Я — это я, а ты — это ты.

Я пришел в этот мир не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям,

И ты пришел в этот мир не для того, чтобы соответствовать моим,

Потому что ты — это ты, а я — это я

Если мы будем руководствоваться этим кредо для поддержания здоровых межличностных отношений, каждому придется заботиться о собственных ожиданиях и собственных ограничениях, по душе ему это открытие или нет. Конечно, это мало кому нравится. Мы предпочитаем думать, будто мы в силах заставить другого человека почувствовать себя хорошо и почувствовать себя плохо. Нам удобнее верить, что мы можем заставить кого-то любить нас, манипулиро­вать его чувством вины или удовлетворять его по­требности.

- Ну, это успокаивает нашу тоску, возникающую при мысли о наших одиночестве и беззащит­ности.

- Успокаивает эту тоску осознание того, что мы не всемогущи. Возможно, глупое желание никогда не ошибаться приводит к тому, что нас пугает собствен­ная беспомощность.

И раз уж мы заговорили о всемогуществе, я лишний раз хочу развенчать идею, будто кто-то делает нас не­счастными, вешая на нас вину за наши поступки. Дабы обвинить и осудить меня за какой-то ущерб, нужно быть уверенным в том, что именно я несу ответствен­ность за действия, которые привели к этому ущербу. Сложно представить, что кто-то чувствует себя виноватым за наводнения в Новом Орлеане… И тем не ме­нее такое бывает. Как это можно объяснить? Значит, я все же считаю, будто я в ответе за какое-то событие, за которое в действительности ответственности не­сти не должен. И такое происходит тем чаще, чем более всемогущим я себя возомнил. Расскажу тебе еще один анекдот про аргентинца в Испании. Говорят, мы очень самодовольны, и если кто-то натолкнется на аргентинца в Мадриде и скажет. «Какой прекрасный день», аргентинец ответит «Стараюсь как могу».

Посему чем более всесильным я себя считаю, тем вероятнее начну думать, будто могу предотвратить ущерб, нанесенный другому человеку. Я никогда не за­буду многочисленных пациентов, которые приходили ко мне за консультацией, так как чувствовали себя виноватыми за несчастные случаи, произошедшие с их близкими, за дождь, который пошел в тот день, когда они собирались на шашлыки.

Не случайно одной из первых книг по помощи са­мому себе, появившихся на рынке, была книга амери­канского психолога Мануеля Смита «Когда я говорю “нет”, я чувствую себя виноватым». В ней рассказы­валось, что даже когда человек просто говорит «нет», у него может возникнуть болезненное чувство вины. Задумавшись немного над подобными ситуациями, мы начинаем понимать, что вина, возникающая, когда мы отказываем кому-то, всегда связана с некоторой долей удовольствия. Даже если это просто удовлетворение оттого, что мы отказались выполнить просьбу другого человека.

- А почему я должна чувствовать себя винова­той, когда делаю то, чего хочу я, а не кто-то дру­гой?

- Это тайна, являющаяся неотъемлемой частью на­шего западного христианского воспитания. Тебе твер­дили, что ты должна думать в первую очередь о другом человеке, а потом о себе, так как по-другому поступа­ют только эгоисты. (Помнишь? Мы говорили об этом на днях.) И, следовательно, когда свои желания я став­лю на первое место, то чувствую себя виноватым, ведь этим я нарушаю правила, выработанные поколениями предков. Таково наше воспитание. Я говорю это не по­тому, что согласен с этой идеей, а потому, что так все происходит.

- Но, Хорхе, ты же не против того, чтобы вос­питывать в детях сочувствие и учить их отказы­ваться от немедленного вознаграждения?

- Я уверен, наших детей следует учить получать удовольствие от помощи другим людям, но это касается только молодых. Мы, взрослые, должны выбросить свой тяжелый груз и начать действовать свободно, не чувствуя вины за то, что иногда делаем выбор в пользу собственного удовольствия.

- Но для этого надо разрушить модель поведе­ния, которой нас научили.

- Да, об этом и речь. Только когда человек выйдет за рамки полученного воспитания, он получит способ­ность выбирать, как ему поступать; и только тогда пере­станет чувствовать себя виноватым. Мы ощущаем вину, когда делаем что-то легкомысленное, к тому же пред­полагается, будто мы не должны тратить свое время и деньги на удовольствия, — правила, по которым нас воспитали, просто запрещают нам радоваться жизни.

