Заключение

Итак, мы подошли к концу изложения материала по основным направлениям современной биополитики. Этот термин использован нами в авторской интерпретации, так что ему был придан максимально широкий смысл, включающий все реальные и потенциальные приложения современной биологии в социально-политической сфере. Из текста книги очевидно, что политический потенциал биологии является весьма многоплановым. Он охватывает мировоззренческие вопросы (способствуя распространению натурализма в понимании человека вообще и в роли политического актера в частности) и в то же время целый спектр конкретных проблем.

Биополитика демонстрирует современным политическим деятелям немаловажные для них аспекты современных наук о живом. Она интересна для политологов, которые «по долгу профессии» рефлектируют над поведением политиков. Но биополитика не лишена интереса и для самих биологов. Одно из стержневых понятий биополитики – понятие «биосоциальных систем» – высвечивает для ученого-биолога (в частности, этолога, физиолога) сходство, родство, сопоставимость человеческой социальной жизни и биосоциальности других биологических видов. Поэтому знания о человеческом социуме, накопленные в русле общественных наук, могут стимулировать понимание биосоциальных систем приматов, хищных млекопитающих, птиц и даже насекомых (в отдельных аспектах -– даже одноклеточных существ и клеток внутри многоклеточного организма). Напомним в этой связи об убеждении этолога Ю.М. Плюснина, что «биосоциальный архетип» един для всех социальных форм живого. Таким образом, биополитика может способствовать взгляду на биологические объекты с нетрадиционной для современной науки социогуманитарной точки зрения.

Несмотря на то, что политический потенциал биологии был теоретически осмыслен в первую очередь рядом научных школ стран Запада (как в рамках биополитики, так и в терминах иных направлений), он по убеждению автора и целого ряда его оотечественников, может найти достойное поприще для своего применение и в России.

Какие же концепции и данные современных наук о живом оказываются наиболее значимыми на российской почве? Нам представляется целесообразным рассмотреть три уровня приложений биополитики:

• мировоззренческие ориентиры

• политологические разработки

• практические проекты и рекомендации

1. Мировоззренческие ориентиры. Биополитика исходит из понимания человека как части единого планетарного биоразнообразия, продукта биологической эволюции. Лежащая в основе биополитики натуралистическая философия имеет конкретные следствия, актуальные для современной России. А. Влавианос-Арванитис не случайно рассматривает многообразие жизни на Земле как «единое тело», а человечество, которое также представляет «единое тело», как часть «тела биоса». Эта метафорическая формулировка Влавианос-Арванитис, акцентирующая взаимосвязь между людьми в обществе и между всем человеческим обществом и биоокружением, могла бы противодействовать наблюдаемой в современной России тенденции к «атомизации» социума (термин используется американским русологом Николсом). Подобно распаду молекул вещества на отдельные атомы при нагревании, в постсоветском российском обществе наблюдался распад связей между людьми с превращением индивидов в своего рода изолированные «атомы», склонные к конкуренции, а не к кооперации между собой (принцип «каждый за себя»). Такой «атомизации» социума способствует и многое из того, что содержится в СМИ, например, сериалы и телеигры типа «Последний герой» и «Слабое звено». В этой связи А. Влавианос-Арванитис подчеркивает важность всемерного наполнения СМИ информацией о живой природе, о жизни растений и животных и об их неразрывной связи с судьбами человечества.

Напомним еще раз, что биополитика выступает за стимуляцию процессов коэволюции, сбалансированного совместного развития систем на различных уровнях – в том числе коэволюции индивидов и групп (включая, что особенно важно, коэволюцию этносов, религиозных сообществ и регионов) в человеческом обществе. Такая коэволюционная установка должна побудить людей к тому, чтобы подать руку тем, кто находится по ту сторону разделяющих социум преград (классовых, национальных, религиозных, возрастных, личных), тем самым облегчая преодоление социальных и политических конфликтов.

