24. Икона «Троица» Андрея Рублева как шедевр древнерусского искусства.

В полном расцвете творческих сил написал Рублев икону «Троица». Эту икону он создал в память Сергия Радонежского. Наиболее вероятная дата ее исполнения — 1411 год, когда на месте погребения Сергия была построена деревянная церковь. Как и позднейший каменный Троицкий собор, воздвигнутый в 1423–1424 годах на ее месте, она была посвящена Троице. По-видимому, из старой, деревянной церкви икона попала в новую, каменную, где и находилась вплоть до передачи ее в Третьяковскую галерею. Работая над иконой «Троица», Рублев несомненно исходил от византийских образцов. Вероятно, он использовал какую-нибудь панагию (круглое блюдце), донышко которой обычно украшалось изображением Троицы. В рублевской «Троице» хотели усматривать отголоски готического и итальянского искусства. Ее сближали с произведениями и Дуччо, и Симоне Мартини, полагая, что грация рублевских ангелов навеяна образами сиенских живописцев. В свете новейших исследований можно определенно утверждать, что Рублев не знал памятников итальянского искусства, а, следовательно, и ничего не смог из них позаимствовать. Его главным источником была византийская живопись палеологовской эпохи. Именно отсюда почерпнул он изящные типы своих ангелов, мотив склоненных голов, трапезу прямоугольной формы. Библейская легенда рассказывает, как к старцу Аврааму явились трое прекрасных юношей и как он вместе со своей супругой Саррой угощал их под сенью дуба Мамврийского, втайне догадываясь, что в них воплотились три лица Троицы. Византийские и восточнохристианские художники обычно передавали этот эпизод с большой обстоятельностью. Они изображали уставленную яствами трапезу и суетливо прислуживавших ангелам Авраама и Сарру, они даже вводили побочный эпизод с закланием тельца. Для них эта сцена была прежде всего историческим событием, произошедшим в определенном месте и в определенный час. Рублев сознательно отказывается от такого толкования. В его иконе отброшено все второстепенное и несущественное – остались лишь три фигуры ангелов, трапеза, евхаристическая чаша, дуб Мамврийский, дом и скала. При подобной трактовке из иконы изгонялось всякое действие, всякий намек на исторический характер запечатленного на ней события. Фигуры ангелов воспринимались как символ триединого божества и как прообраз евхаристии. В иконе Рублева, созданной для длительного созерцания, нет ни движения, ни действия. В полном молчании восседают на невысоких седалищах три ангела. Их головы слегка склонены, их взгляд устремлен в бесконечность. Каждый из них погружен в свои думы, но в то же время все они выступают носителями единого переживания — смирения. Композиционным центром иконы является чаша с головой жертвенного тельца. Поскольку телец есть ветхозаветный прообраз новозаветного агнца, постольку чашу следует рассматривать как символ евхаристии. Руки среднего и левого ангела благословляют чашу. Эти два жеста дают ключ к раскрытию сложной символики композиции. Средний из ангелов — Христос. В задумчивой сосредоточенности, склонив свою голову влево, он благословляет чашу, изъявляя тем самым готовность принять на себя жертву за искупление грехов человеческих. На этот подвиг его вдохновляет Бог-отец (левый ангел), лицо которого выражает глубокую печаль. Дух святой (правый ангел) присутствует как вечно юное и вдохновенное начало, как «утешитель». Таким образом, здесь представлен акт величайшей, по учению христианской церкви, жертвы любви (отец обрекает своего сына на искупительную жертву за мир).  Строя свою композицию по кругу и подчиняя ее тем самым плоскости иконной доски, Рублев сознательно не пользуется светотеневой моделировкой. Последнюю ему заменяет линия, которой он владеет с большим искусством. Именно краски в сочетании с плавными линиями определяют художественный облик иконы — ясный, чистый и гармоничный.  Любопытно, что тень у Рублева почти отсутствует. Если он вводит темное пятно или сгущенный цвет, то лишь для того, чтобы подчеркнуть светлую природу граничащего с ними цвета. Благодаря такому пониманию колорита рублевская палитра отличается не только своим предельно высветленным характером, но и редкой прозрачностью. 

25. Архитектура Московского Кремля XV – начала XVI вв. Работы итальянских зодчих в Кремле.

26. Сравнительный анализ Успенского собора во Владимире и Успенского собор Аристотеля Фиораванти.

27. Иконы Дионисия.

