Вопрос №7. Тридцатилетняя война и политическая карта Европы в середине XVII в.

У истоков системы международных от­ношений Нового времени стояли события и результаты Тридцатилетней войны 1618— 1648 гг., главными участниками которой бы­ли два больших блока — австрийские и испанские Габсбурги, с одной стороны, и Франция, Нидерланды и Швеция — с другой, а также многочисленные второстепенные союзники каждой из сторон. И в количественном, и в качественном отношении Тридцатилетняя война превосходила имевшийся до тех пор опыт ведения войны. Это была первая война действительно европейского масштаба, которая склады­валась из множества разнородных конфликтов, наиболее крупны­ми из которых стали противостояние Франции Габсбургам, стремле­ние Швеции к гегемонии на Балтике, борьба князей Священной Римской империи за самостоятельность, а также испано-голландские противоречия. Ход войны, и без того до крайности осложненный смешением этих конфликтов, еще более затруднялся из-за конфес­сиональной подоплеки каждого из них. Вдобавок ко всему границы религиозных противостояний далеко не всегда совпадали с политиче­скими. В целом в ходе войны выявилась крайне показательная тенденция жертвовать религией в пользу политики. Дальше всех на этом пути продвинулся Ришелье, под руководством которого Франция вступила в войну против своих католических единоверцев — испанцев, исходя исключительно из соображений политической целесообразности.

Итоги войны, в которой император и его союзники в целом потерпели поражение, были подведены Вестфальским миром. Усталость от войны и ее экономические последствия были настолько велики, что поиск мира начался уже с 40-х гг. Однако сначала нужно было решить несколько предварительных вопросов, самым главным из которых был выбор места проведения мирного конгресса. В итоге на предварительных переговорах в Гамбурге в 1641 г. договорились, что таких мест должно быть два, исходя из двух причин – религиозной и политической. В целях соблюдения конфессионального паритета решили провести переговоры императора с протестантскими государствами Священной Римской империи и со Швецией в столице протестантского епископства Оснабрюк, а с католическими государ­ствами и Францией — в столице католического епископства Мюнстер. Оба города и дороги к ним объявлялись нейтральными. Кроме того, в пользу раздельного ведения переговоров существовал и поли­тический довод — император не хотел оказаться наедине сразу с дву­мя своими главными противниками — Францией и Швецией. К тому же воинствующие протестанты шведской делегации отказались не то что вести переговоры — жить в одном городе с представителем папы. Поскольку оба епископства находились в исторической области Вестфалии (на северо-западе теперешней Германии), итоговый мир получил название Вестфальский.

Первые делегации стали прибывать уже в 1643 г., и с 1644 г. нача­лись четырехлетние переговоры, которые шли на фоне продолжав­шихся боевых действий. Никаких перемирий не заключалось, и лю­бые изменения на полях сражений использовались как аргумент за столом переговоров. Всего в переговорах участвовали 148 делега­тов — 111 от германских земель и 37 иностранцев. Наиболее значи­тельными участниками переговоров были посланник императора М. Траутмансдорф, герцог Лонгвилль от Франции, представлявший Испанию Д. Сааведра и шведский уполномоченный граф Оксеншерна. В роли основных посредников фигурировали папский и венеци­анский посланники.

Технология переговоров была такова. Никаких пленарных заседа­ний, где бы присутствовали все участники переговоров, не было. Не было и торжественного открытия конференции. Все переговоры были двусторонними в присутствии какого-либо посредника, очень час­то — представителя папы на конгрессе и велись на квартирах послов. Течение переговоров осложнялось тем, что все делегаты были жестко связаны письменными инструкциями своих монархов и ограничены в маневрах. Переговоры не шли так, как в более поздние времена, когда посол имеет относительную свободу в рамках некоей обшей линии. Если одна сторона выдвигала какое-либо предложение, то представитель другой направлял гонца к своему монарху за инструк­циями, и заседание откладывалось до его возвращения. Этот техниче­ский момент служил затягиванию переговоров, не говоря уже о противоречиях собственно политических.

