Вопросы философии,  № 7, Июль  2011, C. 3-17

Философские исследования: проблемы и перспективы

Я. ХИНТИККА

Публикация представляет статью всемирно известного финского философа и логика Яакко Хинтикка, посвященную состоянию философских исследований в современном мире.

Jaakko Hintikka. Philosophical research: problems and prospects. Translated into Russian by D.G. Lahuti.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: философия, теоретическая философия, метафизика, эпистемология, логика, философия науки, философия языка, философия сознания, современность, современная философия.

KEY WORDS: philosophy, theoretical philosophy, metaphysics, epistemology, logic, philosophy of science, philosophy of language, philosophy, of mind modernity, modern philosophy.

1. Экзегетический поворот

Нелегко дать общую характеристику столь обширного и сложного предмета, как состояние философских исследований в современном мире. В своем обзоре мне придется ограничиться тем, что в Скандинавии и Шотландии традиционно назвали бы "теоретической философией", т.е. эпистемологией, метафизикой, логикой, философией науки, философией сознания (mind) и философией языка. В этих областях на глобальной философской сцене в последнее время господствовали европейская и американская традиции. Эта точка зрения с неизбежностью отразится и в предлагаемом эссе.

Быть может, мир философии можно рассматривать как микрокосм мира в целом. В течение нескольких последних десятилетий мир видел крах коммунистической системы в России, обширный кризис экономики свободного рынка в США, Европе и Японии и масштабные экономические изменения в Китае. Одну из возможных точек зрения на современные философские исследования можно определить, задав вопрос: а какие кризисы аналогичным образом переживают основные философские традиции, если и не в буквальном смысле "системы", и что можно сделать, чтобы найти путь вперед. Что может стать "пакетом стимулов" для философии (не говоря о том, что он неизбежно будет спорным)?

стр. 3

На самом деле в течение нескольких последних лет в моем уме четко выкристаллизовалась определенная картина состояния философских исследований. Философские исследования переживают кризис по крайней мере в смысле отсутствия направления или направлений. Это впечатление основано не только и даже не главным образом на оценке исследований, ведущихся в разных областях философии в разных частях света. Конечно же, нельзя не видеть множества тщательных и зачастую высококачественных научных работ, проводимых в разных частях света. Чего не хватает - это осознания идей, способных указать цели философского исследования и открыть двери для их достижения.

Самое ясное указание на тревожное состояние интересующей нас области - это представление философов о себе самих, их представление о том, какова природа философской мысли. В свое время философию рассматривали в одном ряду с другими попытками раскрыть тайны реальности, в том числе природы, человеческого разума, мира понятий и идей, а возможно также и божественного мира, если существует такой аспект реальности. Философ был подобен естествоиспытателю в том смысле, что он или она искали истину, пусть даже, быть может, и несколько другого, более высокого рода, нежели та, какую ищут отдельные частные науки. В наши дни преобладающая парадигма философской деятельности - не научное исследование, а скорее экзегезис - прояснение, или толкование, священных текстов или, возможно, творческая интерпретация великих произведений мировой литературы. Мы можем назвать это "экзегетическим поворотом". Даже в области изучения истории философии многие современные исследователи, похоже, удовлетворяются тем, что дают новое "прочтение" работ какого-то классического или даже современного философа вместо того, чтобы выяснять, что этот мыслитель действительно имеет в виду или что могут его прозрения внести в наше понимание предмета. Говоря в более общем виде, в изучении истории философии эта смена целей философствования проявляется в форме практического отказа от поиска исторической истины. Вместо того, чтобы сосредоточиться на вопросе, что тот или другой мыслитель действительно имел в виду, философы слишком часто проецируют на чужие философские тексты свои собственные идеи и проблемы. Эта тенденция не нова. В Оксфорде того или иного философа иногда обвиняли в том, что он относится к Аристотелю или Платону так, как если бы они были "коллегами из соседнего колледжа". И эта тенденция становится все сильнее и все распространеннее. Слишком часто философы, занимаясь историей, концентрировались на собственных проблемах и идеях, оставляя общую интеллектуальную историю историческим или гуманитарным факультетам вместо философских.

