Рец. На: а. Б. Островский. Ритуальная скульптура народов Амура и Сахалина. Путеводная нить чисел, л. И. Миссонова

Рец. на: А. Б. Островский. Ритуальная скульптура народов Амура и Сахалина. Путеводная нить чисел. СПб.: Нестор-История, 2009. 195 с., 32 с. ил.

Книга А. Б. Островского являет собой логическое продолжение серии его фундаментальных работ в области изучения мифологического мышления (Островский 1994, 1997, 2004, 2005, 2007). Исследование основано на анализе двух истоков сакрализации чисел в культуре: священных текстов и константы человеческого организма. Эта константа выражена в "визуальных формах мышления" - амулетах-оберегах, идолах, предметах шаманской атрибутики, изученных в фондах музеев Санкт-Петербурга, Владивостока, Приморского и Хабаровского края, Сахалина (Островский 2009: 4, 8).

Автор критикует теорию "сопричастий" Л. Леви-Брюля, так как в данной "теории дологического мышления" актуализируется не "динамика мысли", а "сеть религиозных ассоциаций" (с. 6). Более продуктивными для построения коммуникации между разными сферами мироздания А. Б. Островский считает универсальные знаковые схемы - Древо мировое, Гора мировая и др., сформулированные М. Элиаде в 1950 - 1960-е годы. Исследователь отмечает значение трудов П. Г. Богатырева, одним из первых обратившего внимание на соотношение предназначения вещи и ее знаковых свойств. После достижений "структуральной лингвистики" Р. О. Якобсона и Н. С. Трубецкого, по мнению автора, именно в трудах К. Леви-Строса был разработан структурно-семиотический подход для интерпретации фактов бесписьменной культуры. Визуально-пластические черты ритуальных предметов отражают ходы мышления в рамках конкретной культурной традиции, сформировавшиеся для решения проблемных ситуаций - избавления от болезни, обретения успеха в промысле и др. А. Б. Островский ставит вопрос, какие же визуальные свойства персонажа ритуальной скульптуры позволяют ему осуществлять свое назначение. Попытки ответить на этот вопрос делались в исследованиях нанайской скульптуры П. П. Шимкевичем, Н. А. Лопатиным, Л. Я. Штернбергом и Д. К. Зелениным. В трудах венгерского ученого В. Диосеги сформулирован "терапевтический принцип": "симптомы болезней - объекты аналогии". Автор подчеркивает, что искомый "терапевтический принцип" базируется здесь на аналогии и именно К. Леви-Строс считал мышление в бесписьменных культурах "аналогичным мышлением" (2009: 8 - 11, 177; 2010: 18).

Следуя воззрениям К. Леви-Строса о стремлении этнологического исследования к "обнаружению и формулированию законов порядка во всех регистрах человеческого мышления", А. Б. Островский сосредоточивает внимание на рассмотрении "числовых кодов", "числовых маркеров", обеспечивающих мышление по аналогии. Скрупулезное изучение числовых показателей позволяет автору раскрыть эффективность действия онгонов у нивхов и тунгусо-маньчжурских народов (нанайцы, негидальцы, ульчи, ороки/уйльта, удэгейцы) Амура и Сахалина с иной стороны, мало исследовавшейся ранее. Тунгусо-маньчжурский термин онгон автор использует вслед за Д. К. Зелениным (Зеленин 1936), однако приводит и иные их названия на языках исследуемых народов: чнгай (нивх.), бурханы, или сэвэны (нанайск., ульч.) (с. 12, 22); можно добавить обозначение онгонов на языке уйльта - сэвэ. Изучая числовые маркеры, автор обращается к большому кругу проблем сущности мироздания народов Дальнего Востока и ощущения человеком себя (своей жизни и своего тела) в этом мироздании.

