Глава первая. Биополитика: история и основные на­правления

Одна из примечательных тенденций современной науки связана с образованием гибридов между разными научными областями. По меткому выражению Даниила Данина, этот процесс напоминает рождение кентавров. «Зачем нужны такие кентавры? В начале третьего тысячелетия им, по-видимому, суждено объять необъятное – осмыслить и исследовать такие проблемы, которые не удается рассмотреть в строгих понятиях одной науки. Например, место человека во Вселенной, его взаимоотношения с другими живыми организмами». (Каликинская, 2003. С.4)

Биополитика представляет «кентавра» с биологическим туловищем и политической головой. На базе биологических данных и концепций и, в особенности, исследований биосоциальных систем на разных уровнях эволюции она стремится подойти к анализу проблем политики. Это направление исторически родилось в недрах американской политологии. Политологи были озабочены недостаточностью теоретической базы своей науки и, в частности, явно недостаточным вниманием к природе человека как единственного действующего лица на политической арене. Например, эта озабоченность прозвучала в обращении к Американской политологической ассоциации со стороны её президента Дж. Уокэ (Wahlke, 1979). Уже с 60-х годов ХХ века биология привлекала внимание ряда известных политологов своими достижениями в сфере этологии (науки о поведении живых существ), экологии, нейрофизиологии, генетики, изучения проблем биологической эволюции (в том числе эволюции человека).

Исследования в рамках современной биополитики конечном счете связаны с вопросом о месте человека в плане­тарном многообразии жизни, о связи, родстве, сходстве, взаимозависимости между челове­чеством и всем биосом. Наряду с биополитикой, многие аспекты этой общей темы находятся в компетенции также и других междисциплинарных биолого-гуманитарных наук, например, биоэтики

Эта предельно общая тема волновала умы людей с древних времен, имея два основных аспекта:

• Вопрос о степени сходства или различия между чело­веком – с его поведением, потребностями, психикой, социальными струк­турами – и другими формами живого на Земле.

• Вопрос о должном отношении человека к планетар­ному биоразнообразию (биосу) – следует ли считать себя его частью или же чем-либо исклю­чительным (напри­мер, носи­телем бессмертной души, Логоса и др.); следует ли любить живое, благо­говеть перед ним (А. Швейцер) или власт­вовать над живым, эксплуати­ровать его?

Человечество давало различные ответы на эти кардинальные вопросы в разные эпохи истории. Остановимся на некоторых исторических вехах, важных для понимания концептуальных и философ­ских «корней» современной биополитики.

1.1. Предыстория биополитики.

Поставленные в рамках биополитики вопросы о сходстве-различии человека и других живых существ и о должном отношении человека к биоразнообразию получали разные ответы в рамках различных систем взглядов на устройство мира и пути его познания (освоения) человеком – в рамках разных парадигм.

1.1.1. Мифологическая парадигма. Человек в первобытном обществе осознавал себя (и поныне осознаёт себя в сохранившихся на планете анклавах первобытного строя) как часть целостного мира живого. Человек был включён в природные экосистемы и ритмы, верил в тесную взаимосвязь между ним и другими живыми существами. Отражением этого была, например, вера в тотема (мифического родоначальника) – животное или растение. Не только тотем, но и всякое живое существо, по верованиям первобытных людей, имело своего духа (у некоторых народов Севера перед охотой на медведя было принято просить прощения у его духа). «Человек тогда не противопоставлял себя окружающей природы: все предметы и явления казались ему живыми» (Бляхер, 1972. С.16). Первобытные люди создали многочисленные наскальные рисунки животных (мамонтов, оленей, носорогов, слонов и др.), которые точно «схватывали» их поведенческие характеристики. Первобытные люди подражали поведению животным в ритуальных танцах и поединках, в ходе религиозных церемоний. Характерными для первобытного общества были мифы о сотворении мира (включая всё живое и самого человека) тем или иным легендарным героем, который мог иметь образ животного (например, утки в мифах народов Севера).

«Биополитичность» мифологического сознания дополнялась – по крайней мере у некоторых первобытных племен – их практической «экологичностью», т.е. высокой степенью заботы о сохранении биоразнообразия вокруг себя. Племена Амазонии, жив­шие за счет вырубки дождевых лесов, делали это столь осторожно, что сельва успевала восстановиться, если только в дело не вмешивались цивилизованные «бледнолицые». Есть, однако, и племена (и, по-видимому, были и в доисторические времена), которые беззаботно истребляют животный и растительный мир, и с их деятельностью могли быть связаны первые локальные экологические кризисы в истории человечества (известно, например, что обитатели острова Пасхи уничтожили все росшие на этом острове деревья).