- Хорхе, до этого ты говорил, чувство вины возникает, когда мы несем ответственность за предполагаемый ущерб другому человеку, а теперь утверждаешь, будто мы виноваты и в том случае, если радуемся жизни, когда другие страдают…

- Да, я так сказал.

- Однако есть одна ситуация, в которой не происходит ни того, ни другого. Когда мы видим нищих или калек, почему мы ощущаем вину, если не имеем к этому отношения?

- Объясним это исключение уже знакомыми тези­сами. Во-первых, как мы уже говорили, если мы хоть сколько-то считаем себя всемогущими, то пребываем в иллюзии, будто сами сможем устранить нищету и вы­лечить всех калек, когда захотим. Во-вторых, думая об этом, мы не можем не радоваться, что у нас, например, две ноги. И наконец, иногда в глубине души появляет­ся крохотная и ужасная мысль, нам спокойнее от того, что это произошло с другими, а не с нами...

- Но никто так не говорит…

- Разумеется, нет, никто не отважится высказать эту мысль. И я в том числе. Мы же не чудовища, чтобы такое говорить. Но именно подобные мысли и ощуще­ния и вызывают чувство вины.

- Твои слова заставляют меня изменить свое мнение о многом! Из этого получается, будто тот, кто помогает, — чудовище!..

- Нет. Совершенно нет. По-настоящему сочувст­вующий человек помогает нуждающимся не из чувства вины, а потому что это доставляет ему удовольствие.

К сожалению, люди, которые открыли для себя ра­дость помощи другим, встречаются довольно редко, так что благотворительность четко ассоциируется с чувством вины, на которое воздействуют, дабы выну­дить людей сделать пожертвование. Это делается, так как по-другому ничего добиться не получается, а не по­тому, что так им кажется лучше. Но несмотря на то, что другого способа нет, этот способ все равно нехорош.

- То, что человек находит утешение в мысли, что он не попал в беду, звучит страшно. Но когда ты это сказал, я поняла, что именно об этом и думаешь: тебе повезло, ты не на месте пострадавшего.

- Да, тебе повезло, как и многим другим, в том чис­ле и мне. И я чувствую вину в первую очередь из-за того, что это случилось с ним, а не со мной, понима­ешь? Я виноват, поскольку рад, что пострадал другой человек, а не я.

И тут появляется компенсация, защита от моих настоящих и глубоко упрятанных эмоций, необхо­димость как-то улучшить мое собственное представ­ление о себе — возникают желание помочь, мило­сердие, сострадание.

- Мне нравится слово «сострадание»… Со-страдание.

- Да, это действительно хорошее слово. Но зачастую когда желание заниматься благотворительностью уга­сает, получается не очень здорово. Человек как бы го­ворит: « Я помог и больше к этому отношения не имею».

Помощь не возвеличивает человека, если ее при­чиной служит чувство вины, так как в таком случае помощь довольно скупа. Это нужно понимать, чтобы отказывать, не чувствуя себя виноватым. Например, мы ужинаем в дорогом ресторане, расслабляемся, от­лично проводим время. Вдруг появляется ребенок-попрошайка и говорит: «Подайте на пропитание!» Его просьба цепляет, и мы не можем отказать, так как нас переполняет чувство вины. И не важно, голоден ребенок на самом деле или нет, он ли сам научился или кто-то его заставил попрошайничать. Мне ка­жется, хорошо, что он этому научился. Понимаешь, о чем я?

- Да.

- Было бы замечательно, если бы каждый из нас мог давать то, что хочет, но делать это не для искупле­ния вины. Еще лучше, если бы каждый был тем, кто он есть на самом деле. В этом заключается задача, стоя­щая перед взрослым человеком.

Скажу, чтобы закончить мысль: хотя нам и болез­ненно это осознавать, иногда у нас получается пре­образовать чувство вины во множество других чувств, более благородных, но это не добрые чувства, все они — имитация, подделка.

Самый позорный способ прикрыть свою вину — жалость. Если вина — это преобразование наших настоящих чувств в фальшивые, то жалость еще хуже этого, так как она даже не является чувством, это всего лишь грязные мысли.

- Погоди-погоди, у меня вопрос. Ведь нам обоим нравится слово «сострадание»? Разве это не то же, что и жалость? Сострадание — это тоже плохо?

