- •Проблема юридически значимых эмоциональных состояний.
- •Введение
- •Глава 1. Значение исследования эмоций для юридической теории и практики
- •1.1. Особенности предмета судебно-психологической экспертизы (спэ)
- •1.2. Особенности учета и интерпретации особых психических состояний в праве
- •Глава 2. Психология эмоциональных явлений
- •2.1. Выделение феномена эмоций
- •2.4. Классификация эмоций
- •Глава 3 проблема объективности исследования эмоциональных явлений
- •3 1. Разработка объяснительных принципов и подходов
- •3.2. Методы эмпирического и экспериментального исследования эмоций
- •Глава 4. Юридически значимые эмоциональные состояния
- •4 .1. Выделение юридически значимых эмоциональных состояний
- •4.2. Стрессовые состояния
- •4.3. Кризисные состояния
- •4.4. Конфликтные состояния
- •4.5. Фрустрационные состояния
- •4.6. Состояния страсти
- •Оглавление
1.2. Особенности учета и интерпретации особых психических состояний в праве
Поскольку психика человека, включенного в правовые отношения, принципиально в функционировании отличается лишь опосредствованием правовыми нормами, все компоненты психики, существенно влияющие на оценку ситуации, организацию поведения и деятельности, на проявление субъектное™, являются юридически значимыми. Эти рассуждения касаются как психики преступника (обвиняемого), так и жертвы преступления. Мотивы и цели являются обязательными элементами психологии деятельности человека (С. Л. Рубинштейн, Н. А. Леонтьев). Мотивы и цели составляют базу, на которой "рождается" вина.
Закон требует также так или иначе учитывать состояние психики обвиняемых в момент преступных действий (например, ст. 104, 110 УК РСФСР; ст. 107, 113 УК РФ) или состояние потерпевшего (ст. 117 УК РСФСР; ст. 110, 111, 131, 132 УК РФ). "Мотив, цели и эмоции являются психологически обязательными компонентами содержания вины. Без их установления трудно или даже невозможно определить формы вины - умысел и неосторожность. Без выяснения мотивов и целей невозможно определить причины и условия, породившие преступное поведение, степень вины, а следовательно, и индивидуализировать ответственность и наказание" (Кригер, 1988. С. 127).
Учет эмоций, эмоциональных состояний в законодательстве имеет давние традиции. Так, ст. 1455 ч. 2 Уложения о наказаниях 1845-1855 гг. предусматривала пониженную ответственность за убийство в запальчивости и раздражении. В Русской правде этому термину предшествовал термин "обида". По ст. 18 Русской правды за совершение преступления "в обиде" виновный нес пониженное наказание. А уголовное Уложение 1903 г. (в ст. 458 ч. 2) предусматривало сниженную ответственность за убийство, задуманное и выполненное под влиянием сильного душевного волнения, вызванного противозаконным насилием над личностью или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего. С тех пор термин "сильное душевное волнение" упрочился в теории уголовного права. Незначительно изменились и сами уголовно-правовые нормы, формулирующие ответственность по данной категории преступлений.
Итак, с точки зрения психологии, сильное душевное волнение характеризует сильное влияние отрицательных эмоций на сознание или поведение преступника. Для правовой оценки сильного душевного волнения как обстоятельства, смягчающего ответственность (п.5 ст.38 УК РСФСР), наиболее важны следующие особенности: моральная оправданность или извинительность эмоционального состояния тем, что оно вызвано потерпевшим, его неправомерными действиями, отсутствием злонамеренности и низменности побуждений обвиняемого. В качестве обстоятельства, смягчающего наказание, в УК РФ (1996) это состояние не предусмотрено, хотя причины, его вызывающие, указываются: "совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств... или совершение преступления в результате... психического принуждения... либо в связи с противоправностью или аморальностью поведения потерпевшего..." (п. д", е", з"ст.61).
В праве существует еще одна категория, характеризующая особый вид сильного душевного волнения: оно может быть и внезапно возникшим (ст. 104 и 110 УК РСФСР). В УК РФ (1996) эта категория сохранилась в ст. 107, 113, однако в названиях этих статей используется понятие "состояние аффекта".