Целью переговоров было установление мира, который понимался во многом по-новому. В Средние века мир исходил из христианского учения о справедливой войне и представлял собой восстановление нарушенных прав, а также восстановление справедливости и христианского согласия. Вестфальские переговоры продемонстрировали новое понимание мира - мира Нового времени. Мир - это не просто прекращение воины, это не мир ради мира. Мир означает борьбу за место в послевоенном порядке. Этот мир был секуляризованным и исходил из плюрализма государств Европы, причем за каждым признавалось право защитить свои государственные интересы путем их правового закрепления в статьях международных договоров.

Тридцатилетняя война была многоуровневым, многослойным' конфликтом, и мирные переговоры должны были урегулировать все три ее главных уровня — международный, конфессиональный и внутриимперский.

На первом, европейском уровне все развивалось вполне естест­венным образом — фактические победители, т. е. Франция и Шве­ция, требовали, проигравшие, т. е. император и Испания, старались дать как можно меньше. При этом Испания была согласна на опреде­ленные уступки, чтобы развязать себе руки в войне с Францией, ко­торая будет продолжаться еще целое десятилетие после подписания Вестфальского мира.

Цели участников были следующими. Швеция стремилась к геге­монии на Балтике и с этой целью добивалась присоединения немец­кой прибалтийской территории Померания, а также добивалась укреп­ления позиций своих протестантских единоверцев. Франция пыта­лась выполнить вековую задачу — разорвать «окружение» испанских и австрийских Габсбургов. Для реализации этой цели французы про­водили двоякую стратегию — они хотели отодвинуть и укрепить гра­ницы на Рейне и в Южных Нидерландах и, кроме того, ослабить ав­стрийских и испанских Габсбургов у них в тылу, в Империи и Италии, опираясь на местных князей. Например, французы выдвига­ли территориальные требования к Империи, касавшиеся почти ис­ключительно владений Габсбургов, но не прочих немецких князей. Император Священной Римской империи Фердинанд III в свою оче­редь понимал, что без территориальных и политических уступок победителям не обойтись. В инструкциях своему представителю Траутмансдорфу он выделил минимальные, средние и крайние преде­лы уступок. Благодаря дипломатическому искусству Траутмансдорфа, который, безусловно, играл на переговорах первую скрипку, уступки Империи в территориальных вопросах нигде не доходили до крайно­сти. Однако возникла совершенно другая проблема — что было при­емлемо для Фердинанда III как императора Священной Римской им­перии и государя Австрии, совершенно не устраивало союзных ему испанцев. Главное заключалось в том, что территориальные уступки на Верхнем Рейне разрывали так называемую «испанскую дорогу», которая связывала итальянские и нидерландские владения испанских Габсбургов. В итоге французская дипломатия торжествовала двойную победу, добившись не только территориальных уступок, но и отчуж­дения между своими извечными врагами — австрийскими и испан­скими Габсбургами.

На следующих уровнях — конфессиональном и внутриимперском — главной проблемой являлись споры вокруг так называемого «нормального года». Из прошлых лет конфессионального противо­стояния предстояло выбрать тот год, в котором соотношение конфес­сий, их политических прав и территориальных приобретений могло устроить и католиков, и протестантов. Поскольку в ходе войны чаша весов неоднократно склонялась то к католикам и кайзеру, то к протестантам, от выбора «нормального года» как точки отсчета будущих отношений в Священной Римской империи зависело очень много. В итоге остановились на компромиссе — «нормальным» объявлялось

положение на 1 января 1624 г., а не 1618 г., как хотели протестанты, и не 1630 г., за который выступал император.

