2.3. Экономика в человеческом измерении

В России либеральные реформы предлагались обществу дважды особенно настойчиво: при вступлении в XX век и почти через 100 лет, при вступлении в век XXI.

Впрочем, первый и последний опыт не сводится полностью лишь к отрицательному результату.

Изначально предположим, что русские либералы начала XX в. не искали в политике только личной выгоды или, по крайней мере, заодно заботились о национальных интересах России.

Именно так отнесемся к их теории и практическим действиям.

Либерализм пришел в Россию с Запада.

Классический либерализм наиболее характерен был для Великобритании. Он объединял сторонников буржуазно-парламентского строя. Либералы считали, что регулирование социально-экономических отношений должно осуществляться произвольно, через механизм «свободного рынка». Государство должно охранять собственность граждан и устанавливать общие рамки свободной конкуренции между отдельными собственниками, стремящимися к неограниченной сверхприбыли.

Теоретиком русских либералов «первой волны» конца XIX в. был Б. Чичерин (1828—1900).

Единственной силой, способной реализовать программу либералов, он считал государство и правительство. Модернизацию должно было проводить самодержавие, самопревращающееся в конституционную монархию. Эта программа «консервативного», «охранительного» либерализма и осталась чисто теоретическим явлением.

Либералы «второй волны» начала XX в. М. Туган-Барановский, Н. Бердяев, П. Струве тоже видели в государстве «гаранта свободы личности». Но действовали они решительнее: в январе 1904 г. создали «Союз освобождения» с программой и уставом, действовали они более в европейской манере, считали себя «радикальными либералами».

В октябре 1905 г. была создана либерально-монархическая партия (конституционно-монархическая — кадеты). Они состояли преимущественно из представителей буржуазной интеллигенции и либеральных помещиков. Лидеры — П. Милюков, В. Набоков, А. Шингарёв. Они требовали равенства всех граждан перед законом, свободы слова, отмены цензуры, свободы собраний, союзов, частной собственности, неприкосновенности жилищ, народного представительства во власти, контроля над налогами, местного самоуправления...

Многие либеральные ценности для России были шагом вперед по пути к демократизации в условиях монархии. Тогда впервые был поставлен вопрос об ответственности российской власти перед обществом. Либералы требовали «...обязательно предоставить право Государственной думе участвовать в формировании правительства и привлекать министров к ответу. Если освободить министров от ответственности перед Государственной думой, то они сделают все возможное и невозможное, чтобы исказить любой закон...».

Они пытались перенести в Россию ценности западного образа жизни: свободу собственности, свободу предпринимательства, гражданское общество с его многопартийностью, свободу слова, печати, разделение функций властей...

В начале века экономический кризис в России стремительно перерастал в социальный и политический.

Правительство во главе с С. Витте (председатель кабинета министров в 1903—1906 гг.), а затем П. Столыпиным (1906—1911) пыталось вывести страну из кризиса путем проведения реформ, используя опыт европейских стран. Надежда возлагалась на действия царской власти в направлении либеральных идеалов.

Безусловно, такой «сильный ход» требовал для своего восприятия мгновенной и коренной ломки, изменения социальной психологии всего населения России.

Был ли россиянин способен воспринять эти проекты?

Уже родоначальник идеологии консервативных либералов Б. Чичерин предупреждал, что нищий, голодный человек не может быть основой либеральной свободы. Только первостепенное решение социальных проблем, улучшение жизни всего населения является главным и основным фундаментом свободы.

Для этого тем, кто имел власть и деньги, надо было «поделиться», наладить элементарное социальное партнерство с трудящимися (оплата в зависимости от количества и качества труда, минимальная зарплата не ниже прожиточного минимума, социальное страхование...). Но они этого не хотели и надеялись на царскую полицию, царские штыки.

К тому же хищнической русской буржуазии на ее полукрепостнических рудниках и заводах не нужен был грамотный, сытый, свободный работник.

Вспомните В. Шишкова, «Угрюм-реку», Прохора Громова: молодой капиталист вовсе не платил рабочим — кормил в столовой по талонам, куда завозил со скотобойни протухшее мясо. В общежитиях, где они жили, была одна койка на двоих (смена работала по 12—14 часов). Когда Прохор однажды уехал в столицу, жена Нина и инженер Протасов построили для рабочих больницу и школу. По приезде разгневанный хозяин велел в ночь все разломать: «Сегодня им больницу, школу, а завтра они прииск у меня отнимут!..»

Получается, что либеральные идеи в начале века не учитывали реальной ситуации России, а это непростительный просчет любой политики. Именно это и произошло в дальнейшем.

Очередной мировой кризис начался в 1900 г. Его удар оказался особенно сильным для России. К 1903 г. было закрыто более 3 тыс. предприятий. Гибель мелких предприятий сопровождалась образованием крупных монополий во всех отраслях российской промышленности. Они переложили тяготы кризиса на плечи населения страны.

Социальный взрыв, революция 1905—1907 гг. во многом были спровоцированы властью, монополиями.

Вооруженная победа монархии над народом не могла решить главных социально-экономических проблем.

На помощь монархии пришел П. Столыпин. В 1906 г. он возглавил Министерство внутренних дел и жестоко расправлялся с восставшими крестьянами, чем завоевал доверие всех правых промонархических сил.

В это десятилетие миллионы россиян испытали прилив и отлив новой аграрной реформы — 9 ноября 1906 г. был опубликован указ царского правительства о выходе кресть-ян из общины, началась столыпинская аграрная реформа.

Веер оценок причин и характера реформ не берет за критерий блага «крестьянской личности», хотя выход на судьбы крестьянина порой просматривается.

Одна из версий: реформа царская, в царских интересах.

Аргументы. Дворянская опора монархии зашаталась. Великий князь Владимир Александрович обращал внимание царя на то, что даже коренные дворяне — Трубецкие, Голицыны, Шаховские, Кузьмины-Караваевы — говорят и пишут, что надо ограничить самодержавие, сделать правительство ответственным перед думой. Они требовали дать стране традиционный перечень буржуазных свобод: всеобщее избирательное право, неприкосновенность личности и, наконец, разрешить аграрный вопрос на базе «принудительного отчуждения» части помещичьих земель в пользу крестьян.

Ставка делалась на все крестьянство, отсюда правительство должно было предложить закон «справедливый», в понимании крестьян, — забрать часть земель у помещиков. Для царизма — невозможная жертва, на докладе Витте царь наложил резолюцию: «Частная собственность должна оставаться неприкосновенной».

И вот здесь произошел первый серьезный сбой в испытанном лозунге «царь и народ». Вчера еще темный патриархальный мужик избрал в думу кадетов с их программой «отчуждения земли», забракованной царем.

Столыпин должен был обеспечить сожительство дотоле ничем не стесненного царизма с «народным представительством».

Правительство опубликовало программу, состоявшую из двух частей — репрессивной и реформаторской. В центре реформаторской части программы и был знаменитый указ 9 ноября 1906 г. о выходе из общины...

По Столыпину: «Крепкий личный собственник нужен для переустройства нашего царства, переустройства его на крепких монархических устоях»³.

Другая версия. Все делалось именно ради конкретного человека — каждого российского крестьянина.

Аргументы. Действия правительства учитывали личные интересы селян. Столыпин решил широко использовать переселенческое движение крестьянских масс из европей- ской России в Сибирь, естественно начавшееся после окончания строительства Великого Сибирского пути.

Все было продумано и обеспечено. Любой крестьянин, выразивший желание выехать из европейской России, избавлялся на долгое время от всяких налогов. Государство помогало ему деньгами, и он получал в полную собственность участок земли в 15 га на каждого члена семьи и еще дополнительно 45 десятин. При этом каждой семье выделялось пособие в 200 руб., и она перевозилась со всем имуществом за казенный счет до места поселения.

В Сибири были устроены казенные склады земледельческих машин, снабжавшие население сельскохозяйственными орудиями по крайне низким ценам.

Для крестьян же был создан Крестьянский банк. Он скупал помещичьи земли и перепродавал их крестьянам на исключительно льготных условиях. Предоставлялся долгосрочный кредит, доходивший до 90% стоимости земли при очень низком проценте — 4,5%, включая погашение. Банк выдал крестьянам к 1910 г. 222 млн руб.

По мнению авторов этой версии, закон о выходе из общины позволил каждому стать индивидуальным и наследственным собственником земли, которую он обрабатывал.

Закон этот имел огромный успех. Тотчас же было подано 2,5 млн прошений о выходе на отруба от семейных крестьян и создано 463 специальные комиссии для проведения этой реформы⁴.

И все же, по общему мнению, реформа в целом не состоялась. Историки оценили ее как «провал просвещенного консерватизма».

Доказательством неудач Столыпина служат расчеты эко-номистов.

Выделение из общины с 1907 по 1914 г. шло плохо — только 26,6% подавших заявления получили согласие сельских сходов, причем и оно зачастую давалось лишь под нажимом земского начальства.

Следом многие продали наделенную землю. Из всех выделившихся хозяйств действительно единоличными стали лишь 10,3% (имея 8,8% от всей наделенной земли).

Деятельность Крестьянского банка также не дала желаемых результатов. Банк поднял цены со 105 руб. за десятину (1907) до 136 руб. (1914). Усиливались и платежи на заемщиков, что вело к разорению массы хуторян и отрубников. С 1906 по 1915 г. за неуплату взносов по старым и новым ссудам у неисправных заемщиков было отобрано 570 тыс. десятин земли, недоимки возросли с 9 до 45 млн руб. Все это сильно подрывало доверие крестьян к банку, и число новых заемщиков пошло вниз.

Переселенческая политика тоже не состоялась. За Урал двинулось 1,3 млн крестьян. Большинство их ожидало полное разочарование, разорение, болезни. Вернулось с Урала 61,3% переселенцев⁵.

Были и успехи в развитии сельского хозяйства, в это десятилетие многие из них так или иначе связаны с реформой.

