28. Роман э. Хемингуэя «Фиеста»: смысл двойного заглавия и двойного эпиграфа. Карнавал и трагедия в романе.

«И восходит солнце» (англ. The Sun Also Rises) — роман Эрнеста Хемингуэя, написанный в 1926 году. Основан на реальных событиях, которые происходили в жизни автора. (Фиеста)

Одно время Хемингуэй решил отказаться от названия романа "Фиеста" и решил назвать его "Потерянное поколение", но затем передумал, поставил слова о "потерянном поколении" эпиграфом. Назвать роман он решил словами из второго эпиграфа - "И восходит солнце!". Слова Гертруды Стайн: «Все вы — потерянное поколение», вынесенные в эпиграф книги, относятся к людям, утратившим свое место в жизни и пытающимся заполнить душевную пустоту флиртом, вином, зрелищами.

Герой же ищет успокоение на лоне природы. Настоящими людьми ему представляются испанские крестьяне и мужественные матадоры, ведущие смертельные схватки с разъяренными быками. Бой быков для них не развлечение, а труд, искусство, борьба.

Именно в них видит Хемингуэй воплощение извечности жизни, которое подчеркнуто и название книги, и вторым эпиграфом, заимствованным из Ветхого завета. Идея романа, по словам Хемингуэя, была в том, что «земля существует вечно».

в романе возник многоликий и прекрасный образ земли, образ Испании, которую он знал и любил.

Завершается роман изображением народного празднества - фиесты - в Испании. Фиеста - торжество жизни. Недаром сам стиль повествования, в тех его местах, где описывается стихия праздника, претерпевает значительные изменения: лаконизм уступает место фразе, текущей вольно и широко. Проясняется и смысл двойного названия романа. Возвышенная библейская величавость - "И восходит солнце" - соотносится с жизнью народа, взятой в момент половодья, в момент высшего проявления заложенных в ней сил, в момент фиесты. Вместе с тем Хемингуэй, принадлежа «потерянному поколению», в отличие от Олдингтона и Ремарка не только не смиряется со своим уделом – он спорит с самим понятием «потерянное поколение» как с синонимом обреченности.

Роман "Фиеста" имеет два эпиграфа. Слова Гертруды Стайн "все вы - потерянное поколение", брошенные в беседе с ав­томехаником, вошли в широкий обиход после того, как были поставлены в качестве эпиграфа Э. Хемингуэем в знаменитой "Фиесте". Второй эпиграф - из "Экклезиаста": "Род прохо­дит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому мес­ту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь". Общее слово у обоих эпиграфов - generation: разными словами (род и поколение) передано оно в русском переводе, но именно оно - в центре спора. Людской жизни противопоставлена мудрость природы, целесообразность которой не раз подчеркивается на фоне суеты сует человеческой. Полное название романа - "Фиеста (И восходит солнце)" - имеет важ­ный отклик в его содержании: в нем - надежда на то, что лучшие, самые мужественные, честные, живущие по совести и в ладу с законами Земли выстоят и победят.

Роман построен как множество отдельных эпизодов, каждый из которых достаточно важен, но, подобно тому как это уже было в сборнике рассказов, почти все небольшие эпизоды, имеющие частное значение, без труда сводятся в две большие картины с многозначительной интермедией и чем-то вроде эпилога после второй из них. Первая картина показывает ложный, фальшивый «карнавал» в Париже, во время которого мешаются день с ночью, коньяк с вином, серьезное с пустячным, а в целом складывается обстановка, позволяющая хоть на время отвлечься от «проклятых» вопросов, спрятаться в суматохе лжекарнавального быта от мира и самого себя. Из всех персонажей романа разве лишь Джейк Барнс не может и не хочет полностью слиться с толпой, лихорадочное веселье которой живо напоминает пир во время чумы. Но если Джейк и не является в полной мере участником лжекарнавала, то и отделен от его участников - во всяком случае, некоторых из них тоже не до конца.

Вторую картину составляет многокрасочный народный праздник карнавального размаха в Памплоне. Здесь тоже мешаются день и ночь, коньяк и вино, но здесь к тому же в полной мере выявляются серьезные вещи, нравственные критерии. Здесь же обнаруживается со всей безусловностью невозможность спрятаться от мира и самого себя. Сопоставление, а вернее, противопоставление истинного карнавала ложному составляет идейное содержание сюжета книги, особую роль которого тонко подметил Ф. Янг. Действительно, Джейк и Брет были несчастны в Париже, испытали удивительную, но в конце омраченную неделю фиесты в Памплоне, а теперь должны снова вернуться «на круги свои», снова в полной мере осознать и прочувствовать свою неприкаянность, безысходный трагизм своего существования.

Длинный путь, проделанный героями романа, оказывается как будто бессмысленным вращением в замкнутом круге. Но не будем спешить полностью соглашаться с Ф. Янгом. Он прав и не прав в одно и то же время. Сюжет, очевидно, несет большую идейную нагрузку, однако только сюжета мало, чтобы выяснить этический багаж книги. Да к тому же, кроме двух «карнавалов», в ней есть еще важнейшая интермедия с рыбной ловлей, во время которой резко сокращается круг действующих лиц, но неожиданно появляется лицо совершенно повое, неизвестное нам по парижской части и не последовавшее за Джейком и Биллом в Памплону. Заметим, кстати, что в схеме Ф. Янга для этого лица вовсе не находится ни места, ни объяснения.

С самого начала романа читатель ощущает, что речь в нем идет о всемирной трагедии, обусловленной мировой войной. Мы видели, что наличие драмы определилось только в третьей главе (а причины ее - в четвертой, где Джейк рассказывает о характере своего ранения), но важнейшее противопоставление Джейка Барнса Роберту Кону начинается с первых слов и оказывается в высшей степени многозначительным.