Письмо неизвестной Анны а.Я. Вышинскому. 16 января 1940 г.

Невеселое я вам письмо начинаю. Не подумайте, что это письмо врага народа и человека, не желающего осознать величие нашей Родины. Произошедшие за последние годы события топчут и веру в правоту нашего Правительства.

Не думайте, что порождение подобных мыслей – обывательщина или классовая враждебность, но на это скажу – терпежу у меня нет и хочется уже начать выть и кричать.

Товарищ Вышинский, стоящий во главе «карающих», находясь у куска «правящих» – не потеряли ли Вы человеческие чувства? Не упускаете ли Вы из вида, что 37–38-ым годами народилась огромная масса людей – оскорбленных, униженных и измученных. Не пора ли заметить эту глыбу и кое-что учесть? Сначала коснемся прямо относящегося к Вам – Советского суда. О нем массы говорят очень неуважительно. «Тройки» и присные с ними подорвали всякое доверие к нашим судам. Ведь о кошмарах, происходивших и отчасти происходящих теперь, говорят все. Правда, потихоньку, между своими, но ведь почти нет семьи, которая не задета чем-нибудь вашим судом. Избиения, жуткие пытки – о них знают все. Кто это допустил в Советской Стране?

Боясь врагов и уничтожая врагов, чересчур много захватили невинных людей, и кровь начинает кричать. Наши братья, мужья, сестры, отцы подвергались пыткам, что это допустимо только в пору инквизиции. Факты? Их всех не перечесть. Председатель выездной сессии, уже после Ежова (будь он проклят во веки веков) на суде, когда обвиняемые, надеясь, что, наконец, они добьются правды, заявили, что подписались они принужденные избиениями, ответил им: «А как же вас, сволочей, не бить, вы и говорить ничего не будете». Все были приговорены к расстрелу, а адвокаты, сумевшие добиться пересмотра, добились полного оправдания, и все эти «сволочи» сейчас на свободе. Вы скажете, вот наш суд правде и внял. Нет, правды добились не судьи, а адвокаты – беспартийные люди. Стыдно и жутко. По освобождении люди выходят с выбитыми зубами, с поврежденными позвонками, с отбитыми легкими. Но ведь выходят, увы, единицы, а сколько таких замученных вы продолжаете еще держать в лагерях, сколько там умирает, сколько разбито семей, человеческих судеб, сил, талантов!

«Человек, это звучит гордо!» Нет, это звучит сейчас как-то иначе. Женщин в советской тюрьме хватали за волосы и били лицом по полу, выбивали зубы, обезображивали лицо, выворачивали руки. Об этом знают и говорят все. Во имя Революции! Нет, это уже во имя гибели революции.

Армия без крепкого тыла обречена на поражение – вот и губите тыл. Население измучено, морально пошатнулось. На носу грозные события, а у людей силы уже не те, что были в начале революции. Все шепчутся, всем трудно и имя Сталина начинают склонять. Я сама слышала, как рабочая его назвала «гуталинщик». Сталина!? Я должна была бы донести об этом в НКВД. Да, до 37 года, я бы это сделала, а сейчас нет – не могу, хотя и тяжело было слышать. Настроение у всех подавленное. Про газеты говорят – читать нечего! Награждение героев оскомину набило, над «потоком приветствий» смеются, словесная трескотня надоела. Из населения начали делать стадо баранов. А 20 лет прошло, да каких лет!

Теперь о разрухе, голоде и холоде. Война еще по настоящему не началась, а провинция голодает, у нас в Москве тоже черт те что творится, служащие – матери изнемогают. Что это такое? Почему так получилось? С фронта везут обмороженных красноармейцев. Кто допустил? Ваши шлемы красноармейцы клянут: покрой такой, что уши все отмораживаются. Упущения, неполадки, неувязки – когда от населения все скрывается, конспирация такая, будто все вокруг предатели, враги. Такими основами сейчас, вы действительно нас начнете превращать во врагов.

На собраниях говорят, что «жить стало лучше, жить стало веселее», а слушающие ухмыляются. Действительно враги начинают прибавляться, и, значит, опять Вам придется «карать» и убивать. Неужели в НКВД мясорубка еще не сыта? Как бы мелочи не погубили великих дел…