28. Фрески Рождественского собора Ферапонтова монастыря

Фрески Ферапонтова возникли в 1502 году, о чем имеется удостоверяющая надпись на северной дверной арки. Ко времени росписи Ферапонтова Дионисий был уже знаменит. Еще в 1482 году он возглавил артель, написавшую иконы для иконостаса незадолго до того построенного Успенского собора Московского Кремля, главного храма Московской Руси. Это означало признание Дионисия ведущим московским мастером. Отдельные произведения иконописи, вырванные из естественного окружения, воспринимаемые не с того расстояния, не при том освещении, в значительной степени утрачивают силу своего воздействия. В этом смысле росписи Рождественского собора Ферапонтова монастыря приобретают особое значение. Это целостный ансамбль. И хотя не все элементы дошли до наших дней—изменен внешний облик собора, вынесен иконостас, - все же основное ядро сохранилось. Сохранилось самое главное качество этого ансамбля: живопись неразрывно связанная с архитектурой, существующая в реальной архитектурно-пространственной среде. Когда фасад его не был искажен переделками, портальная роспись Дионисия была видна издали. Сейчас трудно сказать, с какой именно дистанции видна была роспись, но, конечно она была рассчитана на далевое восприятие, тем более, что начиналась не от самой земли, а с уровня высокого крыльца. Рассматривать фреску приходилось снизу, постепенно поднимаясь по высокой лестнице, ведущей в собор. Средневековый человек видел по сторонам врат архангела Михаила и Гавриила, ему открывалось сияющее лазурью видение небесного мира. Нетрудно представить себе радостную цветность дионисиевского портала на фоне однообразного северного пейзажа. Портальная роспись состоит из двух частей—«Деисуса» и сцен «Рождества Богородицы». В возглавии художник поместил медальон с образом Спасителя в охристых, излучающих солнечный свет одеждах. Непосредственно над дверью изображена Богоматерь с младенцем в окружении подносящих им свои гимны Иоанна Дамаскина и Козьмы Маюмского . Здесь начинается нить, проходящая через весь храм, посвященная Богоматери, которая как завершающий сочный аккорд звучит в апсиде. Так как монастырский собор посвящен Рождеству Богородицы, Дионисий и его заказчики разработали программу росписи, в которой преобладают сюжеты связанные с личностью Марии. Строго и логично организована система росписи храма в целом. Дионисий исходит из архитектурных членений интерьера, подчиняя им размеры и пропорции живописных композиций. Этим достигается гармония архитектуры и живописи, легкая обозримость сцен. Здесь последовательно проведена идея посвящения храма Богоматери. В ферапонтовских росписях поражает мастерство композиции. Это относится и к размещению росписи в целом, и к каждой отдельной сцене. Гибкие линии рисунка организуют движение взгляда зрителя. Склоненные навстречу друг другу фигуры, плавные жесты, лаконичные линии рисунка образуют мерный линейный ритм. Этот ритм обогащается отдельными перебоями, в него вплетаются архитектурные фоны. Индивидуальной особенностью фресок Дионисия является их нарядность, сочетающаяся при этом с необыкновенной мягкостью цвета. Нелегко перечислить все имеющиеся здесь краски, но преобладают небесно-голубые, белые, розовые, желтые, светло-зеленые и вишневые тона. Несмотря на очевидный подбор намеренно светлых красок, колорит лишен всяких признаков вялости. Это достигается за счет использования контрастных звучных тонов. Определяющим является ярко-голубой цвет, использованный для фоновых частей росписи. Иногда этот цвет используется и в одеждах персонажей, за счет чего достигается единство их плоти и пространства, и они кажутся невесомыми, сотканными из воздуха.

29. Развитие шатровой архитектуры в XVI веке.

30. Иконопись эпохи Ивана Грозного.

В иконописании 1-й пол. XVI в. устойчиво сохранялись некоторые особенности дионисиевской живописи, но к середине столетия колорит стал более темным, вместо светлых или золотых фонов начали охотно использовать темно-оливковые (празелень). Хотя подобный фон нередко изначально предназначался под оклад, заметна общая сумрачность цветовой гаммы. Мастера предпочитают темно-вишневый, серо-зеленый, черный цвета, глухие охры от желто-коричневой до темно-коричневой. Лики пишутся также темными охрами по плотному темно-зеленому санкирю. Холодные голубоватые пробела и редкие акценты алой киновари создают ощущение внутреннего напряжения. Иконография усложняется, включает малораспространенные или вообще неизвестные в московской традиции изводы. Подобные изменения московского искусства, очевидно, были следствием не только изменения «духа эпохи», но и воздействием псковской и новгородской живописи в результате приглашения в Москву после пожара 1547 г. иконописцев из Новгорода и Пскова. В середине столетия возрос интерес к богословским вопросам. Повышенное внимание к священным текстам, в т. ч. к ветхозаветным, вызвало распространение новых и сложных по иконографии произведений иконописи. К нач. XVI в. относится первое упоминание о надгробном иконном портрете светского лица: над гробом рузского кн. Ивана Борисовича в Успенском соборе Иосифо-Волоколамского мон-ря находилась икона работы старца Паисия «Иван Богослов да Спас во облаце, а за Богословом на той иконе княз Иван Борисович» . Иван Грозный задавал Стоглавому Собору (1551) вопрос о допустимости изображения на иконах живых людей; предполагается, что в группах молящихся на некоторых иконах («Четырехчастной», «Богоматери Тихвинской» в Благовещенском соборе Кремля) представлены Иван Грозный и члены его семьи. Изображение на иконе конкретных людей, как усопших, так и живых, свидетельствует о стремлении к более тесному молитвенному общению с насельниками горнего мира, о глубокой вере в близость святых, в их доступность молящемуся. В  живописи кон. XVI в. параллельно существовали два направления, условно называемые «годуновской школой» и «строгановской школой». Оба они представлены творчеством царских мастеров, но «годуновской школе» свойственны несколько холодноватые репрезентативность и монументальность (иконостас и росписи собора Смоленской иконы Богоматери Новодевичьего мон-ря), а «строгановской» — камерность, тонкость и миниатюрность живописи. Святые на «строгановских» иконах, как правило, изображаются не фронтально, а в трехчетвертном повороте, обращенными к Спасителю, Св. Троице или Богоматери, которые представлены в верхней части живописного поля. Такая композиция наглядно выражает заступничество святого за молящегося (обычно это тезоименитые заказчикам святые). Нередко вводились фигуры коленопреклоненных предстоящих, усиливающие тему усердного моления. Хрупкость и изящество вытянутых фигур, звучность красок с обилием ярких охр и киновари восходят к традициям Дионисия; значительное развитие получили архитектурно-пейзажные мотивы. Объективно «строгановские» иконописцы — Истома Савин, Семен Бороздин, Емельян Москвитин, Прокопий Чирин — передавали в своей живописи красоту тварного мира; с другой стороны, асимметричные композиции, неустойчивые позы святых, обилие «пустого» темного фона наводили на мысль о непрочности земного бытия.