Поднялось производство хлеба на душу населения (в сред-нем собирали по 450 кг на одного человека). Хлеб накапливался у помещиков и кулаков. Современник отмечал, что кулаки по 2—3 года держат хлеб, «не торопятся, цены лучшей ждут». Кулаки собирали 60—80 пудов с десятины, середняки — 43, бедняки — 20—30 пудов. Росло применение сельхозмашин (за 1906—1912 гг. увеличилось в 3—4 раза). Появились паровые плуги (335 шт.) и тракторы (166 шт.)⁶.

И все же историки почти единодушны в оценке столыпинской реформы как в основном несостоявшейся.

Среди причин неудач очередной российской реформы называют и недоучет «человеческого фактора». Саратовский историк В. Лобанов считает, что Столыпин хотел создать фермерство, а мог фактически породить только кулака с его политическим консерватизмом, с беспощадными формами эксплуатации наемных односельчан, с рутин-ным экономическим мышлением. Это был не фермер, о котором мечтал Столыпин. Он мечтал о хозяине-собственнике, гражданине, имеющем и права, и обязанности перед обществом. Только такой хозяин мог стать катализато-ром быстрого экономического прогресса в сельском хозяйстве⁷.

Как всегда (по-чеховски) — «человека забыли...».

Забыли российского чиновника-казнокрада, помещика — исконного собственника земли.

Не учли, что жизнь на отрубах вне «мира» была чужда психологии русского крестьянина. Он привык к патриархальному укладу российской деревни, к решению трудностей «всем миром», к общинной морали, общинным трудовым традициям.

Анализируя ход аграрной реформы, в 1909 г. Лев Николаевич Толстой писал о надругательстве над ценностями «огромной массы народа, никогда не признававшей и не признающей право личной земельной собственности». А по-тому… «Вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи». (Толстой Л. Н. Собр. соч. в 22 т.: Т. 19—20. М., 1984. С. 673—674. Письмо П. А. Столыпину. 1909 г. Август 30, Ясная Поляна).

Для успеха реформ П. Столыпина необходимо было более взвешенное, продуманное управление со стороны монархии социально-экономическими процессами на селе.

Рыночная экономика позволяет стремительно развивать личную инициативу, в частности крестьянина.

На селе имело место естественное стремление бедняка (до 3 десятин земли, 3,5 га, 23,6% хозяйств) — выбиться в середняки, середняка — в кулаки, а кулачество мечтало овладеть помещичьими землями, используемыми явно малоэффективно.

Этот экономический интерес трех сельских социальных групп мог быть управляем монархией чисто рыночными механизмами: регулированием налогов, организацией сбыта продукции, целенаправленными кредитами, защитой своего хлебопроизводителя на международном рынке...

Монархия — царствовала. Крестьянство довольно долго ждало, не прибегая к политическим требованиям.

В рыночном ритме шло развитие промышленности России в первое десятилетие XX в. К 1909 г. были монополизированы почти все отрасли. Они испытывали кризисы, депрессии, подъемы и вновь кризисы в ритме европейской экономики, только значительно острее перенося трудности.

С кризиса (вслед за Европой) начался новый век (1900—1903). Обанкротились крупные фирмы Мамонтова, Дервиза, Алчевского. В целом произошло падение от 3 до 15% производства.

Затем последовал подъем. За 5 лет (1908—1913) промышленное производство возросло на 54%, общее количество рабочих увеличилось на 31%. Все отрасли находились на подъеме, особенно ведущие — производство стали, добыча нефти, производство электроэнергии, сельхозмашин. Шел небывалый прогресс в концентрации производства. Более 40% рабочих трудились на заводах, где работало свыше 1 тыс. человек (это выше, чем в Европе и США).

Реформы охватили сельское хозяйство, промышленность, общественную жизнь.

В реформировании промышленности к ошибкам Столыпина относят (зарубежные историки особенно) тот же недоучет человеческого фактора.

Н. Верт отмечает, что первой и важнейшей ошибкой Столыпина было отсутствие продуманной политики в отношении рабочих. По его мнению, опыт Пруссии показывает необходимость сочетания жестких репрессий по отношению к революционным партиям с одновременными усилиями в области социального обеспечения рабочих. В России же, несмотря на общий экономический подъем, за все эти годы жизненный уровень рабочих нисколько не повысился, а социальное законодательство создавалось крайне медленно.

Закон 1906 г. о 10-часовом рабочем дне почти не применялся, равно как и последующий закон о страховании рабочих, получивших увечья на предприятии (1913). Разрешенные профсоюзы находились под бдительным контролем полиции и не пользовались доверием среди рабочих. Между тем количество рабочих быстро росло, новые поколения оказались весьма благосклонными к восприятию социалистических идей. «Очевидно, Столыпин не давал се-бе отчета в значении рабочего вопроса», — делает вывод Н. Верт⁸.

Взаимоотношения «работодатель — наемный рабочий» по-прежнему строились на бескомпромиссном диктате хозяина. Ответом были ненависть, работа ниже возможностей, забастовки, революция.