Перед самым заключением мира возникла проблема, связанная с процедурой его подписания и хорошо иллюстрировавшая важность вопроса старшинства и ранга для дипломатии раннего Нового време­ни. С этой точки зрения Вестфальский конгресс представлял собой настоящую ярмарку дипломатического тщеславия. Делегации сорев­новались между собой в пышности и помпезности, въезд послов ино­гда продолжался несколько дней, личная свита французского посла превышала 1000 человек — он обошелся бы и меньшим количеством, но должен был затмить имперского посла. На протяжении всех четы­рех лет переговоров послы соревновались в пышности своих резиден­ций, изысканности обедов и т. д. На эти годы Мюнстер, где имело штаб-квартиры большинство делегаций, превратился в самый доро­гой город Европы. Споры о старшинстве не позволили даже написать ни одного группового портрета участников конгресса, так как они не могли поделить между собой места. Существует один-единственный рисунок всех основных участников конгресса — непрофессиональ­ный художник сделал тайную зарисовку одной из встреч в рези­денции шведского посла. Поэтому во избежание споров о поряд­ке подписей в итоге решили отказаться от совместного подписания мирных договоров — оно происходило просто на квартирах послов 24 октября 1648 г. одновременно в Мюнстере и Оснабрюке.

ВОПРОС № 8. Вестфальский мир

Состоявший из 17 обширных статей и напечатанный на латинском, голландском, немецком языках, Оснабрюкский мирный договор заявлял о восстановлении всеобще­го мира, об амнистии и о реституции прежних владений (ст. 1—3). Он также регулировал многочисленные частные территориальные и по­литические изменения в Южной и Западной Германии, в том числе провозглашение баварского герцога восьмым курфюрстом и передачу ему Пфальца (ст. 4.). Особое значение имела статья 5, а также статья 7, посвященные конфессиональной проблеме. Были подтверждены по­ложения Аугсбургского религиозного мира 1555 г., однако отныне смена конфессии государем необязательно влекла за собой то же в отношении его подданных; провозглашалось равноправие конфес­сий, запрет применения силы для решения религиозных вопросов и т. д. Статья 6 полностью выводила Швейцарию из юрисдикции Свя­щенной Римской империи, что было равносильно окончательному признанию ее независимости. Огромной важностью обладала статья 8, по которой субъекты Священной Римской империи получили право верховенства на своей территории и, по сути, полную самостоятель­ность в вопросах внешней политики, ограниченную лишь условием не заключать союзов, направленных против Империи. Статья 9 по­свящалась урегулированию экономических вопросов, таких как по­плины, почтовые тарифы и т. д. В статье 10 говорилось о приобретениях Швеции, которая, получив крупные территории на южном побережье Балтики — Западную и часть Восточной Померании, епископства Бремен и Ферден (город Бремен сохранил самостоятельность), а также остров Рюген, значительно приблизилась к достижению своей вековой стратегической цели — превращению Балтики в «шведское озеро». Кроме того, в качестве властителя ряда германских территорий шведский король стал имперским князем и получил постоянную возможность вмешательства во внутренние дела Империи. Статьи 11—15 касались территориальных изменений в Северной и Восточной Германии, в частности Бранденбург приумножил свои владения за счет Восточной Померании, Магдебурга и некоторых других земель, а Саксония приобрела Лужицкие земли. Статья 16 посвящалась выводу из Священной Римской империи шведских войск на условиях выплаты Швеции 5 млн. талеров. Статья 17 объявляла условия мирного договора вечным законом для Империи. Наконец дополнительная секретная статья обязывала императора к выплате дополни­тельных 600 тыс. талеров за вывод шведских войск из занятых областей.

Мюнстерский мирный договор со своими 120 параграфами был существенно короче Оснабрюкского. Положения общего характера в обоих договорах являлись идентичными, а из частных условий наибо­лее важными были параграфы 69—73, по которым Франция получила почти весь Эльзас за исключением Страсбурга, подтвердила свои пра­ва на епископства Мец, Туль и Верден в Лотарингии и добилась от австрийских Габсбургов обязательства не поддерживать испанских, поскольку война между Францией и Испанией продолжалась. Таким образом, Франция довольно широким фронтом вышла к Рейну, одна­ко даже важнее этих территориальных изменений были политиче­ские — Вестфальский мир означал конец испано-австрийской дина­стической «оси», главной константы международной политики на протяжении предыдущих полутора веков.

