Тема 22. Исторический рассказ

0 том, каким должен быть исторический рассказ, рассуждал Н.А.Добролюбов. Потребность в рассуждениях такого рода возникла потому, что в середине XIX в. появился ряд произведений исторического характера.

Рецензируя вышедшие книги, Добролюбов указывает на то, какой должна быть историческая проза. Кроме общепринятых для детской литературы понятий: доступности, логичности содержа­ния, умения выбирать интересные детям факты — критик требует от писателей определенного взгляда на ход исторических собы­тий, мотивировки ситуаций и характеров, собственной концеп­ции излагаемого.

Исторический герой, по мнению критика, не должен быть бесцветным. Но для этого необязательно писать о великих походах и битвах, о громких подвигах и свершениях. Геро­ем исторического рассказа может быть личность, прославившая Родину в науке, в управлении государством, в проявлении граж­данского мужества, в труде на благо Отечества.

Для исторического рассказа, по мнению Добролюбова, непри­емлема открытая мораль: уроки истории читатель должен извлечь сам.

К историческому рассказу как жанру писатели обращались час­то, но при этом проблемы исторического повествования, отмечен­ные Добролюбовым, остаются не решенными до настоящего вре­мени. Сложность работы в историческом жанре заключается в том, что историческое произведение не бывает свободным от той идео­логии, которая была приоритетной в эпоху описываемых событий.

Исто­рическое произведение для детей должно быть основано на прин­ципах научности, объективности в изложении событий, оно долж­но дать ребенку почувствовать «себя в мире и мир в себе».

Трудность создания исторического рассказа для детей заключается в строгой необходимости учитывать возрастные особенности детей, решать проблему восприятия ими как давно про­шедшего, так и ближайшего времени, искать особые формы по­дачи материала.

Исторический рассказ, как и другие разновидности этого жан­ра, является как самостоятельным художественным целым, так и входящим в состав циклов и энциклопедий.

Дореволюционная история России мало интересовала писавших для начинающих читателей в советскую эпоху. Однако в творчестве С.П.Алексеева она представлена достаточно широко («Грозный всадник» — о восстании С. Разина; «Небывалое бывает» — об эпохе Петра I; «Рассказы о Суворове и русских солдатах»; «Птица-слава» — о войне 1812 г.).

Историк по образованию и призванию (выпущен был из института с характеристикой, где отмечены «выдающиеся способности и знания в области исторических дисциплин»), он до сих пор остается верным событиям давно минувших дней.

С.Алексеев не исключает вымысел в историческом рассказе. «Опыт показывает, что любой рассказ на 70, а то и на 100 % по­строен на вымысле, но, основывающийся на реальном факте или идущий от яркой, пусть маленькой исторической детали, может быть исторически достоверным», — говорит автор.

Исторической основой его рассказов о Суворове являются био­графия фельдмаршала, его характер, легенды о котором сохрани­лись до XX в. Смелый, дерзкий воин, храбрый и умный полково­дец, «отец солдатам» — таким показан Суворов.

Стилистической манере С. Алексеева присущи краткие, динамичные предложения, с помощью которых автор создает иллюзию участия читателя в описываемых событиях. Но динамизм и напряженность повество­вания не исключают проявления чувств.

История XX в. в рассказах для детей представлена темой Великой Отечественной войны (С.Алексеев «Богатырские фамилии», А. Митяев «Землянка», «Мешок овсянки», Б. Алмазов «Горбушка» и др.). Если С.Алексеев в своих произведениях повествует о событиях, значимых для страны, ставших поворотными в истории вой­ны: о битве на Курской дуге и великом сражении на берегу Вол­ги, о Московской битве и подвиге Ленинграда, то другие авторы изображают события, значимые для одного человека (А. Митяев «Мешок овсянки»). Но от этого они не становятся менее важными и помнятся всю жизнь, как и те, которые с полным правом счи­таются историческими. Читатель, герой рассказа Б.Алмазова «Горбушка», действие которого происходит в мирное время, вос­принимает историю страны, прежде всего как историю своей семьи. Рассказ о блокадном детстве родителей, услышанный им от отца, станет камертоном его поступков и действий.

Если для С.Алексеева, прошедшего войну, важно показать сами события, вызвать в читателе гордость за тех, кто, проявив мужество, спас страну от фашизма, то для авторов послевоенного по­коления главными являются нравственные уроки войны.

Практическое задание 1по теме «Исторический рассказ»: Сделайте сообщение на тему «Мой любимый автор исторической прозы для детей», воспользовавшись примерным планом:

1. Кто мой любимый детский писатель исторической прозы?

2. О чём он обычно пишет?

3. Какие его книги я прочитал?

4. Первая встреча с этим писателем и его книгами.

5. Что запомнилось, поразило меня?

6. За что я люблю его книги?

7. Есть ли любимый герой (герои)? Страницы?

8. Продолжается ли моё знакомство с этим писателем? Как?

9. Что я порекомендую прочитать младшему школьнику? Почему именно это?

