения" - характеристики, традиционно включаемые в определение эмоций.

"фактическое положение дел в науке таково, - пишет Л М. Веккер, - что о когнитивном компоненте эмоции, отобра­жающем ее объект, нам сейчас известно значительно больше, чем о компоненте, в котором воплощено психическое отобра­жение состояний субъекта - носителя эмоций" (Веккер, 1981. С. 69). И продолжает: "Переживание по исходному смыслу этого понятия есть именно непосредственное отражение самим субъектом своих собственных состояний, а не свойств и отношений внешних объектов, поскольку даже непосредст­венное психическое отражение свойств и отношений внешних объектов есть знание... а не переживание" (Там же. С.73).

Нам представляется, что непосредственное отражение своих собственных состояний - важная характеристика эмо­ций, но не отражающая всей их сути, которая все еще усколь­зает от исследователей.

Определение, данное в словаре "Психология" - "Эмоции (лат. - потрясаю, волную) - психическое отражение в форме непосредственного пристрастного переживания жизненного смысла явлений и ситуаций, обусловленного отношением их объективных свойств к потребностям субъекта" (1990. С. 461), - также не является удовлетворительным, т.к. определение тавтологично: эмоции - это переживания.

Значительно обогащается понятие эмоций в исследовании их функций и роли.

2.3. функции ЭМОЦИЙ И ИХ РОЛЬ В ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

То, что эмоции выполняют функцию оценки, являясь своеобразной системой сигналов, посредством которых субъект узнает о значимости происходящего, достаточно единодушно признавалось как в истории взглядов на природу эмоций (Грот, 1879-1880), так и сегодня. Обусловленность эмоциональных переживаний потребностями субъекта подчер­кивается в работах П. К. Анохина, Л. В. Благонадежиной, Л. И. Божович, А. В. Запорожца, П. В. Симонова, Г. А. Форту­натова. Так, например, строя "информационную теорию эмоций", П. В. Симонов писал, что эмоция - отражение мозгом человека и животных какой-либо актуальной потребности и вероятности ее удовлетворения в данный момент. Таким образом, эмоции оказываются субъективной мерой значимости событий.

По выражению Г. X. Шингарова, в форме эмоций потреб­ности "проецируются на экране сознания" (1971. С.112). Сигнализирование об обострении потребности акцентируется в "мотивационных теориях" эмоций.

Функция побуждения эмоций признавалась Б. Спинозой, в концепциях В. Вундта и Н. Грота эмоции представлялись как звено процесса мотивации. В традиции академической психологии функция побуждения была отдана мотивации и воле. Однако сторонники мотивационно - побудительной функции эмоций весомо аргументировали, что, кроме оценки стимула с точки зрения его вредности-полезности, эмоции должны быть отнесены и к действию, иначе они были бы излишним эволюционным приобретением (Петражицкий, 1908; Рубинштейн, 1946,1957; Анохин, 1964 и др.). Логично, что к побудительной функции прибавляется функция энерго­обеспечения.

С. А. Рубинштейн писал : "Первичным, основным является двухчленное деление психических процессов на интеллек­туальные и аффективные... Эти последние... в свою очередь уже вторично подразделяются на 1) стремления, влечения, желания и 2) эмоции, чувства" (1957. С.269). Или еще: " ... эмо­ция в себе самой заключает влечение, желание, стремление, направленные к предмету или от него, так же как влечение, желание, стремление всегда более менее эмоциональны" (1946. С.489).

В советской психологии однозначно провозглашалась связь мотивации с эмоциями. П. В. Симонов писал, что назначение эмоций - трансформация потребностей по пути наименьшего сопротивления, поэтому эмоции - традиционный источник соблазнов, вплоть до ведущих к преступлению. В. К. Вилюнас ввел понятие ведущих и производных эмоций, позволяющих объяснить гибкость в регуляции деятельности.

