72

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО

ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ЛИПЕЦКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Филологический факультет

Кафедра литературы

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

по специальности032900 «Русский язык и литература»

Национальная специфика женских образов в русской литературе первой половины XIX века

Выполнила студентка 5 курса группы РЛЖ

Батжаргал Ичинхорлоо

(подпись)____________________

Научный руководитель

доктор наук, профессор

СарычевЯрослав Владимирович

(подпись)____________________

«Работа допущена к защите в ГАК»

зав. кафедрой доктор наук, профессор

Сарычев В.А.

(подпись)____________________

Липецк ‒ 2014

Содержание

Введение.........................................................................................................................3

Глава 1. К проблеме национальной специфики женских образов в русской литературе первой половиныXIX века.............................................8

§1. Образ женщины в древнерусской литературе......................................8

§2.Мировозренческие особенности русской культуры первой половины XIX века и их влияние на формирование «идеального» женского типа..............................................................................................16

Глава 2. Идеал русской женщины в национальной культуре: художественое завещание А.С.Пушкина и пушкинской эпохи............24

§1. К постановке проблемы: пушкинский концепт русского мира……24

§2. А.С. Пушкин и его эпоха. Проблема русского женского национального характера............................................................................28

§3. Образы героя времени и героини в контексте пушкинской картины русского мира...............................................................................................42

Заключение..................................................................................................................64

Список использованной литературы.........................................................................68

Введение

Духовная красота и совершенство, нравственная высота и чистота, душевная тонкость и чуткость, идеальность чувств и порывов, деятельная любовь, смирение и самопожертвование, верность долгу, религиозным и семейным ценностям, национальным традициям поведения при полной интеллектуальной развитости — таким предстает идеальный образ русской женщины, запечатленный русскими писателями-классиками. Этот эстетический и мировоззренческий канон изображения вполне очевиден читателям самых разных стран и неоднократно, начиная с Г. Флобера, отмечался — как отличительная национальная особенность и художественное откровение — целым рядом писателей с мировым именем и авторитетных ученых. Но именно по причине указанной «самоочевидности» трактовки женского типа большинство авторов литературных обозрений прошлого и современных исследователей не удостаивает специальным рассмотрением данную материю, тему и проблему. Как ни странно, до сих пор нет целостного систематического научного исследования на заявленную нами тему. Есть многочисленные статьи, разделы или фрагменты в монографиях, разные популярные издания, дающие историко-культурный, этнографическо-бытовой комментарий к эпохам и романам, в которых проявляют себя русские героини, но при всем том принципиальное рассмотрение национальной специфики женских образов в русской литературе остается как бы за скобками. Отдельные аспекты данной проблемы изучены неплохо (иногда даже исчерпывающим образом), однако вся проблема целиком, в ее сложной диалектике и динамике, как будто не дается в руки.

В сущности, в идейном плане (и в плане методологии анализа) российская наука продолжает опираться на воззрения В. Г. Белинского и Ф. М. Достоевского (на их диаметрально противоположные, но дополняющие друг друга трактовки образа Татьяны Лариной в свете мировоззренческого задания «Евгения Онегина» А. С. Пушкина), на столь же взаимно полемичные оценки феномена «тургеневской девушки» со стороны представителей «эстетической» и «демократической» критики, героинь Л. Н. Толстого нигилистами, народниками, консерваторами-славянофилами и модернистами.

Как представляется, именно избираемый нами подход к «женской» теме в русской литературе со стороны ее национальной специфики способен снять многие существующие и по сей день противоречия, разночтения в трактовках. А также — существенно расширить горизонт «типового» взгляда на проблему «русской женщины». Ибо это — своего рода универсальный критерий для оценки любой национальной литературы и ее принципиальных слагаемых. Помимо того, рассмотрение литературных образов с точки зрения их национальной специфики — своего рода взгляд со стороны, позволяющий несколько отрешиться от привходящих общественных проблем, волновавших умы русских людей в разные исторические эпохи развития России. Такой ракурс рассмотрения, безусловно, будет полезен и интересен не только для российской, но и, в частности, для монгольской науки. Вместе с тем целиком отказаться от исторического принципа рассмотрения материала невозможно и ненаучно.

Классический литературный типаж русской женщины предопределен не только коренными национальными особенностями русского человека, но и конкретно-историческими условиями. Сказанным определяются и границы исследования. Изо всех эпох исторического и литературного развития России наибольший потенциал для нашей темы представляет первая половина XIX века — «пушкинский век», как ее нередко и справедливо называют. Именно в это время при благоприятном стечении ряда национальных, исторических, культурных факторов произошел не только грандиозный расцвет русской литературы, но и определилась вполне на этой почве устойчивая типология, художественная метафизика идеального женского образа, как он представился великим писателем Пушкина. Последующие периоды литературно-исторического развития, конечно, не менее интересны, но надо сказать, что они в гораздо большей степени предопределены эмансипационными и народническими тенденциями; национальная же специфика, «архетип» женского образа, раз определившись до конца в «пушкинский век», пребывали неизменно и впоследствии.

Научная новизна и научно-практическое значение работы.

Во-первых, подобного рода исследование по необходимости призвано обобщить и систематизировать под определенным углом зрения, обусловленным темой, имеющийся научный материал, существующие подходы и трактовки; где-то развить, где-то скорректировать, а где-то даже отвергнуть некоторые из них.

Во-вторых, такая работа должна строиться на оригинальной научной концепции, позволяющей интегрировать воедино и глубоко понимать (объяснять) богатый и разнородный литературный материал рассматриваемой эпохи. Исследования строится на следующих постулатах: оригинальность и единственность русского представления о женщине в ее идеале базируется как на национальной ментальности (в связи с чем важным представляется этнопсихологический аспект проблемы), так и на особом духовном строе русской литературы, отмеченной возвышенностью устремлений, религиозным и моральным пафосом; налицо качественное различие конечных «идеалов» женского типа в западноевропейских и русской литературах; русские писатели не приукрашивают действительность, они прекрасно видят и изображают все мыслимое разнообразие женского «естества», включая негативные черты, но посредством духовного возвышения над этой «средой» классики (и прежде всего А. С. Пушкин) сумели создать национальный миф о русской женщине, то есть одно из универсальных представлений национально-культурной ментальности, оказавшееся значимым и в плане духовного опыта других народов. Важно отметить, что этот национальный миф — отнюдь не фантазия, не иллюзия; он не только выглядит вполне органично, но и базируется на жизненном реализме — реализме Пушкина и послепушкинской классики.

В третьих, подобный ракурс научного исследования через «частную» (по внешней видимости) тему выводит на понимание общих, универсальных принципов, проблем и закономерностей русской литературы, на ее национальную специфику в целом и в контексте мировых литератур.

Наконец, в четвертых, на основании всего вышесказанного нетрудно сделать вывод, что наше исследование (по теме, материалу, проблематике, заявленному научному подходу) может быть полезно не только для российской науки, но и для культурно-образовательных сообществ других стран; оно по-своему способствует делу созидания положительного образа России в мире.

Как уже было отмечено, в полном объеме и в обозначенном нами ракурсе тема еще не исследовалась. Но принципиальные идейные и теоретико-методологические соображения, оригинальные наблюдения и замечания относительно «женской» темы и образов русских женщин высказали еще современники великих писателей или они сами, а также русские критики, представители славянофильских и западнических (в широком смысле) течений. В силу того, этот первичный по времени и значению материал должен прежде всего лечь в основу анализа.

В российской науке ХХ века темы, близкие по материалу к нашей, затрагивали (но, как сказано, довольно фрагментарно или в сугубо эмпирическом разрезе) такие ученые как Ю.М. Лотман, В.С. Непомнящий, Г.П. Макогоненко, Ю.В. Манн, С.Г. Бочаров, В.Н. Захаров, О.В. Рябов, Н.Н. Скатов и мн. др.

Что касается современных гендерных исследований, то мы их, конечно, учитываем, но применительно к нашему периоду и разрабатываемой оригинальной концепции они вряд ли будут полезны — как по своей специфической идеологии, так и по той простой причине, что эмансипационные тенденции в русской литературе проявились только во второй половине XIX века.

Глава I. К проблеме национальой специфики женских образов в русской литературе первой половиныXix века.

§1. Образ женщины в древнерусской литературе

Понятие «женский образ» по отношению к русской литературе обладает чрезвычайно емким и самобытным содержанием, позволяющим вычленять его из образной системы того или иного писателя либо художественного произведения.

В русской художественной словесности на всех этапах ее развития образ женщины был выражением наиболее тонких и сокровенных движений народной души. В этом, очевидно, отразились особенности менталитета России с ее «женственной душой».

Своеобразие национального взгляда на природу женского образа получило выражение уже в сочинениях средневековых авторов, хотя в целом их воззрения развивались в русле мировой традиции. Как известно, в мировой культуре женское начало представлено двумя различными ликами. Идея амбивалентности получила отражение в оппозициях «темный» - «светлый» лик женственности, или «злая жена — добрая жена». Данное обстоятельство обусловлено христианским восприятием женственности вообще, которая была представлена Евой, погубившей человечество(«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание, и взяла плодов его и ела, и дала также мужу своему, и он ел». Бытие 3:6), и Марией, даровавшей жизнь Спасителю¹(«Она родила Сына Своего первенца, и он нарек Ему имя Иисус».Матфея1:25).

Однако несмотря на разность существующих оценок женственности испокон веков, в русской культуре ее темный лик был в значительной степени нивелирован. О.В. Рябов, подводя итоги своего исследования, посвященного реконструкции образа женщины в философии русских мыслителей, отметил, что в отечественной культуре «о «темном лике» женственности может сокрушаться лишь взыскующий о «лике светлом».²

Мысль об амбивалетности феминности проявляется уже в «Повести временных лет»: «В начале род человеческий женою согрешил .Через жену была первоначальная победа дьявола, так как через жену же воплотился Бог и приказал войти в рай верным» (Повесть временных лет. - М,- Л., 1950. - Ч. 1. - С. 271).

В «Степенной книге царского родословия»: «Тако женою н Бог примирися к нам, и женою печаль преста, женою и клятва потребися, женою и смерть умертвися, женою и благословение, и радость, и жизнь бесконечная всему миру процвете, от жен мироносець и Христово из мертвы воскреше первое благовестне яко же древле от жены преступление бысть, псоледи же от жены и спасение бысть. Тако и ныне в нашей Рустей земли женою первие обновихомся во благочестие» (Книга степенная царского родословия // Полн. собр. соч. русских летописей. - СПб., 1908-1913. Т. 21.4. 1/2).

Уже в средневековье на Руси женское начало рассматривалось как воплощение нравственного идеала, способного преобразить мир. Именно с женственностью связывалось главное качество для русского человека - милосердие, которое всегда ставилось им выше справедливости. Подтверждение данной мысли можно найти в трудах отечественных философов и исследователей древнерусской литературы³.

Милосердие определило особое место Богородицы в русской религиозности. Не случайно одним из самых распространенных и любимых апокрифов на Руси стал апокриф «Хождение Богородицы по мукам». Г. Гачев заметил, что такое писание могло существовать исключительно в русской культуре: в западной - «путешествие на тот свет» совершает мужчина - «Видение Тнугдала», «Комедия» Данте, Лэнгленд, «Путь паломника» Бэньяна. Можно вспомнить еще Одиссея, Гильгемаша, Озириса⁴.

В «Слове о житии великого князя Дмитрия Ивановича» сказано, что он «безвинных любил, а виноватых прощал, никого не оскорблял, но всех одинаково любил». К милосердию призывает наследников и Владимир Мономах в своем «Поучении»: «Ни правого, ни виноватого не убивайте не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души» (Древнерусская литература: Хрестоматия / Сост. О.В. Творогов. — М.: Просвещение, 1995. — С.79).

Та же черта обнаруживается в религиозной жизни Средневековой Руси. О. Рябов акцентировал внимание на том, что представители религиозного направления, которое в большей степени отражало национальную самобытность Руси и было свободно от влияния аскетических византийских учений, Христа воспринимали в первую очередь как Бога милующего. От него ждали прежде всего милосердия. Мономах подчеркивает: «Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец Бог милости и премилостив» (Там же. — С. 78). Иларион в «Молитве» обращается к Богу: «Отринь гнев [Твой], [Боже] милостивый, которого достойны [мы] по делам нашим в меру наказывай, но безмерно милуй, в меру уязвляй, но милостиво исцеляй, в меру ввергай в скорбь, но вскоре утешай. Но яви кротость и милосердие [Твое], ибо Тебе подобает миловать и спасать.» (Иларион. Молитва // Златоструй. - С. 122-123).

Позднее H.A. Бердяев, признавая христианскую жалость к «униженным и оскорбленным» одним из главных качеств русского человека, скажет: «Когда Радищев написал: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала», - русская интеллигенция родилась⁵». Специфику культа Софии на Руси B.C. Соловьев увидел в восприятии ее как милующего Божества.

Г.П. Федотов неоднократно возвращался к мысли о том, что милосердие на Руси ставилось выше справедливости. Он убежден в том, что «божественное материнство — это самое сердце русской религиозности». Анализ русских духовных стихов позволил сказать тому же исследователю, что в восприятии русского народа «на плечах Богородицы держится мир⁶».

Философы и культурологи считают, что русский человек обращает слова своей молитвы к Богородице, потому что считает себя недостойным, слишком грешным, чтобы обращаться сразу к Христу. Ведь Христос — это и любовь и справедливость, тогда как Его мать — это только любовь, ни о чем не спрашивающая и ничего не требующая. Эту особенность мировоззрения русского человека подчеркивал H.A. Бердяев, говоря о том, что «Русская религиозность - женственная религиозность . Это не столько религия Христа, сколько религия Богородицы»; «Русская земля больше связывает себя с заступничеством Богородицы, чем с путем Христовых страстей⁷».

Вера русского народа в покровительство Божией Матери нашла отражение и в созданном им известном утверждении о том, что «Россия - дом Богородицы⁸».

Культ Богоматери, ждущей каждого и каждого прощающей, определил отношение русского народа к материнству вообще, оно воспринимается им не как природное и инстинктивное начало, а как начало священное, «вечно материнское». Поэтому и «женщина обретает ценность в русском космосе именно в ипостаси матери⁹». Поэтому красота и сила русской женщины всегда определялась ее способностью проявлять по отношению к каждому существу и ко всему миру материнские качества - терпение, прощение, милосердие, сострадание, способность к самопожертвованию.Отечественные философы убеждены в том, что эти качества, свойственные женственности вообще, с особенной силой проявились в характере русской женщины, воспитанном нелегкой судьбой¹⁰.

В этом апокрифе отразилось народное представление о безграничной милости Богоматери ко всем грешникам. Так, в писании она просит Бога помиловать грешников: «Помилуй грешников, Владыка, так как я видела и не могу переносит их мучений, пусть буду я мучаться вместе с христианами». В ответ она слышит голос: «Вижу гвозди в дланях Сына Моего, и не знаю, как можно их помиловать». Тогда Богородица зовет всех избранников Божих, архангела Гавриила, Иоанна Богослова и просит их, чтобы все молились за грешников: «не подымемся, пока не послушает нас Бог и не помилует грешников». К архангелу Михаилу она обращается: «Единственную молитву обращаю к тебе, чтобы и я могла войти и мучиться с христианами, потому что они назвались чадами сына моего» (Хождение Богородица по мукам (апокриф) // Литература и искусство Древней Руси. - М., 2001. - С. 69).

В.Н. Кардопольцева, анализировавшая историю развития русской культуры и роли женщины в ней, пришла к выводу, что «женственность, ассоциируемая с материнством, проходит через всю историю российской культуры в качестве доминанты¹¹».

В.В. Розанов неоднократно говорил о том, что «жалость к бедному и убогому — чувство, с которым русская женщина на свет родится¹²». При этом он воспринимает ее сострадание как проявление высшей материнской любви. Особенно выразительно эта мысль прозвучит в его сочинении «Опавшие листья»: «Есть ли жалость в мире? устремленной к идее милосердия, женские образы приобретают особую значимость и особый смысл».

Уже средневековые авторы видели предназначение женщины в заботе о физическом и, самое главное, духовном спасение мужчины и рода. «Помощницей по спасению» назовет жену протопоп Аввакум¹³. Однако впервые в русской литературе в роли спасительницы, как считает Т.М. Николаева, предстает Ярославна в «Слове о полку Игореве¹⁴». Ее плач, который является «кульминационной осью текста», можно назвать «требованием-соглашением» с тремя стихиями во имя спасения мужа. Исследователь убежо дена, что именно Ярославна «переворачивает мир мужа. Она как бы бросает его на колени перед природными стихиями, столь ранее им презиравшимися» .

Другая героиня древнерусской литературы Февронья («Повесть о Петре и Февронье Муромских») спасает героя от смерти, она способна исцелить струпья самого дьявола, явившегося Петру в виде змея. Более того, Февронья становится талисманом для мужа на протяжении всей последующей жизни.

Материнство как метафизическое, «вечно материнское» спасающее начало трактуется и H.A. Бердяевым: «Женщина в потенции есть мать не только относительно отдельных существ, но и относительно всей природы, всего мира, падшего и беспомощного в своем падении». Она, по словам H.A. Бердяева, «излучает благую, теплую энергию, окутывает ею живые существа, беспомощные зябнущие, выброшенные в страшный, чуждый мир¹⁵». И.А. Ильин отметил, что «удел вечно-женственного - прощать неправедного» (Ильин И.А. О вечно-женственном и вечно-мужественном в русской душе // Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6. Кн. III. - M.: Русская книга, 1997. - С. 181). Философ считает, что особенность характера русской женщины заключена в ее упорном терпении, безграничной сердечности и сострадании. Очевидно уважение и даже преклонение И. Ильина перед русской женщиной: «диву даешься, откуда в таком хрупком теле такая душевно-духовная мощь¹⁶».

В «Повести об Юлиании Лазаревской» (XVI в.) утверждается, что «добрая жена ни по смерти своего мужа спасет, ревнуя благочестивой Федоре царице и прочим святым женам и по смерти о мужьях своих умоляли Бога» (Житие св. праведной Иуллианни Лазаревской. - СПб., 1910. - С. 31). В одной из глав «Домостроя» определяются сферы забот мужа и жены. Так, мужу рекомендуется молиться «о своих прегрешениях, о здравии царя и царицы, и чадах их, бояр его, о христолюбивом воинстве, о помощи против врага, об освобождении плененных. и за всех христиан. Жене же нужно молиться о своих прегрешениях и за мужа, и за детей, и за домочадцев, и за родичей, и за духовных отцов» (Домострой. - М., 1994. - С. 148).

Еще Г.П. Федотов обратил внимание на то, что в «Слове о полку Игореве» противопоставлены князь Святослав и Ефросиния Ярославна: языческие заклинания последней спасли Игоря там, где оказались бессильными политические призывы («злато слово») первого¹⁷.

Ф. Буслаев, сравнив скандинавское сказание «Эдду» и муромскую легенду о Петре и Февронье, имеющих ряд сходных архаичных мотивов, неумышленно для своих целей сравнил два национальных женских типа: «Если Брингильда только учила Зигурда целебным рунам, то Февронья исцелила своего героя¹⁸». Рассуждая над данным сопоставлением, исследователь В.И. Мильдон пришел к выводу о том, что «повесть» Ермолая-Еразма вслед за народной сказкой отразила норму внутренней жизни русских людей: «Отношения женщины и мужчины в сказке нередко походят на отношения матери и сына, кем бы на самом деле она (женщина - А. И.) ни была ему. Она выручает его из трудных о положений» и становится «как бы его вечной матерью» .

Мысль о женской хранительной стихии, о женщине-«духоводительнице» становится наиболее актуальной для России в XIX веке. Это время создания мифа о русской женщине, который, по утверждению ученых философов, занял «исключительно важное место в национальной идентичности русских».

Исключительная роль в генезисе этого мифа принадлежит образу Татьяны Лариной. По общему признанию отечественных писателей и философов различных эпох, именно A.C. Пушкин впервые выразил сущность характера«русской женщины», с особенной силой выделив в нем жертвенность, верность долгу и народным традициям¹⁹.