Рец. На: о. А. Сморжевская, р. В. Шиженский. Современное язычество в религиозно-культурной жизни: исторические очерки, в. А. Шнирельман

Рец. на: О. А. Сморжевская, Р. В. Шиженский. Современное язычество в религиозно-культурной жизни: исторические очерки. Нижний Новгород: НГПУ, 2010. 304 с.

Бурное становление и развитие славянского неоязычества приходится на последние двадцать лет. Процесс его формирования еще не завершился, и новые общины возникают буквально у нас на глазах. Это религиозное, фольклорное и социально-политическое движение нечасто попадает в поле внимания специалистов. Пока что интерес к нему проявляют редкие ученые, главным образом, молодые. Традиции научного подхода к изучению неоязычества еще не сложились, необходимый опыт только накапливается, и многое остается дискуссионным. Вот почему каждое новое издание, затрагивающее эту тематику, заслуживает большого внимания.

Рецензируемая книга выпущена двумя авторами, один из которых представляет Россию, а другая - Украину. Их целью был сравнительный анализ русского и украинского неоязычества как религиозно-культурного феномена. Поэтому несколько амбициозное название работы способно ввести в заблуждение, ибо оно много шире содержания выполненного исследования. Ведь в нем нет речи не только о современном язычестве как глобальном феномене, который, в частности, давно окрашивает религиозную жизнь Запада, но даже и о многообразии язычества в современной России, где оно наблюдается далеко не только у русских. И неясно, почему для

Виктор Александрович Шнирельман - доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН; e-mail: shnirv@mail.ru

стр. 165

русских язычников автор соответствующих разделов иной раз использует термин "российские", хотя в таком случае ему следовало бы обратить внимание также на язычников Поволжья, Северного Кавказа и ряда других регионов. Вероятно, всему виной чисто лингвистический фактор: "русский" в переводе на украинский звучит как "российский", что и создает недопонимание.

Нет здесь и детального анализа многообразия языческих общин и верований среди русских язычников; украинским в этом отношении повезло больше. Между тем язычество всегда отличается локальностью и потому представлено множеством разнообразных вариантов. Это наблюдается и в современном мире, несмотря на попытки отдельных волхвов, или жрецов, кодифицировать языческие представления и составлять их печатные своды, пропагандируя их через современные информационные сети. Кстати, авторы и сами справедливо отмечают необычайно разнообразные источники современного неоязычества (с. 26 - 21).

В центре внимания авторов находятся лишь некоторые аспекты современного язычества, прежде всего обрядовая практика, календарь и хронология, некоторые особенности догматики и исторические мифы, а также, отчасти, история изучения славянского язычества в XVIII-XX вв. Авторы почти не касаются экологической проблематики, гендерного фактора, политических и социальных программ язычников, причин их выраженного антихристианства, роли эзотерических представлений в современном язычестве, роли национализма в его формировании и настроениях, места расы и нации в языческих учениях, социального состава неоязычников, их организационных структур и многого другого. Большего внимания заслуживала бы и историография, требующая особого критического анализа, ибо современные язычники любят опираться на дореволюционных авторов. Это также относится и к весьма неоднозначным трудам Б. А. Рыбакова, которые уже неоднократно получали весьма нелестную оценку со стороны специалистов. Но авторы это даже не упоминают. Не анализируется также степень влияния "Влесовой книги" на представления современных язычников.

Русская неоязыческая обрядность рассматривается на примерах раскрещивания и имянаречения, причем правильно показано, что все это - новые обряды, разработанные волхвами лишь в наше время. Шиженский останавливается и на особенностях исторической хронологии неоязычников, к сожалению, оставляя без внимания влияние на нее эзотерики и неоиндуизма, а также упуская вопрос о ее связи с концепцией линейного времени, чего первобытность не знала (между тем вопрос о языческой хронологии в литературе уже рассматривался). Вне обсуждения остается и вопрос о том, как именно современные язычники (городские жители!) используют свой календарь.

Празднично-обрядовый комплекс русских неоязычников описывается в основном на примере работ Доброслава (А. Добровольского), у которого Шиженский взял в 2008 г. интервью. Правильно отмечается, что для Доброслава охотничий палеолитический быт оказывается ценнее, чем более поздний земледельческий. Однако интервьюер не заметил причину этого, которая кроется в том, что, по мнению Доброслава, скотоводство изобрели "иудеи", чем начали разрушать природную среду. Кроме того, автор раздела не обратил внимания на значительное влияние эзотерических идей на учение Доброслава. Не захотел он разобраться и в истинном смысле свастики ("восьмилучевого Коловрата"), которая служит Доброславу символом "национально-освободительной борьбы" и теснейшим образом связана с его ксенофобскими взглядами. Здесь встает важный методический вопрос о характере информации, полученной у радикала, имеющего разные версии для "своих" и для "чужаков". Ясно, что такие данные требуют всесторонней проверки.

Далее автор пытается искать корни мировоззрения Доброслава в учении нацистского ученого Г. Вирта, однако вернее было бы рассматривать это на более широком фоне, включая теософию и ариософию. Ведь, как известно, с конца 1960-х годов Добровольский стал убежденным последователем мадам Блаватской. А Вирт своим вдохновением был обязан учению австрийских ариософов, у которых он и почерпнул те идеи, которые роднят его с Добровольским.

Если Шиженский основывает свои рассуждения о календарно-обрядовом цикле на учении Доброслава, то для Сморжевской таким примером служит Зореслава (Г. Лозко). Именно введенные ею верования и практики обсуждаются как якобы типичные для всех украинских родноверов. Зато, переходя к обсуждению календаря и концепции "Явь", "Правь", "Навь", автор указывает на расхождения и споры между различными языческими лидерами. Надо думать, что разногласия существуют и в отношении обрядности, и это следовало отметить. Автор показывает, что в своих расчетах языческие лидеры стремятся по-своему учитывать археологические данные, но и она оставляет за скобками очевидное влияние на них различных эзотерических

стр. 166

концепций. Этим и объясняются некоторые "странности" в их представлениях о глубоком прошлом, которые в противном случае остаются непонятными. Поэтому они и вызывают удивление автора.

Зато автор верно замечает, что концепция "Явь", "Правь", "Навь" пришла к язычникам из сфабрикованной "Влесовой книги" и учения Ю. Миролюбова, который, очевидно, и приложил руку к подделке. Ничего подобного в аутентичной славянской мифологии не было. Поэтому нет традиционного объяснения этой концепции, что и создает почву для современных фантазий.

Рассматривая этический кодекс киевской общины "Православие", автор обходит своим вниманием интерес Зореславы к расологии и ее убеждение в гибельности межэтнических браков. Ни она, ни ее соавтор не комментируют и увлечение язычников образом князя Святослава, пронизанное ксенофобскими коннотациями. Из их внимания выпали исследования о "хазарском мифе", которые могли бы многое им объяснить. Ведь для многих как русских, так и украинских язычников победа Святослава над хазарами глубоко символична, ибо термин "хазары" используется ими как эвфемизм для "иудеев" (евреев). Поэтому для них подвиги Святослава имеют отношение не только к далекому прошлому. Как образ Карла XII в Швеции, так и образ князя Святослава в России и на Украине служат сегодня консолидации правых радикалов. Среди них становится популярным празднование "Дня Святослава". Определенную роль в этом сыграло установление недавно умершим скульптором-почвенником В. Клыковым памятника Святославу в 2005 г.