2. Политологические разработки. Динамика многих политических процессов, протекающих в современной России, не может быть адекватно осмыслена без учета их “биологической составляющей”. Хорошо известно, что борьба против загрязнения окружающей среды в СССР, начиная с периода перестройки (и далее в России) представляла собой существенную часть политических программ многих оппозиционных движений, выступавших под либеральными, традиционалистскими (“почвенническими”) или этноцентрическими лозунгами. В последние годы сама тревожная действительность вызывает повышенный интерес к проблеме оздоровления России, обсуждаемой на государственном и региональном уровнях. Так, «Российский Форум – 2003», проведенный в Нижнем Новгороде по инициативе комиссии по правам человека при Президенте РФ в октябре 2003 г., включал секцию “Здоровье нации: первоочередные задачи государства и общества”. Естественно, в рамках этой темы обсуждалась проблематика охраны биоокружения, наряду с вопросами, относящимися к компетенции генетического и нейрофизиологического направлений биополитики.

В политологическом плане интересен и тот факт, что биополитика способствует дискредитации оформившейся в Новое Время идеи “национального государства”. В наши дни, в связи с новыми политическими реалиями эпохи, принцип “одна нация – одно государство” уступает место иным принципам политической жизни, что наиболее ярко проявилось в создании Объединенной Европы и достаточно тесного сетевого объединения стран Тихоокеанского региона. В рамках современных биополитических воззрений идея “национального государства как политической единицы” атакуется сразу с двух сторон.

С одной стороны, единство биосферы, общность связанных с ней проблем, концепция последних десятилетий о Земле как единой системы, регулируемой биосом в его интересах, несомненно, способствуют размыванию границ национальных государств в пользу по крайней мере регионального (и далее планетарного) мышления. Для России эта сторона влияния современных биологических наук, несомненно, привлекает внимание к тому факту, что единый регион, соответствующий распавшемуся на национальные образования СССР, хотя бы в биополитическом смысле был и остаётся.

С другой стороны, биополитика способствует локальному мышлению — мышлению в пределах малой части государства. Ведь и глобальный биос тем не менее организован в связанные с той или иной местностью экосистемы, ассоциации (биоценозы), популяции. Для России это означает усиление духа местной инициативы снизу, с уровня “корней трав”, а также идентификацию человека с определенной локальной общиной (известную “швейцаризацию” России). Так биополитика вносит свой вклад в развитие нивелирующей национально-государственные образования современной глобализующе-локализующей тенденции – тенденции к глокализации политики.

Несмотря на подчеркнутую в тексте книги многоуровневость человека и социума, биологическая, эволюционно-детерминированная компонента его поведения, несомненно, имеет политологическое значение. Кратко суммируем некоторые из важных биополитических тенденций поведения человека, без которых невозможно в полной мере представить себе политику:

• Архаичная по своей природе – и объединяющая Homo sapiens с другими биологическими видами – тенденция к противопоставлению «своих» и «чужих»; сочетание лояльного отношения к товарищам по группе с изоляционистским или враждебным отношением ко всем остальным. Современные политические конфликты в большой мере базируются на данной тенденции, которая в сочетании со специфическими социокультурными факторами порождает этническую рознь, межрасовые и межрегиональные распри, предпосылки войн, бунтов, организованного терроризма. Биополитика дает нам и ряд рецептов смягчения конфликтов, базирующихся на разделении «своих» и «чужих» (см. раздел пятый выше).

• Эволюционно-древняя способность мозга на определенных возрастных стадиях в жизни индивида прочно запечатлевать информацию (импринтинг или аналогичные феномены), что выступает как предпосылка политической социализации и индоктринации подрастающего поколения в духе той или иной идеологии.

• Двойственность (амбивалентность) вложенных в нас эволюцией тенденций в плане предрасположения и к агонистическому, и к лояльному поведению, к существованию как в иерархических, так и в горизонтальных социальных структурах. В свою очередь иерархическая тенденция дуальна внутри себя: сочетает как лидерство (способность руководить, брать на себя ответственность за благо других), так и доминирование (присвоение себе коллективных благ и ресурсов, эксплуатацию других). Естественной для человека представляется отмеченная А.А. Захаровым уже в применении к муравьям полисистемность социальных структур, в частности, сочетание многоплановых иерархий с неиерархическими отношениями. Данная эволюционно-детерминированная тенденция плодкрепляет собой современное политическое движение в направлении развития сетевых структур как общественной организационной модели.