Эмоции имеют отношение ко многим видам преступлений: хулиганским, из мести, ревности. А. А. Герцензон в конце 70-х годов писал: "Каждое третье особенно тяжкое преступление против личности совершается из-за неприязни, ревности и мести" (1965. С. 159).
Понятно, что не все эмоциональные состояния относятся к юридически значимым. Так, месть, по С. Л. Рубинштейну, "формируется по мере того, как человек учитывает, оценивает, взвешивает обстоятельства, в которых он находится, и осознает цель, которая перед ним встает" (Рубинштейн, 1946. С 564). Таким образом, это состояние не влияет на проявление трех юридически значимых субъектных способностей. Кроме того, согласно законодательству, месть - низменное побуждение, действие в ответ на причиненное зло, возмездие за что-нибудь.
"Особое эмоциональное состояние" фигурирует в Комментариях к ряду статей УК РСФСР: 105, 107, 117. Так, из Комментария (1994) к ст. 105 УК РСФСР следует: "В том случае, когда лицо осуществляет защиту от нападения, осознавая, что посягательство окончилось, но находясь под его впечатлением, ответными действиями в этот момент причиняет нападающему смерть, его действия следует квалифицировать по ст. 105 УК РСФСР... В случаях душевного волнения, вызванного нападением, его внезапностью, обороняющийся не всегда в состоянии точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства..." В Комментариях к ст. 107 УК РСФСР также просматривается возможная связь "вынужденности решения" о самоубийстве с особым эмоциональным состоянием потерпевшего: "доведение до самоубийства... деяние не может быть выполнено без участия самого потерпевшего, которое состоит в осуществлении вынужденного решения о самоубийстве или покушении на него".
Что касается оценки состояния потерпевшего (ст. 117 УК РСФСР), то в Комментарии к УК РСФСР (1994) нет прямого указания на его эмоциональное состояние, однако, судя по формулировке в п. 10, оно может предполагаться: "Изнасилование, совершенное с использованием беспомощного состояния потерпевшей (ч. 2), предполагает, что она в силу своего физического или психического состояния (малолетний возраст, физические недостатки, расстройство душевной деятельности, иное болезненное либо бессознательное состояние и т.п.) не могла понимать характера и значений совершаемых с нею действий или не могла оказать сопротивления виновному (по ст.5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1992г)».
Оценка эмоционального состояния как сильного или внезапно возникшего сильного душевного волнения - прерогатива следствия и суда. Установление, идентификация эмоционального состояния с физиологическим аффектом или иным известным психологии эмоциональным состоянием и оценка степени его влияния на сознание и/или конечные формы поведения требует использования специальных психологических познаний.
Понятия сильного и внезапно возникшего сильного душевного волнения обладают разной психологической соотносимостью. А. Р. Ратинов, М. М. Коченов, О. Д. Ситковская, И. А. Кудрявцев и другие справедливо указывали, что юридическому понятию внезапно возникшего сильного душевного волнения наиболее соответствует по психологическому содержанию понятие физиологического аффекта. Это связано с тем, что одним из основных психологических признаков последнего как раз является субъективная внезапность аффективного взрыва. "Однако психологическими доказательствами внезапно возникшего и тем более сильного душевного волнения могут также служить и состояния, не укладывающиеся в строгие рамки понятия аффекта" (Коченов, 1991. С. 38). С понятием сильного душевного волнения будут соотноситься "эмоциональные состояния, которые, хотя и лишены взрывного характера аффектов, также ограничивают свободу воли на высоте своего развития" (Кудрявцев, 1988. С.71).
