Глава IV

О том, что французский язык не столь беден, как многие полагают

Я не считаю, однако, наш народный язык в его современном состоянии низким, каким видят его эти чванливые почитатели греческого и латинско­го языков (готовые быть хоть самой Пейто¹¹, богиней убеждения), полагающие, что ничего хорошего нельзя сказать, кроме как на языке иностранном, непонятном народу. Тот же, кто захочет рассмотреть его поближе, отметит, что наш французский язык не настолько беден, что не может верно передавать заимствуемое у других, не настолько бесплоден, что не может сам производить добрые плоды,— конечно, при известном мастерстве и прилежании его возделывателей,— если только найдется хоть несколько друзей своей страны, да и друзей самим себе, которые приложат к этому свои силы. Но кого, после бога, благодарить нам за такое благодеяние, как не покойного нашего доброго короля и отца Франциска, первого в этом имени и в добродетели. Я назвал его первым, потому что он первым в своем благородном королевстве вернул всем наукам и искусствам их древнее достоинство, и таким образом, наш язык, раньше грубый и необработанный, вновь стал элегантным и если и не столь обильным, каким, без сомнения, он может стать, то по крайней мере способным истолковывать другие языки. И доказательством тому служит тот факт, что философы, историки, медики, поэты, ораторы греческие и латинские выучились французскому языку. Что сказать мне о еврейском языке? Священное писание дает богатое свидетельство тому, что я говорю ¹². Я оставляю в стороне как суеверные сомнения полага­ющих, что таинства теологии не должны раскрываться и становиться всеобщим достоянием на народном языке, так и доводы придерживающих­ся противоположного мнения. Ведь этот спор не имеет ничего общего с тем, о чем я пишу, так как я только хочу показать, что при рождении нашего языка звезды и боги не были к нему столь враждебно настроены и что он сможет однажды достичь подлинного величия и совершенства, подобно другим языкам. Ибо все науки могут быть верно и полно изложены на нем; ведь есть немалое число книг греческих, и латинских, и даже итальянских, испанских и других, переведенных на французский язык многими превосходными перьями нашего времени.

