Информациональный капитализм

В 1996-1998 гг. Мануэль Кастельс опубликовал трехтомное исследование «The Information Age», которое оказало огромное влияние на современные социальные науки. После выхода «The Information Age» некоторые обозреватели поставили Кастельса в один ряд с Карлом Марксом, Максом Вебером и Эмилем Дюркгеймом.

В томе первом рассматриваются социальные структуры — технология, экономика, трудовые процессы, — которые присущи «информационной эпохе». Главной темой второго тома, стала социология «сетевого общества», и в особенности те социальные движения, которые возникли как ответ на эти фундаментальные перемены, а потом извлекли преимущества из новой ситуации. Третий том посвящен политике, главной темой здесь становится социальное включение и исключение, затрагивается ряд вопросов от бывшего Советского Союза до будущего Европы, тихоокеанского пула и значения глобальных преступных сетей. Такое выстраивание приоритетов напоминает марксистскую методологию — переход от структурных характеристик к социальной сфере и, наконец, к политике.

Главный аргумент Кастельса состоит в том, что «информационная эпоха» возвещает появление «нового общества» (Castells, 2000с, с. 693), которое возникает благодаря развертыванию сетей (обеспечиваемых ИКТ) и в котором приоритетное значение имеют информационные потоки. Кастельс прямо не говорит о возникновении информационного общества. По его мнению, все общества использовали информацию, и соответственно термин «информационное общество» не имеет большой аналитической ценности для определения особенностей наступившей эры (Castells, 2000d, с. 21).

Описывая наше время, Кастельс предпочитает термин «информациональный капитализм». Информационализм, ключевой для Кастельса термин, означает воздействие «знания на знание как основной источник производительности» (Castells, 1996, с. 17), переход к «новой экономике», а также к «новому обществу». Термин «капитализм» дает Кастельсу возможность показать, что превалируют привычные формы экономических отношений (стремление к прибыли, частная собственность, принципы рыночной экономики и т.д.). Он отмечает, что «информациональный капитализм» — это особо безжалостная, захватническая форма капитализма, поскольку он сочетает в себе невероятную гибкость с глобальным присутствием (чего в предыдущих капиталистических эпохах не наблюдалось) благодаря сетевым связям (Castells, 1998, с. 338).

Кастельс доказывает, что мы переживаем переход к «информационной эпохе», главной чертой которой становятся сети, связывающие между собой людей, институты и государства. Это вызывает множество последствий, но самое значительное — возможное усугубление разрыва между возрастающей глобальной деятельностью и обострившимся социальным разделением. По Кастельсу, начало информационной эпохи восходит к 1970-м годам, к капиталистическому кризису, который ознаменовал собой конец того, что принято называть послевоенным устройством (полная занятость, растущие жизненные стандарты, государственные системы социального обеспечения и т.д.). Кризис ускорил реструктуризацию капиталистического предпринимательства, так как корпорации, застигнутые рецессией и возросшей конкуренцией, искали новые источники прибыли. Случилось так, что эта реструктуризация совпала с возникновением, по терминологии Кастельса, информационного способа развития, явления, тесно связанного с ростом информации и коммуникационных технологий.

Начиная с 1970-х годов, новая форма капитализма, которую Кастельс называет информациональным капитализмом, использует информационные сети для ведения дел как непосредственно на производстве (с новыми трудовыми приемами), так и для маркетинга по всему миру. Все это к тому же тесно связано с долгосрочным, постоянно идущим и ускоряющимся процессом глобализации, причем в такой степени, что в этом сетевом обществе капиталистическая деловая активность проходит в реальном времени без пространственных ограничений, чего нельзя представить без развитых ИКТ.

В отличие от многих авторов Кастельс не считает, что сети означают смерть национальных государств. В определенной степени они могут ослабнуть, и, разумеется, должны выйти на мировые рынки, но, как утверждает Кастельс, роль их останется значительной. И главным образом потому, что, несмотря на тенденции к глобализации, существует связанная с этим потребность в максимальной адаптивности всех участников глобализации. Резкие и частые изменения рыночной ситуации и возможностей их использования стали обычными для мира, в котором «новая экономика характеризуется... созидательным хаосом» (Castells, 1996, с. 147), и в зависимости от обстоятельств национальные правительства становятся ответственными за использование открывающихся возможностей (и за их неиспользование). Таким образом, национальное государство сохраняет свое значение даже при том, что ему приходится действовать в глобальном вихре информационных потоков.

Кастельс постулирует, что человечество вошло в новую эпоху сетевого общества, которое возникло из сращения капитализма и «информационной революции». Кастельс полагает, что вопрос тут не только в глобализации, хотя, конечно, и она играет свою важную роль. Изменились и организационные формы, связанные с глобальной интеграцией, основывающейся на сетевом распространении, что привело к дебюрократизации. Предполагается, что даже в гигантских транснациональных корпорациях бюрократия уступает место реальным «возмутителям спокойствия», информационным работникам, которые оперируют в сетях, заключая сделки по всему миру, работают над каким-то проектом и находят рыночные ниши и которые больше связаны с себе подобными, чем с той компанией, где они работают на временной основе.

Кастельс, утверждая, что интеграция означает полный переворот во всем, отмечает присутствие транснациональных корпораций в сетевом обществе, однако полагает, что оно угрожает и им, как и всем прочим, и если они не будут проводить изменения, то рискуют погибнуть. Следовательно, говорит Кастельс, транснациональные корпорации должны настолько вертикально дезинтегрироваться, чтобы трансформироваться в «горизонтальные корпорации» (Castells, 1996, с. 166). Поскольку в сетевом обществе все зависит от быстроты ответа на запросы глобального рынка и адаптивности, значит, сети в нем важнее всего прочего. Если транснациональные компании и продолжают существовать, полагает Кастельс, то лишь потому, что они коренным образом трансформировались. Ушли в прошлое глобальные империи, действия которых планировались и направлялись из единого центра в метрополии. В информационной экономике «большая корпорация... уже не может и больше никогда не сможет оставаться замкнутой и самодостаточной» (с. 163). Теперь она должна уступить полномочия сетевым организационным единицам — «самопрограммирующимся, самоуправляющимся, основой для которых служат принципы децентрализации, участия и координации» (с. 166). Таким образом, «глобализация конкуренции превращает большую корпорацию в паутину разнонаправленных сетей» (с. 193).

Во всем этом отчетливо слышится отзвук постфордистской теории (см. гл. 4) и постфордистское заклинание — «гибкость» — проходит через всю книгу Кастельса. Но постулат Кастельса одновременно и проще, и значительно глубже. Он утверждает, что «логика сети имеет больше власти, чем власть в сети» (Castells, 1996, с. 193), стараясь этим афоризмом донести мысль, что ИКТ снизили эффективность глобальных корпораций и резко усилили позиции тех людей и организаций, которые проявляют предприимчивость и эффективность в сетевом их понимании. Эти люди в настоящий момент могут работать в рамках корпораций, однако новые технологии повлекли за собой перераспределение власти от нанимателей к сетевым работникам.

Доводы Кастельса сводятся к следующему: как телевидение в политике играет главную роль не из-за конкретного содержания, а потому, что нельзя заниматься политикой, не имея дела с телевидением, так и роль сетей — не в их содержании, а в самом факте доступа к сетям. Если вы не в сети, вы не можете полноценно участвовать в жизни сетевого общества. Компьютерные сети, в свою очередь, по-видимому, положат конец такой массовой системе коммуникаций, как телевидение (централизованное производство и вещание на гомогенизированную аудиторию), поскольку они индивидуализируют коммуникацию и делают ее интерактивной. Поэтому самым важным становится вопрос о доступе к сети, ибо только это дает возможность коммуникаций и интерактивного общения с кем угодно и когда угодно.

Кастельс полагает, что сетевое общество опрокидывает прежние формы стратификации, с самого своего зарождения принося новые формы неравенства. Вместо капитализма, управляемого правящим классом, мы имеем капитализм без класса капиталистов. За функционирование капитализма теперь несет ответственность ориентированный на сети и экспертный «информациональный» труд. Эта группа работников стала ключевой силой в обществе, она отвечает практически за все — от создания технологий, управления изменениями в корпорациях до требования законодательных реформ. Напротив, при информациональном капитализме число рабочих физического труда (по Кастельсу, «работников общего типа») все более сокращается и они все хуже ощущают себя. Они постоянно подвергаются угрозе из-за своей негибкости, которая не позволяет им приспосабливаться к переменам, а также из-за информационального труда, который, будучи новаторской, производящей богатство силой, вынуждает их к переменам. Эти «работники общего типа», обычно мужчины, и есть то, что социологи (да и многие другие) идентифицируют с рабочим классом, дни которого соответственно сочтены. Главный социальный раскол проходит именно здесь: не квалифицированная и плохо подготовленная рабочая сила оказывается на задворках информационального капитализма. В лучшем случае эти люди находят низкооплачиваемую и непостоянную работу, в худшем — оказываются на периферии организованной преступности.

Чем больше этот раскол, тем больше уходят в прошлое прежние формы мобилизации. Поскольку старая классовая система трансформировалась, классовая политика уже не работает, ее сменили социальные движения, которым легче приспособиться к изменившимся условиям сетевого общества, образу жизни и политическим идентичностям современной эпохи. Лидеры этих новых движений обладают навыками обращения с масс-медиа и организационными приемами, которые необходимы для эффективной мобилизации в информационную эпоху