Глава 2. Борьба рабочих

Борьба между капиталистом и наемным рабочим начинается с возникновением капиталистических отношений. Она свирепствует в течении всего мануфактурного периода¹.

Почти вся Европа пережила в XVII веке возмущения рабочих против «ленточного станка» – машины для тканья лент и галунов². В конце первой трети XVII века ветряная лесопильня, построенная одним голландцем близ Лондона, пала жертвой бунта черни. В 1758 г., когда Эверет построил первую стригальную машину, приводившуюся в движение водой, ее сожгли 100 000 человек, оставшихся без работы. Массовое разрушение машин в английских мануфактурных округах в течение первых 15 лет XIX века, направленное в особенности против парового ткацкого станка и известное под названием движения луддитов, послужило анти-якобинскому правительству предлогом для самых реакционных насильственных мер³.

Машина, тот час же становиться конкурентом самого рабочего. Вся система капиталистического производства основывается на том, что рабочий продает свою силу как товар, когда управление орудием переходит к машине, рабочий не находит себе покупателей, как вышедшие из употребления бумажные деньги.

Часть рабочего класса, которую машина таким образом превращает в излишнее население или гибнет, или переполняет рынок труда и понижает цену рабочей силы ниже ее стоимости⁴.

Средство труда убивает рабочего⁵.

Фабричное законодательство

Фабричное законодательство, это первое сознательное и планомерное воздействие общества на стихийно сложившийся строй процесса производства, есть необходимый продукт крупной промышленности.

Прежде чем говорить о всеобщем распространении фабричного законодательства необходимо коротко упомянуть о некоторых его постановлениях, не относящихся к числу часов рабочего дня.

Санитарные правила, не говоря уже об их редакции, облегчающей для капиталиста их обход, до чрезвычайности скудны и фактически ограничиваются предписаниями относительно беления стен и некоторыми правилами о мерах поддержания чистоты, о вентиляции и о защите от опасных машин⁶.

В третьей книге мы возвратимся к фанатичной борьбе фабрикантов против постановления, которыми на них возложены небольшие расходы с целью защитить члены их «рук».

Что еще могло бы лучше характеризовать капиталистический способ производства, чем эта необходимость навязывать ему принудительным законом государства соблюдение элементарных правил гигиены и охраны здоровья?

Применение фабричного акта ярко показывает, что капиталистический способ производства по самому своему существу исключает всякое рациональное улучшение, если его к этому не вынуждают.

Фабрика уродует рабочего, искусственно культивируя в нем только одну одностороннюю сноровку, подавляя мир его производственных наклонностей и дарований, подобно тому как убивают животное для того, чтобы получить его шкуру.

Если первоначально рабочий продает свою рабочую силу капиталу потому, что у него нет материальных средств для производства товара, то теперь сама его индивидуальная рабочая сила не может быть использована до тех пор, пока она не запродана капиталу.

Ставший неспособным делать что-либо самостоятельное, рабочий становиться принадлежностью мастерской капиталиста. Как на чело избранного народа было начертано, что он – собственность Иеговы, точно так же на рабочего разделение труда накладывает печать собственности капитала.

Изучая жизнь рабочих даже буржуазные экономисты вынуждены были признать:

«Невежество есть мать промышленности, как и суеверий. Сила размышления и воображения подвержена ошибкам; но привычка двигать рукой или ногой не зависит ни от того, ни от другого. Поэтому мануфактуры лучше всего процветают там, где наиболее подавлена духовная жизнь, так что мастерская может рассматриваться как машина, части которой составляют люди¹».

«... Умственные способности и развитие людей», – говорит А. Смит, – «необходимо складываются в соответствии с их обычными занятиями. Человек, вся жизнь которого проходит в выполнении немногих простых операций не имеет случая и необходимости изощрять свои умственные способности или упражнять свою сообразительность, он становится таким тупым и невежественным, каким только может стать человеческое существо².

Однообразие неподвижной жизни рабочего естественно подрывает мужество характера... Оно ослабляет даже деятельность тела и делает его неспособным напрягать свои силы сколько-нибудь продолжительное время для какого-либо иного занятия, кроме того, к которому он приучен. Его ловкость и умение в его специальной профессии приобретены за счет его умственных, социальных и военных качеств. Но в каждом развитом цивилизованном общество в такое именно состояние должны неизбежно впадать трудящиеся бедняки (the labouring poor), т.е. основная масса народа».

Чтобы предотвратить полное захирение основной массы народа, проистекающее из разделения труда, А. Смит рекомендует государственную организацию народного образования, впрочем, в самых осторожных, гомеопатических дозах.

Вполне последовательно выступает против этого его французский переводчик и комментатор Гарнье, который при Первой империи естественно превратился в сенатора. Народное образование противоречит, по его мнению, основным законам разделения труда; организацией народного образования мы:

«обрекли бы на уничтожение всю нашу общественную систему. Отделение физического труда от умственного, как и всякое иное разделение труда, становится все более глубоким и решительным по мере того, как богатеет общество» (он правильно употребляет это выражение для обозначения капитала, земельной собственности и их государства). «Это разделение труда, как и всякое другое, является результатом предшествующего и причиной грядущего прогресса...

Неужели же правительство должно противодействовать этому разделению труда и задерживать его естественный ход? Неужели оно должно затрачивать часть государственных доходов на эксперимент, имеющий целью смешать и спутать вместе два класса труда, стремящиеся к разделению и обособлению?»

Как ни жалки постановления фабричного акта относительно воспитания, они объявляют начальное обучение обязательным условием труда¹.

Как мы увидим под нравственным воспитанием буржуа разумеет вдалбливание буржуазных принципов и что, наконец, у класса буржуазии нет средств, а если бы даже эти средства имелись, он не стал бы тратить их на то, чтобы дать народу настоящее образование².

Тем не менее успех школ для фабричных детей доказал возможность соединения обучения и гимнастики с физическим трудом, а следовательно и физического труда с обучением и гимнастикой. Фабричные инспектора, выслушав показания учителей, скоро открыли, что фабричные дети, хотя их обучают в два раза меньше чем школьников, успевают пройти столько же а часто и больше.

«Дело объясняется просто, те, кто проводит в школе только половину дня, постоянно свежи и готовы учиться. Система труда, чередующаяся со школой, превращает каждое из двух занятий в отдых от другого, и следовательно намного более пригодна для ребенка, чем непрерывность одного из них» («Reports of Insp. of Fact. for 31^st October 1865»).

Из фабричной системы, что хорошо показано у Роберта Оуэна, вырос зародыш воспитания эпохи будущего, когда для всех детей свыше известного возраста производительный труд будет соединяться с преподаванием и гимнастикой не только как одно из средств увеличения общественного производства, но и как единственное средство для производства всесторонне развитых людей¹.

Одним из моментов этого процесса являются политехнические и сельские школы, в которых дети рабочих получают некоторое знакомство с технологией и практическим применением различных орудий производства.

Если фабричное законодательство, как первая скудная уступка, вырванная у капитала, соединяет с фабричным трудом только элементарное обучение, то не подлежит никакому сомнению, что неизбежное завоевание политической власти рабочим классом завоюет надлежащее место в школах рабочих для технологического обучения, как практического так и теоретического.