Итак, понятие "сильное душевное волнение" включает в себя как общее частное состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения. Следует отметить соотносимость, но не идентичность внезапно возникшего сильного душевного волнения с физиологическим аффектом, поскольку сильное и внезапно возникшее сильное душевное волнение -категории права, а физиологический аффект или психическая напряженность - категории психологии. Проявляется это отличие разным содержанием, что чрезвычайно значимо для существования научных категорий, понятий, составляющих важную часть теории любой науки. От разработанности категориального аппарата зависят возможности научной теории как описывать, так и объяснять изучаемую действительность (Ярошевский, 1974). Так, при установлении особого эмоционального состояния для психолога не являются значимыми важные юридические признаки, например, тот факт, что оно вызвано неправомерными действиями потерпевшего, или тем, что отсутствует злонамеренность и низменность побуждений обвиняемого.
Однако путаница понятий происходит. Вот пример из уголовного дела № 916025/35 из текста ходатайства адвоката: "По заключению судебно-психологической экспертизы Л. находился при этом в состоянии физиологического аффекта и состоянии сильного душевного волнения, вызванного посягательствами на его жизнь" (Т. 4, л.д. 40). Здесь имеет место грубое, неточное цитирование текста заключения СПЭ. Пример еще одного фрагмента из выводов адвоката: "Л. в исследуемой ситуации находился в состоянии физиологического аффекта и состоянии сильного душевного волнения" (Там же, л.д. 40).
Почему практикующий юрист не ограничивается использованием категорий своей науки? Возможно, к отождествлению его приводят формулировки в Комментарии (1980) к ст. 104 УК РСФСР: "Внезапно возникшее сильное душевное волнение - физиологический аффект..." или "Убийство, предусмотренное ст. 104, совершается виновным в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения ( физиологического аффекта )..." ( Комментарий, 1994. С.202), которые являются руководством к действию юристов-практиков. Однако такая проблема существует и в теории уголовного права.
"В теории советского уголовного права и судебной практике нет единства в понимании физиологического аффекта. В литературе наряду с термином "аффект" употребляется название "сильное душевное волнение", причем последнее имеет наибольшее распространение" (Сидоров, 1978. С. 41). На основе этих суждений исследователь приходит к следующему умозаключению: "В свете современных психологических взглядов на аффект, как на особое эмоциональное состояние человека, было бы целесообразно внести этот термин в соответствующие нормы уголовного закона" (Там же. С.41). О введении этого термина пишет и А. Б. Мельниченко (1989. С.48). В Уголовный кодекс Российской Федерации (1996) термин был введен.
Нам видятся три причины, лежащие в основании строгого разведения этих понятий: "физиологический аффект" (ФА) и "сильное душевное волнение" (СДВ).
1. ФА - категория психологической науки, СДВ - категория права, и наполнены они разным содержанием, имея, несомненно; и общие моменты.
2. ФА диагностируется экспертом-психологом, правовая оценка его как СДВ - прерогатива следствия и суда. Установленный СПЭ ФА может, таким образом, и не быть юридически оценен как внезапно возникшее сильное душевное волнение. Установление наличия ФА для последующей квалификации преступления по ст. 104 УК РСФСР - обязательно.
3. ФА - не единственное особое эмоциональное состояние, таким образом, СДВ не ограничивается ФА. Он соотносится с категорией внезапно возникшего СДВ и входит во множество 'особых эмоциональных состояний, соотносимых с категорией СДВ.
Таким образом, отказ от понятия "сильное душевное волнение", введение понятия "аффект" в УК РФ (1996) не вносит ясности в обсуждаемую проблему. Как показывает наш дальнейший анализ, неопределенность понятий выражает нерешенную проблему психологических оснований смягчения ответственности и снижения наказания как результата констатации особого психологического состояния как сильного или внезапно возникшего сильного душевного волнения. Хотя понятно, что очень важно, чтобы в юридических категориях адекватно выражался содержательный опыт психологической реальности, которая за ними скрыта.
Если иметь в виду преступное поведение, то признаки объективной и субъективной сторон преступления, обусловленного сильным душевным волнением, снижают степень его общественной опасности. В Комментарии к ст. 104 УК РСФСР сформулировано таким образом: "Внезапно возникшее сильное душевное волнение - физиологический аффект... представляющий кратковременную интенсивную эмоцию... занимает господствующее положение в сознании при сохранении способности к самообладанию и возможности действовать в связи с поводом, вызвавшим аффективную реакцию" (1980. С. 229-230). А также: "сильное душевное волнение -такое состояние психики человека, при котором он хотя и отдает отчет в своих поступках и может регулировать их, однако эта способность в определенной мере ослаблена, ограничена, человек действует, находясь, например, в ярости, отчаянии, ужасе, как правило, необдуманно, в запальчивости... Если убийство, хотя и в состоянии сильного душевного волнения... происходит спустя более или менее значительное (продолжительное) время после... противозаконных действий потерпевшего, оно не может квалифицироваться по ст. 104, поскольку у виновного имелась реальная возможность трезво и всесторонне взвесить все последствия своего поведения (Бюллетень Верховного суда РСФСР, 1969 г. № 2. С.6)" (1994. С.202-203).
Проводя анализ возможности правоведов интерпретировать сознание человека и его поведение, обусловленное сильным душевным волнением, мы видим практически один и тот же используемый набор признаков. Однако разные исследователи, во-первых, выделяют разные признаки в качестве главных и, во-вторых, по-разному, порой противоположно, интерпретируют проявления сознания и поведения человека. Итак, соотнося объективную сторону преступления с интерпретируемой субъективной, получаем пеструю картину мнений юристов-исследователей даже по наиболее изученному преступлению, совершенному в состоянии физиологического аффекта.
Так, например, фактор внезапности приводит к тому, считает В. И. Ткаченко, что "умысел в этом случае возникает внезапно, когда человек в значительной степени теряет контроль над своими поступками, не может регулировать их интенсивность" (Ткаченко, 1964. С. 49). Ю. А. Красиков также выделяет контроль в качестве значимого компонента, но это, по его мнению, на сознании и поведении человека существенно не отражается. Он пишет: "Сильное душевное волнение влияет на контроль действий. Однако в этом состоянии человек не теряет возможности осознавать свои действия, отдавать отчет в них и руководить ими" (Красиков, 1988. С. 248). Из исследования Б. В. Сидорова, несмотря на противоречивость формулировок, можно понять, что аффектные действия он относит к высшей социальной психологической активности - волевой: "Состояние физиологического аффекта сохраняет способность осознания, оценки значения собственного поведения и руководства им в границах нормального течения эмоциональных процессов здорового человека. Проявляясь внешне как импульсивные, автоматизированные движения, аффективные действия сохраняют свою сознательно-волевую основу и с полным основанием могут быть отнесены к разряду волевых поведенческих актов" (Сидоров, 1978. С. 29). М. И. Дубинина писала о том, что преступлению, совершаемому в аффекте, присуще "...планирование, которое включает в себя выбор средств и путей, ведущих к достижению цели" (Дубинина, 1971. С.5).
В более современных исследованиях, например, С. В. Бородина, дается критика оценки аффективного действия как волевого и запланированного. Ведь если согласиться с критикуемым мнением, то придется поставить вопрос: в чем будут состоять обстоятельства, смягчающие ответственность, или "особенность" вины.
Чтобы избежать рассмотренного выше существенного расхождения правоведов в понимании психологии эмоционально заряженного поведения и не допустить ошибочного отождествления воли с любой активностью или с динамикой действия, необходимо знание внутренних механизмов волевого и эмоционального действия. С. Л. Рубинштейн писал, что "истоки у воли и эмоции (аффекта, страсти) общие потребностях; поскольку мы осознаем предмет, от которого зависит удовлетворение нашей потребности, у нас появляется направленное на него желание, постольку мы испытываем самую эту зависимость в удовлетворении или неудовлетворении, которое предмет нам причиняет, у нас формируется по отношению к нему то или иное чувство. Одно явно неотрывно от другого" (Рубинштейн, 1946. С.459-460).
Вот почему такие компоненты объективной стороны преступления в состоянии сильного душевного волнения, как насилие, тяжкое оскорбление или иные противозаконные действия, направленные против личности, входя в противоречие с потребностями человека, с большой вероятностью вызывают динамичное эмоциональное реагирование, которое по внешним проявлениям может иметь сходство с волевым напором и решительностью.