• Достаточная глубина эволюционно-детерминированных различий в нейрофизиологии мужчин и женщин, что обусловливает разницу в их социальном поведении и стратегии политического участия. Еще раз подчеркнем, что характерные для женского мозга высокие вербальные способности, гибкость и пластичность, в том числе и в межкультурном общении, обусловливает преимущества для женщин на современной политической арене и может – при благоприятном воздействии социокультурных факторов – обеспечить значительное участие женщин в политике XXI века.

3. Практические проекты и рекомендации. На этом уровне речь идет о практической реализации идей, разрабатываемых в рамках различных направлений биополитики. Еще раз подчеркнем – на этот раз в приложении к России – важность проблематики “социальных технологий”. Причем, в одних случаях биополитики могут выступать в роли разработчиков новых социальных технологий (например, направленных на преодоление агрессии и этноконфликтов, на обуздание терроризма – в том числе и на нейрохимическом уровне), в в других – как контролеры за теми технологиями, которые и так реализуются в обществе. Примером последних могут служить избирательные технологии, которые осуществляются с привлечением методов “public relations management”, а в последние годы – также техники нейролингвистического программирования. Роджер Мастерс подчеркивал, что американские избирательные технологии достигли уровня манипуляции сознанием граждан, достаточного, чтобы заставить американцев проголосовать за Мики Мауса в качестве Президента США. В России биополитические знания об “обезьяньих” способах завоевания доверия и расположения избирателей (например позы, жесты и интонации, выражающие сигналы доминирования), изложенные в виде популярной брошюры, могли бы сыграть ориентирующую роль для российских избирателей, заставить их выбирать «власть имущих» по более осознанным критериям.

Важную потенциальную роль следует отвести нейрофизиологическим аспектам современной биополитики, в частности, в рамках задачи коррекции преступного поведения (см. главу шестую). Многообещающей в этом плане представляется теория нейрофизиологического гомеостаза (М.Т. МакГвайер и др.), отводящая преступлению или теракту функцию источника внутренней нейрохимической награды, получаемой незаконным путем. Террорист-камикадзе не только ждет награды на небесах или материальных благ, обещанных его близким – он также часто испытывает эйфорию вследствие измененного фона нейромедиаторов в мозгу. Соответственно, практической задачей могло бы быть вмешательство в нейрохимические процессы, поиск альтернативных, непреступных, путей получения внутренней награды.

Реабилитация лиц, получивших тяжкие психические травмы, воевавших в горячих точках – междисциплинарная задача, составной частью которой является изучение эволюционно-консервативных нейрофизиологических механизмов стресса и его преодоления. Соответственно, биополитика может сказать свое слово и в этой ситуации.

Для условий российской жизни во многих случаях оказывается целесообразной социальная технология, связанная и с этологической, и с экологической гранями биополитики. Речь идет о принципе локальной самообеспечиваемости (частичной или полной). Основа для самообеспечения, в частности, продовольствием, заложена в работах И.Айбль-Айбесфельдта по планированию городских районов, где делается упор на автономизацию локальных сообществ людей путем, например, выращивания салата и других овощных культур на крышах домов.

Помимо этолого-антропологической, данная разработка имеет и чисто экологическую сторону. Наладить самообеспечение локальной группы людей означает включить ее в состав замкнутой экосистемы (работы Н.С. Печуркина и других отечественных учёных). Подобные (отчасти) замкнутые системы были реально испытаны в Новосибирске и Красноярске в ходе многомесячных испытаний с добровольцами — речь шла об экосистемах “человек — водоросли” и “человек — высшие растения”. Продемонстрировано, что водоросли 1) полностью регенерируют атмосферу, пригодную для дыхания человека, со сбалансированным соотношением О₂ и СО₂; 2) регенерируют питьевую воду, снабжая ею человека на 95%; 3) на 30% (по сухой массе) снабжают человека пищей (Лисовский, 1989). Еще более полная рециркуляция вещества достигнута в системе «человек – высшие растения».

Как следует из текста книги, важным биополитическим проектом являются сетевые структуры, в частности, хирамы. Имеется созвучие между принципами сетевых структур и изначальной социальной организацией славян. Славяне жили небольшими общинами.

“Сама община живущих вместе людей носила понятие “мир” и воплощала тесный первобытный мир древнего славянина... Община должна была выступать сообща, “всем миром”. Только так можно было бы достичь успеха и в хозяйственных делах, и в отношениях с соседями” (Петрухин, 1997. С.26).

Сетевые структуры, выступая в современных условиях воплощением исконного праславянского духа общинности, “соборности”, стимулируя горизонтальные, кооперативные, неформальные связи между людьми, препятствуют их “атомизации” в социуме и выступают естественным дополнением и противовесом безусловно важных вертикальных, иерархических взаимоотношений, включая “президентскую вертикаль”. Из предшествующего текста очевидно, что и горизонтальные, и иерархические структуры являются эволюционно-древними (встречаются у различных биологических объектов), и биополитика ратует в этой связи за их разумную балансировку, которая бы подразумевала строительство сильного государства на фоне не менее сильного, внутренне спаянного гражданского общества, выступающего как мощный союзник государства и в то же время как его контролер и беспристрастный (ведомый только интересами населяющих Россию людей) арбитр.

Можно продолжить разговор о социально и политически значимых идеях, возникших в русле биологии и базирующихся на ней стыковых направлений. Однако необходимо ответить на следующие вопросы: Кто будет развивать и конкретно дорабатывать биополитические идеи применительно к российской ситуации; Кто будет распространять их среди росссиян?

В демократическом обществе, каковое мы и надеямся создать в России, невозможно возлагать слишком большие надежды на центральные органы власти. Всякие нововведения, новые идеи — большие и малые — могут эффективно распространяться и развиваться “снизу”, со стороны гражданского общества, нередко в противоборстве с этими самыми “центральными органами”. Нам представляется, что и биополитические идеи в разных их аспектах не являются исключением. Сетевые децентрализованные организации, объединяющие “куски” различных институтов и официальных организаций наряду с отдельными энтузиастами, могли бы заняться преломлением потенциала современных наук о живом к российским условиям, комбинируя разработку биоцентрических ценностных ориентиров с практической деятельностью в связанных с биополитикой областях:

• охране биоса и борьбе за экологическую грамотность

• биоэтике, включая её биомедицинские аспекты

• созданию социальных технологий с учётом биологического аспекта человека

• разработке образовательных программ по биологии и их педагогической реализации.

Подытоживая всё сказанное, мы можем утверждать, что современные науки о живом могут приложить свой политический потенциал к России, внести свой вклад в заполнение идейного вакуума и разработку конкретных проектов социальных технологий. Биология и созданная на ее базе биополитика рассматривают человека как “гражданина биоса”, представителя единого живого мира планеты, но представителя, осознающего свою особую миссию в биосе. Биополитики солидарны с идеями широкого демократического плюрализма (своего рода аналога “биоразнообразия” — многообразия биологических видов) и в то же время кооперации и коллективизма, даже любимой многими современными теоретиками “соборности”. Все это может быть рассмотрено как приложение принципа биосоциальности как стержневого биополитического понятия к современному человеческому обществу.

Конечно, человек представляет собой многомерную систему, и биология может дать нам знания только о некоторых из его аспектов. Поэтому основанная на биополитике (и др. аспектах социально-политической и ценностной миссии биологии) система ценностей будет неизбежно иметь массу “белых пятен”, которые могут быть заполнены специалистами по гуманитарным и общественным наукам. Но даже сами ограничения биополитики как основы социальной доктрины могут быть рассмотрены как ее преимущество, ибо они создают предпосылки для ее социальной и культурной пластичности. Тем самым, биологические знания могут выступать в роли открытой научной и социально-политической парадигмы — на их канву могут нанизываться различные знания о не-биологических уровнях человека и социума.