I. Становление Византийской православной государственности.

1 До-юстиниановский период. С 313 г. до начала VI-го века (император Юстиниан вступил на престол в 527 г. и до 565 г.).

2 Церковное служение благоверных православных правителей: императоры Константин Великий, Феодосия Великий и царицы Пульхерии. (все трое причислены к лику святых)

Византийское православное государство начинается с Миланского эдикта 313 года, т.е. с легализации христианской веры.

Историк историософ XIX-го века Василий Васильевич Болотов рассматривает феномен Константина Великого как загадку.

В чем же она?

Во-первых, к началу 313 года хpистиане составляли около 10 % населения, т.е. вопрос не решался, как бы, по большинству.

Во-вторых, если поставить вопрос, а были ли христиане неограниченно преданы правительству? Мог ли Константин на них опираться в случае смут, например? – Нет, т.к. христиане лояльны ко всякому правительству.

В наше близкое время патриарх Тихон отказался благословить белую армию даже тайно.

Большинство Византийских императоров – узурпаторы, но на следующий день по приходе ко власти их коронует и миропомазывает патриарх. Константин хорошо понимал, что христиане лояльны к любой власти.

Третье, были ли христиане хорошо организованной политической партией - или не партией, но каким-то хорошо организованным сообществом? – тоже нет, т.к. в качестве партии христианство не существует. Секта – да, может походить на партию.

Четвертое, гонение христиан лихорадило всю империю, и это Константин понимал; но ведь существовал прецедент Галерия, т.е. прекращение гонений, но без положительных шагов, а Константин делает христианство господствующим вероисповеданием.

Для того, чтобы придти к разгадке феномена Константина Великого, рассмотрим его шаги конкретно.

Сам Константин не был глубоко верующим, т.к. до конца жизни сохранял звание языческого верховного жреца – понтифекс максимус. Крестился на смертном одре, т.е. ни одной минуты не был сыном Церкви и православным императором.

Эдикт 313 года – это всего лишь свобода вероисповедания и равенство с другими религиями: с коренным язычеством и иудаизмом.

Конкретика действий Константина.

Первое. До Константина в Церковь запрещалось вступать государственным служащим, а тут разрешалось, но это опять только уравнение в правах – эмансипация, что ли.

Второе. Возвращено имущество Церкви, конфискованное при предыдущих гонениях, т.е. при Диоклетиане и раньше. Возвращены молитвенные дома, участки земли, перешедшие к государству. А то, что было приобретено частными лицами – разрешено выкупать и здесь Церковь имела преимущество (компенсация). (Можно сказать – аналог распоряжения Ельцина 1993 года).

Третье. Отпускаются госсредства на восстановление ранее разрушенных храмов. (Это тоже аналог нашего 1994 года).

Четвертое. Все языческие капища или храмы, поставленные на особо почитаемых христианами местах, были разрушены либо переданы Церкви на ее благоусмотрение. Именно по этому пункту возвращен Церкви Маврикийский дуб.

Пятое. Запрещено привлекать христиан к общественным языческим ритуалам, жертвоприношениям, шествиям и т.д. (демонстрациям, например).

Но все эти меры на основе паритета, ведь и язычников в Церковь не загоняют, да и сама Церковь голосом, например, Лактация решительно отвергла этот путь.

I. Личность и менталитет Константина Великого, который в последствии был прославлен как равноапостольный.

Вопрос, который тоже задает Болотов: “А был ли Константин просто малорелигиозен, равнодушен к языческим культам, но не пришедший к вере во Христа?” Вот этого сказать не можем, но скажем, что он был просто малосведущ.

Но Константин был верен Христу, сквозь все грехопадения, и предан Христу лично. Было убийство старшего сына (надежды империи) по не проверенному доносу (убил старшего сына – надежду империи, вторую жену сварил в бане); но страх Божий, тем не менее, был его лейтмотив; и, кстати, поэтому боялся креститься, т.к. носил в себе идею ответственности христианина. Когда его звали разрешить споры между церковными группировками, он отвечал: “Что вы обращаетесь ко мне, когда я сам жду суда Христова”.

II. Менталитет имперского общества Константиновой эпохи.

Перед общественным сознанием и перед церковным сознанием встали краеугольным камнем два вопроса:

1. Что в государстве принадлежит Богу, а что кесарю?

2. Кто такой для Церкви император?

По традиционному христианскому воззрению император - один из мирян; в то же время, языческое воззрение – это Pontifex maximus (верховный жрец) и отсюда напрашивается, как бы, вывод – не должен ли император стать аналогом Pontifex maximus в Церкви, нечто вроде верховного распорядителя?! (ответ Петра I – положительный, но и до Петра это было.).

Церковь, когда сами язычники начали составлять свои апологии, сама формулирует принципы религиозной свободы.

Епископ Лактанций, автор книг “О смерти гонителей” и “Божественные установления” в 5-й главе пишет так: “Нет нужды прибегать к насилию, потому что нельзя вынудить религию. Чтобы возбудить ее добровольно, нужно действовать словами, а не ударами, нужно защищать религию, не убивая, но умирая, не жестокостью, а терпением, не злодеянием, а честностью. А если ты думаешь защитить религию кровопролитием, истязаниями, злодействами – ты не защитишь, а опозоришь и оскорбишь ее, ибо нет ничего в такой мере свободного, как религия. И если в приносящем жертву (бескровную) нет сердечного расположения, то религия уже подорвана, уже ее вовсе нет”, т.е. человек сам свободно должен исповедывать веру во Христа!

Здесь заранее осуждены и крестовые походы и, особенно, инквизиция и многие действия Геннадия Новгородского и иных деятелей и многие действия, например, патриарха Никона в борьбе со старообрядцами. Вообще, действие силой в религиозных вопросах сразу же было отвергнуто Церковью. Кстати, это повторилось и в XX-м веке при Сталине, когда шла речь о ликвидации расколов, особенно обновленческого.

Итак, Константин Великий покровительствует Церкви. В чем же это покровительство заключается?

В 321 г. – объявляется не рабочим днем воскресение – День Господень, но именуется еще этот день “Dies solis” - день Солнца. Отсюда немецкое - Sontag, английское - Sunday.

В 333 г. – клирики Церкви освобождаются от гражданских повинностей и, прежде всего, от воинской обязанности. Но этими же правами уже давно пользуются и языческие жрецы и воглавители иудейских синагог, а также врачи и риторы (ораторы). Но, это не главное; не столько содержание Константиновских постановлений, сколько то, что в этих постановлениях делает “музыку”.

Например, эдикт Константина читается так: “Всякий пусть делает, что желает его душа. Те, которые отделяются (т.е. не переходят в христианство), должны по своей воле держаться храмов лжи, но мы наслаждаемся светом Божественной истины и желаем также им, чтобы они, благодаря всеобщему миру, и сами нашли для себя правый путь” – это обращение-увещевание Константина – приложение к Миланскому эдикту 313 года.

Таким образом, император признал христианство как единую истинную религию – вот в чем его главный нравственный подвиг. Еще не Церковь, как единое истинное во Христе общество людей, только религию, как вероисповедание. Остальные религии объявлены ложными.

Константин недвусмысленно намекнул, что прежде вы оставались в языческом заблуждении, ибо христиане преследовались, но вот теперь наступил счастливый покой мира и вот вы свободны обратиться к свету, к светозарной истине христиан.

Константин Великий начинает с себя - учит собственным примером: говорит проповеди придворным, составляет молитвы для войска и в перерывах заседания Госсовета приказывает читать Евангелие. Он совершенно сознательно уничтожает искусственные преграды к истинной вере, потому что понимает, что в прежние времена христианская вера требовала известного героизма, а герои не все. Одновременно - ограничение языческих богослужений (тоже специальным указом). И, наконец, последнее, характеризующее его церковную политику: старается не вмешиваться во внутренние дела Церкви, хотя уже сами епископы, бывало, понуждали его.

