7. В. Э. Мейерхольд — а. В. Рыкову 11 августа 1915 г.305

Дорогой Александр Викторович!

Будьте любезны побывать в Общ[естве] инженеров (Бородинская, 6) в часы, когда там бывает Станислав Мартынович Жван. Спросите его: передал ли он наше заявление Совету (о предоставлении нам помещения в этом сезоне); заявление было мною подано в канцелярию клуба весной. Скажите, что я приду 14 – 15 с[его] месяца. Быть может, надо подать еще раз заявление.

Будьте добры, узнайте. Извините, что я беспокою Вас.

Шлю приветы всем Вашим.

Когда приезжает Соловьев?

Я здесь остаюсь до 14‑го. Адрес: Ст. Преображенская Петроградско-Варшавской ж. д., дача Скобельциных, 9.

Новый адрес в Петрограде: 6 рота, д. 8, кв. 5.

До скорого свидания.

Ваш Вс. Мейерхольд

{134} 8. Г. Г. Фейгин — а. В. Рыкову 25 ноября 1915 г.306

Петроград

Пушкарская 69

Его благородию

Александру Викторовичу Рыкову

Дорогой Александр Викторович,

я пребываю в убийственном состоянии духа по ряду причин, в числе которых прибытие, а затем кончина раненого товарища — офицера. Это послужит моим оправданием как в опоздании, с каким отвечаю Вам, так и в лаконичности этого ответа.

О делах писать не хочется. Книжка выйдет 30 июня — напишите, выслать ли ее Вам и куда. Мечусь, как проклятый, никогда еще не был так занят, как теперь, устаю страшно, но все же не хотел бы покинуть Петербурга, который по вечерам прекрасен томящей до слез болезненной красотой, — обменялся письмами с Нат[альей] Викт[оровной], которой послал том комедий и водевилей Скриба с неплохими гравюрами 40‑го года (есть кое-что Гаварни). В. Э. ответил К. А. Вогаку³⁰⁷ на его загвоздистое письмо в довольно милом и покорном тоне. Но отношение его к инциденту со статьей меня переполнило огорчением. «Меня действительно возмутило [?] письмо Фейгина [?], — приблизительно так пишет он, — но затем я получил письмо от Рыкова, которое немножко смягчило резкость [!] письма Ф., т. ч. можно считать инцидент исчерпанным»; можно, но нужно ли? Это покажет очень и то, какой будет наша милая Студия³⁰⁸.

Вы понимаете, дорогой Александр Викторович, что меня огорчает эта тирада не в отношении моего самолюбия, а в отношении извращения смысла того выступления по поводу статьи, которое я считал, во-первых, чисто идейным, диктуемым интересами дела и достоинством В. Э., во-вторых, нашим, а не моим; между тем в представлении В. Э. оно отразилось как мое личное, притом как выходка, как возмутительная бестактность. Неужели же любить апельсинную идею и любить В. Э. можно только в формах льстивого царедворца и нельзя в форме нелицеприятного друга? Но Бог с ней, с этой историей. Подожду и я ее развязки осенью. — Приезжайте скорее, дорогой Александр Викторович. Я совершенно один остался, нет совершенно никого. Тоскливо страшно. Сейчас хлопочу с подготовкой экспедиций журнала.

Шлю Вам лучшие мои приветствия.

Пишите — подарите.

Ваш Григорий Фейгин.

9. В. Н. Соловьев — а. Л. Грипичу309

Милостивый Государь Алексей Львович!

Ввиду предложения В. Э. Мейерхольда (сегодня по телефону) вступить с ним в дальнейшие переговоры и отвода им предложенного мною представителя в лице М. Л. Лозинского³¹⁰, довожу до Вашего сведения, что, за неимением других лиц, я вторично просил А. В. Рыкова согласиться взять на себя труд выработки модусов.

При этом я считаю необходимым довести до Вашего сведения и просить Вас подтвердить В. Э. Мейерхольду, что как согласие А. В. Рыкова быть моим представителем, так и всякие переговоры мои с В. Э. Мейерхольдом могут иметь место исключительно после предварительного объяснения В. Э. Мейерхольда с А. В. Рыковым³¹¹, на котором я настаивал вчера во время Вашего отсутствия.

Примите искренние в совершенном почтении

Вл. Соловьев.