Соотношение рациональности и иррациональности в структуре социальных технологий.

Социальные технологии, как и социоинженерный подход в целом, рассматриваются нередко как фактор сверхрациональности социальной среды, как ориентация на изменения окружающего мира по воле и разуму человека в противовес естественно-историческому развитию. Рационализацию общественного развития нередко связывают с внедрением результатов науки в практику. Формирование новой познавательной парадигмы поставило под сомнение назначение рациональности, пытающейся определить роль хаоса в развитии систем, в том числе социальных. Понятие рациональности разрабатывалось не только в философии и составляет основу целого ряда социологических теорий, в частности К. Манхейма, М. Вебера, Т. Парсонса, Г. Гарфинкеля, Ю. Хабермаса и др. .

Рациональность представляет собой особую духовную ориентацию европейского сознания, сложившуюся в эпоху Нового времени и состоящую в стремлении воссоздать мир на основе критической рефлексии. Эта ориентация, по сути антидогматическая, выражает стремление отдельного индивида войти в непосредственный контакт с миром и освоить его, опираясь лишь на силы своего разума и на свой собственный личный опыт.

Любой язык обладает многозначностью. Понятие "рациональность" относится к числу семантически неоднозначных понятий. Рациональность в широком смысле не имеет отчетливых границ. Оно перегружено множеством достаточно противоречивых и не всегда неплодотворных научных и обыденных ассоциаций. Веер слов и понятий, корнями которых являются разум (от лат. ratio) или разумный (от лат. rationalis), достаточно широк.

Рационализм в философии - это направление, признающее разум основой познания и поведения людей. В широком смысле речь идет о предметно-логическом характере познания в целом, в узком - рационализм оспаривает тезис об опытном происхождении знаний и противостоит эмпиризму. Под эмпиризмом понимается доктрина, утверждающая опытное происхождение всего знания. В методологическом плане эмпиризм исходит из посылки, что разум не играет в познании творческой роли и обеспечивает только комбинирование данных опыта. Рационалистский подход предполагает интерпретацию особой роли разума в познании, не сводимой к простой регистрации и комбинации опытных данных. Эмпиризм и рационализм традиционно дополняют друг друга, и только вместе они дают полное описание действительности.

Рационализм вообще является общим свойством, присущим различным сторонам человеческой активности (онтологический рационализм, гносеологический рационализм, этический рационализм). Как метод пoзнания рациональность противостоит иррациональности и сенсуализму.

М. Вебер через понятие рациональности пытается осмыслить не только поведение отдельного человека, но и сам феномен социальности. Смысл рациональности, по М. Веберу, состоит не только в способности отдельного индивида к целеполаганию, адекватному средствам, но и к целеполаганию, обеспечивающему совместную деятельность людей. Это очень важная мысль, которая в значительной мере обслуживает идею технологизации человеческой деятельности, прежде всего как групповой.

Понимание рациональности как свойства не столько отдельного элемента системы, сколько системы как целого предложено Т. Парсонсом, развившим идею системной рациональности. Стабильность социальной системы поддерживается определенным соотношением рациональных и иррациональных моментов как с точки зрения эффективной упорядоченности, так и с точки зрения уровня осознания.

Ю. Хабермас представляет иррациональность как процесс разрушения упорядоченности, причем он рассматривает его на примере взаимодействия социальных институтов, "социальных систем" и "жизненных миров". Рациональность он связывает со знанием целей и средств действия и определяет ее как средство оправдания действия [270]. В рамках феноменологического подхода рассматривается "обыденная рациональность" как наличие приемлемых объяснений как собственного поведения, так и поведения других. Рациональность выступает при этом как характеристика взаимодействия. В этом случае рациональность тождественна объяснимости, понятности.