Практическое единогласие (с ориентировкой на судебную психиатрию, имеющую более длительную и прочную связь с правом) проявляется юристами в признании вменяемости субъекта в состояниях сильного и внезапно возникшего сильного душевного волнения. В аффективном состоянии у обвиняемых"... сохраняется в той или иной мере способность самообладания, возможность действовать в известном соответствии с поводом, вызвавшим аффективную реакцию... Учитывая это особое состояние сознания, закон рассматривает совершение преступления в состоянии сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, как обстоятельство, смягчающее ответственность..." (Бородин, 1994. С. 112).
Как показывает наш анализ, в праве нет исчерпывающего представления о мере полноты проявления способности отдавать отчет своим действиям и способности руководить собой. Психологической науке также не известно, как расшифровать формулировки типа "снижены способности в значительной мере" или " в той или иной степени", "проявляются не в полной мере", "эмоциональное состояние оказало существенное влияние" и т.п.
Очень важной юридической характеристикой преступления, совершенного в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, является не только внезапность возникновения, но и "немедленное приведение в исполнение умысла на преступные действия" (Калашник, 1961. С. 165). Это дает основание интерпретировать такие действия с точки зрения их психологии как импульсивные.
А. ф. Зелинский (1986) и другие исследователи связывают аффективное поведение с импульсивным. Такая характеристика затрагивает, по мнению исследователей, в первую очередь следующие компоненты: планирование, свободу выбора.
"Термином "импульсивность", - писал В. Д. Небылицин, -обозначается быстрота, с которой эмоция становится побудительной силой поступков и действий без их предварительного обдумывания и сознательного решения выполнить их" (Небылицин, 1976. С.179). "Как известно аффект затрудняет регулирующую деятельность сознания, стесняет и свободу выбора поведения" (Сидоров, 1978. С. 36).
Итак, еще один важный компонент аффективного сознания - отсутствие свободы выбора, полной свободы воли. "Человек только в том случае несет полную ответственность за свои поступки, если он совершил их, обладая полной свободой воли" (Маркс, Энгельс, 1961. С. 82). Ориентируясь на характеристику импульсивности аффективного действия, К. Ланге писал: "Гнев не ждет, не следит - он ищет выхода во вне, требует немедленных и непрерывных действий" (Ланге, 1896. С.20).
Правоведами отмечается связь эмоционального состояния с мотивом преступления. Так, Б. В. Харазишвили писал, что "сильное душевное волнение является самостоятельным мотивом преступления" (Харазишвили, 1963. С. 19). Другие, например А. В. Наумов (1988), высказывали иную точку зрения: сильное душевное волнение - состояние, которое оказывается Почвой для формирования тех или иных мотивов, побуждающих к определенному поведению.
Поскольку от точного установления мотива зависит правильное решение о квалификации преступления или его правовая оценка, знание психологии деятельности, влияния эмоционального состояния на мотивацию необходимо праву. Что касается двух противоположных мнений, следует сказать, что характер возникновения мотива (внезапно или нет) и его содержание или наполнение должны устанавливаться особо в каждой конкретной ситуации. Нельзя ориентироваться даже на знание о большинстве случаев. Так, исследователи пишут: изучение практики показывает, что "убийство, предусмотренное ст. 104 УК РСФСР, в большинстве случаев совершается по мотиву мести" (Шавгулидзе, 1973. С.74) или "...ревности") Бородин, 1994. С. 114). Им противоречит Б. В. Сидоров: "Не месть.., а обида" (Сидоров, 1978. С.71), переживаемое оскорбление.
Несомненно, оценка личности, ее индивидуально-психологических особенностей учитывается юристами как существенный компонент субъективной стороны преступления, По поводу эмоциональных или иных психологических качеств лиц, осужденных по ст. 104 УК РСФСР, С. В. Бородин (1994) и Б. В. Сидоров (1978) высказывают идентичное мнение. Правда, С. В. Бородин связывает раздражительность, агрессивность, жестокость таких людей с психологическими аномалиями в 68% случаев. Позиция Б. В. Сидорова иная, он считает, что неправомерные действия потерпевшего, ситуация в целом вызывают или выступают катализатором, обнажающим в личности виновного качества, привычки, склонности, заторможенные сознанием, глубоко запрятанные. Эмоциональное возмущение нравственного сознания, сужение его и высвобождает такие формы реагирования либо еще более древние -биологические.
Следует отметить, что, хотя ориентировка Б. В. Сидорова на сужение сознания правомерна, с точки зрения психологии поведения, как, впрочем, и, видимо, его правовой оценки, высвобождение безнравственных или примитивно-биологических форм поведения - абсолютно разные характеристики. Первые могут иметь отношение и к так называемым социально приобретенным привычным действиям, о которых М. И. Еникеев писал : "Стереотипные антиобщественные действия -это социально опасные полуавтоматические действия без осознания их антисоциального значения. Это действия импульсивные, основанные на укоренившейся готовности действовать определенным образом" (Еникеев, 1982. С. 82). Вторые -к биологическим формам поведения. Аффект - "грубая биологическая реакция", - писал В. К. Вилюнас ( 1984. С. 15). Таким образом, и регуляция поведения здесь подразумевает не социальный и не психологический, а биологический уровень, который не подлежит юридической оценке.
Проводимый нами анализ требует обращения к центральным категориям уголовного права, к которым относятся вина, ответственность, вменяемость; и соотношения психологического и правового подходов. Право в качестве инструмента социального управления имеет свои, только ему присущие особенности. Одной из них является формальная определенность права. Эта особенность юридического подхода прямо противоположна, на наш взгляд, подходу психологическому.
В праве практически закреплено формальное равенство людей при фактическом их неравенстве. "Конечно, индивидуальные особенности человека не игнорируются. Они учитываются при решении вопроса о субъекте уголовной ответственности (в рамках вменяемости - невменяемости или возраста), при определении характера и степени общественной опасности личности преступника, дифференциации ответственности в зависимости от предметного содержания вины (квалификация преступления), индивидуализации уголовной ответственности субъекта с индивидуально-личностными особенностями в соответствии со степенью его вины. Иное решение вопроса противоречит самой сути права и его основополагающим принципам" (Михеев, 1989. С.17).
Избегая двух возможных и нежелательных крайностей: недооценки или переоценки субъективных или объективных элементов ответственности, рассмотрим категории: субъект преступления, субъективная сторона состава преступления, поскольку эти понятия основываются на психологических характеристиках (возможностях) человека.
В праве значимыми характеристиками субъекта преступления являются достижение лицом установленного законом возраста и вменяемость. Обе эти категории связаны с понятием способностей человека. Нормы уголовного права, определяющие основания и пределы уголовной ответственности, связаны со способностью человека понимать (сознавать) действительность, отдавать отчет своим действиям и руководить собой. Эта способность (хотя здесь их не одна, а три) формально связывается с возрастом уголовной ответственности и вменяемостью, в первом случае - в связи с возрастным недоразвитием, во втором - в связи с болезненными разрушениями или нарушениями интеллекта и/или воли. В обоих случаях уровень развития человека выступает объективной причиной невозможности проявления его интеллекта и/или воли, адекватно конкретной (исследуемой) ситуации. Необходимо подчеркнуть, что вменяемость - это не психологическая норма, а невменяемость - не психическая патология, поскольку категории эти не психологические и не медицинские. Мы солидарны с Р. И. Михеевым, который пишет:
"Вменяемость - социально-правовое понятие, характеризующее способность лица быть виновным, юридически признаваться преступником и нести уголовную ответственность" (Михеев, 1989. С.69). Такой же формальный подход в праве и к категории возраста.
Если же говорить о субъективной стороне состава преступления, она традиционно (мнение, вошедшее в учебник) слагается "из психологических процессов, направляющих и корректирующих поведение лица, определяющих степень осознанности преступником своего поведения, характер предвидения вредных последствий, мотивацию поведения, что в целом образует вину преступника в форме умысла или неосторожности" (Наумов, 1988.С.70).