При Константине происходит I-й Вселенский Собор (325 год). После I-го Вселенского Собора уже государственным указом император ссылает наиболее упорных ариан и в том же указе приказывает сжигать их сочинения. Одновременно выходит указ в отношении частных лиц: не держать этих осужденных арианских сочинений в домах - под угрозой смертной казни. Поразительно - ни один из 318 членов Вселенского Собора этого указа не оспорил, хотя бы в форме приписки, т.е. увещевания. Это значит, что начинается некое слияние Церкви и государства, которого, разумеется, не было до 325 года, но которое началось.

Дети равноапостольного Константина и его преемники почти буквально, в подробностях, воспроизводят его церковную политику (кроме Юлиана Отступника): и Констанций II, и Иовиан, и Валентиниан I.

Константиновская традиция – все императоры крестятся только перед смертью, уже будучи приговорены врачами. (Константина вымаливала – “да не впадет он в ад” - вся Церковь)

Новое начинается при императоре Феодосии Великом – это первый император, который сразу отказался от титула – Pontifex maximus - верховный жрец. Феодосий Великий распорядился все языческие храмы либо разрушить, либо обратить в музеи, т.е. тут уже не паритет, а приоритет и даже исключительность господствующей веры и Церкви. Одновременно, относительно людей церковно-осужденных, т.е. еретиков и раскольников, утверждаются государственной властью следующие ограничения.

1. запрещено собираться на свои богослужения в черте городов. (это тоже напоминает нашу госполитику в отношении Карловчан – у них нет ни одного храма).

2. запрещена проповедь.

3. запрещено рукополагать (это применял и Сталин, когда он сделал свой выбор в 1943 году, то Введенскому (“обновленцы”) были запрещены рукоположения).

Фактически меры Феодосия Великого - это продолжение политики Константина, но что принципиально новое и для Константина невозможное - так это то, что император как сын Церкви.

Как Феодосий получил некое вразумление свыше? Феодосий, как бы, смертельно заболел в 379 году и по совету своей жены крестился именно по православному исповеданию (т.е. гомоусиос – единосущный в Символе веры и т.д.). После этого император стал выздоравливать и через неделю встал на ноги. Для него это было прямое указание Божие. После этого он немедленно распорядился крестить своих детей и сделал распоряжение, что отныне порфирородные крещаемы во младенчестве.

Дети Константина уже получали христианское воспитание, но оставались оглашенными.

Феодосий Великий – последний император обеих империй: Восточной и Западной. Будучи весьма талантлив и удачлив на войне, тверд и цепок в делах гражданского управления, серьезен в большой политике, он всегда являл себя послушным сыном Церкви и ни на что большее не претендовал. Это чрезвычайно трудно, этого достигали Киевские князья, а Дмитрий Донской уже таким не был.

После II-го Вселенского Собора были изданы строгие законы против еретиков, но не были приведены в исполнение. (память Феодосия Великого 17 января ст. ст. в Греческих святках). (Константин – 21.05 ст. ст.).

Если рассматривать церковную политику Феодосия Великого, то тут всегда святая двоица: Феодосий и Амвросий Медиоланский. Отношения их строились как послушного сына к отцу, как ведомого к ведущему, как учащегося к учителю и как пасомого к пастырю.

Если рассматривать церковную политику Феодосия в положительном аспекте, то формулировки принадлежат Амвросию Медиоланскому (в его письмах).

Основные характеристические черты этой церковной политики (главным образом отрицательные).

1. Амвросий Медиоланский совершенно отрицает за императором право церковного суда.

Петр I как раз восхитил себе это право, но и первые Романовы, начиная с Алексея Михайловича тоже, а Иван Грозный этим делом уж никак не пренебрегал, да и Византийские императоры.

Амвросий Медиоланский пишет так: “Тебе еще предстоит сподобиться таинства крещения и ты притязаешь на суд о вере?” и уже, как строгое указание святого епископа в полном достоинстве сана, но уже для православного императора: “Что может быть почетнее для императора, если его называют сыном Церкви, но император в Церкви, а не выше Церкви”.

Наше Синодальное устройство было не только наглым попранием православной традиции, но и попранием церковных канонов. В частности, Российский император был на 5-ть ступеней выше Церкви, а именно, высший орган Святейший Синод получал указания, кроме царя, от четырех инстанций: от Сената, от Верховного тайного советника, от обер прокурора, от кабинета министров.

2. Император имеет почетное звание, как почетное имя, - сына Церкви.

3. Император не имеет собственности ни на одно церковное здание, даже на домовую церковь.

Амвросий пишет так: “Зачем тебе блудница? А церковь, не соединенная законным браком со Христом, - прелюбодейца”.

Успенский собор Кремля, как и Благовещенский, были собственностью дома Романовых. Поэтому и храм Христа Спасителя нужен был, как кафедральный собор. (В середине 90-х это было серьезным препятствием для передачи кремлевских соборов, поскольку правопреемниками царствующего дома – президент и правительство страны).

Лучший друг, духовный отец Амвросий Медиоланский отлучил императора от Церкви и не за ересь, а за государственный просчет, на том основании, что церковное служение императора – это управление страной; за государственные просчеты он будет испытываться на мытарствах, так лучше сейчас – да спасется дух его в День Господень.

Есть понятие святого времени, когда мир и правда Христовы в стране охраняются ангельским охранением. События перед отлучением императора были такие. Был обыкновенный бунт в Фессалониках. Император послал войска (ограниченный контингент, можно сказать) для усмирения бунта, но не снарядил вслед гражданского следствия для правильного ведения дела. Получилось, что когда пришел полководец с войсковым подразделением, то бунтовщики утихомирились. Полководец просто потребовал, чтобы ему выдали зачинщиков. Как часто бывает в таких случаях, выдают не настоящих зачинщиков, а тех, кто громче кричал. Повесили 7-мь человек – отсюда в литературе часто встречается сюжет о 7-ми повешенных. Но Амвросий Медиоланский был епископ, оправдывающий свое название – надзиратель, он именно каждую щель жизни общества надзирал. Амвросий получил достоверные сведения, что повешенные вовсе не были руководителями возмущения, и он отлучил от Церкви императора.

И сам император ответил на это отлучение. Первый его, как бы, символический акт – снял с себя порфиру, т.е., как бы, отлученный от Церкви может и императорские обязанности исполнять только временно; отменил все празднества в стране (а у нас даже после Ходынки не были отменены коронационные торжества); и он разослал указы по всей стране, чтобы отныне молились за императора, как за оглашенного.

За оглашенных Церковь молится в церковных притворах и на соборных площадях. Произошло чудо. В стране исчезла политическая оппозиция, т.е. смирение императора было то, что расплавляет сердца. Молитва, конечно, была такая, что она не просто достигала небес – ангельские силы расступались перед нею.

И вот, когда Амвросий услышал ответ свыше, он призвал императора к себе в Милан и тот, конечно, поехал. Когда император приехал, то ему не позволили войти в алтарь, а сказали: “Место мирянина здесь”. Император попробовал было возразить, мол, здесь нет царского места. “И не надо, здесь Церковь - и кто может сказать, что он не есть последний грешник в Дому Господнем”.

После принятия императора в церковное общение и причащения Святых Христовых Таин из рук духовника, они имели конфиденциальную беседу, о которой в Церковном Предании осталось только то, что именно Амвросию Феодосий Великий поручил попечение о своей душе, когда она будет проходить мытарства.

Господь внял этому согласию двоих (посреде их стоял Христос), и Феодосий Великий скончался в 395 году, а Амвросий Медиоланский в 397 году, хорошо известно, что он своей молитвой сопровождал душу Феодосия при прохождении мытарств и благополучно провел ее до Царства Небесного.

Итак, отношение императорской власти в лице Феодосия Великого и Церкви в лице Амвросия Медиоланского действительно можно назвать симфонией, т.е. гармонией, но эта гармония ведущего и ведомого, поучающего и послушного поучению, короче – любящего отца и преданного сына. Эти святые отношения так и остались в Церкви как вечный образец, но очень редко повторяемый на той же высоте и на том же благодатном исполнении. (Владимир Мономах и святые иноки Киево-Печерской Лавры, Святослав Ярославич и Феодосий Печерский и т.д. Такая же гармония в том же духе и тоне. Например, Святослав не смел переступить монастырского порога без разрешения игумена Феодосия и говорил: “Боялся, что ты на меня гневаешься и потому не пустишь в свой монастырь”. Тот отвечал: “Что значит мой гнев против тебя, но нам надлежит обличать и говорить во спасение души, а вам должно того слушаться”).

Мир в империи в это время тоже охранялся ангельским охранением, те же готы, которые при Гонории возьмут Рим в 410 году, здесь спокойно служат в войсках Феодосия Великого и, конечно, никаких восстаний, вроде Ника при Юстиниане, когда он сам даже хотел бежать из Константинополя и только по совету Феодоры отказался от этого намерения. Словом, ангел мира поселился в империи.

Но еще раз: подвиг послушания и смирения императора и учительский подвиг учителя - они-то и поставили церковно-государственные отношения на достижимую, но, все-таки, очень большую высоту.

Теперь перейдем ко времени умаленной благодати.

Старший сын Феодосия Аркадий в своих отношениях с Иоанном Златоустом оказался вовсе не на высоте. Хотя главным обвинителем Иоанна Златоуста был Александрийский патриарх Феофил, тем не менее и первая ссылка Иоанна Златоуста, после которой его вернули, и вторая ссылка, в которой он скончался, отлученным от Церкви – это все при деятельном участии Аркадия и его супруги Евдокии.

Но у этой четы была старшая дочь Пульхерия. В 403 году она была взрослой девушкой, а наследник Феодосий Младший был еще ребенком. Казалось, что ангел мира отступил и все, видимо, рушится.

Епископы на своем соборе под дубом, воспользовавшись моментом, извергли Иоанна Златоуста из церковного общения, а Феофил Александрийский, до сих пор почитаемый Александрийским патриархатом как святой, назвал Иоанна Златоуста “дьяволом во плоти” и казалось, что весь мир христианский ополчился на одного гонимого. Целый поток всякого церковного мнения, казалось бы, должен увлечь всех, чтобы как щепки все плыли по потоку. Однако, не всякий человек – щепка.

Царевна Пульхерия, которой Господь дал силу противостоять господствующему умонастроению, не разделяла чувства матери, но почитала Иоанна Златоуста (весь Константинополь недавно его прославлял и после первого удаления в городе возник бунт, а второе удаление прошло спокойно, т.е. весь город подчинился новому архиепископу). Царевна Пульхерия исподволь, но неуклонно внушает брату Феодосию Младшему особое мнение, которое ему, когда придет время, предстоит утвердить, как общее и бесспорное. Это и есть – капля точит камень.

В 437 году, т.е. через 30-ть лет спустя после смерти Иоанна Златоуста в ссылке, встречу и перенесение святых мощей Иоанна Златоуста смиренно и торжественно возглавляет император Феодосий II и просит Иоанна, на Небесах сущего, простить его родителей и успокоиться с ними под одними сводами.

Когда происходит торжество прославления Иоанна Златоуста, то Пульхерия - в тени, а все лавры – на законном императоре, т.е. на Феодосии II.

Насмотревшись на семейную жизнь своих родителей, Пульхерия хорошо поняла, что такое разумная жена при слабохарактерном императоре. Она сама находит брату девушку, весьма ученую, из Афин из школы Прокла, дочь философа, вызывает ее в Константинополь, крестят и венчают с императором. И тот никогда на этот выбор не пожаловался. У императорской четы была одна дочь, наследника не было. Впоследствии Евдоксия, жена императора, стала монахиней-отшельницей; император склонился перед ее подвигом и не возражал (он вскоре умер).

После смерти брата Пульхерия сама выходит замуж за мужа Совета, т.е. члена Государственного Совета, Маркиана, подробно оговорив династические права своей племянницы, которая впоследствии тоже стала императрицей.

В 451 году Маркиан утверждает созыв IV-го Вселенского Собора (Халкидонского). Собор был самым многочисленным – 630 епископов. Собор прошел важно, строго, мирно, без всяких скандалов и когда постановления были приняты, епископы разъехались. В 453 году преставилась царица Пульхерия с сознанием выполненного долга.

Какова же главная черта ее подвига? Ведь в это время было и удаление Нестория после III-го Вселенского Собора и возвращение мощей Иоанна Златоуста, несколько святых Константинопольский патриархов: Максимиан, Прокл, Анатолий, - а она всегда умела вовремя возвращаться к активным действиям и вовремя уходить. Ее церковно-государственный подвиг – это святой такт правительницы, это незаметность, терпение и неуклонность, т.е. твердая направленность воли.

Сказано: муж двоедушный не устроен во всех путях своих. Но вот к такой благой и неуклонной направленности воли нисходит благодать Господня.

Таким образом, до Юстиниана – глава государства есть сын Церкви, который дорожит ее святой свободой.

История Церкви. №16.

I Становление Византийской православной государственности (продолжение).

1 “Правоверный правитель” – Юстиниан I Великий (на престоле с 527 года по 565 год). Пост-юстиниановский период. Идея “симфонии” Юстиниана.

2 Расцвет Византийской культуры. Социо-культурный идеал Византийской империи.

3 Новое служение в Церкви: юродство во Христе. Служение и подвиг Христа ради юродивых.

В 527 году на престол империи вступил Юстиниан, получивший имя Великого и прославленный в Церкви как “правоверный”, как и его жена – Феодора (скончалась в 548году) – “правоверная” царица.

В современных учебниках и в работах Хомякова об этих правителях пишут по разному. Дело в том, что современник Юстиниана Прокопий из Кесарии (Прокопий Кесарийский) написал две биографии Юстиниана - одну явную, другую тайную. Явная биография представляет собой оголтелый панегирик. (Панегирик (гр.) – всехваление, т.е. восхваление).

Панегирики /всехваления/ вообще говоря, имели распространение в древнем Риме, как славословия Римских императоров.

Славословие биографии Прокопия имеет характер панегирика, но была обнаружена вторая подпольная биография Прокопия – разоблачительная, причем и Юстиниана и Феодоры. Там приводятся всякие скандальные подробности. Например, что Феодора была дочерью служителя цирка, что никакими другими данными не подтверждается. (Авторитетный автор Федор Иванович Успенский весьма аргументировано оспаривает этот факт.)

Эти две биографии до сих пор не были осмысленны в свете Христовой правды, это какая-то странноватая манера – верить печатному слову. Ведь, если один и тот же человек (а авторство одной личности этих биографий не оставляет сомнений: один язык, один стиль) написал одновременно явно противоположные вещи, то, значит, – тот человек лжет там и там. Это свойство всякого двуличия, ибо всякое двуличие вдохновляемо двуликим: Двуликий – одно из имен дьявола – врага нашего спасения.

Пафос разоблачительного памфлета Прокопия - это то, что Юстиниану в Византии ничто не мило, что он оплакивает гибель Римской империи. Окончательно Римская империя пала не в 410 году, взятая Алларихом, а в 467 году, когда даже регалии римских императоров были отосланы в Константинополь. Кстати, Карловчане до сих пор оплакивают Российскую империю и династию Романовых.

Если человеку ничто не мило в окружающей действительности и если он не только просвещен Святым Духом, но и идеализирует прошлое, то оно становится для него идолом и в этом случае сбывается притча о выметенной горнице – там, где нет Христа, туда злейшие бесы налетают и вселяются.

Клеветы Прокопия исторически, во всяком случае, задержались и кочуют из учебника в учебник.

I. Император Юстиниан – как церковно-государственный деятель.

Юстиниан был богослов, прозвище имел – “бессонный государь”, т.к. спал не более 4-х часов, работоспособность – сногшибательная и очень большие личные дарования.

В чине православной литургии – “Единородне Сыне Слове Божий, бессмертен Сый…” - это тропарь храма Святой Софии Константинопольской и это творчество Юстиниана – он был еще и поэт. Все его философемы изложены в новеллах. Император много писал и много воевал. (Петр I писал только малограмотные письма).

1. Эпоха Юстиниана.

Ее можно назвать “эпохой торжествующего христианства”. Как символ этого торжества был воздвигнут храм Святой Софии.

Наше полуграмотное богословие XVII века попробовало персонифицировать Софию – ничего подобного у Юстиниана не было. “Единородне Сыне Слове Божий,…” - вторая Ипостась, но, как бы, одно из свойств, одно из отличительных качеств второй Ипостаси, а именно, Премудрость в данном случае выносится для поклонения так же, как, например, на праздник Первого Спаса выносится Животворящий Крест.

Посвящение храма Святой Софии было так. Мальчику-подмастерью при постройке храма явился ангел, который и возвестил, что новый храм должен быть посвящен Софии – Премудрости Божией. Тогда подросток бросился прямо к императору и его допустили, тоже как вестника вести.

Таким образом, софиология Булгакова и Флоренского не имеет ничего общего с этим вопросом.

Для храма Святой Софии была разработана техника мозаики, причем мозаичной плитки, освещенной, как бы, изнутри, т.е. она поглощает солнечный луч, который несколько раз отражается так, что получается, что мозаика сложена, как бы, из драгоценных камней. Была разработана и золотая мозаика.

По Откровению Иоанна Богослова в Новом Иерусалиме сами люди будут светиться, как драгоценные камни (Отк.21,19-20) – “основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое – яспис, второе – сапфир, третье – халкидон, четвертое – смарагд, пятое – сардоникс, шестое – сардолик, седьмое – хризолиф, восьмое – вирилл, девятое – топаз, десятое - хрисопрас, одиннадцатое – гиацинт, двенадцатое – аметист”. У каждого камня свой цвет, свой характер блеска или перелива, но все они сверкают за счет отражения и преломления света, т.е. свет солнечный проникает в глубь камня. Так и человек – у каждого свой характер, свой блеск, свои дары, но свет Христов просвещает всех.

Храм Святой Софии – это, как бы, воплощенный в архитектуру социо-культурный идеал империи, это, как бы, Царство Божие, уже сошедшее на землю – живой прообраз Нового Иерусалима. Юстиниан, как бы, объявляет, что Царство Божие на земле легко достижимо и дает точную формулу – как его достигнуть. Отсюда родится его знаменитый термин – “симфония”, введенный им в 6-й новелле. “Симфония созвучия”. В другом месте, этот же феномен назван – “гармонией”. Пишет так: “Если священство безукоризненно (т.е. в догматическом, каноническом и нравственном смысле), а императорская власть справедлива и как должно управляет страной, то это сочетание: священства и царства приводит к дивной симфонии, доставляющей все полезное роду человеческому”. (Это называется так, да не так).

В государственном бытии - что значит “справедливо и как должно”?! А как должно? Юстиниан на это дает свой практический ответ, не голословный. Юстиниан был выдающийся законотворец – кодекс Юстиниана до сих пор используется всеми законодательными деятелями каждой страны, кроме СССР – Бухарин кодексом Юстиниана не пользовался, но Наполеон знал этот кодекс наизусть.

Справедливо и как должно – это, прежде всего, законотворчество и, разумеется, исполнение законов. Законотворец – сам император. Юстиниан настойчиво законотворчествовал и по церковным делам и, в частности, по монашеским. Но законы, законотворчество – это результат творчества мира сего, а Церковь – это богоустроенное дело на земле. Соблюдение законов приводит, хотя и не всегда, ко внешнему порядку, но уж никак не к “дивной симфонии, доставляющей все потребное роду человеческому”.

С другой стороны – священство, как бы, второй феномен, второй, точнее, субъект симфонии. Юстиниан говорит о безукоризненности священства с трех сторон. Но, позвольте, было время, когда священство было не только безукоризненное, но и свято, когда в Церкви служили, совершали свой подвиг апостолы, пророки, учителя и они, как раз, задавали тон церковному обществу, пользовались неоспоримым авторитетом. Но мы видим даже из посланий апостола Павла, что христианские общины имели многие недостатки и каждая – свои.

Не укоризненное священство и даже справедливая власть, т.е. не беззаконнущая, а, наоборот, блюдущая, хранящая законы – это то, что может обеспечить в стране гражданский мир, но, конечно, не все потребное.

2. Что игнорирует Юстиниан? Две вещи: во-первых, Божественную свободу – свободу Святой Троицы и, во-вторых, тварную свободу – свободу человеческой личности.

Заметим, что апостолы, ведь, только дают советы и в очень мягкой форме. По настоящему апостольское дело, как и учительское – это болезновать, это духовная помощь. “…Я болезную над вами…” пишет апостол Павел “пока не изобразится в вас Христос” (Гал.4,19), т.е. пока вы не достигнете преподобия, богоподобного достоинства. В другом месте – “я стал всем для всех, чтобы приобрести, по крайнем мере, некоторых” (1Кор.9,22). А кого “некоторых”?! Прежде всего – это, любящих Христа больше себя, это тех, кто в состоянии поставить изволение Духа Святаго, которое может быть открыто и через апостола, выше своей собственной воли, чем бы она ни вдохновлялась.

Некоторые – это те, кто приходит в Церковь с покаянием, а не со знанием. (на знаменах написаны лозунги, но они часто не совпадают с тем, что угодно Господу и Спасу нашему Иисусу Христу).

Поэтому через деятельность отдельных людей можно, хотя с трудом, навести порядок в обществе, т.е. гражданский мир, но Церковь стяжанная святою кровию Господа Иисуса Христа и утвержденная ею - каждую всенощную припевает: “утверждение на Тя надеющихся, утверди Господи Церковь Твою, Ю же стяжал еси святою Твоею кровию”.

Церковь руководствуется указаниями Главы Церкви Господа Иисуса Христа и эти указания, передаваемые через ангелов и святых, а иногда возвещаются Самим Спасителем, но возвещаются они тем рабам Его или тем Его друзьям, которые в данном месте и времени избраны именно на это свидетельство, на это возвещение. И кого избирает Господь Иисус Христос – это Его божественная святая воля. Разумеется, нельзя указать Господу ни на какие состояния общества, ни на священство, ни на царство, а как Ему угодно.

Поэтому возложить право устроения христианской страны лишь на два состояния или служения: священническое и правительственное (взамен царского можно поставить – президентское, служение вождей и т.д., Сталина после войны поминали по формуле “богоизбранного вождя”) есть попытка связать свободу Духа Святаго и связать Промысел Божий, который есть и для отдельной личности и для каждой поместной церкви. В Откр.2,3 – как раз прямые указания Божии поместным церквам: “Ангелу Ефесской церкви – напиши, ангелу Смирнской церкви – напиши, ангелу Филадельфийской церкви - напиши” и всё разные вещи.

Но попытка Юстиниана простирается и дальше – вот эту свободу членов Церкви и живое взыскание воли Божией он старается заменить социо-культурным идеалом империи. Это самое несбыточное - и то, что становится пагубным, как всякий идеал.

Юстиниан жил в VI-м веке, а в XI-м веке Симеон Новый Богослов напишет так: “Существует таинство христианства, которое состоит в стяжании благодати Святаго Духа. Это таинство не ведомо большинству крещенных людей, называющих себя христианами”, то есть цель христианской жизни была утрачена не в Русской Православной Церкви, а гораздо раньше.

Идеал Юстиниана, социо-культурный идеал, и был и остался не достижимым, как всякая мечта, т.е. дело, не возвещенное и не повеленное живым Христом. Здесь каждый христианин должен соблюдать максимум осторожности и апостол Павел всегда оговаривает: “повеления не имею, говорю от своего рассуждения”, хотя и добавляет – “но я думаю, что и я имею Духа Божия” (1Кор.7;25,40).

Юстиниан хотел как лучше, но потом позднее в VIII-м веке, будет видно, что выйдет – как всегда.

По настоящему-то симфония Юстиниана выдвинула два авторитета в христианском обществе – священнический и царский. Именно в эпоху Юстиниана священнический авторитет будет грубо попираться, как, впрочем, и в последующие эпохи.

Огромные усилия понадобятся, чтобы хоть как-то восстановить священнический авторитет, но впоследствии многие свидетели Христовы: Максим Исповедник, Феодор Студит будут повторять и на суде и в письмах, “что не дело царей рассуждать о святых догматах и, вообще, вмешиваться в дела Церкви”. (Максиму Исповеднику отрежут язык).

Юстиниан и тут не ограничивается голословными утверждениями – он всегда свою мысль развивает и доводит до логического конца. Грех сказать, чтобы он выпустил лозунг и этим ограничился. Нет – он императорское главенство утверждает на всех уровнях жизни империи и, прежде всего, на всех уровнях жизни Церкви. Пишет так: “Император имеет долг и право пещись (т.е. заботиться) о чистоте догматов, о соблюдении канонов и о достоинстве священства”.

Вошло ли это в учение Церкви? Нет. Церковь этого всего лозунга или начертания не приняла и не принимает. Для помазанного императора существует одно отличие от мирянина – это по 69-му правилу VI-го Вселенского Собора: “правящий император или правящая императрица причащаются в алтаре”. 11-е правило Антиохийского собора касается уже любых возглавителей страны, помазанных и не помазанных: “К высшей гражданской власти имеет обращаться предстоятель поместной церкви или любой другой священнослужитель по поручению предстоятеля” - в противном случае – прещение, т.е. епитимия, извержение из сана.

О чистоте догматов Православной Церкви печется Вселенский Собор, а вовсе не император, иногда поместный собор, как, например, Константинопольский собор 1351 года, так называемый, Паламитский (от Паламы). Поместный собор, утверждающий догматы нуждается в принятии его постановлений всеми поместными церквами. Так было с определениями Константинопольского Паламитского собора: “О сущности и энергии божества”.

О соблюдении канонов печется предстоятель поместной церкви и в рамках поместной церкви, с Синодом епископов (архиерея судят 12-ть епископов, пресвитера – 6 и диакона 3); и, в случае необходимости, - архиерейский собор.

О достоинстве священства – печется все тело церковное, вся плерома (полнота).

II. Как ответила своим бытием Христова Церковь на это новое законоположение (Феодосию Великому ничего подобного не приходило в голову)?

Прежде всего, Господь и Бог наш Иисус Христос именно в это время, так сказать, торжествующей империи, благословляет новое, не ведомое до того служение в Церкви - служение Христа ради юродивого (термин взят из апостола Павла (1Кор.4;10) - “мы - юродивы Христа ради” - безумны Христа ради).

В конце VI-го века (Юстиниановского) преподобный Симеон Эмесский создал, как бы, всесторонний образ - парадигму служения Христа ради юродства. (память 21 июля). Начинал он с пустынничества, притом с уединения со своим другом Иоанном Глубоким во внутренней пустыне. Но Господь дал ему указание свыше, что его пустыннический подвиг окончен, и что Господь направляет его прямо в мир, в город многонаселенный, и для того, чтобы смеяться над миром. Вот это – смеяться над миром – это первое тяжкое требование подвига юродства. Исключений нет, т.е. осмеянию, в случае потребности, может быть подвергнуто и царство, и священство. Юродивый не может иметь архиерейского достоинства, чаще всего – это мирянин и если он был посвящен в священнический сан, он должен оставить священническое служение. Это редко, но бывает. Например, бывший епископ Варнава (Беляев) жил в Киеве под именем “дяди Коли”, т.е. под прежним мирским именем Николая Никаноровича Беляева, как и на его могиле в Киеве на Байковом кладбище написано.

Юродивый асоциален гораздо больше монаха. Епископ заключен в иерархию, викарий подчинен архиерею, епархиальный архиерей – предстоятелю и Синоду и т.д., а юродивый - аутсайдер, но живущий в миру, видимый всем.

Юродивый Никола Псковский не просто обличает царя, обличал и Филипп Московский, он смеется и ругает царя “Только тронь кого-нибудь в богоспасаемом Пскове, сам и сдохнешь, как твоя лошадь”.

Христа ради юродивая Пелагея Ивановна Серебренникова бьет по щеке правящего архиерея.

То есть – это поведение, диктуемое свыше, поэтому юродивый всегда обладает даром прозорливости и, конечно, действует только так, как дает ему свыше Святой Дух, получая прямые указания свыше.

Юродивый всегда ставит себя в невыносимые условия, т.е. трудно выносимые для окружающих или совсем не выносимые; и потому – подвергается поношению со стороны окружающих.

И, наконец, юродивый возможен только в благочестивом обществе. В обществе не благочестивом – он становится мучеником.

Преподобный Серафим Саровский, разумеется, по вразумлению свыше, свидетельствовал, что существует только три служения в Церкви, за которые никогда нельзя браться без особого призвания Божия. Это суть:

1. служение затворничества или пустынножительства, причем духовного тоже, т.е. полного духовного уединения, когда только перед Богом человек.

2. служение Христа ради юродства.

3. служение настоятельства.

В чем соблазн Христа ради юродства? Почему сам Серафим Саровский свидетельствовал, что из 1000 юродивых только один настоящий, а остальные – лже? Гордость, чтобы не зависеть ни от кого, т.е. соблазн чрезвычайной свободы.

Юродивый, будучи аутсайдером, живет в гуще человеческой, в самой толпе народа. Его тайная жизнь, его молитва, его слезы, его страдания – это и есть внутренняя его жизнь, всегда тайная для окружающих. Чрезвычайно редко два юродивых оказываются в одном месте и времени, а если оказываются, то тогда дерутся, конечно, напоказ. Как Федор и Николай Кочановы своей дракой изображали не мирную жизнь Новгорода, как Пелагея Ивановна Серебренникова и Федор Михайлович Соловьев бьют друг друга поленом и палкой.

Каков характер действия юродивого? – это, как правило, предельная символичность действий и иносказательная речь, иногда – прямая, но чаще – иносказательная. Почему?! Обыкновенно вот в этом благочестивом обществе пророчества от лже пророчества не отличают, обыкновенно принимают те указания Божиих людей, которые ближе самим людям, т.е. принимают по собственному выбору. Поэтому своим иносказанием, словом или действием юродивый предрекает что-то задолго вперед и человек вспоминает.

Это было и у Серафима Саровского – вот когда сбудется, тогда и припомним, что он сказал. (Таких случаев в Дивеевской летописи много). Сказано было: “Не на все смотри, что летит по воздуху и не все лови, что плывет по морю”, а сбылось, когда правящий архиерей пытался разрушить Дивеево. "Готовьте больше лаптей: одни на ноги, другие – за пояс, неровен, ведь, случай“ - и действительно, пришлось много топтать и хлопотать.

В один день у одного архимандрита юродивый одевает его парадную рясу (и надо, чтобы священнослужитель почитал юродивого, иначе – как он чужую рясу оденет), возлагает на себя крест с украшениями и в этом виде идет в туалет (со крестом в туалет ходить нельзя). Через две недели архимандрита снимают с настоятельства.

Для чего нужны эти две недели?! – конечно, для того, чтобы задуматься, покаяться, но даже если человек не покается и не поймет, то, когда сбудется, по воспоминанию, – чтобы не роптать, чтобы покаяться, хотя бы после времени.

Одно дело, когда человек и на церковное начальство чуть ли как на небо, как Иов восклицает: “За что?!” - и совсем другое дело – “так, ведь, этого-то надо было ждать”. Значит – сам виноват!

Подвиг Христа ради юродства не бывает во имя свое. Этот подвиг всегда приноровлен к состоянию христианского общества.

Заметим, что к уважаемым священнослужителям, как раз по Юстиниану, и ходят и посещают их и ждут ответа, а в сущности, иногда по обязанности, а иногда – это становится, как бы, еще одним благочестивым удовольствием. Для сравнения. Все стремятся на Святую землю, большие деньги платят отчасти и потому, что “и я де на Святой земле был.” - как бы это входит в послужной список. Так и тут. – Вот у старца был, у такого-то – тоже, как бы, отметиться.

Тот же Серафим Саровский вынужден был с этим бороться: выскакивал из окна своей кельи и его послушник озабоченно говорил: “Убег”, а перед этим сказал, что вот придет ко мне мужчина и две женщины и всё-то будут в дверь ломиться, а я уж спать лягу. Это он сказал одной женщине, которая привела к нему одну чету, которую он и должен был принять.

К Божьему человеку идут в сокрушении, прежде всего, в своих грехах. Иногда это сокрушение посещает в последнюю минуту, если только посещает. Например, крупный чиновник Иван Михайлович Гредицкий с беременной женой отправился в Саров, как мы сейчас в Дивеево катаемся, так сказать, с благочестивой целью, а скорее, благочестивого развлечения. Так вот эта чета стучала, стучала к Серафиму, а тот все не открывает. Наконец, беременная жена сообразила: “Видно, мой друг, мы так напроказили, что святой человек и видеть-то нас не хочет”. И тогда дверь отворилась на вершок, и он оттуда чуть-чуть появился – “нет, матушка, я не к тому, не к тому”.

Другое дело, когда люди идут на войну и сразу в действующую армию – Серафим в этом случае никогда не отказывал, т.к. там смертельная опасность. Совсем иное дело, когда пишут в своих благочестивых воспоминаниях люди: “Вот были у Троицы, надумали съездить в Черниговский скит, где живет известный прозорливец старец Варнава”.

Именно поэтому поведение юродивого трудно для посетителей, а иногда и невыносимо. Благочестивого посетителя юродивый может выгнать палкой, как выгнала палкой Распутина Христа ради юродивая Прасковья Ивановна – “Жеребца вам стоялого”; равно и другую благочестивую посетительницу Анну Вырубову – также бросилась на нее с палкой.

Конечно, священнослужитель по канонам церковным, по 27-му апостольскому правилу, палки поднять не имеет право – он может только, как Серафим Саровский, запереться и выскочить из окна, т.е. удрать от благочестивого христианина.

Невыносимое поведение юродивого для окружающих является обличением внутреннего мира благочестивых христиан. Отсюда предельный символизм поведения.

Пелагея Ивановна Серебренникова старается наступить на торчащий гвоздь, избивает палками себя; когда сестры идут в церковь, она лезет в яму с холодной водой, вытаскивая оттуда кирпичи и снова их туда бросает. То есть занимается, как бы, не нужной, ни для кого не понятной и мучительной работой. Она так и называет: “Коль взялась, так надо работать”.

На самом деле, когда христианское общество утратило самую цель христианской жизни, т.е. стремление к святости, когда благочестивые навыки обращаются в привычку, когда обязательной составляющей церковного праздника являются зрелища (с этой точки зрения надо перечесть “Лето Господне” Шмелева – им Пасха не Пасха, если не было иллюминации, и чтобы обязательно на кресте кубастики – горящие плошки). Именно в это время, но когда еще нет атеизма, юродство защищает раба Божия от такого легкого, поверхностного, привычного отношения к Богу и святыне со стороны христианского общества.

Юродство всегда взывает к серьезности, к пересмотру своей позиции, к новому взгляду и, прежде всего, ко взысканию воли Божией в данном месте, в данное время и для данной личности.

Христианин не просто стремится к святости, он должен вопрошать, он должен искать воли Божией в своей жизни и страшиться поступать по своему или по каким-то установленным парадигмам окружающей действительности.

Поэтому с разных сторон как-то выправляют жизнь христианского общества, конечно, по указанию Христа, юродивые и старцы. Иногда эти служения сочленяются. Иеросхимонах Феофил Киевский – был старцем и был юродивым, но поведение его было трудно даже для святого иерарха митрополита Филарета Киевского (в схиме Феодосия).

Это все и есть педагогическая сторона служения юродства - выправляют устроение общества юродивые и старцы (иногда - это совмещено), юродство Христа ради!

И вот с юродствующими это практически невозможно – он то и будет тебя обличать, т.к. с юродствующими трудно, иногда невыносимо для окружающих. Священнослужитель по 27-му Апостольскому правилу палку, например, на человека поднять не может – он может только убежать, а юродствующий может! Юродствующий обличает внутренний мир человека – устроение души и отсюда столько аллегорий.

Когда христианское общество утратило цель – святость, когда благочестивые навыки превращаются в привычку, если, например, богослужения сопровождаются празднествами, именно в это время (еще нет атеизма) юродство защищает раба Божия от такого легкого, поверхностного, привычного отношения к Богу.

Юродивый призывает к пересмотру своей позиции и прежде всего ко взысканию Воли Божией в данном месте, в данное время и для данной личности.

Христианин должен искать Воли Божией и стремиться поступать не по своему или по установке парадигмы, которая сложилась в обществе (государственная власть и ее законы), а по Воле Божией.

История Цеpкви. №17.

1. Межсоборный период между IV-м и V-м Вселенскими Соборами. Развитие монофизитского движения. Униональная (объединительная) политика византийских императоров Василиска и Зенона. Первые экуменистические диалоги.

2. Униональная политика императора Юстиниана Великого. Эдикт 544 г. “Против трех глав”.

3. Вопрос о православном Церковном Предании. Список “избранных отцев”.

4. Подготовка и проведение V-го Вселенского Собора. Учительский подвиг отцев V-го Вселенского Собора.

IV-й Вселенский Собор, состоявшийся в правление Маркиана, женатого на царевне Пульхерии, был самым представительным – 680 отцов собора. Но после IV-го Вселенского Собора монофизитское движение, вместо того, чтобы утихнуть, разгорелось с новой силой. Захватило в основном окраины - Сирию, т.е. Антиохийский диоцез. Так как этим движением были захвачены в основном окраины, то этот вопрос стал не только чисто церковным, но и государственным. Поэтому уже во второй половине V-го века в эти церковно-государственные дела интенсивно включаются императоры: Анастасий, Василиск, Зенон, Юстин I – дядя Юстиниана. Таким образом, еще до Юстиниана – это уже становится как бы церковной традицией, хотя и насчитывающей не очень большой срок, то есть Юстиниан не был пионером при вмешательстве в церковные дела. Феодосий Великий и его отношение уже не повторяются.

Поскольку все подданные империи православные христиане, а подданными управляет император, то тем самым церковные дела суть – компетенция императора и такое устроение становилось практикой – это во-первых. Во-вторых, что случалось и в прежние века, определения IV-го Вселенского Собора даже при его неполноте опередили церковное сознание своей эпохи: и сознание иерархии и клира и сознание мирян. Поэтому и для учителей и для учащихся разногласия с монофизитами стало представляться почти что историческим недоразумением, а потому и начинаются с благословения церковной власти попытки прийти к единому компромиссному соглашению. Это и есть характеристика межсоборного периода, так как сам V-й Вселенский Собор внесет иное.

События 70-80 годов V-го века можно даже назвать борьбой за соглашение с монофизитством, хотя отношение Церкви, то есть тела православного, к отколовшимся – был именно призыв: “вернитесь, вернитесь”. Условия покаяния, кстати, были легки – даже без анафематствования своих прежних заблуждений. Даже Диоскор, председатель разбойничьего собора 449 года, был осужден за разбойничье поведение, за человекоубийство, но не за веру.

Монофизиты не были изгнаны из Церкви и анафематствованы на IV-м Вселенском Соборе, но сами разорвали общение.

С другой стороны, в эту постсоборную эпоху начался под влиянием Александрийского диоцеза, как бы, ревизионный ход – а может быть, мы не достаточно строги к самим себе, ибо монофизиты обвиняют нас в скрытом несторианстве, а мы действительно не осудили предтеч Нестория. И, прежде всего, это относится к Феодору Мопсуэтскому. От Александрии эта волна перекинулась на Константинополь и император Анастасий (60-е годы V-го века) заявляет, что здесь всюду Феодора обвиняют как еретика.

Это накал церковной атмосферы; и в контексте сложившегося, как бы, расклада выходит сочинение нового императора Василиска “Энцикликон” (окружное послание), где предписывается о немедленном восстановлении литургического и евхаристического общения.

Следующий император Зенон в 482 году выпускает труд под названием “Енотикон” (Объединение) – как бы фактор единства.

Это и есть та императорская политика, которая уже достается Юстиниану в наследство. Дядя его Юстин I (предшественник) тоже пишет, что труды умерших почитаемых на востоке учителей следует пересмотреть.

527 год – это время вступления на престол Юстиниана.

Надо осторожно относиться к церковно-исторической литературе синодального периода; Хомяков, например, у которого можно прочесть, что Юстиниан находился под влиянием своей супруги Феодоры – это вздор.

Феодора скончалась до V-го Вселенского Собора в 548 году (от рака), да и в творениях императоров Василиска и Зенона она уж никак не принимала участия. Логика Феодоры была чисто государственнической, то есть если мы допустим церковный откол провинций, то где нам обеспечить их ревность и патриотизм в защите границ. Империя в то время сильно расширилась, а затем начала терпеть нападения на свои рубежи и этот аргумент был весьма государственный и разумный.

Что же касается самого Юстиниана Великого, то он был богословом, но главное в том, что вообще для его сознания характерен некий пафос – пафос завершения, окончания строительства, придание и церковной и государственной жизни окончательных форм. Именно это, что завершение должно быть достигнуто и достигнуто во что бы то ни стало – вот это “во что бы то ни стало” привело к тому, что Юстиниан часто обращается в Диоклетиана, как запечатлел его один из Римских пап. В отличии от Феодосия Великого, для которого характерны осторожность, вопрошание, послушание духовному отцу, для Юстиниана эти все тонкости не существовали. В этом отношении он был деспот.

Вдохновляло его вероисповедное единство - это часть единства империи и это единство должно быть построено и достроено, как достроен храм Святой Софии.

Храм Святой Софии – это тоже символ законченности для церковного и государственного строительства.

И так же, как он не согласился оставить недостроенным храм Святой Софии, так же он не соглашался на то, что имперское строительство и церковное строительство – еще в каком-то продолжении. А это и есть вздор. Церковь живет своими законами: “Се Аз творю все новое…” (Откр.21,5) и это провозглашает Господь. И это новое, это движение к совершенству, оно для Церкви характерно до скончания века.

Во-вторых, орос IV-го Вселенского Собора оставил нерешенные вопросы и, прежде всего, вопрос о характере, о способе соединения божества и человечества в Господе Иисусе Христе (и ждать еще ~150 лет). Поэтому всякое такое самодовлеющее сознание, будь оно или иерархическим или имперским, всегда ошибочно.

Конкретные события.

До Юстиниана были поиски единства и поиски компромиссного соглашения.

531 год (через 4 года после вступления Юстиниана на престол) – первый экуменический диалог с умеренными монофизитами.

Ойкумена – церковный дом (ойкос - дом), то есть как бы восстановление мира в доме.

Церковными канонами, то есть апостольскими правилами 10 и 11, запрещается сослужение литургии, если существуют каноническое и церковное разобщение и запрещается домашняя молитва с раскольниками. Но поскольку здесь был богословский диалог, то, как бы, оба эти канонические правила были оставлены в стороне. Во всяком случае, диалог 531 года ощутимых результатов не дал.

Спустя 13 лет Юстиниан возвращается к этому вопросу, но не в смысле объединительного намерения, хотя бы и компромиссного, а уже в богословском аспекте и пишет свой фундаментальный труд: “В осуждение трех глав” (544 г.). Три главы – главы церковные, епископы. Труд Юстиниана тоже разделен на три главы, поэтому тут некоторая игра слов.

Первая глава посвящена Феодору Мопсуэтскому – учителю Нестория. Вторая – одному из отцов IV-го Вселенского Собора Феодориту Кирскому и главным образом о его не правых мнениях при обсуждении анафематизмов Кирилла Александрийского. Третья глава посвящена Иве Эдесскому – епископу Эдесскому, которому приписано письмо, где он осыпает похвалами Феодора Мопсуэтского.

Юстиниан, как выдающийся богослов своего века, ставит вопрос о монофизитах более строго. Речь уже не идет о том, что монофизиты – почти православные, а о том, что мы не достаточно строги к самим себе, что у нас есть свои ямы, искусственно заровненных землей, но это не прочно и в них можно провалиться.

Юстиниан очень решительно указывает Церкви на лицо и сочинение Феодора Мопсуэтского, на некоторые сочинения Феодорита Кирского, против 12-ти глав Кирилла, и на письмо Эдесского епископа Ивы. Один из этих обвиняемых – прославленный святой, поэтому сначала рассмотрим Феодорита Кирского.

Феодорит был осужден и низложен на разбойничьем соборе 449 года (председатель собора - Диоскор). Папа Римский святитель Лев Великий этого собора не признал, Феодорита принял в общение и вскоре указал на него как на образец догматического исповедования в письме к Флавиану Константинопольскому.

События развивались так. Флавиан Константинопольский не выдержал нервного стресса и скончался вскоре после разбойничьего собора в 450 году. А Феодорит явился на IV-й Вселенский Собор и был встречен бурно епископами Александрийского диоцеза, которые отказывались с ним заседать.

Но тогда за него заступилась светская власть, а с ее подачи и восточный епископат. Комиты, то есть представители гражданской администрации, представляющие лицо императора Маркиана, указали Собору, что Феодорит Кирский явился на Собор как истец, несправедливо низложенный на разбойничьем соборе 449 года. Вселенский Собор и собирался главным образом в отмену этого собора, то есть Вселенский Собор призван отменить неправильные решения поместного.

На 8-м заседании IV-го Вселенского Собора Феодорит был принят, оправдан и восстановлен в епископском достоинстве и на кафедре. Он принимал участие в дальнейших заседаниях собора как полноправный член.

Собор потребовал от него анафемы на Нестория, которую он и произнес, а также анафему на Евтихия – одного из основателей монофизитства.

Протоколы Собора запечатлели весьма любопытную формулу: “анафема на еретика еще не говорит о православии отлучающего”, то есть у отлучающего могут быть уклонения в другую сторону, но тоже еретические.

Феодорит предложил представить подробное свое собственное исповедание веры – Собор отказался и признал достаточным, чтобы он подписал орос IV-го Вселенского Собора и томос папы Льва Великого.

Так как Феодорит в совершенстве владел латынью, то он толковал и переводил томос Льва для греческих отцов, то есть переводил не только текстуально, но и восстанавливал терминологическую, понятийную и догматическую адекватность. Феодорит скончался праведно и в полном мире с Церковью в 457 году.

Легкое соглашение с монофизитами как раз и затруднялось тем, что они оспаривали решение IV-го Вселенского Собора. Поэтому, когда Юстиниан в 544 году предложил осуждение Феодорита Кирского, – он требовал подписей под своим сочинением всех православных патриархов, включая папу Римского. (Юстиниан даже высказал предположение, что и Феодорит и Ива были призваны на Собор уже после составления вероизложения и подписали готовый текст).

Такое выступление императора против Феодорита, как отца Собора, вызвало противодействие. Во-первых, сразу выступил епископат Северной Африки, находящийся в диоцезе Рима. Прежде всего, Факунд – епископ Гермианский, автор труда “В защиту трех глав”. Факунд на основании тщательного изучения протоколов IV-го Вселенского Собора (они сохранились) пришел к неоспоримому выводу, что Феодорит Кирский принимал участие в определениях Собора и в его рассуждениях, защищал томос Льва, опровергающий теологумен Евтихия. Феодорит доказал правоту томоса Льва для непонимающих.

Епископ Факунд четко высказал Церковную истину: “Еретик не тот, кто заблуждается, а тот, кто, будучи уличен в неправославии, однако же остается упорным”.

Юстиниан предложил отлучить от Церкви мертвых, то есть Феодора Мопсуэтского, Феодорита Кирского и Иву Эдесского, которые умерли в мире с Церковью.

Вот тут Африканская церковь выступила очень решительно и, в частности, со ссылкой на IV-й Вселенский Собор, епископ Факунд писал так: “Халкидонский собор решил – никто да не судит отсутствующего (на это правило опирался и Тихон Московский против обновленцев и их разбойничьего собора 1923 года), а вы хотите судить не только отсутствующего, но даже умершего” и напоминает, что Феодор умер во время III-го Вселенского Собора, но по дряхлости и слепоте не имел возможности на него явиться.

До ороса III-го Вселенского Собора Феодор не дожил и, в принципе, если он, выслушав рассуждения своих противников, мог с ними согласиться, то мог и считаться оправданным.

Юстиниан замолчал, но не на долго.

551 год – Юстиниан выпускает новый труд: “Исповедание веры”, в котором возобновляет вопрос о трех главах, но тут уже всячески подчеркивает авторитет IV-го Вселенского Собора.

Два года спустя в 553 году состоялся V-й Вселенский Собор, к которому патриархи востока и папа Римский присоединялись постфактум в течение 40 лет.

Разница между настояниями Юстиниана и определениями V-го Вселенского Собора.

V-й Вселенский Собор осудил неправославие мнений Феодора и отвергнул полностью его какой бы то ни было церковный авторитет. Что же касается его лица, его посмертной загробной участи, то это – не область человеческая, это – область Вечного Судии.

Впоследствии VI-й Вселенский Собор, продолжая пересмотр учений, почитаемых учителей Церкви, таких как Дидим Слепец, Ориген, - отвергает их наследие, но вопрос о посмертной участи души остается открытым. Поэтому молиться за них не воспрещено.

Другое дело такие лица, как Арий и Несторий, которые были осуждены при жизни и не покаялись, – это уже свободное решение свободной личности.

У апостола сказано, что каждый строит на Едином камени свое дело, но из разного материала: иной из соломы, иной из золота, иной из камня. У кого дело устоит, тот получит награду, у кого сгорит в огне Божией благодати, тот потерпит урон, впрочем, сам спасется, но, как бы, из огня. Это убедительнейшее апостольское свидетельство ни один из Вселенских Соборов, ни V-й, ни VI-й, не оспаривал.

Затем о блаженном Феодорите собор установил, что личность блаженного Феодорита и правота его веры вне подозрений, но собор отвергнул то, что Феодорит “нечестиво писал”, как сказано там в протоколах, против 12-ти глав святителя Кирилла Александрийского, и то, что написано им в защиту Феодора и Нестория.

Здесь открывается новая область – учительный подвиг V-го Вселенского Собора состоит, в частности, в том, что он впервые разделил святость личности святого и его догматический авторитет, как учителя Церкви, то есть у святых бывают не правые мнения. Это касается многих святых, которые есть в календаре. Например, мученик Лукиан – учитель Ария, мученик, но обладавший не правыми мнениями; учитель Иоанна Златоуста Диодор Тарский тоже был еретиком.

Итак, Собор разделил: святость личности и богословские мнения, богословское и догматическое исповедование. В таких случаях говорят, что богословские суждения данного церковного писателя не целиком приемлются или отвергаются и т.д.. Таких случаев много. Например, если читаем у Феофана Затворника, что надо жидов за каждую проделку вешать, мы же не будем так делать?! (письмо к Елагину, 4-й том переписки Феофана Затворника).

Учительный подвиг V-го Вселенского Собора в том, что он впервые поставил вопрос о том, что есть Церковное Предание.

Православное Церковное Предание.

(апофатическое определение – что не есть Церковное Предание).

В частности, например, V-й Вселенский Собор отверг культурологический подход. Основное свойство всякой культуры – собирательство. Церковное Предание не есть гигантская библиотека. Библиотека действительно все стерпит, а Церковное Предание включает в себя далеко не все. Церковное Предание есть Священное Предание Церкви.

Если бы как в библиотеке, то есть множественность, – то все, что написано христианскими писателями, все это существовало бы наравне и в нем каждый избирал то, что ему больше нравится, то есть то, что ему ближе и т.д.

Православное Предание Церкви не есть православное литературное наследие.

Второе апофатическое суждение – что не есть Церковное Предание.

Например, зависит ли оно от древности сочинения, суждения и т.д.?! Такое мнение тоже существовало, ибо Церковная истина – неизменна. Или, положим, можно ли сказать, что истинно то, что уцелело во времени, – конечно, нет.

Истина церковная неизменна, но она постоянно пополняется, как свидетельство истины. Например, орос IV-го Вселенского Собора нуждался в дополнении, в новом свидетельстве. Сама по себе древность – еще не критерий: и в III-м, и VI-м, и в XVI-м, и в XX-м веках были и будут отклонения от пути Господня.

Третья апофатическая характеристика Церковного предания. Может быть, мученический или аскетический подвиг лица и его прощение от Господа и принятие в Небесные обители есть критерий и истинное свидетельство? – тоже нет.

То есть и заблуждающийся и еретик может быть и аскет и мученик и даже, как Дидим Слепец, может быть учителем пустынножительства и в то же время иметь не правые богословские мнения и догматические суждения.

На основании этого Собор впервые поставил вопрос об избранных отцах, которые, по крайней мере, в основных своих догматических суждениях и положениях не погрешили.

Этих отцов 12: Афанасий Великий и его современник по западному диацезу Илларий Пиктавийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, хотя имел не правое мнение “о всеобщем покаянии,” включая и бесов, Амвросий Медиоланский, Блаженный Августин – епископ Иппонийский (Карфагенская Церковь), Иоанн Златоуст, Феофил Александрийский - главный враг Иоанна Златоуста (есть его послание, где он называет Иоанна Златоуста – “дьявол во плоти”), Кирилл Александрийский, Прокл Константинопольский, Лев – папа Римский. Это и есть итоговый документ V-го Вселенского Собора.

Собор имел суждение о том, что такое посмертное осуждение (1Кор.3,11-15) – “Ибо никто не может положить другого основания, которое положено, которое есть Иисус Христос” и след…

VI-й Вселенский Собор продолжил эту, как бы, ревизию Церковного Предания. Поэтому в первом правиле VI-го Вселенского Собора даже вкратце изложены заблуждения каждого из еретиков, о каковых предупреждается Церковь, что это есть не только не правомыслие, но ересь, осужденная Собором.

Но ни V-й, ни VI-й Вселенские Соборы не присваивали себе достоинство Сына Божия и не предупреждали суд Царя небесного, то есть осужденные посмертно вполне могут быть приняты в Небесные обители, но об этом мы сейчас не знаем - то есть в прошедшие времена они жили и творили, а Церковь не в состоянии была обличить их догматические пороки. Впоследствии, так как сочинения их сохранились, обнаружилось их явное не православие – потому они и были отвергнуты.

Поскольку осуждение было замедленно или вовсе умолчено, то это не правое мнение может возникнуть вновь. И это было у очень многих даже избранных отцев: Иоанн Златоуст все пытался определить срок конца света.

Юстиниан, конечно, увлекался в том отношении, что требовал осуждения посмертного лиц, поэтому его и прозвали - “некромахос”, то есть воитель с мертвыми.

Разделение в церковном наследии истинных мнений от ложных – это и было сделано отцами V-го Вселенского Собора.

Впоследствии, конечно, возникали не правые мнения, собирались соборы для их рассмотрения и осуждения. Например, соборы XIV-го века – Паламитские, последний в 1367 году. Они не почитаются Вселенскими Соборами, но к их определению присоединились все восточные патриархаты.

В начале XX-го века на Афоне возник вопрос о “имяславцах” - вопрос решался местным Афонским собором. Имяславие – это вопрос о сущности и энергии, то есть имяславцы допустили не правильное суждение, что имя Божие есть Бог. Имя Божие обладает энергией, но надо различать сущность и энергию (это мнение было впервые высказано в книге “На горах Кавказа”).

С не правыми мнениями внутри Церкви придется сталкиваться много раз.

V-й Вселенский Собор определил, что же есть Священное Предание Церкви, то есть непреходящая церковная истина, содержимая всею Церковью, а не только епископатом. Притом, каждый член Церкви должен заботиться и ревновать о ее сохранении. (Это вольный пересказ окружного послания восточных патриархов 1848 года).

История Цеpкви. №18.

Становление Православной догматики.