
- •Людмила Карловна Граудина Галина Ивановна Кочеткова Русское слово в лирике XIX века (1840‑1900): учебное пособие
- •Аннотация
- •Людмила Карловна Граудина, Галина Ивановна Кочеткова Русское слово в лирике XIX века (1840–1900): учебное пособие Введение
- •Поэтический Олимп России в послепушкинское время
- •Часть I Поэтизация христианских идей, тем родины, природы и любви
- •Христианство и поэтическое творчество
- •О поэтике русской стихотворной «молитвы»
- •Поэты о судьбе страны и народа: родина – природа – история
- •Стилистика темы эроса в поэзии: душа и чувство
- •Любовная лирика с названным адресатом
- •Любовная лирика с неназванным адресатом. Ее особенности в поэзии романтического и демократического направления
- •Средства, способы и приемы словесно‑художественного творчества
- •Компаративные тропы
- •Тропы по смежности
- •Тропы по противоположности
- •Стилистические фигуры
- •Конец ознакомительного фрагмента.
Стилистика темы эроса в поэзии: душа и чувство
Любовь всегда была и есть главная тема искусства. И это вполне понятно. Здесь сходятся все нити человеческой жизни, все эмоции; через любовь человек соприкасается с будущим, с вечностью…со всем прошлым человечества.
Петр Успенский
В области искусства, и особенно в поэзии, любовь – «подлинная царица», как писала в статье «О любви» поэтесса Зинаида Гиппиус. Для русской поэзии Золотого века тема любви была стержневой, ведущей; она «засверкала всеми гранями»3: не было ни одного поэта, какой бы эстетической или философской ориентации он не придерживался, миновавшего этой темы4. Поэтические образы любви – той любви, которая представлялась поэтам во всем ее таинстве и красоте, – были на редкость многоразличны и многоцветны. Но важно отметить, что сами философские суждения о любви, парадоксы любви и ее толкования поэтами воплощались обычно в рамках сложившихся традиционных жанров словесного творчества. Ими создавался параллельный мир ценностей искусства, который в музыкальном и живописном выражении продолжает жить еще и сегодня, окружая нас до сих пор – в форме ли звучащих песен и романсов, в многообразии концертных исполнений, в красочных полотнах художников или в иллюстрациях книг и даже просто в переиздаваемых томиках стихотворных произведений поэтов. Представление о том, что любовь – высшая христианская ценность, что «Бог есть любовь», пронизывало в России не только философские и проповеднические трактаты, но и поэтическую словесность всего XIX в. В своей лекции «Россия в русской поэзии» И.А. Ильин отмечал: «Русская поэзия не построена искусственно… Она есть порождение и излияние русского сердца – во всей его созерцательности, страстности, искренности; во всем его свободолюбии и дерзновенности; во всем его Богоискательстве; во всей его непосредственности и глубине…»1.
В любовной лирике XIX в. вообще не найдешь ни у одного поэта пошлой или циничной интерпретации этой темы. Даже когда поэт разочарован, охвачен тоской и пишет о трагедийных сторонах любви, его художественное творчество осознается им как некий «божественный глагол». Поэтом используются избранные, незаменимые, не обыденные и не затертые от повседневного употребления слова. По тем признакам, по которым содержание лирического произведения на тему любви в XIX в. «врастало» в его форму и выражалось в ней, можно выделить три группы стихотворных произведений:
1) любовная лирика с названным адресатом;
2) любовная лирика с неназванным адресатом; это, по преимуществу, лирика в поэзии романтического и демократического направления;
3) любовная лирика песенного и романсного типа.
Любовная лирика с названным адресатом
К этой группе отнесены все те стихотворения, которые поэт предназначал какому‑то конкретному лицу, иногда называя имя или даже имя с фамилией, иногда называя только инициалы (типа «К И.», «Послание И… П…») или символически обозначая его: «К N…», «К N.N.» «К ***». В случае когда поэт прибегал к символике, он не хотел по каким‑то причинам публично называть имя избранницы. Бесспорно, однако, что героиня, которой предназначалось стихотворение, не просто догадывалась о его существовании, но, как правило, знала о нем.
Отличительная черта лирики с названным или только обозначенным символами адресатом заключалась в том, что в качестве лирических героев в этих стихотворениях выступали конкретные лица – та, которой предназначалось стихотворение, и сам поэт. Вся предметно‑содержательная часть стихотворения (диктум) создавалась поэтом на основе пережитых ими событий и чувств, о которых знали он и она. Таково, например, послание А.А. Фета «А.Л. Бржеской»:
Далекий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык.
…………………
Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес,
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье, –
Прочь этот сон, – в нем слишком много слез!
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
1879
Грустный фон стихотворения и «болезненный крик» души – это отклик на смерть А.Ф. Бржеского в 1868 г., связанного с героиней стихотворения родственными узами. С центральным образом у поэта ассоциируются лишь самые высокие чувства. В первой публикации стихотворения полное имя своей героини поэт не назвал. Оно было впервые опубликовано в журнале «Огонек» в 1879 г. (№ 8) под заглавием «А.Л. Б‑ой». Критик Н.Н. Страхов в том же 1879 г. писал Фету: «Ваше последнее стихотворение – какая прелесть!
