3.5. Завершение понимания, его трансформация

Чтобы сохранить себя, понимание не должно быть окончательно рациональным. Но в таком случае оно теряет свою всеобщность.

Вне классических рациональных категорий понимание не существует, поскольку при этом исчезла бы требуемая ясность, а следовательно, и собственно понимание. Понимание или рациональное мышление, или, что то же – просто мышление, могут завершиться достойно и тем самым не только сохраниться в некоем застывшем и окончательном виде для утилитарного использования, но получить реальный шанс на иную жизненность, уже без претензий на всеобщий охват сущего, с реальной возможностью для субъекта прийти к твердому и необходимому для него знанию и, все-таки, выполнить изначальное требование рациональности. Последнее нас убеждает, что потеря всеобщности не составляет принципиального препятствия в исполнении существа рационального мышления. На этапе самотрансформации, расставаясь с требованием исчерпания сущего (даже потенциально, в гипотетическом бесконечном развитии), понимание открывает в себе неустранимый элемент непонимания и субъект не должен приходить от этого в замешательство. Рассмотрев дополняющий - «теневой», бессодержательный, но необходимый аспект категорий, сделали ли мы диалектику более понятной? Менее склонной к мистификации действительности? Превращается ли она, наконец, в метод, который можно передать? – ведь в понятиях, их взаимопревращениях нет больше буквально никакого неучтенного содержания. Ответ на все эти вопросы ясен: конечно, нет. Наше «нет» выдержано до конца, мы вели речь о негативном  моменте в познании, который никогда не был уравнен в правах с позитивностью, с утверждающими предметными суждениями, и на последнем этапе звучит также «нет». Все, что можно высказать по поводу диалектики предметно и наглядно, уже сделано Гегелем. Больше предметности нет, она исчерпана. Наш анализ вышел в иную онтологическую плоскость, туда, где пустота не пустое и ничтожное ничто, а, напротив, акцентирована как подлинность. Проблема уяснения конкретного тождества остается, но мы перестаем конкретное разделять с абстрактным и эта рациональность лучше осознает себя, нежели во времена Гегеля. Результат наш таков на данном этапе: видимость и пустота, которые диалектика имела перед собой и с которыми она тщетно пыталась справиться, изжить как чуждое и недопустимое, превратились в ее собственные и существенные моменты. Это влечет переоценку специфики познавательной деятельности и прежде всего – принятие равнозначности всех проявлений сущего. Несомненный результат также заключается в лучшем понимании природы и функций философского рассуждения, перестающего увлекаться «обобщением» данных частных наук, фактически паразитируя при этом на них, и находящего свой, особенный уровень реализации, на котором возможно достижение строгого и твердого философского знания, а проще сказать – просто подлинного знания, а не знания условного, формализованного и частного. Это подлинное знание, вмещающее в себя все человеческие измерения, являющееся конкретно-потенциальным, характерно для самораскрывающейся формы рациональности. Такая форма начинает с неклассического и парадоксального варианта знания и через этап классически ясной проработки категорий возвращается вновь к началу, фактически – к универсальному мифу человеческого бытия. Выполнение философией своих функций (без их подмены) постоянно удерживает момент преодоления принятых канонов мысли, усиления ее последовательности, основательности, незаинтересованной продуманности, снятия идейного фетишизма. Рациональное мышление призвано очертить границы человеческого мира таким образом, чтобы вскрыть разумную меру человеческого присутствия без тенденции к самоизоляции, успокоенности и претенциозности. Поскольку философия осуществляет себя именно в пограничной области человеческого мира, ее суждения принципиально специфичны. Они должны быть построены, сформулированы исходя из характера места ее обитания как «ничейной» территории, где отсутствует сущностный формализм и исчезают различия, на которых держится любое ясное понимание. Работать в условиях исчезающего понимания и, все-таки, иметь возможность получать знание именно действительности, а не изобретенных конструкций разума, можно только отказавшись от недостижимой тотальной ясности. Это означает и отказ от успокаивающего самообмана рассудочного мышления. Расставшись с иллюзиями и привычными фетишами, рациональность ничего не теряет, но приобретает самопознание, способность подлинно понимать, становится трезвым, спокойным, внимательным, видящим.

Философия на своей ничейной земле всегда апеллировала к истине и дело совсем не в том, чтобы отказаться от этого стремления. Терминологически здесь ничего не изменилось, мы используем те же слова. Но необходимо учесть не только их содержательную сторону, но и бессодержательную, пустую, ту, которой ранее пренебрегали, и учесть  не как мнимую и незначительную, а с точки зрения принципиальной равнозначности, без разделения на «существенное» и «не существенное».

Ясно, что сколь ни уточняй значение термина, сколь ни углубляйся в его содержание, все это не позволит приблизиться к его теневой , не формализуемой и не фиксируемой терминами стороне. Схоластическое нагромождение надуманной терминологии в любой области знания стремится исчерпать и заполнить ускользающий смысл, но это то же самое, что пытаться построить из счетного множества точек сплошную линию: рациональные понятия содержательно дискретны, смысл же континуален, непрерывен. У рационального субъекта присутствует вера в волшебную силу вводимого термина, он считает, что если нечто названо, то уже понято. Он без устали плодит новую терминологию и переиначивает прежнюю, порождая книжно – умозрительное знание, очень далеко отстоящее от действительности.

Формализм здесь всегда оказывается именно внешним моментом, он точно совпадает с самим собой и остается в истине, не нарушая, соответственно, истинность утверждений.

В кавычках это слово больше писать не будем, оно уже получило необходимую устойчивость употребления