С инструменталистских позиций рациональность определяется как "устойчивая по составу, относительно замкнутая и более или менее стабильная в определенных временных границах система правил, стандартов, норм и ценностей, принятых членами данного социума, понимаемых более или менее однозначно как руководство для интеллектуальной и практической деятельности; социально значимой для данного сообщества" [200, с. 71]. В этом определении заложен двоякий смысл рациональности - как критерия осознаваемости, так и критерия эффективности. Исходя из этой позиции в каждом обществе много рациональностей и для приверженцев одной рациональности другая кажется иррациональной. А. И. Ракитов предлагает для этой ситуации понятие внерациональности, а не анти- или иррациональности. При этом понимание представляет собой особый когнитивный процесс, суть которого заключается в рационализации внерациональной информации. Субъект принимает, делает для себя понятной логику действий другого субъекта, его рациональность [201].

В этом смысле выступление К. Манхейма против тотальной рационализации и подчеркивание функций иррациональности может быть понято как призыв к полирациональности социального сообщества. Вместе с тем важно его замечание о том, что множество рациональностей не есть основа для иррациональности. С этой позиции любая культура имеет свою функциональную рациональность. Это означает, что разные культуры имеют различные цели и используют другие технологии решения проблем.

Функциональная иррациональность или внерациональность может быть понята как неосознаваемость. Нерациональность выступает в таком случае как неэффективность. Рационализация социальной среды осуществляется, по мнению К. Рихтаржика, через познавательную и ценностную рациональность, социальные Технологии и организацию [207]. Он предлагает соотносить между собой два типа рациональности: рациональность как степень эффективности, (рациональность-нерациональность) и рациональность как степень осознаваемости (рациональность - иррациональность).

Вместе с тем подход, предлагаемый К. Рихтаржиком поззволяет зафиксировать мысль о том, что не все в технологии может осознаваться и соответственно описываться или передаваться другим. Определенные операции могут быть эффективными, использоваться в деятельносги, но при этом и не осознаваться.,

Именно это, возможно, объясняет сложность прямой простой передачи технологии, их прямое тиражирование. В любой технологии есть операции, которые, по сути, могут быть усвоены не только в процессе обучения, но и за счет включения в деятельность под контролем наблюдателей (супервизоров).

В то же время процесс технологизации может осуществляться за счет изучения опыта эффективно работающих специалистов, а также постижения и осознания роли и последовательности операций, приводящих к эффективному результату деятельности. Отсюда можно согласиться с мнением В. В. Щербины о том, что технология может быть рассмотрена как "...некий стандарт, созданный на базе осмысления и алгоритмизации опыта, накопленного в ходе успешной попытки решения задач данного класса" [298, с.90]. Наиболее часто это используется в педагогических технологиях.

Подводя итоги обсуждения проблемы соотнесенности двух понятий "рациональность" и "социальная технология", следует отметить, что эти два понятия объединяются не только уровнем разумного начала, но и характеристиками степени упорядоченности. Отсюда и неправомочны утверждения о том, что технологии приводят только к увеличению роли разума в социальной жизни человека, нивелируя индивидуальность, но при этом ими привносится в жизнь и систему социальною управления упорядоченность деятельности с точки зрения ее эффективности.

Соотнося между собой идеи рациональности и иррациональности с технологической точки зрения, нам представляется целесообразным соотносить два модуса: создание или разрушение упорядоченности и ее познание или непостижение. Тогда рациональность может быть понята как двумодальный процесс: процесс создания упорядоченности и процесс постижения ее смысла, назначения, принципов и пространственно-временной структуры. Иррациональность может быть представлена, с одной стороны, как процесс разрушения упорядоченности: ломку ее пространственной временной структуры, как внутренней, так и соотнесенной с внешней средой, с другой - как непознанная упорядоченность. Иными словами, человек воспринимает как иррациональное действие другого человека, логику которого в соотношении с целью деятельности он не постиг или если это действие разрушает логику принятого им действия.