- Нет, не плохо. Особенно сострадание. Я и не утверждаю, будто вот это хорошо, а вот то — плохо. Факт, что я с энтузиазмом излагаю свои постулаты, не делает меня умнее. Пусть я говорю так, словно по-другому и думать нельзя. Это профессиональное качество, а не признак достоверности моих слов. Поэтому я повторяю то, что говорю годами на каждой конференции, в каждом раз­говоре, в каждой книге используйте мои слова, чтобы пересмотреть свои собственные мысли, а НЕ для того, чтобы думать, как я... Чтобы думать, как я... существую я!

Но продолжим. Я считаю, жалость и сострадание по­хожи только поверхностно. Когда я обладаю вещью, ка­кой у тебя нет, и чувствую вину, это чувство может пре­образоваться в жалость (какой же ты бедняга, у тебя нет того, что есть у меня). Но когда я радуюсь возмож­ности чем-то поделиться с тобой, я сочувствую тебе, не испытывая вины. Это и есть сострадание. Способность почувствовать горе ближнего, сопереживая ему.

Жалость — это надменное чувство, его испытывают те, кто ставит себя выше других. Жалость — это стар­шая сестра презрения, худшее чувство, которое можно испытывать к человеку. Можно совершить что-то для другого, так как расположен к нему, или хочешь его поддержать, или просто потому, что хочешь это сде­лать. Но делать что-то из жалости — это хуже всего.

- Но я считаю, если бы люди не испытывали вины, человечество не дожило бы до настоящего времени.

- Хорошо. Но знаешь почему?

- Ну, в конечном итоге чувство вины — един­ственное, что не дает людям убить друг друга.

- Ладно. Можешь как-то дополнить эту идею?

- Несмотря на то, что ты говоришь, ощущение вины заставляет тебя помогать тем, кому это нужно. Иначе бы мы жили по закону джунглей.

- Что-нибудь ещё?

- Ну, чувство вины — это часть нас, и нам нуж­но научиться жить с ним.

- Отлично. Один аргентинский врач-психоана­литик и писатель Маркос Агуинис написал на эту тему одну очень интересную книгу, которая называ­ется «Элегия чувству вины». Превосходная книга, ре­комендую прочесть, если попадется.

Агуинис — гений, в его словах много правды, но все же есть и другой взгляд на вещи.

Благодаря своему опыту как пациента и как тера­певта я понял: чувство вины не главное среди эмоций человека, оно зачастую неестественно и довольно па­губно. Я даже думаю, что вина является признаком, ука­зывающим на наши неврозы. Я нисколько не хочу вос­хвалять это чувство, и уж тем более утверждать, будто человечество от него станет лучше. Если ощущение вины приносило кому-то пользу, то это происходило случайно и оценивалось субъективно. Я так считаю. Чувство вины слишком часто вредит людям и негатив­но сказывается на общественной жизни.

- Но мой терапевт говорил мне: если бы не чув­ство вины, мы бы делали то, что взбредет нам в го­лову, либо стали психопатами.

- Посмотрим. Психопат — это человек, заболева­ние которого в том, что у него нарушены границы, он не знает, где нужно остановиться. Прирожденный пре­ступник. В моем районе психопатов без всяких пре­мудростей называют выродками! Прошу прощения.

Такие люди способны совершать страшнейшие злодеяния и глазом не моргнув и даже получать от этого удовольствие. Разумеется, это возможно, так как они не испытывают чувства вины. Психопат не способен идентифицировать себя с другим человеком, поэто­му мысли, порождающие ощущение вины, никогда не приходят ему в голову. Это все верно. Но считать при этом, будто именно чувство вины не дает нам стать психопатами, неправильно. У больного туберкулезом случаются приступы кашля. Но глупо думать, что все кашляющие люди — туберкулезники.

- Как говорит мой приятель, «ты имеешь дру­га» и «друг имеет тебя» — это не одно и то же.

- Именно. Но у нас остается вопрос: почему нас учат испытывать вину, если она так вредоносна? Ответ на него позволит понять философию, прячущуюся за каждым из двух отношений к ощущению вины.

Если брать за основу, что человек по существу плох, вредоносен, жесток и склонен к разрушению, тогда необходимо разработать какие-то механизмы контро­ля над ним (репрессии и наказания), а также создать механизмы саморегуляции (вина). Но если думать, что человек благороден, щедр, ласков, способен на сочув­ствие и творческие проявления, тогда не нужно будет внушать ему чувство вины, и отпадет нужда в подавля­ющем воспитании.

