6.1 Покаяние Раскольникова

Образ Раскольникова в романе «Преступление и наказание» Ф.М. Достоевский решает в связи с личностью Наполеона. Для Достоевского Наполеон означает полное отсутствие совести и безмерный эгоизм. Раскольников втайне сближает себя с Наполеоном: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть»^[118] говорит герой. И здесь же знаменателен провоцирующий, иронический ответ Порфирия Петровича: «Кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает?»^[119] Реплика Заметова тоже пародирует повальное увлечение «наполеонизмом», ставшее пошлым «общим местом»: «Уж не Наполеон ли какой будущий нашу Алену Ивановну на прошлой неделе топором укокошил?»^[120]

В Раскольникове присутствуют как бы два человека: гуманист и индивидуалист. Индивидуалист убивает Алену Ивановну обухом топора (точно сам рок толкает безжизненную руку Раскольникова); измазавшись в крови, герой перерезает топором шнурок на груди старухи с двумя крестами, иконкой и кошельком, вытирает окровавленные руки о красный гарнитур. Беспощадная логика вынуждает Раскольникова, претендующего в своей теории на эстетизм, зарубить Лизавету острием топора – он точно входит во вкус кровавой бойни. Лизавета беременна, и, значит, Раскольников убивает трех человек. Если бы Кох не почувствовал опасности и не убежал бы от двери старухи-процентщицы, его, скорее всего, ждала бы участь Лизаветы. И был бы четвертый труп.

Награбленное у Алены Ивановны Раскольников прячет под камень, под напором несговорчивой и бередящей душу совести почти забывая о деньгах и драгоценностях. Мучаясь угрызениями совести, он сокрушается, что не «переступил через кровь», не оказался «сверхчеловеком», а предстал «вошью эстетической» («Разве я старушонку убил? Я себя убил…»^[121]) К тому же он мучается оттого, что мучается. Ведь Наполеон бы не мучился, не зря же он в самом деле «забывает армию в Египте (…) тратит полмиллиона людей в московском походе»^[122].

Раскольников не осознает тупиковости своей теории, отвергающей незыблемый нравственный закон, суть которого, по словам М. Туган-Барановского, в том, что «всякая человеческая личность есть верховная святыня совершенно независимо от того, каковы моральные достоинства этого человека, никто не может быть средством в руках другого, а каждый составляет цель в себе…». Раскольников нарушил нравственный закон и пал, поскольку обладал нравственным сознанием, «совестью, и она мстит ему за попрание нравственного закона».^[123]

С другой стороны, Раскольников великодушен, благороден, отзывчив, из последних средств помогает больному товарищу; рискуя собой, спасает детей из огня пожара, отдает материнские деньги семейству Мармеладовых, защищает Соню от клеветы Лужина; у него задатки мыслителя, ученого. Порфирий Петрович говорит Раскольникову, что тот имеет «великое сердце», сравнивает его с «солнцем» («Станьте солнцем, вас все и увидят»^[124]), с христианскими мучениками, за свою идею идущими на казнь.

В теории Раскольникова, как в фокусе, сосредоточиваются все противоречивые нравственные и душевные свойства героя. Прежде всего, по замыслу Раскольникова, его теория сверхлична, она констатирует, будто всякий человек «подлец», а социальная несправедливость в порядке вещей. Вот почему рассказ Мармеладова о Сонечкиной жертве (чтобы накормить детей Мармеладова, Соня выходит на панель) ассоциируется в сознании героя с самопожертвованием Дуни Раскольниковой, выходящей замуж за Лужина ради него, Раскольникова: «…вечная Сонечка, пока мир стоит!»; «Ай да Соня! Какой колодезь, однако ж, сумели выкопать! и пользуются (..) Поплакали, и привыкли. Ко всему-то подлец-человек привыкает!»

Раскольников отвергает сострадание, смирение и жертвенность, выбирая бунт. Вместе с тем в мотивах его преступления заложен глубочайший самообман^[125] (Ю. Карякин): освободить человечество от вредной старушонки, награбленные деньги отдать сестре и матери, тем самым спасая Дуню от сладострастных лужиных и свидригайловых.

Раскольников напрасно убеждает себя в простой «арифметике», будто с помощью смерти одной «гадкой старушонки» можно осчастливить человечество. Вопреки самообману главный мотив преступления эгоистический, то есть «наполеоновский» комплекс героя.

С казуистикой Раскольникова вступает в противоборство сама жизнь. Болезнь героя после убийства показывает равенство людей перед совестью, она есть следствие совестливости, так сказать, физиологическое проявление духовной природы человека. Устами служанки Настасьи («Это кровь в тебе кричит»^[126]) народ судит преступление Раскольникова.

«Двойники» Раскольникова – бессовестные Лужин и Свидригайлов, – искажая и передразнивая его эстетичную с виду теорию, также заставляют героя пересмотреть взгляд на мир и человека. Если он не покается в преступлении, то ничем не будет отличаться от своих двойников. Раскольников не желает быть такими, как они. В нем необычайно сильны стыд и совесть.

Теории «двойников» Раскольникова судят самого Раскольникова. Теория «разумного эгоизма» Лужина, по мнению Раскольникова, чревата следующим: «А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать…^[127]» Иначе сказать, Раскольников угадывает в пошлой теории Лужина, который тот излагает Раскольникову в момент знакомства, свою собственную теорию об «обыкновенных и необыкновенных», только показанную в уродливом и пошлом зеркале.

Свидригайлов, выведав о преступлении Раскольникова, считает его как бы своим собратом по греху («Ну, не правду я сказал, что мы одного поля ягоды?»^[128]), передергивает трагические признания героя «с видом какого-то подмигивающего, веселого плутовства». Сам Свидригайлов, как и Раскольников, виновник смерти трех человек: своего слуги Фильки (тот повесился после разговора с хозяином); жены Марфы Петровны (скорее всего, он отравил ее ядом) и четырнадцатилетней девочки-утопленницы, которую Свидригайлов растлил. Достоевский не может простить греха надругательства над ребенком, поэтому Свидригайлов обречен. Для него, по Достоевскому, уже невозможен, в отличие от Раскольникова, путь покаяния. Он неминуемо должен покончить жизнь самоубийством. О самоубийстве на каторге думает и Раскольников, упрекая себя, что он явился с повинной, а не покончил счеты с жизнью, якобы струсил.

Наконец, спор Порфирия с Раскольниковым (ср. издевку Порфирия над тем, как же отличать «необыкновенных» от «обыкновенных»: «нельзя ли тут одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?..»^[129]) и слова Сони, сразу перечеркивающие хитрую диалектику Раскольникова, вынуждают его встать на путь покаяния: «Я ведь только вошь убил, Соня, бесполезную, гадкую, зловредную». – «Это человек-то вошь!»^[130] – отвечает Соня в ужасе.

Соня читает Раскольникову евангельскую притчу о воскрешении Лазаря (подобно Лазарю, герой «Преступления и наказания» четыре дня находится во «гробе», на четвертый день он приходит к Соне каяться в преступлении). Соня отдает Раскольникову свой крест, оставляя на себе кипарисный крест убитой им Лизаветы, с которой они обменялись крестами. Тем самым Соня дает понять Раскольникову, что он убил свою сестру, ибо все люди – братья и сестры во Христе.

Раскольников претворяет в жизнь призыв Сони – выйти на площадь, упасть на колени и покаяться перед всем народом: «Страдание принять и искупить себя им…^[131]» Покаяние Раскольникова на площади трагически символично, напоминает участь древних пророков, так как предается всенародному осмеянию. Обретение Раскольниковым веры, чаемого в мечтаниях Нового Иерусалима – долгий путь. Народ не желает верить в искренность покаяния героя: «Ишь нахлестался! (…) Это он в Иерусалим идет, братцы, с родиной прощается, всему миру поклоняется, столичный город Санкт-Петербург и его грунт лобызает»^[132]. Вспомним в связи с этим вопрос Порфирия во время первой встречи с Раскольниковым: «Так вы все-таки верите же в Новый Иерусалим?»^[133]

Окончательный приход Раскольникова к вере и отречение от «теории» происходит на каторге, после его апокалиптического сна о «трихинах», заразивших человечество стремлением убивать. Трихины – микроскопические существа, которые заставляют человека думать, будто в нем одном заключена истина. Но для Достоевского истина заключена отнюдь не в человеке, а в Боге, в Христе. Лишь только Раскольников возомнил себя сверхчеловеком, обладающим властью решать, кому жить, кому умереть, посчитавшем, что мерзкая старушонка-процентщица недостойна жить, Раскольников взял на себя функции Бога. Только Бог может решать, кто достоин жить, а кто должен умереть. Сон о трихинах снится Раскольникову во время Святой недели, то есть на Пасху. Это символично, так как, по мысли Достоевского, Раскольникову необходимо возродиться и воскреснуть как личности с помощью христианского покаяния. Ведь Раскольников – совестливая натура, и, следовательно, жить с преступлением в душе он не в силах.

Едва Раскольников по-настоящему кается и отрекается от своей теории об «обыкновенных» и «необыкновенных», окружающий мир сразу освещается иным светом: каторжники смягчаются к герою, он проникается жертвенной любовью Сони, последовавшей за ним на каторгу, его рука сама тянется к Евангелию, подаренному ему Соней. Словом, происходит воскресение «падшего человека». Таким образом, совесть Раскольникова спасает его окончательно. Достоевский, вынуждая героя стать на христианский путь покаяния и возрождения, считает этот путь единственно верным.