Заключение.

В XIV в. Орден не был уже способен к ведению крупных войн на востоке, к совершению дальних походов, военные действия с немцами все более приобретают характер пограничных столкновений.

Подводя в заключении итоги данной научной работы, мы приходим к следующим выводам.

Долгое время в историографии данной проблематики большое влияние оказывала, да и оказывает политическая ситуации, которая сформировала стереотипы в изучении данной темы.

Ливонский орден со времён Карамзина рассматривался как некое эфемерное, агрессивное и паразитическое образование, единственный смысл существования которого заключался в том, чтобы препятствовать Москве в выполнении великой миссии собирания восточнославянских земель и получения широкого выхода к Балтийскому морю.

Новизна исследования заключается в пересмотре устоявшихся стереотипов в существующей оценке социально-экономического и внешнеполитического развития прибалтийских народов и северо-западных русских земель.

Какие же стереотипы существовали в изучении взаимоотношений между славянами и прибалтами?

– В советский период господствующей являлась точка зрения, согласно которой отношения между двумя этими субъектами исторического исследования носили «добрососедский» характер. Касаясь же периода начала деятельности католических миссионеров и крестоносной агрессии, историки чаще всего отмечали ту помощь, которую оказывали Псков и Новгород эстам и латгалам в борьбе с агрессорами. При этом из поля зрения ученых выпадали конкретные интересы Новгорода и Пскова в данном регионе, которые не всегда совпадали, во-первых, между собой, а, во-вторых, с планами и намерениями местных народов.

Отношения на практике, как мы видели, были намного сложнее, и осветить их в одностороннем порядке представляется с научной точки не совсем объективно.

Кстати, советские авторы противоречат себе, отмечая факты «союзнических и добрососедских» отношений, они в то же время упоминают о походах русских князей в Прибалтику, о грабежах местного населения, о наложенных на него данях, о восстаниях и поражениях русских войск и т.д.

– Материалы, полученные в результате раскопок, особенно латгальских могильников (Лундзенского и др.), позволяли усомниться в достоверности существовавшего в истории тезиса о значительном отставании коренного населения Латвии в социально-экономическом развитии от соседних народов. Однако данные археологии в конце XIX – начале XX вв. практически не использовались для характеристики раннесредневекового общества Латвии.

Исследования социально-экономического и политического развития юго-восточных земель Балтики, как правило, имеют заниженную оценку. Связано это, как кажется, было со стремлением сознательно принизить уровень развития прибалтийских племен и народов, для того, чтобы показать Русь благодетельницей и покровительницей по отношению к народам, стоящим на более низкой ступени развития. Здесь вероятно сказывалось и то напряжение, которое присутствовало в странах данного региона после их присоединения к СССР, поэтому историки стремились провести линию от эпохи средневековья до современных им событий и показать взаимоотношения славян и прибалтийских племен в радужном свете.

Утверждавшийся в отечественной историографии вывод о том, что на рубеже XII–XIII вв. прибалтийские племена находились на невысоком уровне развития не соответствует действительности. Уровень их социально-экономиче­ского и политического развития, правда, был ниже, нежели на Руси или скажем в Северной Европе, поскольку здесь еще не сложились в полном смысле слова городские центры. Даже настроенные крайне национально прибалтийские историки признают, что говорить о собственно городах в Ливонии можно только после немецко-датского завоевания. В то же время этот специфически размещенный регион активно прогрессировал в своем развитии, что было связано в первую очередь с его географическим расположением.

Процессу складывания феодальных отношений также способствовало взаимоотношение балтийских племен со славянами, которые нача­лись еще в период расселения славян по Восточноевропейской равнине. Тем не менее, как мы видели выше, взаимоотношения между русскими землями и племенами, населяв­шими Прибалтику, были намного сложнее. И именно эта сложность взаимоот­ношений ярко проявилась в начальный период крестоносной миссии не­мецких проповедников.

Далее, касаясь проблем проникновения христианства в данный регион, мы должны знать и помнить следующие моменты:

– православие в Восточной Прибалтике к XIII в. имело относительно более ранние корни, чем католичество;

– однако в силу специфики православного миссионерства, оно не получило широкого распространения;

– к XIII в. Восточная Прибалтика осталась единственным «белым пятном» в христианском мире Европы.

– распространение католичества в этом регионе, не должно рассматриваться нами как покушение на русские территории, как пытались это демонстрировать советские историки. Они доказывали, что проповедь христианства среди этих народов в конечном итоге вела к навязыванию католичества и попаданию северо-западных русских земель под иго римских пап, стремившихся любой ценой распространить свое влияние на неподвластные ей земли исповедывающие православие. Правда здесь остается не совсем понятным, как один епископ и два его помощника могли сделать такое в отношении, например новгородской земли.

– данный регион явился той пограничной зоной между Западом и Востоком, где наиболее ярко проявилось противо­стояние между католичеством и православием. Это соперничество проявилось не только в религиозных диспутах, но и в прямых военных столкновениях в XIII в.

Для самих балтов выбор был ограничен тремя вариантами – православием, католичеством и традиционной (языческой) религией.

Отработка методов по христианизации язычников была доведена католическими миссионерами до совершенства. Сначала в представляющие интерес языческие земли посылался миссионер, вслед за которым отправлялись крестоносцы, якобы для защиты новой паствы. В то же время данный регион находился в политическом и духовном подчинении у Руси, что признавалось на Западе. Но именно здесь наиболее остро проявилось соперничество русских и немцев по вопросам миссионерской дея­тельности, как противостояния православия и католицизма. Римские папы всячески стремились замаскировать данное противостояние, постоянно отмечая то, что они на­ходятся на страже интересов всех христиан, будь то католики или православные, защищая их от нападения и посягательств язычников.

– В отечественной историографии имеется большое количество работ, связанных с борьбой Новгорода и Пскова против немецких и шведских агрессоров. Авторы обращали внимание и на проливонскую политику князя Ярослава Владимировича Псковского и части псковского боярства в конце 20-40-х гг. XIII в. Однако причины подобной политики Пскова, как правило, оставались за пределами исследований историков. Хотя не отрицалась наличие собственных политических и экономических интересов Пскова, отличных от новгородских.

Рассматривая далее начальный этап взаимоотношений русских земель с католическими миссионерами и крестоносцами, мы приходим к следующим выводам:

– напряженные отношения между северо-западными русскими княжествами не позволили им своевременно организовать отпор католической агрессии на те земли, которые являлись их сферой влияния;

– приграничность положения Пскова заставляло эту землю придерживаться собственной внешней политики в отношении своих западных соседей;

– успех в проведении своей внешнеполитической линии во многом обеспечивался наличием в Пскове своего князя;

Отметим, что в данное время всё-таки сохраняется одна важная мифологема – о вековой враждебности Запада к Руси-России, о его стремлении любой ценой изолировать Россию. У читателей создается впечатление, будто все перечисленные силы (литовцы, поляки, немцы, шведы, датчане) составляли какую-то враждебную Руси коалицию. Между тем, все они враждовали не только с русскими княжествами, но и друг с другом. И не только литовцы брали Брянск, а ливонцы – Изборск, но и русские князья не раз вторгались в литовские пределы, а новгородцы ходили походом в Ливонию.

За католическую экспансию, будто бы более опасную, чем монгольская, выдаются обычные конфликты феодальных княжеств за обладание приграничных территорий с полиэтническим и поликонфессиональным населением, в которых заключались самые причудливые союзы. Например, в Псков крестоносцы пришли как союзники местных бояр, пытавшихся добиться независимости от Новгорода и лишь потом стали вести себя там как хозяева, так что псковичи сами арестовали немецкий гарнизон и открыли ворота новгородскому князю Александру Невскому. Крестоносцам приписывается намерение окатоличить всю Русь, тогда как их аппетиты не шли дальше Пскова и Новгорода, притом, что никакой попытки прозелитической деятельности на Руси Орден не предпринимал, ограничиваясь установлением союзнических и вассальных отношений с местными русскими правителями.

В Прибалтике же и Русь, и крестоносцы вели экспансионистскую политику, стремясь приобщить местное языческое население к своей ветви христианства. Хотя признается грабительский характер войн как со стороны Ливонского ордена и Литвы, так и со стороны русских княжеств, термины «захватчики» и «экспансия» применяет лишь к противникам Руси.

– В новейшее время, в связи с раскрепощением отечественной исторической мысли, выработались новые стереотипы в изучении истории Прибалтийского региона.

Официальные идеологические установки и настроения в обществе не могли не сказаться в том или ином виде в работах латышских и эстонских историков. Национальным прибалтийским историкам присуще гиперболизация политического и социально-экономического развития региона. Во главу угла они ставят культуртрегерскую, немецкую историческую миссию отмечая при этом отрицательную роль русских земель.

Отметим, что изучению истории балтийские лидеры национального возрождения придают огромное значение. Последнее связано не только с развитием самосознания народа в политической и идеологической борьбе, ведшейся почти весь прошлый век между прибалтийскими националистами и российскими правящими кругами за гегемонию в регионе, латышам и эстонцам необходимо было выработать свои четкие позиции. Этому в немалой мере могло способствовать познание прошлого, факты и события которого часто трактовались спорящими сторонами весьма тенденциозно. Однако выработка собственных взглядов, независимых от довлевших в историографии оценок, предполагает длительный период ученичества и создания своей научной школы. Развивающееся же общество Латвии и Эстонии требует скорейшего знакомства со своей историей.

Схожая картина сложилась и в отечественной историографии, где вся история России стала рассматриваться с отрицательных нигилистических позиций. Изначально все действия связанны с внешней политикой России в отношении своих западных соседей, будь то XX в., или XIII в. уже изначально рассматривались как прямые акты агрессии. Одновременно появляются работы, посвященные одному из главных героев XIII в., а именно Александру Невскому характеризующиеся двумя разными полюсами.

Успеху крестоносцев в значительной мере способствовали враждебные отношения между коренными народами региона, недовольство эстов и латгалов политикой Новгорода, а также противоречия между самими русскими землями и княжествами. Все эти обстоятельства не позволили своевременно сформировать и противопоставить крестоносцам военный союз прибалтийских народов с Полоцким княжеством и Новгородским государством. Вместе с тем и успехи крестоносцев могли бы быть бόльшими, если бы на власть в регионе не претендовали одновременно рижский епископ, меченосцы и датчане. В Папской же курии поощрялось подобное многовластие, позволявшее папству выступать здесь в качестве третейского судьи, не допустить установления в регионе политической гегемонии рижского епископа и держать под контролем процесс складывания территорий ливонских феодально-духовных государств.

Решение «балтийского вопроса» для Руси, а так же воссоединение древнерусских земель имело первостепенное значение. Именно эта борьба превратила Русь в Россию.