Практическое задание 2 по теме «Исторический рассказ»: Объясните, способы живописания исторической личности в литературных произведениях для детей на примере рассказов С.Алексеева «Капитан бомбардирской роты», «Радуйся малому, тогда и большое придет»

КАПИТАН БОМБАРДИРСКОЙ РОТЫ С. Алексеев

Трудно солдатам в походе. На мосту при переправе через небольшой ручей застряла пушка. Продавило одно из колес гнилое бревно, провалилось по самую ступицу.

Кричат солдаты на лошадей, бьют сыромятными кнутами. Кони за долгую дорогу отощали - кожа да кости.

Напрягаются лошаденки изо всех сил, а пользы ни какой – пушка ни с места.

Сгрудились у моста солдаты, обступили пушку, пытаются на руках вытащить.

- Вперед! – кричит один.

- Назад! – команду подает другой.

Шумят солдаты, спорят, а дело вперед не движется. Бегает вокруг пушки сержант. Что бы придумать, не возок.

Подскакали сытые кони к мосту, остановились.

Вылез из возка офицер. Взглянули солдаты – капитан бомбардирской роты. Рост у капитана громадный, метра два, лицо круглое, глаза большие, на губе, словно наклеенные, черные как смоль усы.

Испугались солдаты, вытянули руки по швам, замерли.

- Плохи дела, братцы,- произнес капитан.

- Так точно, бомбардир-капитан! – гаркнули в ответ солдаты.

Ну, думают, сейчас капитан ругаться начнет. Так и есть. Подошел капитан к пушке, осмотрел мост.

- Кто старший? – спросил.

- Я, господин бомбардир – капитан, - проворил сержант.

- Так-то воинское добро бережешь! – набросился капитан на сержанта. – Дорогу не смотришь, коней не жалеешь!

- Да я…да мы… - говорил было сержант.

Но капитан не стал слушать, развернулся – и хлоп сержанта по шее! Потом подошел опять к пушке, снял нарядны с красными отворотами кафтан и полез под колеса. Поднатужился капитан, подхватил богатырским плечом пушку. Солдаты аж крякнули от удивления. Подбежали, поднавалились. Дрогнула пушка, колесо из пролома, стало на ровное место.

Расправил капитан плечи, улыбнулся, крикнул солдатам: «Благодарствую, братцы!» - полопали сержанта по плечу, сел в возок и поскакал дальше.

Разинули солдаты рты, смотрят капитану вслед.

- Ну и дела! – произнес сержант.

А вскоре солдат догнал генерал с офицерами.

-Эй, служивые, - закричал генерал, - тут государев возок не проезжал!

- Нет, ваше превосходительство, - ответили солдаты, - тут только и проезжал бомбардирский капитан.

- Бомбардирский капитан? – переспросил генерал.

- Так точно! – отвечали солдаты.

- Дурни, да какой же это капитан? Это сам государь Петр Алексеевич!

Радуйся малому, тогда и большое придет С. Алексеев

- Пора бы нам и свою газету иметь, - не раз говорил Петр своим приближённым. – От газеты и купцу, боярину, и горожанину – всем польза.

И вот Петр как-то исчез из дворца. Не появлялся до самого вечера, и многие ужу думал, не случилось ли с царем чего дурного.

А Петр был на Печатном дворе, вместе с печатным мастером Федором Поликарповым отбирал материалы к первому номеру рукой газеты.

- Государь, с Урала, из Верхотурска, сообщают, что потеря под Нарвой есть ничто с тем, что желаючи можно сделать.

- А ещё, государь, сообщают, - продолжил Поликарпов, - что в Москве отлито из колокольного чугуна четыреста пушек.

- И это пиши, - говорит Петр, - пусть знают, - что Петр снимал колокола не зря.

- А с Невьянского завода, от Никиты Демидова, пишут, - сообщает Поликарпов, -то заводские мужики бунт учинили, убежали в леса и теперь борам и купцам от них жилья нет.

- А сие не пиши, - говорит Петр. – Распорядились лучше послать солдат да за такие дела мужикам всыпать.

- А из Казани, государь, пишут, - продолжает Поликарпов, -что нашли там не мало нефти и медной руды.

- А сие пиши, - говорит Петр, пусть знают, что на Руси богатств край непочатый, не считаны те богатств, не меряны.

Сидит Петр, слушает. Потом берет бумаги. На том, что печатать, ставит красны крест, ненужное откладывает в сторону.

А Поликарпов докладывает все новое и новое. И о том, что индийский царь послал московскому царю слона, что в Москве за месяц родились триста восемьдесят шесть человек мужского и женского полу, многое другое.

- А ещё, -говорит Петр, - напиши, -Федор, про школы, да здорово -та все прок от этого дела видел.

Через несколько газету напечатали. Назвали е «Ведомости». Газета получилась маленькая, рифт мелкий, читать трудно, полей нет, бумага серая.

Газета так себе. Но Петр доволен: первая. Схватил «Ведомости», побежал во дворец. Кого ни встретит, газету показывает.

- Смотри, - говорит, - газета, своя, - российская, первая.

Встретил Петр и графа Головина, А Головнин слыл знающим человеком, бывал за границей, знал языки чужие.

Посмотрел Головин на газету, скривил рот и говорит:

- Ну и газета, государь! Вот я был в немецком городе Гамбурге, вот там газета так газета!

Радость с лица Петра как рукой сняло. Помрачнел, насупился.

- