Дж. Р. Р. Толкин, «Хоббит»

Все мы в детстве играли в крестики-нолики. Увлекательная игра, но не сложная. Играй хоть на доске, хоть на листе бумаги, хоть на песке. Расчерти поверхность на клеточки и расставляй себе незатейливые фигурки: тут мои, тут чужие. Мы, учителя, любим это занятие чрезвычайно и играем самозабвенно. Вот способные ученики (крестики), вот неспособные (нолики). Способных похвалим, остальным поставим двойку и забудем. Будем вести себя, как неразумные дети, не задумываясь, не анализируя, не ожидая волшебных метаморфоз: нолик, он нолик и есть. Но можно ведь и по-другому. Спросим себя: почему один знания на лету хватает, а другой, сколько ни бьется, все как о стенку горох? Из чего вообще состоит способность к обучению, этот сладкий пирог, который всем по вкусу, но, как ни странно, не каждому по зубам? Рецепт его приблизительно таков: быстрота восприятия и склонность к анализу в равных частях, хорошая, свежая память, словесная гибкость высшего качества, устойчивость внимания по вкусу. Да, и соль, конечно, – то есть, интерес к новому, готовность постигать его независимо от уровня трудоемкости. Довольно сложный состав, хоть один ингредиент упустишь, и все, вместо пирога получишь безвкусную лепешку. Школьным учителям в этом смысле проще: они сами подбирают и смешивают драгоценные продукты, к ним ученики приходят мягкими, гибкими, открытыми. Нам, институтским преподавателям, куда труднее, ведь перед нами практически сложившиеся личности из теста, которое замешивали не мы. Там и родители успели в полной мере потрудиться, и школа, и жизнь, эта бесцеремонная домоправительница, свою лепту внесла. «Вам, наверное, мало читали в детстве?» - задаю свой обычный вопрос клинически неспособной девице с водянистыми глазами неопределенного цвета. И слышу в ответ: «А у меня вообще детство было очень… трудным». Сказала – и застыла на полчаса, погрузилась в какие-то горестные воспоминания. В таких сложных случаях можно, конечно, оставить все как есть, брезгливо умыть руки – не нашего, мол, это ума дело. Но гораздо интереснее пренебречь чистотой ухоженных пальчиков, не пощадить маникюра и по локоть погрузиться в чан: перемесить, переделать, добавить.

☼ Как сейчас помню эту упрямо наклоненную голову, взгляд исподлобья, насупленные брови. Ухоженный, полноватый юноша (питается, видимо, неплохо), одет с той изысканной небрежностью, которая требует немалых затрат. В часах я не разбираюсь, но на запястье явно не «Чайка». Словом, типичный новорусский ребенок, который рос на руках у нянек и учился в частных школах, где учителя состоятельным родителям слова поперек не скажут. На объяснения реагирует вопросом: «А это что за ерунда?» и всем своим видом словно говорит: «Отстань, чего прицепилась?». В общем, испекли колобок. И мне с таким работать? Ну да, сама подрядилась. Ладно, будем перемешивать. Года через два под толстой коркой нагловатого невежества обнаружились незаурядные способности, азарт, живой интерес, упорство. Как такое удалось? Потом расскажу, сейчас не об этом речь. Главное, переделывать никогда не поздно, было бы желание.

Очень важно понимать, что способности не статичны, они динамичны, а значит, могут развиваться. Давайте по порядку: быстрота восприятия, например. Этот фактор формируется в детстве и зависит от внимания, которое родители уделяли своему чаду в раннем возрасте. Часто доводилось мне видеть ребят избалованных и запущенных одновременно. Таких растили по принципу «На, только не приставай!». У них было все: куклы, компьютеры, модная одежда, машинки (сначала игрушечные, а потом и настоящие). На них охотно тратили деньги, а времени пожалели: не читали, не разговаривали, ничего не объясняли. Потом родители горько сетуют: «Мы ему все дали, а он не учится, дубина стоеросовая!». Сами виноваты, упустили время; годам к восемнадцати-двадцати восприятие замедляется настолько, что изменить что-то почти невозможно. Тут как в гимнастике: детские косточки гибкие, а подрастет – и все, поздно на «мостик» ставить. Как работать с такими «пациентами»? Попытаться восполнить то, что они недополучили в детстве: не понял сразу – объясним еще раз, по-другому, не пожалеем драгоценных минут, отпущенных на урок. Будем чаще интересоваться их мнением, искать чувствительную струнку, какой-нибудь интерес, которым близкие пренебрегали. Только не отрекайтесь сразу, не записывайте в «нолики», это всегда успеется. Как говорила Тамара Захаровна Черданцева, замечательный преподаватель итальянского языка, Учитель с большой буквы, не должно быть отпетых.

Хотя, впрочем, очень может быть, что у вас ничего не получится. Почему? А потому, что из закормленных, задаренных, избалованных детей со временем вырастают образцовые потребители, живущие по схеме «хочу - не хочу, нравится - не нравится». Потребитель пассивен, не настроен на усилие, на преодоление. Не интересно? Бросит. Непонятно? Вникать не станет. Нет, они будут ходить на занятия, что-то записывать и отвечать. Но их лица похожи на мониторы в «спящем» режиме, глаза смотрят и не видят, а во взглядах – скука смертная. Поведение студента-потребителя блестяще описано в работе Эриха Фромма «Иметь или быть»: «Студенты, ориентированные на «обладание», слушая лекции, воспринимают слова, улавливают логические связи и общий смысл; они стараются сделать максимально подробные записи, чтобы затем зазубрить конспект и сдать экзамен. Но они не думают о содержании, о своем отношении к этому материалу, он не становится частью собственных мыслей студента. Содержание и студент остаются друг другу чужими».¹² Своими конспектами, механически запомненными обрывками знаний такие ученики откупаются от преподавателя, как когда-то родители откупались от них: «На, только отстань». Иногда кажется, что они даже боятся выучить лишнее, боятся потревожить дремлющий мозг ненужными, с их точки зрения, мыслями. Как говорит Фромм, «Мысли, которые не укладываются в систему привычных категорий, у таких людей вызывают страх, как и все, что растет и изменяется и тем самым выходит из-под контроля». У меня подобные «клиенты» вызывают тихое чувство отчаяния, как будто бьешься о стену, обитую дорогим бархатом, стучишься в нарисованную дверь. Но все-таки не надо сразу опускать руки: вдруг Сезам в конце концов откроется? Можно попробовать удивить их каким-нибудь неожиданным вопросом или комментарием, угостить на уроке конфетой за удачный ответ, и хвалить, хвалить при первой возможности. Конечно, при таком поведении вы рискуете прослыть чудаком, но Бог с ней, с репутацией, когда на кону такие важные вещи как способность думать и желание узнавать. Любой проблеск оживления на лице, малейший признак азарта – уже немалый успех, та ниточка, за которую потом можно тихонько потянуть и постепенно начать разматывать клубок безнадежно спутанных мыслей и мотивов. Да-да, не размотать, а именно начать разматывать, потому что работу, начатую вами, потом может продолжить и успешно завершить сама жизнь, личный опыт человека за пределами университета.

Однако пойдем дальше. Что там было в рецепте? Ах, да, склонность к анализу. Развить это качество у студентов проще тому, кто самого себя не считает оракулом. Как говорил Ортега-и-Гассет, «если учишь чему-нибудь, научи одновременно сомневаться в том, чему ты учишь». Не следует воспринимать каждое свое слово как аксиому, лучше переспросить лишний раз: «Вы с этим согласны? Нет? Почему?». Сейчас, слава Богу, плюрализм мнений в чести, можно подвергать сомнению светлые идеи любого пророка. А можете и в поддавки сыграть, высказать что-то заведомо неверное: «Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что…». Пусть исправят, вашему имиджу это не повредит, а самооценку студента повысит. И вообще, сомнение – великая вещь, первый шаг к сознательному осмыслению.

Ну, скажете вы, некогда нам в игрушки играть и театр устраивать, программу не успеем пройти. А зачем эту программу проходить, если от нее толку никакого. Отчитались, отрапортовали и забыли. И ученики ваши все забудут.

Теперь следующий ингредиент – память. Ее развить не так уж и сложно, работая по методу «два шага вперед, шаг назад». Объяснили новый материал – вернитесь к нему через какое-то время. Ничего не помнят? Вернитесь еще раз, только попозже. И обязательно настаивайте, чтобы все записывали, как говорится, напишешь пером, не вырубишь топором. Я вот, например, разрешаю на контрольных пользоваться тетрадями. Народ удивляется, недоверчиво спрашивает: «А если я туда весь урок перепишу?» Да Бога ради, мне того и надо, чтобы все в столбик и на закладочках. Кто сам учился в ВУЗе, хорошо знает, что лучший способ подготовки к экзаменам и зачетам – грамотно составленные «шпоры». Тут уже не банальное паразитическое списывание, а плоды честных трудов. И посещаемость от этого, кстати, тоже возрастает: студенты стараются не прогуливать уроков, боятся пропустить что-то нужное. Разумеется, истинную мотивировку своего неслыханного либерализма я от них скрываю. Пусть думают, что я такая добренькая, лишь бы результат был.

Однако повторение – еще не самое главное. Главное в процессе запоминания интерес. Однажды, когда моя дочь была совсем маленькой, она добралась до кухонного шкафчика, вытащила на пол все крупы и, пока я болтала по телефону с подругой, проглотила полкило сырой фасоли. Я не слишком встревожилась: как и следовало ожидать, через некоторое время фасоль в совершенно неизменном виде покинула ее организм естественным путем. Такая же участь ожидает все, что заучено без интереса. Голова-то у человека одна, а уха – два. Что в одно войдет, то в другое и выйдет, не усвоится, забудется безвозвратно. Вот и Эрих Фромм говорит: «Подмечено, что запоминание тесно связано с непосредственной заинтересованностью»; именно Фромм обратил внимание на этимологию слова «интерес», которое «восходит к корням латыни «inter-esse», то есть дословно: «быть в середине» Кстати, любопытно, что и финское прилагательное «mielenkiintoinen», «интересный», буквально переводится как «удерживающий ум». Занимают нас новые знания – ум зафиксирует их. Нет – оставит без внимания. Так постараемся сделать свои занятия увлекательнее, благо возможностей для этого предостаточно.

Между прочим, внимание аудитории также целиком зависит от нас. У моей бабушки, учительницы русского языка с тридцатилетним стажем, было такое выражение: «Держать класс». Это значит, полностью владеть вниманием учеников, направлять его, если надо. Способов держать аудиторию много, каждый выбирает себе по вкусу. Один мой знакомый преподаватель во время лекции даже влез на стол, благо возраст и комплекция позволяли. Оригинальный метод, но я бы предпочла другие, более классические. Понимаю, тем, кто преподает бухучет, нелегко придать очарование дебету с кредитом. Но если вы ведете гуманитарную дисциплину, вам и карты в руки. Впрочем, и с бухучетом не все так однозначно. Моя соседка, преподающая этот важный и серьезный предмет, однажды устала от невнимания студентов и рассказала им такую притчу:

Во время строительства собора в Праге кто-то проектировал, кто-то возводил стены, а кому-то досталось менее почетное занятие: вывозить обломки камней. Когда этих работяг спросили, что они делают, один ответил: «Вывожу мусор». Другой вздохнул: «Зарабатываю семье на хлеб». А третий сказал: «Помогаю стоить храм». То есть, при прочих равных, в зависимости от того, как человек воспринимает свое дело, он всю жизнь будет или таскать мусор, или зарабатывать на корку хлеба, или строить храм - иначе говоря, ощущать высокую причастность к творчеству. Вдохновение – это искра, способная разжечь любые дрова.

☼ Как сейчас помню этого немолодого, не очень здорового преподавателя истории. Тяжело опираясь на палку, он входит в аудиторию, заполненную студенческой молодью. Первокурсники пока мало расположены к постижению наук, они больше заняты флиртом, кокетничают и прицениваются друг к другу, пребывают в беспокойном броуновском движении. Однако, завидев старика с забинтованной рукой и в толстых темных очках, тревожно замолкают. А он не спеша усаживается на стул, выдерживает небольшую паузу и произносит: «А вы знаете, что снежный человек существует?». И все. Рты, только что жевавшие Орбит без сахара, удивленно приоткрываются, глазки перестают стрелять по сторонам. Все смотрят на учителя, слушают только его, аудитория принадлежит ему безраздельно. Если, проходя по коридору в конце пары, я слышу за дверью бурные аплодисменты, то точно знаю, там только что закончилась лекция по истории, и читал ее он, ученый и фантазер, властитель юных умов.

Но вернемся к рецепту. Что там у нас? Словесная гибкость. Вот с ней дела обстоят куда сложнее. Позволю себе побрюзжать, но молодежь нынче пошла косноязычная. Почему? Читают мало, сидят часами в сети, таскают оттуда разные калечные фразочки. Слова-паразиты так и сыплются от них, как блохи от бомжей. Самое докучливое насекомое – «как бы», раздражает до безумия: «Ну, как бы в Испании демократия как бы стала развиваться как бы после смерти Франко». То ли есть такая страна – Испания, то ли нет, то ли там демократия, то ли еще что, то ли жив Франко, то ли почил. «Какбизм» происходит от неуверенности в своих знаниях, оттого, что трудно подбирать нужные слова, даже самые простые. Что ж, учредим конкурс на лучшего «какбиста», будем считать блох в каждом ответе и победителю вручим конфетку – я их специально для такого случая всегда ношу в сумке. И, что любопытно, конфеты эти студентам не сладки, они их есть не торопятся и «премии» стараются избегать. В результате примерно через месяц паразиты начинают вести себя скромнее, а потом и вовсе исчезают. И не лень вам с этим возиться? – спросят меня. Не лень. Для преподавателей, как и для врачей, мелочей не бывает.

Единожды завладев вниманием слушателей, вы должны его время от времени переключать: монотонность может легко убить даже самый живой интерес. Если ведете семинар, меняйте виды работы, чередуя простые и сложные, если читаете лекцию, иногда останавливайтесь и задавайте вопросы. Ведь вы – дирижер, контрабасы, флейты и скрипки студенческих мыслей и слов все девяносто минут повинуются исключительно вашей палочке. Палочке, а не дубинке.

Ну, и наконец, последнее – соль. То есть, готовность воспринимать новую информацию и работать с ней, какой бы сложной она ни была. У этой открытости знаниям есть мерзкий антипод, леность ума, которая тупо бубнит: «А оно нам надо? Не были мы ни на каком Таити, нас и здесь неплохо кормят». Тут уж встает вопрос мотивации: зачем я должен делать то, что делаю?

Ответы могут быть самыми разными, в зависимости от личных приоритетов. Самый простой мотив, заставляющий студента учиться – это амбиции, стремление непременно достичь успеха. Мотив незатейливый, но мощный; тот, кто им руководствуется, будет пахать как вол ради высокого рейтинга и красного диплома. О, этот красный диплом! Он, как знамя, реет над стройными рядами «ботаников». Пусть себе стремятся, не будем их разочаровывать, не станем раскрывать страшную тайну: от цвета дипломной корочки в жизни не зависит ровным счетом ничего, ею не прикроешься ни от неразделенной любви, ни от финансовых потерь, ни от болезней. Сохраним наше знание в секрете, вырастут – сами поймут.

Иногда запросы учащихся скромнее: необязательно рваться в лидеры, но и «лузером» быть тоже не хочется. Это мотив избегания неудачи. Он силен у тех, чьи природные способности по несчастливому стечению обстоятельств не совпадают с профилем ВУЗа. Например, вышел бы из человека талантливый механик, но родители рассудили иначе и поместили чадо в престижный университет гуманитарной направленности. И что прикажете ему делать? Можно махнуть на себя рукой, переползать кое-как с курса на курс на чужих конспектах, рядиться в одежки Иванушки-дурачка (вот такой уж я уродился!). Но можно пойти по более трудному пути - по пути преодоления. Зубрить, повторять, переписывать и пересдавать. Упорство иногда приносит удивительные результаты. Есть даже такая еврейская притча: один мальчик никак не мог заучить главу из Торы. Твердил, твердил – все без толку. Родители устали от бормотания незадачливого ученика и выставили его заниматься в хлев. Упрямец продолжал там свои безуспешные экзерсисы до тех пор, пока осел, стоявший рядом в стойле, не отверз уста и не произнес всю главу без запинки. Увидев это чудо, Создатель сжалился над бесталанным отроком и сделал его мудрецом. Так-то вот. Притчи притчами, а я таких студентов искренне уважаю. Пусть результаты не блещут, но зато у них есть мужество преодолевать себя, а это, как мы знаем, задача не из легких.

Некоторые хорошо учатся просто потому, что хотят, чтобы ими были довольны. Психологи называют это аффилиацией, желанием наладить добрые отношения с окружающими людьми, в том числе и с преподавателями. Что ж, и такая мотивация неплоха, поскольку свидетельствует о конструктивном жизненном сценарии: «Я хороший, ОНИ хорошие, жизнь хороша».

Однако самый ценный мотив - не амбиции, не стремление нравиться или преодолевать. Самое ценное, настоящая соль земли – это увлеченность учебой ради учебы, тяга к знаниям ради знаний. Она наблюдается лишь у тех, кто правильно расслышал свою ноту и делает именно то, что любит делать. В работе с такими учениками не нужно ни воздействовать, ни влиять, можно просто сотрудничать, а это так легко и приятно!

Сочетание способностей и мотивов бывает самым разным. Имеется и то, и другое? Прекрасно, попутного ветра! Есть мотив, но нет задатков? Сложный случай, но вполне преодолимый. «Сколько учителей нужно, чтобы вкрутить лампочку», - спрашивается в известном анекдоте. Ответ: «Один, но при этом лампочка должна хотеть, чтобы ее вкрутили». Когда человек хочет, чтобы его научили, он рано или поздно добьется неплохих результатов, если, конечно, какой-нибудь «корифей» от педагогики не оборвет ему крылышки.

Если природная одаренность высока, но мотив отсутствует, это печально. Вот он входит в аудиторию, этот enfant terrible, притча во языцех всего факультета. Голова высокомерно поднята, веки прикрыты, взгляд куда-то мимо. Непременно опоздает, хлопнет дверью, сядет за пустой стол – ни учебника с собой, ни тетради. Спрашивать его бесполезно, он к занятиям не готовится. Мог бы, конечно, парень-то способный, но не станет, не снизойдет, поскольку презирает и учителей (преподают всякую ерунду!), и однокурсников (тупые карьеристы!). Где-то в глубине души презирает, видимо, и самого себя – за то, что торчит в этом идиотском «универе» вместо того, чтобы заниматься любимым делом, рок-музыкой. Входить с ним в контакт я не стану, ни минуты лишней на него не потрачу, оставлю все как есть. Сам виноват: если противно делать то, что ты делаешь, бросай. Не хватает мужества бросить? Так нечего вымещать свою неудовлетворенность на окружающих. Он, разумеется, дотянет до пятого курса, покинет с облегчением постылые стены, а мы его с удовольствием забудем. В конце концов, откуда взялась уверенность, будто этот студент «в Гарольдовом плаще» так уж одарен? Он же сам себя по доброй воле в «нолики» записывает, а значит, не слишком-то и умен. Ведь, как пишет Владимир Леви в книге «Приручение страха», «тупость – это безработная одаренность в сидячей забастовке протеста».¹³

Интересно, а бывает так, что ни способностей, ни мотивов? Увы, бывает. Тогда почему же этот человек здесь учится? Ответ находим в коротком диалоге: «Скажите, как вы с такими дефектами речи стали диктором на радио? У вас, наверное, там блат? – Посему блат? Сестла!» Блат – великая сила, он и горы с места сдвинет, и море в бутылочку сольет. И вот просиживает человек казенный стул, занимает чужое место, а я смотрю в пустые глазки и думаю: «Э, милый, да ты дурак!» Лицемер-компьютер подчеркнул «дурак» красным, делает вид, что эта лексическая единица ему незнакома, и вообще такого слова нет.

☺ И такое бывает. Один молодой и наивный учитель попросил третьеклассников придумать слово на букву «Ж». Стоит ли говорить, что весь класс закричал… Ну, не «жаворонок», конечно. Учитель оскорбился и сказал: «Такого слова нет!» «Как же, - резонно возразили дети, - «ж...» есть, а слова нет?»

Так вот, и слово «дурак» есть, и дураки на нашем жизненном пути встречаются. Разнообразие их велико. Бывают дураки агрессивные, дураки добродушные, дураки жалкие. Объединяет их только одно качество: дурак всегда абсолютно доволен собой. Он ни к чему не стремится, ни в чем не ориентируется, не пытается разобраться. Зачем? Его и так неплохо кормят. Тут уж, как говорится, медицина бессильна. Не пытайтесь дурака изменить или переучить, только потеряете «время, благие мысли и труды». Это камень, который не прорастет, как ни поливай, о него разобьются все усилия и порывы. Единственное, что от нас с вами в такой ситуации требуется – это не оскорбить, не обидеть. Ну, не дал Бог бедняжке ума, что ж теперь? Пусть он станет испытанием для нашей выдержки. В конце концов, кто здесь воспитанный человек?

☼ Как сейчас помню, из этой группы я выходила с полным сознанием профессиональной несостоятельности. Они не слушали, не желали ни понимать, ни запоминать. Приносили на уроки яркие плюшевые игрушки и самозабвенно играли. Списывали, прогуливали, болтали и даже кусали друг друга. Правда, были в этом дружном коллективе недорослей две «светлые головушки», но и они успешно мимикрировали под абсолютное большинство. Так что все мои уловки и приемчики выглядели беспомощным трепыханием, и к концу семестра я чувствовала себя дряхлой клячей из анекдота: «Весь вечер под куполом цирка говорящая лошадь!» А лошадь старая уже, грохнулась с каната на опилки и шепелявит: «Ну не шмогла я, не шмогла!». Вот и я «не шмогла».

Но все-таки тот неудачный опыт меня задел. Не смогла, а почему, не могу понять. Утешение принесли слова из книги Фромма «Иметь или быть»: «Потребитель – это вечный младенец, требующий соски». Младенец не потому, что наивен и чист душой, а потому, что ничего не умеет и не хочет делать, умеет только брать, потреблять и поедать.

Ну вот, - недовольно скажете вы, - начала за здравие, а закончила за упокой. Завела разговор о способностях, а сама про дураков рассуждает. Что ж, утешения ради могу добавить, что дураков все-таки абсолютное меньшинство, и прежде чем причислить человека к этому достославному виду, надо испробовать все, что в ваших силах: в любой субстанции может сыскаться свое жемчужное зерно. Досадно было бы не разглядеть его и выбросить.

VIII

«Ты собирался стать мне родной матерью!»