Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1 Ю. Хабермас отмечает, что повседневность – это запас «образцов толкования», передаваемый при помощи культурных традиций и организуемый языком. В концепции А. Хеллер (Heller 1990: 46) повседневность представляет собой совокупность правил и норм обычного языка и его употребления, правил и предписаний для использования объектов, в первую очередь созданных руками человека, и правил и норм человеческого общения, так называемых обычаев. В связи с обоснованием тезиса о том, что типизация является одним из наиболее ярких свойств повседневности, уместно, пожалуй, упомянуть и известные хабитусы, определяемые П. Бурдье как неосознаваемые социальные привычки, структурирующие и организующие все пространство социального взаимодействия (Бурдье 1994).

1 Несомненно, подобная позиция противоречит известной картезианской концепции языка как свидетельства истинной разумности человека: пользование языком, по Декарту (в отличие от инстинктивного действия), обнаруживает полную свободу от внешних стимулов, ибо человек говорит не для того, чтобы только коммуницировать, а для того, чтобы объективировать свои мысли, суждения (Декарт 1989: цит. по: Хомский Н. Картезианская лингвистика, с. 39). Однако в таком случае возникает вопрос «а зачем тогда человек говорит?», ведь он говорит кому‑то и зачем‑то. Мотив говорения – обязательный элемент речепорождения. Мотив в данном случае и носит характер интериоризированного внешнего стимула, преобразованного в какой угодно другой специфически человеческий (социальный, культурный) стимул.