Композиция – тайна за семью печатями

Особый вклад в исследование поэтики принадлежит М.М. Бахтину и В.В. Виноградову – создателям двух полюсов поэтики в русской науке: композиционной и повествовательной. Между собой они расходятся в главном: для В.В. Виноградова центр поэтики художественного текста – «образ автора», для М.М. Бахтина – «автор». И если не вдаваться в тонкости терминологии, а выделить лишь то, что имеет непосредственное отношение к методологии анализа авторского «я» в нехудожественном тексте, в частности, в публицистическом, следует признать, что его композиционная поэтика находится где‑то между обоими «полюсами».

В работах М.М. Бахтина содержатся теоретические положения, которые гармонично вписываются в современную теорию публицистики. Так, он рассматривает журналистику с ее жанрами как современную риторику, задумывается над спецификой убедительности художественной и убедительностью риторической. Его наблюдения над спецификой высказывания проецируются на публицистический текст: «...за каждым текстом стоит система языка. В тексте ей соответствует все повторенное и воспроизведенное и повторимое и воспроизводимое, все, что может быть дано вне данного текста (данность). Но одновременно каждый текст (как высказывание) является чем‑то индивидуальным, единственным и неповторимым, и в этом весь смысл его (его замысел, ради чего он создан). Это то в нем, что имеет отношение к истине, правде, добру, красоте, истории»¹.

Каким же образом все перечисленное получает свое выражение в публицистическом тексте? С позиций функциональной стилистики, – через включенное в систему текста авторское «я». В самом общем плане отношение автора – это и есть личностное, единственное, индивидуальное и неповторимое, нравственное, форма передачи опыта, сконцентрированного в оценочном отношении ко всему, о чем идет речь (от реальных событий до философских категорий), зависит от жанра, в котором задуман и написан текст.

Само же понятие «публицист» находим в теории диалога М.М. Бахтина². Выдвинув автора и героя в качестве основополагающих эстетических категорий художественного текста³ и проанализировав его семантико‑стилистическую систему с этих позиций, М.М. Бахтин на примере творчества Достоевского говорит о специфике журналистского произведения, обосновывая ее общественной ролью журналиста.

Современно звучит его суждение о том, что «...журналист – прежде всего современник. Он обязан им быть. Он живет в сфере вопросов, которые могут быть разрешены в современности (или, во всяком случае, в близком времени). Он участвует в диалоге, который может быть кончен и даже завершен, может перейти в дело, может стать эмпирической силой. Именно в этой сфере возможно «собственное слово». И далее: «Риторическое слово – слово самого деятеля или обращено к деятелям»⁴. А также: «Гражданин. Журналист»⁵.

Рассматривая «журналистику с ее жанрами как современную риторику», М.М. Бахтин пришел к выводу о существовании «убедительности художественной» и «убедительности риторической», связывая эти понятия с функциональной спецификой текста. Причем, эмпирическая сила журналистского слова – явление не случайное, так как в самой форме «риторического спора» уже заложена практическая направленность и действенность: «риторический спор – спор, где важно одержать победу над противником, а не приблизиться к истине»¹.

Мечты М.М. Бахтина о «сотворчестве понимающих», активно относящихся к тексту и восполняющих многообразие его смыслов, основаны на философской концепции диалектического единства понимания и оценки. Эти два процесса, по мнению ученого, нельзя разделить: «Понимание и оценка. Безоценочное понимание невозможно. Нельзя разделить понимание и оценку: они одновременны и составляют единый целостный акт. Понимающий подходит к произведению со своим, уже сложившимся мировоззрением, со своей точки зрения, со своих позиций. Эти позиции в известной мере определяют его оценку, но сами они при этом не остаются неизменными: они подвергаются воздействию произведения, которое всегда вносит нечто новое»².

Повторюсь: все выводы М.М. Бахтина относятся, в первую очередь, к художественным текстам. Но разве нельзя их экстраполировать на его же размышления о журналистике, журналистах и их роли и месте в обществе, на газетную публицистику? Понятия «риторическая убедительность», «сотворчество понимающих», «понимание и оценка», «своя позиция» и другие являются конструктивным началом любого публицистического текста.

С той же степенью допустимости следует отнестись и к категории активности восприятия текста по Бахтину, при которой «понимающий не должен исключать возможности изменения или даже отказа от своих уже готовых точек зрения и позиций. В акте понимания происходит борьба, в результате которой происходит взаимное изменение и обогащение»³. Исследование убеждающего воздействия публицистического текста и позиции автора на читателя – основы функциональной стилистики и композиционной поэтики публицистики.

Академик В.В. Виноградов создал свое учение об образе автора как центре композиционно‑речевой системы текста. Его понимание образа автора как стилистической категории художественного текста принято в современной филологии. Равно как и его концепция многоаспектного исследования композиции, которая, по его мнению, всегда и неразрывно связана с общей динамикой построения художественного целого.