Рассматривая космогонические мифы, А. Б. Островский отмечает, что онгоны возникли одновременно с шаманством, когда у шаманов появилась необходимость доставлять души умерших в мир мертвых - буни. В разных версиях мифа о "Происхождении нормальной длительности жизни и шаманства" (записанных Лауфером, Штернбергом, Лопатиным) присутствует увязка трех основных тем: появление человечества, избавление от лишних светил, происхождение смерти. Кроме того, почти во всех версиях рассматривается тема происхождения шаманства, напрямую связанная с проводами души умершего (прошедшего качественное изменение) в буни. Автор анализирует мифологические тексты, где звучат мотивы озабоченности героев чрезмерной продолжительностью жизни, а также борьбы с ее чрезмерным сокращением (с. 17 - 18).

Основными помощниками-проводниками шамана стали первопредки, они же - первые шаманы и хозяева буни. Птица Кори, живущая в нижнем мире, помогает шаману вернуться

Людмила Ивановна Миссонова - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, куратор многотомной этнологической серии "Народы и культуры"; e-mail: missmila@iea.ras.ru

стр. 179

из буни после проводов души в мир мертвых. Автор особо подчеркивает, что связь шамана с Кори и сэвэн'ами - теснее, чем функциональная. Выявляется и роль числа 3 для унификации разных "смысловых регистров": 3 главных первопредка (супруги и их сын или дочь), 3 солнца, 3 части шаманского дерева - атрибуты шаманской деятельности, 3 участника проводов души в буни (с. 18 - 20). Можно дополнить этот ряд тем, что тунгусо-маньчжурские народы изображают птицу Кори на трех шаманских сакральных атрибутах: головном уборе (Островский 2009: ил. 34, с. 16), бубне (Иванов 1954: 389, рис. 240) и жезле (Миссонова 2010: 188).

Мифическая птица у уйльта называлась также ("Когда души улетают, они превращаются в птиц" - ПМА 2009). У орочей это железная птица, крылья которой в виде сабель, хвост - как копья на медведя. Это дух - помощник шамана, орел. По орокским (уйльта) и нанайским представлениям, птица с железным оперением обитает в загробном мире, на ней шаман перевозит души умерших (Цинциус 1975: 415; Озолиня 2010: 161). Кроме того, кори была покровителем уйльтинского рода Ториса (Пилсудский 1989: 14). Именно обозначает в языке уйльта, негидальцев, ульчей и нанайцев помещение в виде сруба для содержания медведя (также клетку для птицы). В языке ульчей данное понятие обозначает и гробницу (Цинциус 1975: 415). Представления о птице и медведе одинаково сакральны и связаны с загробным миром. По материалам Б. Пилсудского об уйльта (ороках), кори - это и большая птица с железным оперением (существует еще понятие сикаторо, обозначающее птицу-дьявола с медвежьими лапами или дьявола в обличье огромной птицы), и клетка для медведя, и сруб для покойника - здесь мы снова видим число 3, связанное с миром мертвых. (Пилсудский 1989: 14, 49, 52; Озолиня 2010: 161 - 162, 164).

Интересно обращение автора к проблеме происхождения числовой унификации в бесписьменных культурах. Так, по изысканиям В. Н. Топорова (1988: 631) известно, что "в архаичных культурах число и счет были сакрализованными средствами ориентации в "космизации" вселенной. С их помощью... репродуцировалась структура космоса и правила ориентации в нем человека". Это характерно для древнеписьменных культур - египетской, греческой, индийской и китайской. Созерцание и познание космоса и в бесписьменных, и в древнеписьменных культурах идет разными путями, но приводит в конечном итоге к необходимости зафиксировать результаты наблюдений над базовыми природными явлениями и процессами, служившими календарно-астрономическими, анатомическими, физиологическими константами организма человека и животных. А. Б. Островский справедливо утверждает, что вопрос об истоках сакральных чисел следует отделять от вопроса об их функциях в культуре, и приводит примеры переходов в рамках единого числового кода между разнокачественными явлениями, например, от анатомо-числовой маркировки - пятипалой руки - к пятичастной модели мироздания у нивхов и других народов северного побережья Тихого океана (у эскимосов и чукчей; можно продолжить - у уйльта: верхний, средний и три уровня нижнего мира).