Помимо двух этих договоров, положивших конец Тридцатилетней войне, большое значение для развития международных отношений имел также отдельный Мюнстерский договор, заключенный еще 16 января 1648 г. между Испанией и республикой Соединенных про­винций (Голландией) и положивший конец так называемой Восьми­десятилетней войне. Борьба за независимость семи северных про­винций Испанских Нидерландов, шедшая с перерывами с 1568 г., в Мюнстере завершилась признанием испанским королем Голландии в качестве независимого и суверенного государства. Испанцы пошли на этот шаг, поскольку планировали продолжить войну с Францией и хотели лишить ее важного союзника, каким являлась Голландия.

С точки зрения истории международных отношений Тридцати­летняя война означала окончательное прощание со Средневековьем. Начавшись во многом как религиозная, она закончилась торжеством рационального «государственного интереса». Бесповоротно ушли в прошлое обе главные надгосударственные, «универсалистские» политические силы — идея единой империи и единой веры. Ослабление имперского контроля увеличило количество самостоятельных участников международных отношений — увеличило значительно, если учесть сверхнасыщенность государствами центра, и пространственную протяженность границ Империи, до 1648 г. формально включавшей в себя Швейцарию, Голландию и многие итальянские государства. Как принято считать, именно с 1648 г. начинается эпоха классической внешней политики – секуляризированной и основанной на принципах территориальности и суверенитета. Заявление этих принципов Вестфальским миром было тем более важно, что в качестве так называемых «привлеченных» держав стороны назвали Испанию, Англию, Данию, Норвегию, Польшу, все итальянские города и государства, Швейцарию, всех курфюрстов, Португалию и Россию. Таким образом, к договорам были привлечены все европейские госу­дари, за исключением папы и турецкого султана. Хотя ни один из них не подписывал договоры непосредственно, сам факт их косвенного участия служил заявленной в Оснабрюкском договоре цели «всеоб­щего мира». Таким образом, Вестфальский мир становился крае­угольным камнем международных отношений Нового времени и ос­тавался им — с модификациями — еще полтора века, вплоть до Венского конгресса 1815 г.

Тридцать лет войны изменили структуры международных отно­шений и, в частности, принесли с собой решение трех главных международных проблем старой Европы. Во-первых, фактически за­вершилась борьба Франции против угрозы ее «окружения» австрий­скими и испанскими Габсбургами. Во-вторых, испанцы отказались от своих многолетних попыток вернуть под свой контроль Нидер­ланды. Наконец, была окончательно решена судьба Священной Римской империи. Вплоть до войны продолжали существовать шансы трансформации Империи в централизованное государство, кото­рое, безусловно, оказалось бы самым мощным в Европе. Война при­вела к тому, что вместо возможного центра силы возник ее вакуум. Для самой Германии это обернулось долгосрочными негативными последствиями, в числе которых может быть названо, например, ее отсутствие в первой волне европейской колониальной политики. Для международных отношений 1648 г. означал появление весьма ха­рактерной, специфической структуры: слабый центр — сильные фланги, сохранение которой на долгие годы станет аксиомой евро­пейской политики.

Вопрос № 9. Борьба Франции за гегемония в Европе в 50-70е гг 17 век.

Родившийся в Мюнстере и Оснабрюке новый европейский поря­док долгое время оставался нестабильным. Исчезновение разного ро­да надгосударственных авторитетов и ориентация исключительно на эгоистический государственный интерес имели и оборотную сторо­ну — отсутствие ограничителей. В отличие от достаточно конкретных целей войн в прошлом (спорная территория, неверность вассала, помощь единоверцу) «государственный интерес» обосновывался ра­ционалистически и в значительной степени абстрактно, т. е. мог трактоваться сколь угодно широко. В реальности единственным огра­ничителем для чьего-либо государственного интереса выступало лишь столкновение с себе подобным. Утратив прежнюю общность, Европа превратилась в арену непрерывных конфликтов суверенных государств. Именно из хаоса этих столкновений и родилось европей­ское равновесие — родилось сначала как данность, как практика и лишь затем было возведено в ранг основного постулата международ­ных отношений. В первые десятилетия после Вестфальского мира существовали три главные международные проблемы: борьба с османской угрозой, соперничество за Балтику, а также стремление Франции к региональной и европейской гегемонии.