Развитие стилистики текста, безоговорочно включающей в орбиту своих интересов проблемы композиции, образа автора, понятие целостности художественной системы, а теперь и разработка композиционной поэтики публицистики требуют нового прочтения даже хорошо известных работ великих филологов. В них много продуктивных идей, до сих пор не оцененных по достоинству. Именно поэтому попытаемся по‑новому прочитать одну из полузабытых текстологических работ В.В. Виноградова «Из анонимного фельетонного наследия Ф.М. Достоевского»⁴. Тем более что речь в ней идет об одном из жанров газетной публицистики.

Доказывая в статье принадлежность анонимного фельетона перу Ф.М. Достоевского, автор идет сложным путем: свои выводы он строит не на внешних сигналах (к примеру, частотности словесных употреблений, совпадений), а на внутренней логике развития идей. Композиция текста рассматривается как отражение взглядов писателя, хотя с самого начала логично было считать автором анонимного «Дневника писателя» в журнале, который редактировал Ф.М. Достоевский, его самого. Свое предположение исследователь обосновывает следующим образом: «Композицией этого произведения, динамикой его построения и развертывания определяется последовательность развития той идеологии, того общественного мировоззрения, которые положены в основу журнала "Гражданин" именно как журнала Ф.М. Достоевского»¹.

Затем очередь дошла до сравнения текста с нормой стиля Достоевского. В.В. Виноградов допускал даже, что некоторые высказывания могли быть внесены в текст другими сотрудниками журнала. И вывод: «...резких отступлений от довольно широкой информационно‑фельетонной нормы стиля Достоевского здесь нет»².

И только после этого исследователь отмечает тематическое совпадение анализируемого текста с другими очерками Достоевского. Все это, вместе взятое, позволило ему прийти к заключению о том, что прямые словесные подтверждения (в использовании типичных словосочетаний и конструкций) доказывают авторство писателя: «Наконец, язык и стиль этих очерков являются лучшим свидетельством в пользу принадлежности их Достоевскому»³. А тонкая и едкая эмоционально‑взволнованная манера осмысления сообщаемых фактов, разговорно‑фамильярный стиль речи, драматическая или философская сентенция, замыкающая рассказ, по мнению В.В. Виноградова, – убедительные аргументы в системе доказательств.

Итак, основным аргументом в определении автора текста стали взгляды Ф.М. Достоевского, проявившиеся в композиционном строе фельетона. Эта небольшая по объему работа показывает многовариантность использования законов композиции в текстологии, подтверждая методологическую концепцию В.В. Виноградова о структурно‑содержательном единстве стиля. Для композиционной поэтики публицистики и для исследования позиции автора в аспекте стилистики текста – это бесценный урок.

Поэтика оказалась наукой, вечно существующей и всегда востребованной. Античные представления о хорошем поэтическом произведении как искусстве слова и «склада событий», направленных на создание «переломов» и «узнаваний», которые, по Аристотелю, «увлекали душу», с чередой веков превращались в традицию, порождали продуктивные идеи для новых исследований.

В российской филологической науке первая работа, названная «Поэтика публицистики», в действительности к поэтике никакого отношения не имеет, посвящена исследованию категории «факт»⁴. Вторая – с точно таким же названием – глубоко исследует «искусство слова» в публицистике⁵. Однако само это «искусство» ограничивается изучением «уровней (ярусов)» текста – лексического, фразеологического, синтаксического, уровня выразительных приемов публицистического мастерства: «Цель такого анализа – выяснить вклад каждой из составляющих языка в конечный эстетический результат публицистического произведения, с тем чтобы более ясной и полной была общая картина»⁶. Уточню: контуры исследований поэтики публицистики намечены в традиционном русле на уровне языковых единиц, но не включают в себя уровень композиции.

У автора этой книги другой взгляд на проблему, другой путь ее изучения. Он зарождался, опираясь на понимание необходимости широкого филологического подхода к проблемам поэтики публицистического текста, на синтезе знаний о лингвистических и стилистических возможностях композиции (из функциональной стилистики и стилистики текста) и де‑факто нашел свое отражение в первом типологическом исследовании композиционно‑речевой структуры современных газетных жанров¹. Здесь мы зафиксировали этот подход, сформулировав его как композиционная поэтика публицистики.

Публицистика – речь убежденная и убеждающая, что находит свое выражение в стилистическом плане. Убежденность автора, его взгляд (в речевом плане от первого лица) на описываемые события проявляются в компетентности суждений и глубине анализа явлений. Но нас интересует лингвистическое выражение убеждающей речи, потому обращаемся к универсальному понятию «текст».

Объектом изучения поэтики публицистический текст становится впервые. Разработка стилистической концепции позиции автора вмещает в себя, объединяя их, диалектическое единство текста как «искусство слова» и аристотелевское «искусство расположения», «склада событий», «сплетения», т.е. композиции. При этом сам текст рассматривается как посредник в достижении научных и практических целей. Он – главное действующее лицо в композиционной поэтике.

Композиционная поэтика публицистики сосредоточена на исследовании композиционно‑речевой структуры жанров, а воздействующую силу речевых средств рассматривает не саму по себе, а как результат функционирования в этой системе, созданной и организованной авторским «я».