
- •Глава 1 Автор обращается к государю
- •Глава 2 Кое-что против невежд
- •Глава 3
- •Глава 4
- •Глава 5
- •Глава 6
- •Глава 7
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 10
- •Глава 11
- •Глава 12 Нельзя осуждать поэтов за темноту
- •Глава 13 о том, что поэты не лживы
- •Глава 14
- •Глава 15
- •Глава 16
- •Глава 17
- •Глава 18
- •Глава 19
- •Глава 20
- •Глава 21 Автор обращается к королю
- •Глава 22 Автор просит врагов поэзии переменить к лучшему свой образ мысли
- •Глава I
- •Глава II
- •Глава III
- •Глава IV
- •Глава I
- •Глава III
- •Глава IV
- •Глава I
- •Глава II
- •Глава III
- •Глава VII
- •Глава VIII
- •Глава II
- •Глава III
- •Глава IV
- •Глава V
- •Глава VII Как римляне обогатили свой язык
- •Глава VIII
- •Глава IX Ответ на некоторые возражения
- •Глава XI
- •Глава XII Защита автора
- •Глава II о французских поэтах
- •Глава III
- •Глава IV
- •Глава V
- •Глава XII
- •Глава III
- •Глава VI о достойном ее восхвалении
- •Глава VII
- •Глава VIII
- •Глава XI
- •Глава XX
- •Глава XXI
- •Глава XXII о тринадцатом ее великолепном следствии
- •Глава XXIII
- •Глава XXIV
- •Глава IV
- •Глава V
- •Глава I
- •Глава II
- •Глава III
- •Глава III
- •Глава XV о том, как в искусственных предметах содержится совершенная пропорция
- •Глава XX о нарушениях правил
- •Глава I
- •Глава II
- •Глава XX
- •Глава I
- •Глава II
- •Глава III о внешнем виде храмов
- •Глава XVII о храме Браманте
- •Глава 1 Определение живописи
- •Глава 11
- •Глава 17 Об эолийском ладе
- •Глава 19
- •Глава 20 Об ионийском ладе
- •Глава 22 о гипомиксолидийском ладе
- •Глава 24 о гипоэолийском ладе
- •Глава 25 о шестой октаве и ее одном ладе
- •Глава 26 о седьмой октаве и ее двух ладах
- •Глава 27 о гипоионийском ладе
- •Глава 36
- •Глава 38
- •Глава 13
- •Глава 24
- •Глава 26 о гении композиторов
- •Глава 1
- •Глава 20
- •Глава 8
- •Глава 9
- •Глава 1
- •Глава 27
- •Глава 46
- •Глава 35
- •Глава 34
Глава 8
В какой части земли впервые воссияла поэзия
Если спросишь, мой государь, под каким небом, в каком веке, чьими трудами на земле впервые появилась поэзия, то едва ли здесь можно будет дать достаточно определенный ответ. Одни считают, что она началась вместе со священными обрядами древних, а значит, у евреев, раз те первые принесли жертву Богу, по свидетельству Священного писания: там читаем, что Каин и Авель, братья и первые рожденные на земле люди, приносили дары господу; Ной, когда улеглись волны потопа, вышел из ковчега и сотворил жертвоприношение Богу; потом и Авраам, когда одолел врагов, и жрец Мелхиседек вынес хлеб и вино24. Поскольку доказываемое ими еще не следует отсюда с необходимостью, они утверждают,— правда, скорее гадательно, чем доказательно,— что те жертвоприношения никак не могли совершаться без произнесения каких- то слов, и добавляют, что, когда Моисей с израильским народом перешел посуху Красное море, он явно совершил все это полностью, поскольку читаем об учреждении им святилища, священников и скинии в подобие будущего храма и об изобретении молитв для умилостивления божества25. По рассмотрении всего этого получится, что поэзия началась у евреев не позже вождя израильтян Моисея, а он вывел свой народ и совершил жертвоприношения около конца жизни царя сикионов Марафия, который умер в год от сотворения мира III ЭСЬХХХ26.
Есть и такие, кто хочет отдать эту честь Вавилону. Среди них один венецианец, епископ Поццуольский [Паолино], великий раскапыватель историй, уверял по обыкновению речисто и многословно, что поэзия намного древнее Моисея и возникла чуть ли не во времена Немврода; этого Немврода он называл первым изобретателем идолопоклонничества, потому что когда тот увидел пользу огня для людей и решил предсказывать будущее по его движению и шуму, то назвал его богом и как богу не только сам ему поклонялся и халдеям повелел, но и построил ему храмы, назначил жрецов и тоже придумал для них молитвы. Венецианец доказывал, что в этих молитвах Немврод пользовался изысканным языком; может быть, хоть он и не объяснил до конца, откуда это взял. Я, правда, сам часто читал, что богослужебный обряд, философские занятия и военная слава раньше всего появились у ассирийцев, но без более достоверного свидетельства не поверю так просто, чтобы столь возвышенное искусство возникло у варварских и диких народов.