Оригинальное исследование Б. И. Додонова (1974, 1975, 1978) показало, что в человеческой психике эмоциональные отношения, возникающие на основе потребности, могут позд­нее эмансипироваться от них и далее сами стать объектом типично человеческих, психологических ("духовных") потреб­ностей. "Самоценность эмоций в определенном отношении к жизни" Б. И. Додонов объяснил их необходимостью для нормального состояния организма - в качестве оценок и личности - в качестве ценностей. "Как оценки они направ­ляют деятельность человека на те или иные объекты или отвращают его от них; как ценности они в большей мере определяют склонность индивида к каким-то одним деятельностям и нелюбовь к другим" (Додонов, 1978. С.267).

Однако и на сегодняшнем этапе развития теории эмоций актуально следующее заключение: "И хотя снова и снова утверждается, что эмоции мотивируют, едва ли кто-либо смог выступить и недвусмысленно объяснить, как именно это про­исходит" (Arnold, I960. Р. 1041).

Согласно исследованиям П. К. Анохина, проводя почти моментальную интеграцию всех функций организма, эмоции сами по себе могут быть абсолютным сигналом полезности или вредности воздействия. Понятно, что такая "система" биологи­чески отработана и незаменима, в особенности, в экстремаль­ных ситуациях, в случае "аварийного" разрешения ситуации, в виде закрепленных в процессе эволюции решений: бегства, оцепенения, агрессии. В то же время поражает способность ситуативных эмоций: возмущения, гордости, ревности - "навя­зать" человеку определенные, даже нежелательные для него поступки. Однозначно, "эмоциональное" побуждение отличает­ся от "потребностного". Так, влияние эмоций на человека гораздо значимее потребностей. Человек легко отказывается от удовлетворения потребности, если это связано у него с отрицательными переживаниями, или стремится получить удовольствие, понимая, что нельзя или вредно.

Человек оказывается во власти эмоции, даже если она не очень и сильна. Он практически беззащитен, когда плачет или смеется!

Итак, эмоции могут быть непосредственным сигналом, оценкой, побудителем действия или бездействия, лежать в основе энергетики, что, казалось бы, обеспечивает позитивно-приспособительную их роль.

Проблема роли полезности - вредности эмоций зародив­шаяся еще в дискуссиях стоиков и эпикурейцев, в современ­ной психологии воспроизводится противопоставлением "мотивационных" и "дезорганизационных" теорий (Э. Клапаред, Н. Pieron и др. ).

Р. Joung (1961) писал, что эмоции дезорганизуют деятель­ность, Ж.-П. Сартр (1960) считал, что они приводят к "дегра­дации сознания", Т. Рибо (1906) утверждал, что они, в отличие от интеллектуальных процессов, проходят путь инволюции. По мнению П. Фресса (1975), чем более взрослым становится ребенок, тем менее эмоциональным он делается.

"Однако с тех пор, как встал вопрос о природе эмоций, особенно в послекартезианский период господства дуализма, человек, вполне естественно, не мог не заметить двой­ственного характера эмоций, о котором свидетельствовал его опыт: с одной стороны, аффективное волнение, с другой -его органическое проявление" (Фресс, 1975. С. 112). Поскольку эмоции сказываются на соматике, связаны с телом, эта связь может проявляться как патогенная.

Отсюда возникает уже не природная, а ролевая двой­ственность эмоций. С одной стороны, эмоциональное возбуждение способствует адаптации, с другой - может насту­пить дезорганизация, и эмоция выступает диссоциирующей силой. "Эмоция, по-видимому, наделена способностью к дис­социации, нарушению, эмоция - это, главным образом, дезорганизующая сила" (Жане. цит. по: Фресс, 1975. С. 118). И далее: "именно это резкое нарушение адекватного действия, любого поиска адаптации, эта дезорганизация, распро­странение возбуждения на весь организм, которые кажутся нам феноменом, совершенно отличным от других регуляций, и характеризуют эмоцию" (там же. С.118).

Большие успехи в области психофизиологии привели исследователей к мысли, что существуют различные уровни активизации поведения, что эмоции - это просто реакция, соответствующая очень сильной активизации. Физиологически эмоциональные реакции отличаются друг от друга не качест­венно, а лишь количественно. Энергетическая мобилизация, по Кеннону, достигает своей наивысшей степени в эмоции. П. Фресс (1975) писал, что эмоциогенная ситуация, как мини­мум, должна характеризоваться так: активизирующая чрез­мерно, т.к. обладает высокой интенсивностью при избыточной ( или сильной ) мотивации субъекта по сравнению с его реаль­ными или ординарными возможностями.