Глава V

О том, что переводы недостаточны, чтобы довести до совершенства французский язык

Эта столь похвальная переводческая деятельность не кажется мне, однако, единственным и достаточным средством, чтобы поднять наш народный язык до уровня других, более прославленных языков. То, что я пытаюсь доказать, столь ясно, что никто и не станет (я верю в это) спорить со мной, если не захочет прослыть человеком, опровергающим истину. Во-первых, существует общепринятое среди наиболее ученых авторов-риториков мнение, что есть пять частей ораторского искусства: это изобретательность, способ выражения, композиция, память и произ­ношение¹³. Но две последние усваиваются не благодаря преимуществам языков, а даны каждому согласно его природе и укрепляются и поддерживаются учеными занятиями и постоянными стараниями; компо­зиция же зависит больше от благоразумия и здравого суждения оратора, чем от различных правил и законов; совершенно бесчисленны могущие иметь место случайности, зависящие от времени, места, от людей, поэтому я удовлетворюсь тем, что буду говорить о первых двух: об изобретательности и о способах выражения. Ораторское же искусство состоит в умении говорить красиво и много на любую предложенную тему. А это умение так говорить обо всем может быть получено лишь при прекрасном знании всех наук, которые были сначала разработаны греками, а затем римлянами, им подражавшими. И совершенно необходи­мо, чтобы эти два языка были известны тому, кто хочет приобрести богатство и полноту воображения, первую и главную часть вооружения каждого оратора. Что же касается этого вопроса, верные переводчики могут во многом помочь и облегчить положение тех, кто не имеет возможности заниматься иностранными языками. Что же касается выбо­ра слов — части, безусловно, самой трудной, без которой все остальное оказывается как бы ненужным и походит на меч, еще не вынутый из ножен,— выбор слов, говорю я, по которому только и судят о достоин­ствах оратора, лучший способ хорошо говорить, имеющий тот же корень, что и красноречие¹⁴, основывается на словах простых, распространенных, не чуждых общим употребительным нормам, на метафорах, аллегориях, сравнениях, уподоблениях, выразительности и многих других фигурах и украшениях, без которых все речи и стихи становятся голыми, всего лишенными и слабыми. И я никогда не поверю, что можно все это хорошо усвоить при помощи переводов, потому что невозможно передать все это с той же грацией, с какой сделал это сам автор; тем более что каждый язык имеет нечто свойственное только ему, и, если вы попробу­ете передать это на другом языке, соблюдая законы перевода, которые заключаются в том, чтобы не выходить за рамки, установленные автором, ваш перевод будет принужденным, холодным и лишенным грации. И чтобы убедиться, что это так, прочтите Демосфена или Гомера по- латински, Цицерона или Вергилия по-французски, чтобы увидеть, породят ли они в вас то же восхищение (словно перед вами Протей¹³, изменяющий свой облик на все лады), какое вы чувствуете, читая этих авторов на их языках. И вам покажется, что вы перенеслись с огнедышащего кратера Этны на холодные вершины Кавказа. И то, что я сказал о латинском языке и о греческом, должно быть также сказано и обо всех остальных языках; из них я сошлюсь на одного Петрарку, о котором я осмелюсь сказать, что, если бы Гомер и Вергилий, вновь родившись, принялись бы его переводить, они не смогли бы это сделать с тем же изяществом и простотой, с какими он писал на своем народном тосканском наречии. И тем не менее в наше время некоторые пытались переложить его на французский язык¹⁶. Вот короткие доводы, заставившие меня думать, что старания и мастерство переводчиков, в иных случаях весьма полезное и способное научить разным вещам тех, кто не знает иностранных языков, не пригодны для того, чтобы довести наш язык до совершенства и, как это делают живописцы со своими картинами, как бы положить заключи­тельный мазок, чего мы все желаем. И если все мои доводы, которые я привел, не кажутся достаточно убедительными, я сошлюсь, как на гарантию и опору моей правоты, на пример старых римских авторов, особенно поэтов и ораторов; они — хотя Цицерон и перевел несколько книг Ксенофонта и Арата¹⁷, а Гораций дал правила хорошо переводить¹⁸— обращались к переводам скорее для собственных занятий и упражнений, чем для опубликования плодов этих занятий и для развития своего языка, для его прославления и распространения. И если кто-либо видел какое- нибудь сочинение того времени под маркой перевода (я подразумеваю произведения Цицерона, Вергилия или авторов счастливого века Авгу­ста¹⁹), они смогут уличить меня во лжи и опровергнуть то, что я говорю.

О плохих переводчиках и о том, что не следует переводить поэтов

Но что сказать мне о некоторых, по правде говоря, более достойных называться скорее предателями, чем переводчиками? Ведь они предают тех, кого берутся перелагать, лишая их славы, и тем самым обманывают несведущего читателя, выдавая ему белое за черное, и, для того чтобы заслужить звание ученого, берутся переводить с любого языка, не зная даже самых его основ, как, например, с еврейского или греческого²⁰. И чтобы совсем завоевать славу, берутся они переводить поэтов, то есть тех авторов, к которым бы я, если бы и умел или хотел переводить, обращался бы как можно реже ввиду того божественного вдохновения, которого у них больше, чем у других, тех величия стиля, возвышенности слов, значимости сентенций, смелости и разнообразия фигур и тысячи других блесток поэзии — короче, той энергии и некой мудрости, заклю­ченной в их писаниях, которая называлась римлянами «genius»²¹. И все эти вещи так же могут быть переданы в переводе, как если бы художник захотел воспроизвести душу, изображая тело и следуя натуре. То, что я говорю, не относится к тем, кто по поручению государей и правителей переводит самых прославленных поэтов Греции и Рима, потому что неподчинение этим высоким лицам в данном вопросе не терпит никаких извинений. Я же имею в виду тех, кто без всякой причины (как они говорят) легко принимаются за это дело и этим оправдываются. О Аполлон! О Музы! Так профанировать священные реликвии древности! Но я не буду больше об этом говорить. Тот же, кто хотел бы создавать на своем народном языке произведения действительно ценные, пусть оставит эти переводы, и особенно переводы поэтов, тем, KTQ этим трудным и невыгодным делом — я даже осмелюсь сказать, делом бесполезным и даже вредным для укрепления их языка — приносят действительно больше урона, чем славы.