Народный суверенитет и общая воля: ж‑ж. Руссо

Французский мыслитель Ж.Ж. Руссо жил в эпоху Просвещения, когда изменилось общее представление о человеке. Он развил принцип «общественного договора», но, в отличие от Гоббса, считал, что человек добр по природе и его поведение не сводится к удовлетворению эгоистических желаний, а включает жажду свободы и осуществления «естественных прав», к каковым Руссо относил свободу слова, печати, собраний, митингов, демонстраций и объединений. Человек рождается свободным и должен оставаться таковым в течение всей жизни. Он отдает государству часть своих прав по собственной воле, но государство не должно отнимать у него естественные права, принадлежащие ему от рождения. Руссо шел от человека к государству, а не от государства к человеку, как Гоббс. Стержнем политической концепции Руссо является представление о народном суверенитете как осуществлении общей воли. «По Общественному договору, – пишет Руссо, – человек теряет свою естественную свободу и неограниченное право на то, что его прельщает и чем он может завладеть. Приобретает же он свободу гражданскую и право собственности на все то, чем обладает» (там же, с. 428). Гражданское состояние и гражданская свобода – это, конечно, не совсем то, что имел в виду Гоббс, когда писал о взаимной безопасности подданных. «Все то, чем гражданин может служить Государству, он должен сделать тотчас же, как только суверен этого потребует, но суверен со своей стороны не может налагать на подданных узы, бесполезные для общины; он не может даже желать этого» (там же). «Обязательства, связывающие нас с Общественным организмом, – продолжает Руссо, – непреложны лишь потому, что они взаимны, и природа их такова, что выполняя их, нельзя действовать на пользу другим, не действуя также на пользу себе» (там же, с. 428–429). «Волю делает общей не столько число голосов, сколько общий интерес, объединяющий голосующих, ибо при такого рода устроении каждый по необходимости подчиняется условиям, которые он делает обязательными для других» (там же, с. 429–430). Эта общая воля лежит в основе суверенитета, который «не соглашение высшего с низшим, но соглашение Целого с каждым из его членов» (там же, с. 430). Исходя из этого, Руссо дает определение закона как акта общей воли, имеющего отвлеченный характер и относящегося ко всем гражданам и ни к одному в особенности. Поэтому ни государь не может быть выше закона, ибо он член государства; ни закон не может быть несправедливым, ибо никто не бывает несправедливым по отношению к самому себе.

Сам Руссо видит сложности, возникающие при осуществлении общей воли. «Частные лица видят благо, которое отвергают; народ хочет блага, но не ведает, в чем оно. Все в равной мере нуждаются в поводырях. Надо обязать первых согласовывать свою волю с их разумом; надо научить второй знать то, чего он хочет… Вот что порождает нужду в Законодателе» (там же, с. 433). Конечно, Руссо многого ждет от просвещения народа.

В политическом организме Руссо различает силу и волю – исполнительную и законодательную власть. Последняя должна принадлежать народу. Результат правления настолько зависит от возможных комбинаций в абсолютных и относительных положениях народов, что невозможно ответить на вопрос, какая форма правления наилучшая. Но есть верный признак, по которому можно определить хорошее правление или нет. Это численность населения и ее рост. «При прочих равных условиях такое Правление, когда без сторонних средств, без предоставления права гражданства, без колоний граждане плодятся и множатся, есть, несомненно, лучшее. Правление, при котором народ уменьшается в числе и оскудевает, есть худшее» (там же, с. 438–439).

Руссо не списывал свои представления о народном суверенитете и общей воле с действительности, он мечтал в абсолютистском государстве. После Великой французской революции можно было заявить о воплощении этих идей. Но действительность редко осуществляет идеи в первозданном виде. Отсюда дискуссия о том, воплотилось ли в жизнь после крушения монархии и утверждения республики то, о чем мечтал Руссо. Французская конституция, принятая после Великой французской революции, сделала шаги в направлении народного суверенитета: право объявлять войну и заключать мир было передано нации; ни один член Национального собрания Франции не должен был состоять на государственной службе, быть чиновником и т. п. Достаточно ли этого, чтобы утверждать о наличии народного суверенитета, особенно если учесть скорый приход к власти Наполеона? Если и есть нечто, что можно назвать квазиобщей волей народа, то концепция народного суверенитета гораздо более проблематична. К дискуссии об этом мы еще вернемся.