Одной из выдающихся жертв этого пренебрежения и невнимания к подлинным намерениям философа является, вероятно, Людвиг Витгенштейн. Он сам жаловался на то, что в интеллектуальной жизни он изгой, поставленный вне закона, с которым любой интерпретатор может делать все, что захочет. И он был прав. Некоторые из основных направлений интерпретации Витгенштейна глубоко ошибочны. Он не утверждал, что язык есть социальное явление в том смысле, что он предполагает языковое сообщество. Он не спрашивал, может ли человек знать правило, которому следует, и если да, то каким образом, - он спрашивал, каким образом некоторое воплощенное правило может руководить моими действиями. Он не утверждал, что его собственная философия бессмысленна кроме как в том смысле, что, согласно ему, семантика языка невыразима в этом самом языке.

Частично таким соблазнам философы могут противостоять, уделяя больше внимания семантической истории. В этом отношении философам следует серьезно спросить собственную совесть. Слишком многие из них, похоже, не знают, например, что именно Юм называл "симпатией" или Ньютон "индукцией".

В некоторых важных случаях лучшим вознаграждением за способность понять мысли предшествующих философов служит способность находить и исправлять их ошибки. Например, существует большое число работ, посвященных отцам-основателям аналитической философии, особенно Фреге. Однако самые актуальные проникновения в его мысль касаются уже не его конструктивных идей, сколь бы важными они ни были в его время, а его ошибок. Фреге не распознал важного аспекта семантики кванторов, а именно их роли в выражении отношений зависимости и независимости между переменными. И этот его

стр. 4

недосмотр сыграл свою роль в том, что теория множеств столкнулась с проблемами своих оснований. Фреге не распознал потребности в функциях как нелогических примитивах и, соответственно, столкнулся с трудностями, связанными с высказываниями о тождестве. Фреге не понимал природы аксиоматического метода, используемого в математических теориях. Он не оценил различий в характеристиках логик высших порядков и логики первого порядка. Он полагал, что сможет совладать с логикой высшего порядка, просто предположив (в своем злополучном "Основном законе V"), что множества можно рассматривать как значения кванторов первого порядка, что привело к парадоксам, погубившим его Grundgesetze. Фреге верил в невыразимость истины и других семантических понятий. Во всех этих случаях признание ошибок Фреге представляет собой неотъемлемую часть нового существенного концептуального продвижения.

Этот экзегетический поворот в философской практике привел к непропорциональному сосредоточению на истории философии и к ослаблению взаимодействия между философами и представителями других наук. Я не могу не испытывать тревоги по этому поводу. Я не ставлю под вопрос важность исторического аспекта для актуальных философских исследований, которую я могу засвидетельствовать на собственном опыте. Но не менее важно осознавать, что и обратно, новые существенные продвижения в самой истории философии возможны только на основе дальнейших систематических продвижений в философии. Например, я не думаю, что можно в полной мере воздать должное аристотелевскому учению о "бытии как бытии", если не понять логику существования лучше, чем ее понимали предшествующие комментаторы.

Ослабление подлинного взаимодействия между философами с одной и естествоиспытателями и математиками с другой стороны привело к огромной потере значимости философских исследований с более общей точки зрения. Сотню лет назад большинство ведущих математиков - Пуанкаре, Гильберт, Брауэр, Вейль, Борель, да кто угодно - активно участвовали в дискуссиях об основаниях математики, потому что считали большинство обсуждаемых в них проблем жизненно важными для их собственного предмета. Сегодня большинство работающих математиков более чем равнодушны, скажем, к спорам о реализме в математике.

В этом смысле вызовы, поддерживавшие философские исследования, часто приходили от естественных наук или математики. Философия будет гораздо беднее, если перестанет откликаться на такие вызовы.