Управление информацией и манипулятивные технологии

Концепция публичной сферы Юрген Хабермаса, о которой пойдет речь ниже, не описывает какую-либо модель информационного общества. Да и вообще само существование такого явления для этого философа было далеко не очевидным и трудно доказуемым. Однако его построения в рамках данной концепции крайне важны, так как дают понять роль информации в управлении обществом, возможности воздействия на общество и отдельные социальные группы через информационную сферу. Собственно именно выявление манипулятивных информационных технологий в обществе и явилось толчком к анализу Хабермасом публичной сферы и роли в ней информации.

Немецкий философ Юрген Хабермас, до недавнего времени (скончался в 2004 г.) именуемый не иначе как живой классик, на протяжении всей своей научной жизни был увлечен исследованием предпосылок существования в обществе открытой и свободной коммуникации, подъема и упадка публичной сферы информации. Однако информация Хабермасом рассматривается только в ее социальной ипостаси, только как свойство публичной сферы. Он считал, что она создается и распространяется скорее всего затем, чтобы отвлечь, развлечь, чтобы скрыть истинное положение вещей или даже просто обмануть. Иначе, значительная ее часть — это дезинформация, которая формируется в интересах определенных групп (политических сил или сил, борющихся за экономическое влияние) и с определенными корыстными целями (особенно для того, чтобы изменить соотношение богатства, которыми распоряжается общество в целом и частные лица). Эти группы интересов влияют на формирование этой информации и придание ей нужной направленности. Основной вопрос, который пытался решить Юрген Хабермас в своей концепции публичной сферы, это, какая информация нужна демократическому обществу, стоя на позициях того, что вопрос информации – ключевой для решения проблемы, как людям удается жить вместе. Это делает его труды неоценимыми.

Хабермас рассматривает концепцию публичной информации на материале, относящемся к Великобритании XVIII и XIX вв., как в эпоху зарождения капитализма возникла публичная сфера, а потом — в середине и конце XX в. — она пришла в упадок. Эта сфера была независимой не только от государства (хотя и финансировалась им), но и от основных экономических сил. Это была сфера, позволявшая любому желающему рационально обсудить проблему (то есть провести обсуждение или дискуссию, участники которой лично не заинтересованы в ее исходе, не притворяются и не подтасовывают ее результатов), присоединиться к этой дискуссии и познакомится с ее материалами. Именно в этой сфере и формировалось общественное мнение (Holub, 1991, с. 2-8).

Информация служила становым хребтом публичной сферы, предполагалось, что участники публичных дискуссий ясно изложат свои позиции, а широкая публика с ними ознакомится и будет в курсе происходящего. Элементарной и в то же время самой важной формой публичной дискуссии были парламентские дебаты, которые публиковались дословно, хотя, конечно, свою роль (причем существенную) играли библиотеки и публикация государственной статистики.

Идеальную организацию публичной сферы легко представить: это честные члены палаты общин, которые в зале заседаний осуждают проблемы, пользуясь помощью способных и преданных делу государственных служащих, которые честно собирают нужную по ходу дела информацию. При этом весь процесс идет на глазах публики: сказанное добросовестно отражается в официальных публикациях, а пресса обеспечивает доступ к содержанию этих публикаций и старательно сообщает обо всем происходящем, так что, когда дело подходит к выборам, политика можно заставить отчитаться в его деятельности (и, естественно, что он делает это и в течение срока своего пребывания в парламенте, так что вся его деятельность совершенно прозрачна).

Итогом развития стало создание к середине XIX в. буржуазной публичной сферы с ее характерными чертами: открытой дискуссией, критикой действий власти, полной подотчетностью, гласностью и независимостью действующих лиц от экономических интересов и контроля государства. Хабермас подчеркивает, что борьба за независимость от государства стала важной составляющей буржуазной публичной сферы. Ранний капитализм был вынужден сопротивляться государству, отсюда борьба за свободную прессу, за политические реформы и за более полное представительство капитала во власти.

Хабермас не утверждает, что происходит возврат непосредственно к предшествующей эпохе. Наоборот, распространение лоббирования и технологий пиара — особенно на протяжении XX столетия — показывает, что жизненно важные элементы публичной сферы сохранились, стало общепризнанным, например, что в некоторых случаях только предшествующие политические дебаты могут придать легитимность принятым решениям. То новое, что внесли технологии пиара в публичную сферу, — маскарад, к которому участники дебатов прибегают, чтобы скрыть свои истинные интересы, рассуждая об «обществе всеобщего благосостояния» или о «национальных интересах», а это, в свою очередь, превращает дискуссию в современном обществе в «в подделку» под настоящую публичную сферу (Habermas, 1962, с. 195).

Однако Хабермас далек от идеализации публичной сферы. Даже в свои лучшие дни буржуазная публичная сфера не была средством, которое вполне было способно обеспечить то, что немецкий философ называет «неискаженной коммуникацией». Его интерпретация ее состояниф в середине ХХ века вполне укладывается в русло наиболее пессимистических прогнозов теоретиков франкфуртской школы. Особенно характерны взгляды учителя Хабермаса Теодора Адорно: капитализм торжествует, самодеятельность индивида сведена к минимуму, крайне ограничены возможности критической мысли, в эпоху транснациональных медиаимперий и заполняющей все рекламы: для публичной сферы просто больше не осталось места. Медийные корпорации заботятся прежде всего о рынке сбыта, производимая ими продукция направлена лишь на то, чтобы собрать максимально большую аудиторию для рекламодателей и поддерживать предпринимательство. В итоге они создают лишь разные виды развлекательной продукции: приключенческую стряпню, пустую болтовню, сенсации, сплетни о личной жизни знаменитостей, восторги по поводу современного образа жизни. Все это, раздутое до последних пределов, притягивает к себе и неплохо продается, но информации во всем этом ничтожно мало. Авторы этой продукции не ставят перед собой более серьезных задач, чем «незаметно подталкивать аудиторию к непрерывному потреблению» (Habermas, 1962, с. 192), но уж к данной цели они относятся серьезно.

Хабермас идет дальше максистов. С его точки зрения, публичная сфера не только ослаблена вторжением рекламы и присущей ей этики, но ей еще нанесен существенный урон технологиями пиара. Для него все это связано с исчезновением характерной для публичной сферы традиции рационального обсуждения, на смену которой пришли лицемерие и манипуляции политиканов (Robins and Webster, 1999). Для Юргена Хабермаса это отказ от «критериев рациональности», лежавших в основе публичной дискуссии: подобные критерии «полностью отсутствуют среди хитроумных приемов формирования консенсуса», которые превращают политическую жизнь в шоу, разыгрываемое перед одураченными «зрителями, которые тут же готовы к нему присоединиться» (Habermas, 1962, с. 195).

Хабермас с глубокой тревогой размышляет о сегодняшнем положении вещей. Плохо то, что избиратель частенько не задумывается над важностью вопроса, который ему предстоит решить, но еще хуже, что после появления всеобщего голосования каждый избиратель сталкивается с «современной пропагандой» (с. 203), которая в «манипулируемой публичной сфере» получила возможность управлять общественным мнением (с. 217). Какой смысл в том, что люди голосуют, если они не могут понять, за что они • голосуют? Зачем нужна дополнительная информация, если она используется для обмана? «Янус двулик: просвещение оборачивается надзором, информация — рекламой, воспитание — манипулированием» (с.! 203).

Несмотря на все эти недостатки, идея публичной сферы все же обладает большой притягательной силой и фиксирует внимание на связи между информацией и демократическим образом правления (Curran, 1991, с. 33). Если допустить, что общественное мнение должно формироваться в результате открытого обсуждения, то эффективность этого процесса окажется обусловленной коли-, чеством информации, ее доступностью и способом доведения до потребителя.

Яркой особенностью XX в. и особенно его послевоенного периода стало распространение сознательно используемых средств убеждения людей. То, что называют управлением с помощью информации, — это, конечно, вообще особенность либерального капитализма. Как отмечал Говард Тамер: «Управление с помощью информации... совершенно необходимо для того, чтобы обеспечить согласованную работу современного правительства. Манипулируя общественным мнением и осуществляя социальный контроль, государство всецело полагается при этом на коммуникацию и информацию.»(Tumber, 1993Ь, с. 37)

Этот подход прочно укоренился в начале столетия, когда, как признают очень многие — среди них, например, такие политологи как Гарольд Лассуэлл (Lasswell, 1934), Уолтер Липпманн (Lippmann, 1922;) и основатель теории связи с общественностью Эдвард Бернайс '(Bernays, 1955), последнего нужно отметить особо, — развитие демократии, сопровождавшееся одновременным распространением потребительских ценностей, сформировал острую потребность в средствах выработки в обществе «искусственного консенсуса» (Bernays, 1952).

Существует обширная литература, посвященная развитию «пропаганды», позднее этот термин был смягчен, и его место заняло«формирование общественного мнения», а затем появился термин «убеждение» (persuasion). Пропаганда у Хабермаса и его последователей предстает как сознательно используемое систематическое управление с помощью информации, как неотъемлемая часть либеральной демократии. Пропаганда сводится к распространению определенных сообщений и ограничению распространения других, то есть включает и использование цензуры. Особенно стоит отметить то, что систематическое использование управления с помощью информации и есть, по мнению Юргена Хабермаса, момент, с которого начинается упадок публичной сферы (при этом демократические процессы в обществе не прекращаются, ведь противоборствующих сторонам нужна легитимность и они пытаются управлять общественным мнением, чтобы победить в открытом противостоянии, и это в какой-то мере способствует сохранению публичной сферы). Хабермас, конечно, прав, утверждая, что распространение пропаганды и манипулирования общественным мнением свидетельствуют об отходе от идеи информированного и рационально рассуждающего общества в сторону подтасовок и технологий пиара. Сегодня нормативная точка зрения состоит в том, что пропаганда и агитация — нечто противоположное рациональному обсуждению, их рассматривают как препятствия на пути разумной выработки решений. Но те, кто первыми занялся этими вопросами, не лицемерили, они были искренне убеждены, что общество «неспособно действовать разумно», если ему в этом не помогут «специалисты по разъяснениям», «специалисты по установлению истины», «специалисты по выяснению мотивов» (Lasswell, 1941, с. 63). Эдвард Бернайс заявлял в то время: «Специалисты по связям с обществом жизненно необходимы... потому что всеобщее благосостояние зависит от того, насколько приспособлен отдельный индивид, группа или общественный институт к требованиям жизни» (Bernays, 1952, с. 3).

Ирония заключается в том, что сейчас, когда управление с помощью информации приобрело огромные масштабы и интенсивность, а его приемы стали гораздо более изощренными, появилась тенденция вообще отрицать его существование. Сегодня появилась тьма специалистов по пиару (PR), консультантов, которые занимаются связями политиков и ведущих бизнесменов со СМИ, когда в массовом порядке присуждаются ученые степени по рекламному делу и подобным предметам, но вся эта публика утверждает, что озабочена исключительно «совершенствованием коммуникаций», «добивается, чтобы «месседж» клиентов достигал цели», и «обучает навыкам, которые необходимы для создания развитой экономики». Основополагающий принцип, лежащий в основе всех этих практик, либо замалчивается, либо отодвигается на второй план. А принцип-то сводится к тому, чтобы создавать такую информацию, которая бы убедила потребителя поступать (а иногда воздерживаться от действий) в соответствии с интересами тех, кто платит за эту информацию, т.е. управлять информационной средой людей с целью контролировать их поступки.