Ну вот, как ты поняла, я в своих взглядах на мир и че­ловечество исхожу из второй предпосылки. И с этой позиции вина лишь способствует конфликтам, делая человека невротичным и все менее аутентичным. Ра­зумеется, ты не убьешь соседа, если он слишком гром­ко включит радио, так как не хочешь его убивать, а не потому, что тебя сдерживает чувство вины. На самом деле вина сдерживает лишь тех, кто неспособен на убийство. А настоящих убийц ничто не сдерживает и никогда не сдерживало. Всегда, когда я говорю на эту тему, мне вспоминается одна фраза, которая совер­шенно точно отражает мою позицию.

Чувство вины –

это намордник,

который надевают только на тех,

кто не кусается.

Ты обратила внимание, какой сегодня прекрасный вечер? Мы уже довольно долго говорим. Попытаюсь подобрать историю, чтобы закончить нашу сегодняш­нюю беседу. Мы поднимали такие запутанные и вдохновляющие темы, что в завершение мне хотелось бы рассказать почти курьезную историю... почти из на­стоящей жизни.

Молоденькая девушка собирается на первое свида­ние со своим богатым ухажером. Ее мать, глядя на то, как дочь крутится перед зеркалом, вдруг начинает плакать. Обеспокоенная дочка бросается к матери:

- Мама, что случилось?

- Еще ничего. Но произойдет сегодня вечером.

- Что сегодня произойдет?

- Твой кавалер приедет за тобой на роскошной маши­не и заберет ужинать в дорогой ресторан, где на столах расставлены свечи и музыканты играют прекрасные ме­лодии. Потом он повезет тебя на дискотеку и там предло­жит выпить по стаканчику. Пока вы будете танцевать, он будет нашептывать тебе на ухо, какая ты красавица...

- Ну и что в этом плохого?

- После танцев он пригласит тебя посмотреть его квартиру.

- И?

- Он живет в одном из новых домов с окнами, вы­ходящими на реку. Пока ты будешь наслаждаться видом с балкона, он включит музыку и откроет шампанское. Вы выпьете шампанское и пойдете посмотреть его спальню... Тут-то и произойдет трагедия.

- Какая трагедия, мама?

- Когда вы зайдете в спальню, он обнимет тебя и по­целует. Это меня не пугает. Но потом, доченька, потом... Он подведет тебя к кровати и накинется на тебя. Если ты позволишь ему забраться на себя, я умру. А если я умру, то тебя всю жизнь будет мучить ощущение вины... Пони­маешь теперь, почему я плачу? Я плачу из-за тебя, из-за твоего будущего.

- Мама, успокойся, я уверена, все будет совсем не так, как ты говоришь.

- Все равно запомни мои слова, дочка... Если он се­годня окажется на тебе, я умру от горя... Не забывай об этом.

В назначенный час к дому подъехала дорогая импорт­ная машина, и девушка отправилась на свидание...

В пять утра она вернулась домой. Мать сразу же бро­силась к ней с вопросами.

- Дочка, рассказывай! Что произошло?

- Мама, это невероятно! Все шло точно так, как ты мне говорила: ресторан, дискотека, квартира, все.

- И?

- Но когда в спальне он попытался забраться на меня, я. мамочка, вспомнила о тебе. О том, что меня всю жизнь будет мучить вина, если ты умрешь.

- Отлично, доченька. И ты ушла?..

- Нет. Я сделала по-другому. Я сама забралась на него. Так что теперь умрет его мама!

- Судя по твоему смеху, история тебе понравилась. Я очень рад. Напоследок я хочу дать тебе несколько советов.

Давай выход эмоциям.

Позволяй им попасть туда, куда они были направле­ны.

Не сдерживайся.

Не позволяй возвращаться к тебе ни плохому, ни хорошему.

Не отдавай что-то против своей воли, если тебя вы­нуждают.

Не злись на себя вместо того, чтобы разозлиться на человека, у которого к тебе претензии.

Полностью принимай ответственность за все, что делаешь, говоришь, а также о чем думаешь и молчишь.

Поступай так, и у тебя не будет ни нужды, ни причи­ны чувствовать себя виноватой.

А без вины жизнь станет куда приятнее.

- Спасибо, Хорхе, за все спасибо.

- Спасибо тебе, что позволила мне самому снова вернуться к этим вопросам.

—Да, я остаюсь с намордником, который наде­вают на тех, кто не кусает…

- Нет, это не мой случай, я проголодался...