Тропы по противоположности

Третью группу тропов составляют переименования по контрасту. Поэтому их называют еще и контрастивными тропами. Слова и выражения (в случаях использования этого стилистического приема) употребляются в противоположном значении, обычно с целью насмешки, шутки, едкой критики или даже издевки, но иногда и с другой целью – усилить живописность высказывания. К этой группе тропов относятся ирония, сарказм, хариентизм. С особой оговоркой в эту группу могут быть зачислены оксюморон и катахреза.

Ирония, сарказм и хариентизм обычно используется в сатирических и комических жанрах стихотворной речи. Наиболее употребительна из этой группы тропов ирония (от греч. eironeja – притворство, насмешка) – в стилистике поэтической речи это тонкая насмешка, скрытая учтивой формой выражения. Правда, учтивость может быть проявлена и в большей, и в меньшей степени. «Ирония состоит иногда в одном слове, – писал М.В. Ломоносов, – когда малого человека Атлантом или гигантом, бессильного Сампсоном, скаредного Авессалоном или Иосифом называем…» Ирония особенно часто применяется в эпиграммах, пародиях, частушках.

Литературный критик Н.И. Надеждин сочинил известную эпиграмму, в которой ирония – основное средство создания образа пародируемого поэта:

О Гений гениев! Неслыханное чудо!

Стишки ты пишешь хоть куда;

Да только вот беда:

Ты чувствуешь очень худо!

Хвала тебе, Евгений наш, хвала!

Великий человек па малые дела.

«Не слушайте нашего смеха, слушайте ту боль, которая за ним», – писал А.А. Блок в статье «Ирония»¹. В этом отношении трудно не вспомнить выразительные строки В. Соловьева:

Из смеха звонкого и из глухих рыданий

Созвучие вселенной создано…

Неоднозначно высказывался об иронии Блок: «Самые живые, самые чуткие дети нашего века поражены болезнью, незнакомой телесным и духовным врачам. Эта болезнь – сродни душевным недугам и может быть названа «иронией». Ее проявления – приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольско‑издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством». И далее поэт привел слова Н.А. Добролюбова: «Во всем, что есть лучшего в нашей словесности, видим мы эту иронию, то наивно‑открытую, то лукаво‑спокойную, то сдержанножелчную»².

Одна из самых острых разновидностей иронии, содержащей едкую и язвительную насмешку, которая выражает крайнее недовольство, даже негодование, смешанное с желчью, с античных времен получила особое название – сарказм (от греч. sai’Kasmos – рвущий, растерзывающий мясо).

В традиционных поэтиках и риториках сарказм понимался как высшая степень иронии. В русской поэзии этот стилистический прием использовался достаточно широко. Сарказм нередко сопровождается откровенными и резкими прямыми негативными оценками. Таковы, например, саркастические тропы во многих эпиграммах П.А. Вяземского:

Вот враль! Подобного ему не знаю чуда!

Врет словом, врет пером; не объясните ль вы.

Откуда он берет всю эту дрянь? – Откуда?

Да все из головы.

Или:

Природы странною игрой

В нем двух начал раздор открытый;

Как может быть он человек пустой

И вместе с тем дурак набитый?

Резкая инвектива здесь скрашивается остроумной антитезой: человек пустой – дурак набитый. О Вяземском критики писали как о поэте, которому принадлежит заслуга «заострения» русской стихотворной эпиграммы. Роль таких тропов, как ирония и сарказм, в его эпиграммах, конечно, была велика.

Наконец, третий троп из этого ряда, обозначающий более смягченную забавную, по возможности, веселую шутку с оттенком иронии, но без критического налета, называется хариентизмом.

Такова, например, шутливая басня Козьмы Пруткова «Петух, молоко и читатель»:

Однажды нес пастух куда‑то молоко.

Но так ужасно далеко,

Что уж назад не возвращался.

Читатель! Он тебе не попадался?

Трудно удержаться, чтобы не привести еще одну задорную эпиграмму Козьмы Пруткова для иллюстрации хариентизма:

Мне в размышлении глубоком

Сказал однажды Лизимах¹:

«Что зрячий зрит здоровым оком,

Слепой не видит и в очках».

Без оттенка насмешливости, но с тем же значением контраста и элемента противоположности используются два других тропа: катахреза и оксюморон. Катахреза (греч. Katachresis – неправильное, противоречивое употребление слов). Этот троп обстоятельно определен в риторике И.С. Рижского: «Когда содержащиеся под обоими значениями вещи будут в одном чем‑нибудь между собой сходны, а в рассуждении других свойств нередко противны, по крайней мере разнообразны… В нем отважное сравнение противных, нежели сходных между собою вещей поражает внимание, и посему он употреблен более у стихотворцев»². Обычно в русских риториках приводили пример из риторики Ломоносова:

Там камни, как вода кипят,

Горящи там дожди шумят.