Можно продолжать рассмотрение психологических особенностей или оценивать их, конкретизируя формы вины, но так или иначе мы снова приходим к возможности человека проявить три обозначенные способности. Чтобы оценить научную объективность мнения Б. В. Сидорова, цитируемого ниже, необходимо теоретически объяснить и эмпирически показать (в каждом конкретном случае) влияние эмоционального состояния на сознание и конечные формы поведения. "Преступления, предусмотренные ст. 104, 110 УК РСФСР, могут совершаться, во-первых, только умышленно, преимущественно с прямым, неопределенным и неконкретизированным умыслом; во-вторых, только с внезапным умыслом, возникающим неожиданно в данной конкретной ситуации вслед за неправомерными действиями потерпевшего; в-третьих, не только с внезапным, но, прежде всего, с аффектированным умыслом, т.е. таким, который возник и был реализован в состоянии аффекта и носил на себе отпечаток этого состояния" (Сидоров, 1978. С.80).
Попытаемся провести аналогию. Лицо, признанное невменяемым, не может нести уголовную ответственность, т.к. в связи с болезненным расстройством психики у него возникли нарушения интеллекта и/или воли. В этих случаях заболевание выступает объективной причиной невозможности проявления способностей человека, адекватных ситуации. Можно представить объективную причину подобной невозможности (неспособности или способности не в полной мере) для здорового, нормального человека, исходящую из сложности, неординарности, экстремальности ситуации. Установленного законом признака (критерия) возраста недостаточно, если речь идет о взрослом человеке, в силу сложности ситуации не способном, например, отдавать отчет своим действиям, контролировать или прогнозировать их результат. Во втором случае формально та же расстановка сил: способности (возможности) человека не соответствуют сложности (требованиям) ситуации или не могут проявиться в связи с функционированием психики в режиме особого эмоционального состояния.
Перечень этих эмоциональных состояний, нуждается в исследовании и определении. Такие эмоциональные состояния предлагается называть юридически значимыми. Они проявляются в юридически значимых ситуациях и оказывают существенное влияние на сознание и поведение человека. Нам представляется перечень этих состояний таким:
- "психические состояния (типа аффекта, психической напряженности) в момент совершения противоправных действий, снижающие способность сознавать значение своих действий и руководить ими;
- психические состояния, предрасполагающие к самоубийству в период, предшествовавший смерти;
- психические состояния, затрудняющие выполнение профессиональных функций при управлении сложными техническими устройствами" (Коченов, 1991. С. 16-17),
- эмоциональные состояния, снижающие способность потерпевших по делам об изнасиловании понимать характер и значение совершаемых с ними действий и оказывать сопротивление;
- эмоциональные состояния, обусловливающие превышение пределов необходимой обороны и т.д.
В последнее время в заключениях психологов-экспертов появились формулировки, требующие юридической интерпретации и квалификации. Например: "новые оскорбления ... привели к возникновению эмоциональной реакции, которая не носила характера физиологического аффекта, но оказала существенное влияние на поведение подэкспертного. Как физиологический аффект указанную эмоциональную реакцию не позволяет диагностировать отсроченность реагирования... вместе с тем, о наличии существенного влияния эмоционального состояния подэкспертного на его сознание и поведение свидетельствуют недостаточность прогноза и оценки последствий своих действий, их сниженный контроль, амнезия ряда элементов исследуемой ситуации как во время, так и после правонарушения".
Следствие и суд смогут дать адекватную юридическую оценку состоянию, описанному в заключении, если будут вооружены не только юридическими, но и психологическими критериями юридически значимых эмоциональных состояний.
Таким образом, чтобы ответить на вопрос о влиянии особого эмоционального состояния на проявление субъектности личности, необходимо не только определить перечень таких эмоциональных состояний, но и рассмотреть их влияние на способности лица (участника криминального события: преступника или жертвы преступления) адекватно отражать действительность, осознавать значение своих действии и регулировать их.