Вступив в Тридцатилетнюю войну на завершающем этапе, Фран­ция сумела решить ее исход в свою пользу и на несколько десятиле­тий превратилась в бесспорного лидера европейской системы между­народных отношений.

При всей важности долгосрочных структур именно люди превра­щают их в политическое действие. Успехи Франции середины XVII в. были связаны с именами выдающихся политиков своего времени — с Ришелье и Мазарини. Последние десятилетия XVII и начало XVIII в. стали эпохой Людовика XIV.

После смерти в 1661 г. Мазарини, крестного отца Людовика XIV не только в буквальном, но и в политическом смысле, король присту­пил к самостоятельному правлению. И именно в сфере внешней по­литики, которую Людовик называл «подлинным ремеслом короля», эта самостоятельность сказалась в наибольшей мере. Несмотря на ве­ликолепный дипломатический аппарат и на целый штат советников, в числе которых выделялся такой выдающийся государственный дея­тель, как Ж.-Б. Кольбер, только король в конечном счете решал, какой шаг сделает Франция завтра.

Основываясь на наследии своих предшественников и восприняв традиционное антигабсбургское направление их политики, Людо­вик XIV совершенно изменил ее смысл. Ришелье и затем Мазарини не были сторонниками прямой силовой политики. Считая что «лучше держать руку в кармане, чем на рукояти меча», они субсидировали противников своих врагов, сеяли рознь внутри Империи под предлогом защиты «исконной немецкой свободы» и ограничивались осторожными «округлениями» территории Франции. Подобная политика оказалась чрезвычайно эффективной. За Вестфальским миром снявшим всякую угрозу со стороны австрийских Габсбургов, последовал Пиренейский (1659г.), сделавший то же в отношении испанских. Этот мир, завершивший испано-французскую войну 1635—1659 гг., принес Франции Руссильон и вместе с ним замкнутую южную грани­цу по Пиренеям, а также женитьбу Людовика XIV на испанской ин­фанте и тем самым возможность так или иначе влиять на испанские дела. В итоге оба кардинала оставили в наследство королю сильней­шую европейскую страну с боеспособной армией и относительно безопасными границами. Однако для Людовика все эти следствия многолетней борьбы против гегемонии Габсбургов стали предпосыл­ками для попыток установления собственной гегемонии. Именно он своей политикой наглядно продемонстрировал, что «государственный интерес» мог трактоваться как угодно широко. То, что для Ришелье и Мазарини было целью, Людовик превратил в исходный пункт и перешел к открытой агрессивной политике в отношении соседних стран и, по-прежнему стараясь как можно дальше отодвинуть все менее вероятную угрозу «окружения» Габсбургами, вплотную подвел Францию к европейской гегемонии.

Французский король не руководствовался какими-то долгосроч­ными планами. Он был скорее прагматиком и старался всякий раз использовать выгодное для Франции сложение сил на международ­ной арене. При этом он не ограничивался выжиданием подобной благоприятной ситуации, а старался создать ее сам, действуя активно и наступательно. В качестве постоянной внешнеполитической кон­станты он учитывал традиционное противостояние с Габсбургами. Именно на нем, на его взгляд, держалось европейское равновесие, которое он хотел изменить в пользу Франции: «Нельзя поднять одну, не опустив другую», — заявлял король.

Этому благоприятствовала и внешнеполитическая обстановка, сложившаяся к началу его правления. Испания была обескровлена неудачной войной с Францией и истощала себя в попытках вернуть отложившуюся в 1640 г. Португалию; Англия испытывала внутренние трудности из-за конфликта парламента с новым королем Карлом II, и к тому же обострились англо-голландские отношения; Австрия была вовлечена в очередной виток войн с Османской империей; Швеция увязла в борьбе с Данией и Польшей. Сложились все предпосылки для того, чтобы заявить о ведущей роли Франции на континенте.