Потом, греки думают, что поэзия возникла у них, как изо всех сил настаивает Леонтий27. Этим мнением и я немножко увлекаюсь, помня, как мой славный наставник28 однажды говорил мне, что она началась у первых греков так. Когда первыми среди еще всеобщей грубости некоторые люди, более высокие умом, начали удивляться творениям матери-природы, они понемногу через раздумья пришли к уверенности, что есть кто-то единый, чьей силой и властью управляется и упорядочивается все видимое, и назвали его Богом; затем, полагая, что он иногда посещает землю, и решив, что будет святым делом, если он сможет, придя, обнаружить посвященные его имени места уединения, они воздвигли ему священные здания и построили с небывалым великолепием то, что мы теперь называем храмами. Впоследствии, чтобы добиться от него благосклонности, они придумали некие необычайные почести, чтобы воздавать их ему в назначенную пору, и назвали их священными обрядами. Заключив потом, что, насколько этот бог превосходит все остальное своей божественностью, настолько же ббльших заслуживает и почестей, они постановили изготовить для служения ему серебряные столы и богатые чаши, светильники и всевозможные золотые сосуды, а тех, кого позднее стали называть священнослужителями, выбрали из мудрейших и знатнейших людей народа и пожелали, чтобы при совершении священных обрядов они были не в простых, а в великолепных и драгоценных одеждах с тиарами и жезлами. Наконец, поскольку показалось бы нелепым представлять божеству священные дары в немом молчании, они решили сочинить слова, посредством которых восхвалялось бы и возвеличивалось божество, выражались чаяния народа и приносились людские моления; а поскольку было бы несообразным обращаться к божеству так же, как говоришь с крестьянином, слугой или товарищем и приятелем, то мудрецы пожелали, чтобы был изобретен изысканный способ речи, который и поручили жрецам придумать. Некоторые, причем немногие из них,— полагают, что в их числе были Мусей, Лин и Орфей,— по внушению божественного разума сложили и изобрели во славу Божию29 чудные песни, упорядоченные по размеру и долготе слога. Для большей значительности они под внешностью слов скрыли высокие божественные тайны, чтобы достопоклоняемое величие от излишней общеизвестности не было оскорблено пренебрежением. Такое чудесное и до того неслыханное искусство по названию действия, как мы говорили, стали именовать поэзией, или рое1е$, что в переводе значит «изысканная речь», а сочинителей — поэтами. Поскольку это [греческое] слово соответствует действию, считается, если пока не говорить о добавлении к стихам пения и остального, что поэзия началась у греков.
Но о времени очень спорят. Леонтий, по его словам, не раз слышал от своего учителя Варлаама Калабрийского и других знатоков, что Мусей, которого мы назвали одним из изобретателей поэзии, был знаменитым среди греков мудрецом во времена аргосского царя Форонея, начавшего править в год от сотворения мира III ССС ЬХХХУ; что в то же примерно время процветал Лин—слава обоих достаточно гремит до сих пор, свидетельствуя и для нас, что они стояли во главе священных поклонений древних,— и что в их числе был также фракиец Орфей. Все трое считаются поэтому первыми теологами30. Но Павел из Перуджии31, полагаясь на тех же авторов, считал поэзию намного более молодой. Он утверждал, что Орфей, причисляемый к ее древним изобретателям, жил во времена троянского царя Лаомедонта, правившего Троей в век микенского царя Эвристея примерно в год от сотворения мира III ИССССХ, и что это был Орфей аргонавтов и не только преемник Мусея, но учитель сына Му сея Евмолпа, о чем тоже Евсевий говорит в «Хрониконе»; отсюда следует, таким образом, что поэзия у греков моложе, чем говорят. В ответ на это, однако, Леонтий припоминает суждение первых греков, что Орфеев и Мусеев было много, причем древний Орфей был современник древних Мусея и Лина, а фракиец Орфей жил позднее, но поскольку этот поздний изобрел вакхические оргии и ночные шествия менад, обновил многие обряды древних и обладал величайшим даром слова, за что пользовался огромным почетом в своем веке, то потомки стали считать его первым Орфеем. Может быть, такого мнения и надо держаться, потому что, по некоторым древним свидетельствам, поэты существовали еще до рождения Юпитера Критского, тогда как у Евсевия написано, что фракийский Орфей процветал уже после похищения Юпитером Европы32.
Раз все так расходятся между собой, не приводя для подкрепления своих мнений никакого достаточно веского свидетельства из древних авторов, я не знаю как следует, кому надо дать веру. Если верить Леонтию, поэзия появилась, по сопоставлению времен, у греков раньше, чем у евреев; если венецианцу, то у халдеев раньше, чем у греков; а если захотим поверить Павлу, то получится, что Моисей был ее учителем раньше и вавилонян и греков. Но хоть Аристотель, увлеченный, наверное, более высокими соображениями, и говорит, что первые поэты были теологами, то есть, подразумевается, греками,— и этим, кажется, как-то подкрепляется мнение Леонтия,—я со своей стороны не думаю, что высокая сила поэзии впервые влилась, не говорю уж в это животное Немврода, а даже в Мусея, Лина или Орфея, очень, конечно, древних поэтов (разве что Мусей и Моисей одно и то же, как некоторые считают);
нет, она впервые посетила святых и боговдохновенных пророков. В самом деле, мы читаем33, что Моисей, влекомый, полагаю, этим поэтическим стремлением, написал ббльшую часть Пятикнижия по внушению Святого духа не обычным прозаическим стилем, а героическим стихом. Так же и некоторые другие [пророки] выразили великие дела божии в метрическом словесном облачении, которое мы и именуем поэзией. По их следам, я думаю—и, может быть, не безосновательно,— пошли языческие поэты, сочиняя свои поэмы; поистине, как божии люди писали, исполнившись Святого духа и им побуждаемые, так и другие под действием поэтического пыла слагали свои творения с «духовной силой» (vi mentis), почему и названы «вещими» (vates)34.
Теперь, славный государь, решением своей милости избери что хочешь, потому что мне о происхождении поэзии сказать больше нечего.