Поэты всегда любили этот троп и широко пользовались им; см., например, у К.К. Павловой:

Среди забот и в людной той пустыне,

Свои мечты докинув и меня.

Успел ли ты былое вспомнить ныне?

Заветного ты не забыл ли дня?

Этот эффектный стилистический прием в русской поэзии особенно часто применяли символисты в конце XIX – начале XX в., а затем и поэты других направлений. Так, у Андрея Белого в стихотворении «Время» (1907) употреблена символическая метафора – катахреза, которая поражает воображение, но с точки зрения здравого смысла выглядит несколько затуманенной и затемненной:

Так лет мимотекущих бремя

Несем безропотные мы,

Когда железным зубом время

Нам взрежет бархат вечной тьмы.

Особенно выразительную катахрезу – «беспламенный пожар\» создал В. Брюсов. В стихотворении «Фонарики» (1904) он писал:

Столетия – фонарики! о, сколько вас во тьме,

На прочной нити времени, протянутой в уме!

……………….

Век Данте – блеск таинственный, зловеще золотой…

Лазурное сияние, о Леонардо, – твой!..

Большая лампа Лютера – луч, устремленный вниз…

Две маленькие звездочки, век суетных маркиз…

Сноп молний – Революция! За ним громадный шар,

О ты! век девятнадцатый, беспламенный пожар!

………..

Прямое значение эпитета (беспламенный) здесь, на первый взгляд, противоречит определяемому понятию {пожар). Тем не менее эта катахреза гармонично вписывается в контекст всего стихотворения.

Представляется справедливым уточнение А.П. Сковородникова, написавшего статью о катахрезе: «Термин «катахреза» следует оставить за обозначением риторического приема, основанного на принципе мотивированного отклонения от нормы лексической сочетаемости…». Слова в составе катахрезы логически противоречат друг другу; они выражают понятия, референты которых не соотносятся в реальной действительности (лежат в разных «онтологических плоскостях»)»¹. Так, типичная катахреза как тропеическое образование использована в известных строках Н.А. Некрасова:

Идет‑гудет Зеленый шум,

Зеленый шум, весенний шум!

Здесь цветовой эпитет (зеленый) – цвет мая и весны, когда начинают зеленеть поля, сады и леса, поэт метонимически перенес на несовместимое с этим цветом отвлеченное понятие шума. Троп сразу же зазвучал, хотя непривычно, неожиданно, но художественно и экспрессивно; он врезался читателю в память, создавая определенное настроение.

То же внешне неправильное, с логической точки зрения, употребление слова, но выразительно передающее стилистику стиха и общую его тональность находим в строках В. Бенедиктова:

Я витаю в черном свете,

Черным пламенем горю.

Еще один троп, в котором подчеркнуто значение контраста и противоположности – оксюморон (от греч. oxymoron – буквально: остроумно‑глупое). Этот троп¹ выражается сочетанием антонимических, т. е. противоположных по значению слов, связанных определенными отношениями (живой труп, сухое вино, холодный жар и под.). Поэты добиваются с помощью оксюморона новой образной оценки особого состояния, особого восприятия и представления о происходящем:

Жить, храня веселье горя,

Помня радость прежних весен…

В. Брюсов

Оксюморон отличается от катахрезы тем, что в нем подчеркивается не столько неправильность и противоречие, сколько противоположность качественного состояния или качественных свойств того, о чем идет речь. В оксюмороне практически объединяются в некое единое целое логические антонимы – слова с противоположным значением. Как и катахреза, оксюморон – утонченный и, можно сказать, излюбленный прием поэтов модернистских направлений конца XIX – начала XX в. Приведем примеры:

А теперь я что? Я – песня в подземелий,

Слабый лунный свет в горячий полдня час,

Смех в рыдании и тихий плач в веселии…

Я – ошибка жизни, не в последний раз.

К.К. Случевский

О, век Безразумной Услады,

Безлистно‑трепетной весны,

Модернизованной Эллады

И обветшалой новизны!..

И. Северянин

Глубокое взаимное проникновение противоположных начал действует на чувства читателя, удивляя его и вызывая в воображении новое восприятие образа, состоящего из внутренних противоречий.

Система тропов составляет основу изобразительной семантики и важнейший конструктивный элемент поэтической речи. С помощью тропов раскрывается внутренняя форма слов и более отчетливо представляется, как можно по‑новому выразить художественную мысль в совокупности образов, объединяемых по неким характерным переносным признакам.