Кто скажет нам?…
…………………
И в ночь идет, и плачет, уходя…
Как это тепло и трогательно. Один знакомый нашел только, что огонь не может плакать. Тонкое замечание». Фет ответил в своем письме на эти слова так: «Не говорят ли: солнце на закате плачет. А что оно, как не огонь?» Поэтические образы этого стихотворения покорили и Л.Н. Толстого. В том же 1879 г. он писал поэту: «Я все хвораю, дорогой Афанасий Афанасьевич, и от этого не отвечал вам тотчас же на ваше письмо с превосходным стихотворением. Это вполне прекрасно. Коли оно когда‑нибудь разобьется и засыплется развалинами, и найдут только отломанный кусочек: в нем слишком много слез, то и этот кусочек поставят в музей и по нем будут учиться».
Чувства обуревали поэта, и он посвятил А.Л. Брежской еще два стихотворения под одним и тем же заголовком «Ей же». В одном из них он писал:
Опять весна! опять дрожат листы
С концов берез и на макушке ивы.
Опять весна! опять твои черты.
Опять мои воспоминанья живы.
Использованный поэтом стилистический прием повтора («опять весна»… «опять», «опять», «опять») выполняет в строфе эмоционально‑усилительную функцию и создает приподнятое, «весеннее» и жизнеутверждающее настроение. Философ П.Д. Успенский (1878–1947) в работе «Искусство и любовь» высказал убеждение в том, что «только искусство может говорить о любви»1. Дальше развивая эту мысль, он подчеркивал: «Влияние женщины на душу мужчины похоже на влияние природы на человека. Тут действует соприкосновение с той же самой тайной… Человек высшего развития должен очень много понимать через любовь… Любовь для него всегда будет чудом, и в ней никогда для него не будет ничего простого… Он никогда не будет умалять значения любви, никогда не будет говорить о ней простыми словами».
Это состояние души поэта перед ликом Любви лучше других выразил Ф.И. Тютчев в своем стихотворном посвящении «Е.Н. Анненковой» (в замужестве кн. Голициной):
И в нашей жизни повседневной
Бывают радужные сны.
В край незнакомый, в мир волшебный,
И чуждый нам и задушевный,
Мы ими вдруг увлечены.
…………….
Романтическая нота таинственности и некоторой недосказанности нередко присутствует в лирических стихотворениях с адресатом, скрытым за обозначениями «К N…», «К N.N.», «К ***» или под.
Трудно не упомянуть об одном великосветском стихотворении, написанном А.Н. Апухтиным – «В альбом Е.Е.А.», которое также предназначено не названной полным именем, но покорившей сердце поэта красавице:
Вчера на чудном, светлом бале,
От вальса быстрого устав,
Вы, невзначай и задрожав,
Свою перчатку разорвали.
И я подумал: «О, мой бог!..
(А на душе так было сладко)
Я был бы счастлив, если б мог
Быть той разорванной перчаткой!»
Стилистика этих строк особая. Стихи звучат в разговорной и шутливой тональности. Поэт написал так, чтобы вызвать улыбку шутливой деталью – стать «разорванной перчаткой» очаровательной напарницы по танцу… При всех различиях в стилистике приведенных посланий обращает на себя внимание общая манера построения текста. В них используется, во‑первых, прямое обращение к адресату; во‑вторых, поэтические образы создаются по немногим внешним и скупым чертам, носящим автобиографический характер.
Комментаторам и литературоведам не всегда удается установить, к кому были обращены стихотворные строки. К такого рода загадочным посвящениям относится, например, изящное и краткое стихотворение Ф.И. Тютчева:
К***
Уста с улыбкою приветной,
Румянец девственных ланит
И взор твой светлый, искрометный –
Все к наслаждению манит…
Ах! Этот взор, пылая страстью,
Любовь на легких крыльях шлет
И некою волшебной властью
Сердца в чудесный плен влечет.
Интересно, что в прижизненные издания произведений поэта это стихотворение не включалось.
Из нескольких лирических стихотворений Ф.И. Тютчева с не названным, но обозначенным адресатом, одно прославилось, став великолепным романсом:
К.Б.
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое –
И сердцу стало так тепло…
По свидетельству Я.П. Полонского, инициалы в заглавии стихотворения обозначают сокращение переставленных слов «Баронессе Крюденер».
Всегда волнующая концовка романса напоминает о том «золотом времени» молодости, когда впервые встретились юная Амалия Максимилиановна Крюденер (урожденная гр. фон Лархенфельд) и поэт:
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, –
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
В заключительных строках использованы два выразительных стилистических приема: антитеза «воспоминанье – жизнь» и восходящая градация с повтором – «И то же в вас очарованье / И та ж в душе моей любовь!..»
Это стихотворение написано поэтом в 1870 г., а другое стихотворение, упомянутое в начале романса («Я помню время золотое…»), написано поэтом, как считают специалисты, не ранее 1834 г. В эти годы поэт находился в Баварии и был увлечен Амалией Крюденер; тогда он создал стихотворение, о котором Н.А. Некрасов написал, что оно «принадлежит к лучшим произведениям» Тютчева, «да и вообще всей русской поэзии».
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
…………………
Ты беззаботно вдаль глядела…
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.
В стихотворении, в отличие от того, которое Ф.И. Тютчев написал в 1870 г., нет действия, нет намека на отношение поэта к героине. Выражено лишь одухотворенное чувство любви к жизни и осознание того, как стремительно уйдет этот миг счастливого и беззаботного состояния души. По жанру это стихотворение ближе к медитативной лирике.
Лирическое стихотворение с названным адресатом – это своеобразное зеркало прошедшего эпизода жизни поэта. В стихотворении, как правило, присутствуют два героя и отражается реальный характер произошедших событий, поэтическую оценку которых дает автор.