Иначе говоря, социальные технологии учитывают оба смысла понятия "рациональность" и представляют собой определенную упорядоченность деятельности и включение субъекта в управление деятельностью. Потенциальные возможности любой системы очень широки и далеко не все из них могут проявляться или актуализироваться. Проявление или не проявление тех или иных свойств зависит от ситуации, от целей, от случайных факторов. Таким образом, социальные явления как системы имеют определенный запас прочности. Ориентация на поиск причинностных, каузальных, связей и отношений означает ориентацию на актуальные связи и отношения, а не на те, которыми система обладает потенциально. Это означает, что потенциально у социальной системы существует множество вариантов самоосуществления от неэффективной с точки зрения избираемой цели до суперэффективной. Отсюда проблема выбора, или роль субъекта, его сознания в этом выборе. Причем важно подчеркнуть и наличие определенной возможной рассогласованности между краткосрочной и долгосрочной рациональностями, иначе говоря, то, что соответствует краткосрочной эффективности, может проигрывать в эффективности больших горизонтов.

А. А. Ицхокин, анализируя восточные и западные культурные традиции, предлагает разделять теоретическую и практическую рациональность. С его точки зрения, западная цивилизация может рассматриваться как теоретическая цивилизация. Наука выступает не просто как исторический продукт в западной цивилизации, но и как институт, в котором максимально явно и чисто выявляется структурообразующее ядро цивилизации [103, с. 98]. Таким образом, речь может идти о формальной рациональности и рациональности по "существу." "Как первая отрицает эмоциональность, так последняя от нее неотъемлема" [103, с. 56 ]. Западный подход не предусматривает вглядывание, вчувствование в объект как он задан нашим органам чувств, в том числе через посредство знаков, т.е. собственно описательно. В западной культуре столь далеко зашла реализация понятия " рациональность" как средства объяснения, что утрачена способность к рефлексии по поводу динамической природы этого феномена.

Традиции в западной трактовке противопоставляются рациональности. По мнению К. Поппера, назначение знания и науки состоит в опровержении традиций. Но традиции, на наш взгляд, сами по себе представляют способ упорядочения деятельности с достаточно продолжительным лагом действия. Рост интереса к этническим проблемамслужит признаком повышения интереса к другим вненаучным рациональностям, каковыми являются национальные традиции [190].

Современную ситуацию в постсоветских государствах нередко трактуют как разгул иррациональности. Точнее было сказать, что это все-таки переход от моно-рациональности к полирациональности, с одной стороны, а с другой - разгул неэффективных способов решения острых актуальных проблем. При этом в обществе есть не только отдельные граждане, но и их сообщества, которые обладают в той или иной мере осознанными эффективными способами решения социальных проблем. Современные ориентации социологов связаны с поиском эффективных подходов в лоне науки и в меньшей мере - с постижением рациональности повседневных практик. При этом, как показывает А. А. Ицхокин, запад склонен в большей мере обращаться к познавательному компоненту рациональности, восточная традиция больше ориентирована на деятельностную упорядоченность.

Таким образом, потребность в технологиях появляется тогда, когда возникает необходимость управлять процессами, а также выбирать и использовать наиболее рациональные с точки зрения эффективности действия. При этом речь может идти как о множественности субъектов социального управления, так и о полимодальности способов разрешения социальных проблем, основанных не только на интеллектуальной рефлексии, но и на реальной практической деятельности людей.

Таким образом, социальная технология может быть рассмотрена как один из видов социологической деятельности, направленный на установление определенной упорядоченности деятельности через систему норм, правил, ограничений. Понятие иррациональности, с точки зрения социальных технологий, - это внутренний порядок, но именно порядок, не поддающийся умопостижению в конкретной системе координат. Конституирующим элементом социальной системы выступает рациональная ориентация на действия. Наряду с этим понятие иррациональности рассматривается как процесс разрушения,

сложившейся упорядоченности, утраты логики и пространственно-временной структуры деятельности, направленной на достижение какой-либо цели, иррациональное как разрыв средств и цели. Любая рациональность имеет строгие временные и пространственные рамки.

Подводя итоги, отметим, что феномен рациональности связан как с познавательной, так и с практической деятельностью. Рациональность может быть понята как сфера принципов, допущений, процедур, обеспечивающих объективно-логическую принудительность и результативность в процессах познания и деятельности [126, с. 58]. Она может быть понята как процесс постижения и созидания упорядоченности явлений и процессов. Именно в этом смысле она составляет основу социальной технологии.