Понятно, что исследователи многие десятилетия спорили: является ли эмоция нарушением поведения или, напротив, это организующая реакция. Так, Ч. Дарвин, W. D. Cannon (1927), R. W. Leeper (1948) считали, что эмоция является полез­ной и что она представляет собой адаптивный процесс, благо­даря осуществляемой ею энергетической мобилизации в ответ на требования среды. И это несмотря на массу фактов дезорга­низующего, диссоциирующего, патогенного воздействия! Энергетическая мобилизация выражается дополнительно экс­прессивной функцией эмоций, важной для коммуникации.

Анализ функций эмоций различными исследователями по­казывает, что эмоции могут "работать довольно тонко: не толь­ко закреплять следы в опыте индивида ( П. К. Анохин, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, П. В. Симонов), но и предвосхи­щать и сигнализировать о возможном приятном или непри­ятном исходе с помощью актуализации следов (Запорожец, Неверович, 1974). Поскольку предвосхищение событий сущест­венно сокращает поиск правильного выхода из ситуации, наряду со следообразующей и предвосхищающей, выделяется эвристическая функция (Тихомиров, Виноградов, 10969).

Так как очевидно, что эмоциональная реакция может быть как адекватна ситуации, так и неадекватна (организующая -дезорганизующая; адаптивная - дезадаптивная), имеет смысл, по аналогии с разными уровнями организации (конструк­тивности) поведения, рассматривать также различные уровни дезорганизации его. При слабом уровне дезорганизации эмоция может выражаться в несвойственных для индивида и излишних вегетативных реакциях: общее напряжение, зат­рудненное пищеварение, возбужденность, увлажнение кожи и т.п. Эти органические проявления, если они не слишком сильны, могут сочетаться с высокой успешностью деятельнос­ти. При более значительном уровне дезорганизации происхо­дит нарушение психической активности: провалы памяти, неясность мысли, вербальные затруднения и т.п. Вегетативные проявления становятся еще более сильными: слезы, покраснения -побледнения, иногда даже обмороки. А. Валлон (1949) пи­сал, что в таких случаях "система жизненных отношений нару­шается и как бы заслоняется гипертоническими или гипото­ническими проявлениями нервной системы" (цит. по: Фресс, 1975. С.126).

Таким образом, в основе дезорганизующей роли эмоций, выделенной в теории Э. Клапареда и других, в частности современных, исследованиях, лежит несколько причин. Во-первых, эмоциональная регуляция, связанная с повышенной мобилизацией - более раннее приобретение биологических организмов в процессе эволюции их "единства со средой" в фило- и онтогенезе, возникшее до разума (Рибо, 1895, 1899; Валлон, 1967; Платонов, Шингаров, 1969; Обуховский, 1972 и др.). Во-вторых, слияние сигнальной и регулирующей, акти­визирующей функции эмоций выполняет адаптивную роль в крайних "аварийных" ситуациях срочного реагирования. Навязанное эмоцией реагирование, отработанное для типич­ных биологических условий, не всегда себя оправдывает в со­циальной среде, а наоборот, порождает проблему эмоцио­нальной устойчивости (Аболин, 1987; Дьяченко, Пономаренко, 1990) и профилактики эмоциональных состояний (Леонова, Кузнецова, 1993). И, наконец, как нам видится, третья причи­на: эмоции как процесс развиваются по своим собственным внутренним законам (биологическим, физиологическим, психо­логическим) и имеют свои собственные механизмы влияния сознание и поведение человека. И на сегодняшний день не потеряло актуальности высказывание п. Фресса: "С давних пор человек проявлял больше интереса к контролю над своими страстями, чем к познанию эмоций" (1975. С.112). Однако, как показал анализ, и то, и другое имеет отношение к сохра­нению функционального единства человека и среды, к пробле­ме единства интеллекта и аффекта. Что же касается дезор­ганизации, то бывает "горе и от ума".