По-видимому, стержнем своего исследования авторы считают главу об исторических концепциях язычников, занимающую едва ли не треть объема книги. Здесь говорится о том, как по-разному языческие духовные лидеры конструируют Золотой век, рассуждают об упадке и грезят приходом нового Золотого века, составляют тезаурус героев и антигероев. К сожалению, и здесь авторы упускают из виду влияние эзотерики и связанного с ней традиционализма, которые в этой сфере видны невооруженным глазом. Ведь даже понятие "Ночь Сварога" в конечном итоге своим происхождением обязано эзотерике. И древние греки или римляне здесь совершенно не при чем. Кроме того, вряд ли можно оценивать миф в терминах "недостатков" трактовок каких-то понятий или событий. Миф никогда не бывает последовательным или системным и не отличается ясностью. Это и открывает возможность бесконечных интерпретаций, имеющих большой ценностный и функциональный смысл. Миф следует оценивать не с точки зрения его соответствия современным научным данным, а исходя из его функции в данном обществе или общине. Поэтому вряд ли следовало отводить так много места обсуждению учеными вопроса о происхождении князя Владимира или этногенезе славян. Полезнее было бы обратиться к проблеме антисемитизма (включая "хазарский миф"), проигнорировав которую, авторы многого не поняли в антихристианской риторике язычников и историческом мифе, изложению которого они уделили так много страниц.

Русские и украинские главы отличаются разной степенью полноты и включают красноречивые расхождения. Так, если Сморжевская неоднократно подчеркивает роль национализма в становлении украинского язычества, то по отношению к русским язычникам Шиженский, похоже, в этом сомневается. Если Сморжевская недвусмысленно и вполне справедливо связывает украинское языческое движение с городской творческой интеллигенцией, то Шиженскому, похоже, нечего по этому поводу сказать, и он оставляет вопрос открытым (хотя в литературе это уже обсуждалось). Если Сморжевская повествует о развитии, особенностях распространения, различных течениях и многообразии деятельности украинского язычества, включая их образовательные центры, то в русском разделе такие данные блистательно отсутствуют (хотя об этом уже имеются научные публикации).

Гораздо полнее, многограннее и интереснее у Сморжевской обсуждаются и исторические мифы украинского неоязычества. В частности, представляют интерес главы о пророках, которыми оказываются известные украинские писатели и поэты, и, особенно, о святых местах, которыми становятся археологические памятники. Сегодня на наших глазах возникают традиции паломничества к таким святыням, что заслуживает большого внимания как этнографов, так и религиоведов. В частности, внимание привлекает давно известное археологам местонахождение Каменная Могила, ставшее одной из главных языческих святынь благодаря весьма сомнительным интерпретациям местных материалов рядом специалистов, не пользующихся признанием в академической науке. Иными словами, речь идет о рукотворных культовых местах, возникающих буквально у нас на глазах, и в этом отношении Каменная Могила стоит в одном ряду с Аркаимом. Здесь следует отметить бурное становление альтернативной науки, активно

стр. 167

и достаточно успешно конкурирующей с академической наукой за внимание общественности. Сомнение вызывает лишь крайне "осторожное" отношение автора к "теориям" и деятельности Ю. Шилова и А. Кифишина (с. 220), - их построения настолько фантастичны и далеки от науки, что никакой особой проверки не требуют.

Сморжевская подробно останавливается на РУНВере, правильно отмечая, что ее следует рассматривать обособленно от остальных языческих движений и общин. Верно и то, что Лев Силенко разрабатывал свое учение, основываясь на модели Библии. Однако автор полностью обходит вопрос о его отношении к иудаизму. Вообще оба автора избегают касаться вопроса о ксенофобии во многих неоязыческих учениях. При этом они порицают тех, кто обнаруживает там "крайние проявления национализма" (с. 7). Похоже, сами они странным образом там ничего подобного не видят. Это относится в особенности к обсуждению учения Доброслава, известного политического радикала, объявляющего себя национал-социалистом. Вытекает ли слепота авторов из их "максимальной непредубежденности", которую они всячески прокламируют?

Вызывает сомнение и отождествление язычества с "этнической религией". Такие настроения действительно наблюдаются в современном мире и более всего присущи тем группам, которые участвуют во Всемирном конгрессе этнических религий. Однако к этому многообразие форм современного язычества отнюдь не сводится. Например, многие разновидности Западного язычества никакого отношения к этничности не имеют, и "этническая религиозность", вопреки мнению авторов, для него (впрочем, за исключением "нордического язычества") вовсе не характерна.

В ряде случаев авторы идут на поводу у язычников. Например, они, подобно тем, определяют язычество как "природную (естественную) веру", не задумываясь о том, что за этим стоит. То же относится и к их представлению о том, что якобы "автохтонная, этническая религия" продолжала жить в неизменном виде в течение столетий. Но если бы это было так, современным волхвам не приходилось бы предпринимать титанические усилия и мобилизовывать всю свою фантазию для восстановления обрядности и верований. Ведь и сами авторы иной раз используют для этой деятельности термин "конструкция" или говорят о придуманных обрядах и вымышленных божествах (с. 33, 66, 68, 133, 137, 153), что кажется вполне оправданным. О какой "естественной вере" может идти речь, если многие ее компоненты создаются у нас на глазах (с. 228)? Поэтому вызывает удивление заявление одного из авторов о том, что корни праздников Доброслава якобы уходят в каменный век. Такая убежденность требует, по меньшей мере, доказательств. Остается также неясным, какие из идей, выдвинутых неоязычниками, отличаются оригинальностью и "способны принести результат" (с. 153). Сделав это интригующее заявление, авторы забыли его разъяснить.

Термин "этническая религия" в данном контексте совершенно неуместен: ведь никакой единой "этнической религии" в прошлом не было. В лучшем случае приходится говорить о племенных или даже клановых культах, не имевших отношения к этничности. Да и само разнообразие дефиниций, даваемых современными язычниками своим верованиям, не позволяет говорить о какой-то единой "этнической религии". Не меньше сомнений вызывает и уверенность авторов в наличии особой славянской ментальности, которой якобы чуждо христианство. Это мнение тоже взято из неоязыческого дискурса, но русские и украинские христиане вряд ли с этим согласятся. И неясно, на чем основана убежденность авторов в том, что со временем все ненужное отсеется, а останется некая нетленная сердцевина, единая для славянского неоязычества (с. 28). У меня на этот счет имеются большие сомнения, ибо язычество отличается большим демократизмом и локализмом, а также, что немаловажно, многофункциональностью, что и определяет имманентно присущую ему фрагментацию и вариативность.

Не кажется удачным и вводимый авторами для язычников термин "диаспора", который лишь создает ненужную путаницу. Дело в том, что основы украинского и русского язычества действительно создавались за рубежом, скажем, Ю. Миролюбовым, В. Шаяном или Л. Силенко, и по отношению к ним и их последователям-эмигрантам термин "диаспора" вполне оправдан. Ведь надо учитывать настроения отчаяния и стремление искать опору в образах идеализированной родины и родной культуры, господствовавшие среди эмигрантов. Но русское язычество в России или украинское на Украине мотивировались иными чувствами и настроениями и скорее могут быть охарактеризованы как субкультура, иной раз протестная. Впрочем, в обоих случаях большую роль играл национализм, и Сморжевская правильно отмечает это на примере Силенко (с. 178).

стр. 168

Неверно утверждение авторов о том, что якобы до празднования 1000-летия крещения Руси преобладало негативное отношение к языческой культуре предков. Они по непонятной причине игнорируют целую многолетнюю кампанию, запущенную в 1960 - 1970-е годы ЦК КПСС, профсоюзами и комсомолом по внедрению новых праздников, которые благодаря деятельности энтузиастов часто опирались на дохристианские (нехристианские) народные традиции. Авторы забывают, что СССР был атеистическим государством, а язычество как "народная культура" ему соответствовало много лучше, чем христианство как "религия". Тогда власти полагали, что внедрение народной обрядности может отвадить народ от мировых религий - христианства и ислама. Именно тогда при участии властей закладывались основы современных языческих движений.

Вообще, обещая осветить проблематику современного язычества, авторы, оказывается, мало что знают о зарубежных языческих традициях. Не знают они и зарубежных исследований по русскому и украинскому язычеству. Впрочем, их знание соответствующей отечественной литературы тоже отличается существенными лакунами и оставляет желать лучшего. Правда, оно лучше в украинской части и хуже - в том, что касается русского неоязычества. Примечательно, что авторы во многом доверяются Интернет-сайтам, и это играет с ними злую шутку. Действительно, появление Интернета кардинально изменило ситуацию на информационном поле. Теперь те источники информации, которые прежде требовали изнурительной работы в архивах или длительной работы в библиотеках, появляются на веб-сайтах, и создается впечатление, что любое научное исследование можно проделать с помощью Интернета, не выходя из дома. Это соблазняет немало самодеятельных авторов, однако, похоже, не только их. Но, во-первых, далеко не вся научная информация попадает в Интернет, во-вторых, та, что попадает, проходит своеобразный и далеко не всегда профессиональный отбор, отражая вкусы создателя веб-сайта, в-третьих, она иной раз попадает туда с купюрами или искажениями. Во всяком случае, так иной раз происходит с моими работами, которые нередко оказываются на веб-сайтах без моего ведома, получая там искаженные заголовки или подвергаясь сокращению, меняющему смысл отдельных положений работы. Я уже не говорю о журналистах или самодеятельных авторах, которые иной раз сознательно или по невнимательности искажают цитаты, ставя автора в неловкое положение. По всем этим причинам сегодня опасно знакомиться с работами коллег-ученых, основываясь только на Интернете. Но именно так нередко и поступают авторы рецензируемой книги. Например, ссылаясь на принципиально важный сборник "Неоязычество на просторах Евразии", они его даже не раскрывали. То же относится и к ряду других моих, да и не только моих, работ, которые авторы знают из веб-сайтов только по названию. Ну, а того, чего в Интернете нет, для них часто и вовсе не существует. Это-то и не дает им возможности правильно оценить и использовать то, что уже было сделано в науке до них и что помогло бы им лучше понять рассматриваемые материалы. А иной раз это даже не позволяет им отличить специалиста от неспециалиста - например, неясно, почему неоязычник и праворадикальный политический деятель А. Широпаев попал у них в специалисты. К сожалению, это вовсе не повышает качества книги.

Много интересных замечаний делается авторами в заключении. Однако иной раз эти замечания, к сожалению, имеют слабое отношение к содержанию книги. Например, верно говорится о разработке язычниками систем оздоровления, правильного питания, игрового цикла и пр., но какой-либо анализ этого в книге отсутствует. Не рассматриваются и природоохранные практики, о которых также упоминается в заключении. В еще большей мере это относится к стремлению авторов дистанцировать современный языческий национализм от расовой теории. Они то ли плохо читали, то ли плохо поняли работы Силенко, Доброслава, Истархова, Лозко и пр., где вопросы о "белой расе", "арийцах", биологической основе этноса, запрете межэтнических браков и иных подобных темах (не говоря уже об антисемитских рассуждениях) являются далеко не второстепенными. Авторы даже не заметили, что на Родовое Славянское Вече, состоявшееся под Киевом в июле 2003 г., был приглашен В. Истархов, читавший там лекции, знакомя язычников со своими ксенофобскими взглядами. Не учитывают они и того энтузиазма, который языческие идеи вызывают в стане скинхедов (ведь некоторые языческие общины состоят полностью или в значительной части из скинхедов; другие держат при себе скинхедские молодежные формирования). Но анализ этой болезненной темы авторы также предпочли оставить в стороне. Видимо, и здесь их подводит плохое знание литературы как зарубежной, так и отечественной, где все это всесторонне обсуждалось.

стр. 169

Заглавие статьи	Рец. на: О. О. Звиденная, Н. И. Новикова. Удэгейцы: охотники и собиратели реки Бикин (Этнологическая экспертиза 2010 года)
Автор(ы)	А. Н. Ямсков
Источник	Этнографическое обозрение,  № 4, 2011, C. 170-173
Рубрика	РЕЦЕНЗИИ
Место издания	Москва, Россия
Объем	15.0 Kbytes
Количество слов	1870
Постоянный адрес статьи	http://ebiblioteka.ru/browse/doc/25984808