В

Рис. 2

древнейшем Египте, Индии, доантичной Греции (крито-минойская и микенская культуры, см. рис. 2) широкое распространение имели биоморфные (подобные живым существам, от греч. ίς – жизнь и ός – форма) мифологические образы. Вспомним о важной роли богини-кошки Бастис в египетском пантеоне, о пристальном внимании к миру животных и растений в индийской культуре, которое отражено в древних текстах этой культуры (особенно в «Аюрведе»). Известно, что в Индии был распространен принцип ненанесения вреда живым существам (ахимса), достигший крайнего выражения в джайнизме. Тексты Вайшнавы подчеркивают духовные взаимосвязи человека и животных. Эти связи были результатом серии реинкарнаций в последовательности рыбыземноводныемлекопитающиечеловек, что соответст­вует этапам биологической эволюции (Singh, 1986). Критские вазы начала II тысяче­летия до нашей эры украшались биоморфными орнаментами (например, образами осьминогов и других обитателей морских глубин, см. рис. 3). Много биоморфных и, в частности, зооморфных (подобных животным, от греч. ώ – животное и ός – форма) мифологических персонажей, обожествлённых в микенскую эпоху (XVI - XII века до н.э.), были в дальнейшем включены в состав пантеона Античной Греции. Так вошли в состав древнегреческого пантеона, например, козлоногий Пан, Апполон Сминтей (первоначально бог мышей). Критская богиня Ма обыкновенно изображалась в виде прекрасной молодой женщины, держащей змей в обеих руках. Бог Солнца (Гелиос) изображался с четверкой коней. Биоморфные мифы, переплетаясь с многовековыми эмпирическими наблюдениями, были в дальнейшем (в античную эпоху) подвергнуты рационализации и систематизации, что привело к возникновению первых научных теорий.

1.1.2. Натурфилософская парадигма. Натурфилософия была исторически связана с мифологией, но отличалась от мифологической парадигмы своим рационально-систематическим характером, т.е. она во многом была результатом логической переработки мифологических воззрений на мир живого и место человека в нём. Натурфилософская парадигма имела существенное влияние на протяжении нескольких тысячелетий (в Европе – в период от Античности до начала Нового Времени – т.е. примерно с VI века до н.э. до XVII века н.э.). При всем различии вариантов натурфилософских концепций Греции, Рима, средневековой (и ренессансной) Европы, Арабского Востока, Индии, Китая, вся натурфилософия была пронизана едиными в своей сущности идеями о том, что живые существа одушевлены, одухотворены, внутренне близки человеку. В представлении натурфилософов, весь Космос был построен по единым принципам, из единых элементов/стихий, которые наполняют собой как исследуемое живое существо, так и исследователя, поэтому "объект" (познаваемое живое) весьма тесно связан с "субъектом" (познающим человеком). Так, Гиппократ ввел представление, что четыре первоэлемента Космоса (огонь, вода, воздух и земля), проникающие любое одушевленное и неодушевленное тело, в то же время соответствуют четырем выделениям животного организма (слизь/флегма, кровь, желчь и черная желчь) и четырем темпераментам человеческой психики (флегматики, сангвиники, холерики и меланхолики).

Натурфилософские тексты были полны метафор, сравнений, аналогий и художественных образов. Они обращались не только к логическому мышлению читателя, но и к его образному видению предмета, артистическому воображению. Предмет научного изыскания формулировался в столь широких терминах, что текст фактически имел дело со всем Космосом (и поэтому заслуживал название Opera omnia, “повести обо всем”, много раз использовавшееся в эту эпоху). В отличие от современной науки, в которой преобладает "поиск новизны", натурфилософская наука стремилась "избегать новизны". Например, средневековые европейские и арабские мыслители часто рассматривали свои труды как всего лишь комментарии к работам древних классиков (Гиппократа, Аристотеля, Галена)

Процессы в любых телах – живых и неживых – зависели, по мысли натурфилософов, от немногих единых для всего сущего принципов. К числу таких принципов следует отнести характерную для школы пифагорейцев музыкальную числовую гармонию и ее частный случай – «золотое сечение» (соотношение 1/1,608 между частями того или иного объекта).