Другой пример - использование чисел 3 и 4 у нивхов для фиксации мужского и женского пола, что проявлялось в различных ситуациях: выращивание медведя самца 3 года или самки 4 года перед их ритуальным убиением, в погребальной обрядности на покойника в зависимости от пола надевали 3 или 4 рубахи и т.д. Автор отмечает аналогичное бытование чисел 3 и 4 и у ряда африканских народов. Правомерно привести пример использования этих чисел и в узорах уйльта, возможно эвенков: по уйльтинской мифологии на узорах ромбы (иногда прямоугольники, имеют 4 угла, 4 стороны) символизируют женское детородное начало, а треугольники (3 угла, 3 стороны) - мужское. Эти узоры наносились на женские сумки для рукоделия, кисеты для табака, использовались для знакового оформления выступающей части доски воздушного захоронения и др. Достоинства такого употребления чисел, по мнению автора, делают их незаменимыми для мышления, особенно в бесписьменных культурах.

А. Б. Островский, вспоминая давно высказанное исследователями ведийских мифоритуальных комплексов предположение о том, что сущности могут совпадать ввиду того, что им приписано носителями традиции одинаковое число, формулирует четыре основные возможные причины перехода от семантики числа к его семиотической прагматике, которые вкратце сводятся к следующему: число не утрачивает связи со своими истоками; независимо от первоначальной забытой носителями традиции семантики число вновь семантизируется, поскольку необходимо для сакральной коммуникации; маркирование одним и тем же числом указывает на явное или скрытое сходство различных персонажей, предметов или действий; соприсутствие нескольких определенных чисел и ментальные операции с ними (противопоставление, взаимодополнение) значительно обогащают семиотическую прагматику, даже если не удается восстановить связи

стр. 180

этих чисел с их семантическими истоками. Последнее особенно характерно для погребально-поминальной обрядности. Автор приводит множество примеров сочетания чисел 3, 9 и 40 у разных народов (русских, вайнахов и др.), в нормах и событиях Ветхого и Нового Завета, при этом справедливо отмечая, что в названной обрядности ряда народов Сибири и Дальнего Востока нет числа 40, но также присутствуют числа 3 и 9 (или 3 и 7): у эвенков р. Подкаменной Тунгуски проводы души умершего шаман проводил на 9-й день; у эвенков Бурятии зафиксирован троекратный обход могилы после ее засыпания землей; у нивхов в ходе погребального обряда жертвовали 9 собак. Рискну утверждать, что и весьма быстрое восприятие христианства у уйльта на рубеже XIX-XX вв. стало возможным в определенной степени благодаря естественному наложению христианских норм на хорошо известные "свои" сакральные знания: океан уйльта называли (точнее измеряли) - "9 морями" - хуjу дэтудауни, т.е. "девять морей вместимостью" (ПМА 2009. Е. А. Бибикова, И. Я. Федяева. Ногликский р-н); на ручке Рукутамского жезла изображены 9 помощников шамана, которые охраняют пространство буни, чтобы оттуда никто не вышел; ромб, изображенный в нижнем мире на жезле, имеет с каждой стороны по 9 насечек, т.е. 4 по 9; по обычаю уйльта, 9 вещей непременно надевали на умершего, в XX в. уйльта хоронили на 3-й день, на 9-й день проводили поминки - это соблюдается и в настоящее время (ПМА).

А. Б. Островский на фольклорных примерах подробно прослеживает мотив телесных отверстий (глаза, рот и иные отверстия на голове, мужские и женские гениталии и пр.) и заключает, что каждое из особо значимых чисел (3, 7 ,9) у народов Сибири, в том числе Амуро-Сахалинского региона, сопряжено с телесными отверстиями. Автор, рассматривая многочисленные композиции ритуальной скульптуры, выделяет несколько типов и подтипов числового маркирования и обращает внимание на те из них, что образованы мультипликацией какой-либо части тела: две-три головы у черепахи, уменьшение или увеличение числа ушей, пальцев рук и т.д. На приведенном мною примере Рукутамского жезла видим попытку передачи движения (из-за движения у помощников шамана как бы видится по три руки). Попытки передачи движения широко известны: так, в провинции Цинхай в 1973 г. при раскопках поселения Суньцзя в уезде Датун был обнаружен керамический сосуд с изображением мужского ритуального танца, где фигурируют числа 5 и 7; возраст находки примерно 5 тысяч лет (см. карту: Медведев 1986: 178).

Одной из наиболее ярких у тунгусо-маньчжурских народов А. Б. Островский считает композицию ритуальной скульптуры городе (тунгусо-маньчж. городо - название идола; см. Цинциус 1975: 162): сверху на голове онгона вырезано значимое число миниатюрных бюстов, голов и выступов. Голова онгона, по определению автора, выполняет роль "презентации целого", а ноги и крылья - "презентации движения" (с. 89 - 103). Ноги и крылья ритуальной скульптуры чаще всего кратны 2, 4, 8. Интересно привести один из выводов автора, что изображение ящерицы, связанное у всех народов региона с движением, а у сахалинских нивхов и ороков (уйльта) и их соседей и с возможным возникновением кашля, также имеет маркировку числа 8. Можно добавить, что поза ящерицы (а также лягушки), имеющая данную маркировку, ассоциируется у уйльта и иных тунгусских народов с роженицей (см. подробно о черепахе и ящерице в контексте "покровов и отверстий" с. 135 - 136: число 10 - женское, число 5 - ящерицы - усиленное дважды, получается 10). Очень важные наблюдения приводятся в отношении шаманского бубна и колотушки, играющих роль движения/передвижения шамана в буни, - маркировка их составных деталей (скобы, кольца, цепи, подвески) также включает числовые коды "ног и крыльев" 2 - 4-8. Свободу ментального движения в мироздании могут означать и 8 шумящих подвесок к шаманскому поясу нивхов и уйльта. Черепаха также рассматривается автором и как близкая по числовому коду к женщине, и как сопричастная к календарным константам: в мифологических представлениях китайцев, влияние которых вполне реально в Приморье, черепахе присуща временная периодичность, совпадающая с фазами Луны. Исследуя связь времени с движением, автор приходит к выводу, что в онгонах, представляющих собой композиционные связки, присутствие существ с 8 конечностями как бы придает импульс движения. А. Б. Островский заключает, что природные источники (солнце, луна) и зооморфные персонажи онгонов, образ жизни которых связан с сезонностью (черепахи, медведи, жабы, змеи, лососевые рыбы и др.), способны нормализовать во временном отношении процессы человеческого организма - в первую очередь, у женщин, что объясняется регулярностью их жизнедеятельности, уподобленной в числовом коде луне и 10 лунным циклам. Чтобы константы лечебных онгонов обрели семиотическую действенность (лечебную силу), они должны, по утверждению автора, во-первых, естественно включаться в зримую пластическую композицию на правах внешней аналогии, а

стр. 181

во-вторых, благодаря связи внедренной в композицию числовой константы с ее изначальным телесным контекстом актуализируется внутренняя целительная аналогия.

Леви-Строс убедительно продемонстрировал, что принципиальное отличие бесписьменных культур (в начале XX в.) от технически развитых цивилизаций не в том, что они не развивались, а в том, что история их развития не сопровождалась кумуляцией изобретений, но ориентировалась на сохранение изначальных способов установления связи с природой (Островский 1994: 8). Леви-Строс придавал большое значение проблеме чисел, но сам лишь наметил ее (Островский 2010: 13). Структурно-семиотическая методика, творчески примененная к изучению семантики ритуальной скульптуры, позволила автору внести вклад в антропологию тела (впервые исследован символизм телесных отверстий у этих народов), а также обосновать важный источник числовых кодов в бесписьменных культурах - количественные константы человеческого организма. Рецензируемая книга - конкретная и вместе с тем глубоко философская. Она написана с блестящим изяществом виртуозного использования языковых построений. Все это говорит об исключительной талантливой индивидуальности автора. Прочтя книгу А. Б. Островского, остаться равнодушным к исследованию числовых кодов - нельзя.

Литература

Зеленин 1936 - Зеленин Д. К. Культ онгонов в Сибири. М.; Л., 1936.

Иванов 1954 - Иванов С. В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX - начала XX в. Сюжетный рисунок и другие виды изображений на плоскости / Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Нов. сер. Т. XXII. М.; Л., 1954.

Медведев 1986 - Медведев В. Е. Приамурье в конце I - начале II тысячелетия. Чжурчжэньская эпоха. Новосибирск: Наука, 1986.

Миссонова 2010 - Миссонова Л. И. Пространство в мировоззрении уйльта: загадки артефактов Сахалина // III Междунар. Северный археологический конгр. Тез. докл. Ханты-Мансийск, 2010. С. 187 - 188.

Озолиня 2010 - Озолиня Л. В. Этнографическое описание Б. О. Пилсудского "Из поездки к орокам о. Сахалина в 1904 г." как источник лингвистических сведений // Pilsudskiana de Sapporo. N 4. Hirakata, 2010 (Japan). С. 157 - 165.

Островский 1994 - Островский А. Б. Этнологический структурализм Клода Леви-Стросса // Леви-Стросс К. Первобытное мышление / Пер., вступ. ст. и примеч. А. Б. Островского. М.: Республика, 1994. С. 3 - 14.

Островский 1997 - Островский А. Б. Мифология и верования нивхов. СПб.: Петербургское востоковедение, 1997.

Островский 2004 - Островский А. Б. Библейская метаистория: Семиотико-нумерологический анализ. СПб.: Нестор, 2004.

Островский 2004, 2005 - Островский А. Б. Парадигма мифологического мышления. Очерк вклада К. Леви-Строса. СПб.: Кронос, 2004, 2005.

Островский 2007 - Островский А. Б., Федоров Ю. А. Русский православный крест в собрании Российского этнографического музея: Альбом-каталог. СПб.: Арт-Палас, 2007.

Островский 2009 - Островский А. Б. Ритуальная скульптура народов Амура и Сахалина. Путеводная нить чисел. СПб.: Нестор-История, 2009.

Островский 2010 - "Вспоминая Леви-Строса" (А. В. Дьяков. Беседа с А. Б. Островским) // Хора. 2010. N 1/2(11/12). С. 7 - 24.

Пилсудский 1989 - Пилсудский Б. Из поездки к орокам Сахалина в 1904 г. (Публ. текста, вводн. ст. и коммент. В. М. Латышева). Южно-Сахалинск, 1989. ПМА - Полевые материалы рецензента. Сахалинская обл., Ногликский и Поронайский районы.

Топоров 1988 - Топоров В. Н. Числа // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 2 / Гл. ред. С. А. Токарев. М.: Энциклопедия, 1988. С. 629 - 631.

Цинциус 1975 - Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю / Отв. ред. В. И. Цинциус. Т. I. Л.: Наука, 1975.

стр. 182

Заглавие статьи	ЛЮДМИЛА ВАСИЛЬЕВНА ХОМИЧ (09.07.1921 - 23.02.2011)
Автор(ы)	О. Б. Степанова
Источник	Этнографическое обозрение,  № 4, 2011, C. 183-184
Рубрика	IN MEMORIAM
Место издания	Москва, Россия
Объем	4.9 Kbytes
Количество слов	628
Постоянный адрес статьи	http://ebiblioteka.ru/browse/doc/25984790