
- •Предисловие
- •I. Гадамер, Хайдеггер (и другие): конфронтация текстов или диалог личностей?
- •1.1 Герменевтическая ситуация в философии
- •1.2. Логоцентризм и «скандалы в философии»
- •1.3. Предваряющая работа интерпретации и самопонятность философских текстов
- •1.4. Прочтение Хайдеггером кантовской позиции. Операция деструкции
- •1.5. Пример интерпретации учения Хайдеггера о времени
- •II. Основные мифо-понятия онтологической диалектики
- •2.1. Действительность, реальность, существование
- •2.2. Дух и духовность
- •2.3. Истина и действительность
- •2.4. Истина и смысл
- •2.5. Понимание и объяснение
- •III. Рационализм и схоластическое мышление
- •3.1. Вопрос о современности: что значит – «современный»?
- •3.2. Какого рода рациональность характеризует современную эпоху?
- •3.3. Необходимость не-сущего. Объективация. Схоластичность. Вопрос из Ничто: теневая диалектика. Диалектика. Свобода. Повседневность
- •3.4. Исчерпание рациональности. Неклассичность философии. Исчезновение вещи. Безымянность тождества. Границы формализма. Гегелевский абсолютный рационализм
- •3.5. Завершение понимания, его трансформация
- •3.6. Осуществление мышления
- •3.7. Философская речь и терминология. Понимающая процедура. Пустые суждения как способ говорить о сущем
- •3.8. Мышление запредельного. Потенциальная содержательность ничто. Герменевтика опыта
- •3.9. Схоластика, ее специфика, причины, результаты
- •3.10. Предварительная классификация философских высказываний. Контекст интерпретаций
- •3.11. Становление мышления. Современность современников
- •4. Аксиоматическая основа интерпретации
- •4.1. Мировая полисемантика
- •4.2. Патология и естественность разума
- •4.3. Условия развертывания мышления
- •4.4. Универсальная видимость и ее формы
- •4.5. Логический априоризм и метафеноменальное бытие
- •4.6. Общество, история, личность и наука: глубинное противоречие
- •5. Типология знания. Контекстуальные множества
- •5.1. Что есть знание? Знание-текст. Истинное знание и знание истины. Существование и знание
- •5.2. Субъект знания: раскрывающее усилие, распахнутость мира, тождество субъекта и мира
- •5.3. Пустота индивида. «Есть» для субъекта. Самообман рацио
- •5.4. Знание и его градация
- •5.5. Представление контекстов. Имена. Конкретизация текста
- •5.6. Мера и виды рациональности
- •6. Проблемы интерпретации текстов (способы понимания)
- •6.1. Наблюдатель
- •6.2. Текст и культура. Уровни раскодировки текста
- •6.3. Контекстуальное многообразие смыслов. Классическое и неклассическое состояние-прочтение термина. Представление границы термина. Мысль о времени
- •6.4. Континуум значений. Протокольное описание имен
- •6.5. Полное пространственное развертывание типологии контекстов
- •6.6. О границах философии
- •7. Аксиоматическая основа контекстов
- •7.1. Абсолютная противоречивость исходных принципов философии. Введение противоречия в формализм
- •7.2. Задание смысловых переменных
- •7.3. Уровни осознания: от формальной ясности к полному принятию
- •7.4. Введение смысловой переменной в текст
- •7.5. Тройственная структура действительного сознания
- •7.6. Структура процесса осознания
- •Литература
5.5. Представление контекстов. Имена. Конкретизация текста
В контексте пребывает понятость (понятность), он формирует уровень осмысленности текста, его воздействующую информативность. Сам текст (знание-текст), будучи связной структурой, развертывается по мере своего усложнения, раскрываясь от потенциальной и абстрактной формы до состояния целостно-замкнутой конкретности. Элементарная первичная, неразвернутая форма текста есть простой термин (совокупность терминов), который только обозначает некоторое понятие . Содержание этого понятия мы хотим знать. Содержание суть внутреннее, собственное имя искомого феномена. Это имя требуется извлечь из состояния виртуальной свернутости и перевести в рационально выговариваемый, связный текст. Обычно в связи с этим говорят о движении от абстрактного к конкретному, так, что это стало уже общим местом, совершенно банальным философским оборотом (в гегелевско-марксовой традиции). Однако этот привычный оборот не всегда уместен, тем более, что он противоречит обычной языковой практике употребления данных понятий, как это со всей ясностью показал Гегель . Правда, сам Гегель его активно использовал – в собственной интерпретации, - но в дальнейшем традиция марксизма-ленинизма его абсолютно выхолостила. Мы говорим о формировании текста, о стадиях его становления и здесь замечание о движении от абстрактного к конкретному само должно быть конкретизировано, т.е. сам философский язык должен претерпевать позитивную эволюцию, а не воспроизводить одни и те же застывшие формы понимания . Через термин (взятый как имя) извлекается его содержательность, которая в различных ситуациях (культурах, эпохах, временах и т.д., вплоть до преобладающего настроения) может быть существенно разной, но, все-таки, мы ее относим к одному и тому же кругу вопросов. Этот круг центрирован именем, которое для нас выступает внешним образом как простой термин, по существу же являясь своеобразной духовной монадой, свернуто содержащей все смысловое богатство бесконечных интерпретаций. Система интерпретаций может быть оценена в рамках отношения абстрактное&конкретное, виртуальная содержательная свернутость находится вне этого отношения. Если продолжить аналогию с кругом, то здесь рождается образ движения, зарождающегося на бесконечном удалении от имени как центра и, затем, стремящегося приблизиться к нему. Речь идет о понимании: первоначально нечетком, абстрактном, единичном, опирающемся на примеры. Затем единичность в определенной мере преодолевается, представление становится более общим, более конкретным. Каким-то образом мы знаем положение центра, но, вместе с тем, он недостижим для исчерпывающего понимания. Бесконечность рационального познания и, одновременно, ускользающая полная ясность говорят о том, что, хотя движение понимания имеет составляющую, направленную к имени (своего рода радиальная составляющая), но также существует постоянный сдвиг в сторону (тангенциальная составляющая). В результате наложения этих двух составляющих мы имеем нескончаемую кривую, известную под названием спирали Архимеда, в фокусе которой находится имя. Обе составляющие неразрывны и рождены от одного источника – использования в рациональном познании предметной образности, стремления к внешней объективации, овнешнению любого содержания. Тангенциальная составляющая вытекает из того, что предметность как таковая обладает свойством законченности, она фиксирована и устойчива. Устойчивость же, в свою очередь, означает инерционность, в данном случае – понимания, теряющего свою гибкость и только воспроизводящего себя в догматически косных рамках. Но предметность содержит в себе и ту общность, к которой она принадлежит; внимание к этому аспекту заставляет пренебречь единичной индивидуальностью и оставить, наконец, привычных круг одних и тех же объясняемых ситуаций – явлений, процессов, перейдя к более глубокому предметному уровню. Глубина определяется тем, что примеров здесь требуется меньше, имя в них проявляется отчетливее и, одновременно, оно само становится определеннее. Наряду со спиралью Архимеда может быть использован и образ процесса познания как концентрических кругов, каждый из которых соответствует устойчивому функционированию некоторого уровня сознания. Переход между ними не происходит с необходимостью, можно всю жизнь пребывать на одном уровне, вращаясь (буквально) в одних и тех же определениях: это ситуация, когда радиальная составляющая угасла – иными словами, когда дух остановился и потерял свою конкретность, стал бездействующим, неподвижным, мертвым. Как косная материя отвечает на все внешние воздействия только физико-химическим образом, так и человек, утративший дух, реагирует лишь инстинктивно-физиологически, не осмысливая и не осознавая вообще происходящее вне принятых стереотипных установок. Спираль Архимеда, раскручиваясь на большем удалении от имени, движется конкретнее по форме и абстрактнее по существу, приближаясь к имени – напротив, конкретнее по существу и абстрактнее по форме. Строго говоря, все это есть абстрактное понимание. Конкретное возникает лишь при реальном достижении имени . Иными словами, любое рациональное понимание, претендующее на конкретность, обременено абстрактностью, которую оно не в силах удалить окончательно. Вопрос о том, к одному центру стремится наша спираль (система концентрических кругов) или этот центр мигрирует, не имея жесткой закреплённости – поскольку отсутствует субъект, способный такую фиксацию осуществить, остается открытым. Аналогия не должна заходить слишком далеко в своем уподоблении реальным процессам и на каком-то этапе (достаточно раннем, не выходящем за пределы буквальности используемого образа) должна быть оставлена. Как бы то ни было, роль имен в культуре, познании, ориентации во внешнем (равно и внутреннем) мире переоценить трудно, и об этом написано достаточно. Мышление поднимает виртуальную темную неразличимость до состояния отчетливой фиксации и ясного выговаривания, до связного текста – однако не без потерь. Конкретизация текста движется путем его усложнения: первоначальное понятие-имя переходит в предложение, затем – в уточняющее высказывание (предложение, содержащее перечисление сходных определений), далее – в развернутое высказывание (ряд взаимосвязанных предложений, создающих локальную, относительно самостоятельную целостность), и, наконец, ряд взаимосвязанных локальных целостностей образует собственно текст. Чтобы текст состоялся, удался, он должен иметь замыкание, поднимающее локальные целостности на общеконтекстуальный уровень, на котором каждый из них звучит дополнительными смыслами именно в общем ансамбле, не обладая ими в изолированном положении.
Тексты различаются по тому мышлению, которое их создает. Раскрытие имени может происходить несколькими способами, приводя, соответственно, к различному типу знания. Говоря о возможных способах мышления, мы, тем самым, очерчиваем пределы рациональности. Эти пределы должны отделять рациональность от… чего? Ответить здесь затруднительно, поскольку мышление при этом должно вторгнуться не в свою область, туда, где оно не имеет больше познавательной силы, не способно судить столь же достоверно, как делает это в искусственном мире формализованных абстрактно-объяснительных схем. Назвать, впрочем, данную область можно – это реальное действие. Полностью оно (имеется в виду подлинное, истинно реальное действие, естественное, легкое и эффективное) необъяснимо. Действие в форме не-деяния не поддается исчерпывающему логическому анализу, строящемуся на раскрытии соотношения мотивов и целей, поскольку здесь нет ни мотивов, ни цели. Это не означает, конечно, что действие никак не связано с мыслью, и делать можно что-либо не думая. Мышление предшествует действию и, выполнив свою функцию подготовки, должно самоустраниться, вернувшись в исходное виртуально-свернутое состояние.
Является его эмпирическим, внешним (развернутым) именем.
См, например, его статью «Кто мыслит абстрактно?».
Возвращаясь к вопросу о методе. Потому не может быть завершенного метода, что его необходимо дорабатывать, конкретизировать относительно ситуации, эпохи или просто какой-либо темы. В виде формальных последовательностей суждений метод дан, доработка каждый раз происходит индивидуально.
Или: при достижении реального имени.