Все эти особенности натурфилософского подхода достаточны важны для адекват­ного понимания предыстории современной биополитики (и ряда других биолого-гуманитарных научных направлений). Представление о едином, слитном, наполненном жизнью мире создавало почву для далеко идущих сопоставлений между человеком и другими живыми существами. Это было свойственно многим античным мудрецам. Ионийцы не усматривали существенной разницы между душами человека и животных, Гераклит лишь приписывал душе животного большую «влажность» и поэтому сравнивал ее с душой пьяного человека, которая «увлажнена» алкоголем (см. Кременцов, 1989). Уже в античную эпоху на биологическую приоду человека ссылались при оправдании социального неравенства. Считалось, что рабам естественно быть рабами по своей природе. Специфически женские роли в социальном разделении труда также обосновывались ссылками на биологические особенности женщины, что якобы проявляется в ее некотором интеллектуальном отставании по сравнению с мужчинами (ср. ниже 6.8 о реальных различиях между полами).

Поведенческие сопоставления людей и животных, антропоморфное (уподобляющее человеку) понимание последних характерны также для взглядов Демокрита, Эпикура, Лукреция, Плутарха, некоторых неоплатоников (Порфирия). Правда, существенное значение в античную эпоху приобретает и иная тенденция, связанная с подчеркиванием различий между животными, которые подчиняются «инстинктам» (ή) и человеком, обладателем разумной души (взгляды позднего Платона⁵, стоиков). Эта тенденция служит предшественницей средневекового теологизма (след. подраздел) с его противопоставлением человека с его бессмертной душой прочим тварям.

Аристотель признавал отличие человека как носителя «разумной души» от животных, которые наделены лишь «растительной» и «чувствующей» душ. Тем не менее Аристотель сближает человека с животными в социальном аспекте. Термином «политическое животное»⁶ (ώό) он обозначает не только людей, но также пчел, ос, муравьев, журавлей, способных сотрудничать ради выполнения общей для всех работы. Среди «политических животных» одни «находятся под властью вождя, другие безначальны…» (Аристотель, 1996. С.75) – достаточно актуальное замечание в свете современной этологической и биополитической дискуссии о роли иерархических и неиерархических стуруктур в сообществах животных и в человеческом обществе. Взгляды Аристотеля (наряду с работами Платона, Гиппократа, Галена, Плиния), служили шаблонами для европейских и арабских натурфилософов на протяжении более чем тысячи лет. Это способствовало внутреннему единству натур­философской парадигмы и, более конкретно, стимулировало размышления о взаимо­связях человечества и других форм живого. Например, в ботанических трактатах А. Чезальпино (1519—1603) растения сопоставляются с животными, включая и человека. По взглядам Чезальпино, растение имеет аналог сердца (сердцевина стебля), на границе стебля и корня находится душа. Прекрасный цветок отображает то «духовное возбуж­дение», которое сопровождает у растения, как и у животного (и человека) процесс оплодотворения (цит. по: Radl, 1905). Аристотелевские сопостав­ления социаль­ного поведения человека и животных отстаивал в XVII веке Ричард Камберленд. По его убеждению, “все природные причины, которые побуждают животных к социальной кооперации – родительская забота, взаимопомощь и реципрокные отношения – столь же сильны у человека, как и у животных” (Cumberland, 1672, цит. в изложении: Arnhart, 1994).

Помимо биологической природы отдельного человеческого индивида, в разные эпохи истории речь шла также о сходстве между биологическими объектами и целыми государствами. Государство сопоставляли с живым организмом, а отдельные социальные слои и классы – с органами этого организма. Рабы именовались «руками» государственного организма, его верховный правитель сравнивался с «головой», богатые, но непродуктивные слои общества – с «желудком». В античную эпоху существовали и басни, подчеркивавшие взаимозависимость «органов» государства» как целой системы. Например, существовала нравоучительная басня о «руках» (т.е. классе рабов), отказавшихся работать на «желудок» (богатых рабовладельцев) и погибших вместе с ним. Идея о подобии государства с его политической системой – и живого организма имеет сторонников и по сей день.

Таким образом, натурфилософия настаивала на близком сходстве-родстве человека и других существ, человеческого общества – и сообществ других форм живого, что облегчало проведение сопоставлений, которые с сегодняшних позиций можно обозначить как предбиополитические.

1.1.3. Теологическая парадигма (от греч. ός – Бог, ός – резон, ум). В связи с возникновением в Европе христианства схема мира усложняется: наряду с природой и человеком (человечеством) возникает третий полюс – Бог. Теперь возникает необходимость разобраться со взаимоотншением не только живой природы и человека, но и человека и Бога. Известно, что христианская религия проводит достаточно резкие разграничительные линии по принципу: