35. Положение на фронте и в тылу после падения монархии: основные тенденции.25

И город, и деревня с весны 1917 г. были охвачены хаосом, шедшим по нарастающей, и ни о какой стабильности говорить не приходится. Пресловутые «Приказ №1» и «Приказ №2» положили начало стремительному развалу армии, и большевистская агитация лишь активизировала этот процесс. Чистка ге­нералитета и назначение в действующую армию комиссаров, как и заиг­рывание Временного правительства с солдатской массой, играли немало­важную подстрекательскую роль, натравливая эту массу на офицеров. Армия в результате утратила всякую боеспособность; дезертирство при­няло такой размах, что само правительство вынуждено было объявить (в военное время!) частичную демобилизацию. Разгон и Советами, и Вре­менным правительством органов старой власти в центре и на местах, травля и репрессии в отношении ее представителей привели (В сочетании с двоевластием) к параличу системы управления. Всеобщая амнистия, не распространившаяся, впрочем, на сторонников свергнутого режима, коснулась и уголовных преступников, при том, что полиция была распущена, а многие ее служащие подверглись моральному и физическому террору. Результатом этого стал взрыв преступности по всей России. Министер­ская чехарда, вменяемая в вину царскому режиму, не только не исчезла, а еще более усилилась при новой власти: достаточно сказать, что само Вре­менное правительство трижды менялось в полном составе, не считая от­дельных министерских перестановок. При всем том ни о каком ответст­венном министерстве», на чем в свое время настаивал «Прогрессивный блок», не было и речи: Дума фактически прекратила свое существование сразу же после падения монархии. Выдаваемые за «профессионалов высочайшего уровня», октябристско-кадетские деятели, не говоря уже об эсерах и меньшевиках, оказались в состоянии лишь развалить имеющую­ся систему управления и ввергнуть страну в хаос, не создав никакой, сколько-нибудь работоспособной новой системы. Естественно, в таких условиях не могло быть и речи о продолжении, а тем более об углублении начатой в 1861 г. буржуазной социальной революции, и издание отдельных законов, объективно способных содействовать капиталистическому развитию России, ничего не меняет - механизм их осуществления отсут­ствовал. В то же время в стране шквальными темпами распространялся «антибуржуйский» синдром, чему способствовали и Советы и само Временное правительство. Нелишне напомнить, что именно оно отменило осуществление столыпинской аграрной реформы – а последняя была важ­ной частью буржуазной «революции сверху», осуществлявшейся царским режимом Волна забастовок, охватившая промышленные предприятия, агрессивность фабзавкомов, выдвижение ими зачастую нереальных тре­бований, помноженные на отсутствие возможности противодействовать этому силовым путем, вынуждали предпринимателей к локаутам. Факти­чески буржуазия утрачивала контроль нал своими предприятиями, что сопровождалось развалом промышленного производства.

Германский историк Г. Штекль так описывает итоги постфевральской «демократии»: «Временному правительству не удалось, даже когда оно в значительной мере поддерживалось Советом, поставить под контроль прогрессирующую революцию и создать действенный новый порядок. Для этого У него отсутствовал механизм власти. Полиции более не было, она была заменена не пользовавшейся доверием милицией, которая не была в состоянии выполнять функции правопорядка да и не имела необходимой для этого воли. Армия находилась в состоянии распада и еще имевшаяся (старая) низшая бюрократия выжидала, как далее будут развиваться дела. Правительственные комиссары, вступавшие наместо губернаторов, считались столь же временными, как само правительство, и были бессильны. Земствам и городским думам, которые ранее всех гото­вы были ... начать строительство либеральной демократии, повсюду противостояли Советы, и тем самым ситуация в центре находила свое подобие на Местах. ... Временное правительство и Советы не были в состоянии ни укрепить власть, ни сохранить расположение масс ... Всеобщая дезорганизация от месяца к месяцу ухудшала положение со снабжением, фабрики должны были простаивать, так как не получали больше сырья и так как требования профсоюзов и фабзавкомов не позволяли сохранять рен­табельность предприятий. Эти требования, однако, обосновывались ростом цен; производство приближалось к нулевой отметке и экономический крах стоял на пороге».

Не выдерживает критики миф о «свободе», якобы воцарившейся в России после свержения монархии. В действительности то была свобода леворадикальной пропаганды. В то же время промонархические издания были закрыты, состав их редакций подвергся травле и преследованиям. Разгромлены были и просамодержавные партии, их участников нередко линчевали. Волна морального и физического террора обрушилась на. настоящих и мнимых сторонников прежнего режима; их держали в тюрьмах в нечеловеческих условиях, без следствия и суда, нередко и без предъяв­ления обвинения, подвергали разнузданной травле в печати; не были ред­костью и самосуды. Впрочем, и само судопроизводство превращалось в фарс - достаточно упомянуть в этой связи процесс над бывшим военным министром В. А. Сухомлиновым. Вопреки всем пра­вилам юриспруденции в процecce участвовал некий «общественный об­винитель», заявивший о необходимости осуждения подсудимого даже в случае его невиновности, ибо … того требует общественное мнение».

Узурпировав формально всю полноту власти, февралистский режим оказался не в состоянии ни удержать ее, ни создать более или менее работоспособный государствен­ный механизм, ни, тем более, разрешить назревшие проблемы.

Итак, февральский переворот 1917 г. ни в чем не продвинул Россию вперед. Ни в коей мере не содействуя развитию буржуазной социальной и политической революции, он вместе с тем, не создал никакого фундамента для социалистического устройства (Советы в том виде, в каком они суще­ствовали в 1917 г., менее всего подходили для решения модернизационных задач (да и после октября 1917 г. реальная власть, как известно, оказалась в руках не Советов, а партийных органов.). И поскольку итогом февральского переворота явился регресс как в организации управления страной, так и в экономической жизни и в целом в положении фронта и тыла, и даже в обеспечении правовых гарантий граждан, приходится кон­статировать, что этот переворот объективно носил глубоко реакционный характер. Более того, отбросив Россию назад в своем развитии, прервав капиталистическую модернизацию и ничего не сделав для возобновления процесса на иной основе, осуществив ряд антимодернизационных мер, таких как отмена Столыпинской реформы и дезорганизация народного хозяйства; приведя к развалу экономику, армию и систему правопорядка, под вопрос само существование Российского государства, «февралисты» выступили как контрреволюционная сила. Очевидно, опыт их пребывания у власти в феврале-октябре 1917 г. - первый пример антимодернизационной реакции (или антимодернизационной контрреволюции) в истории нашей страны.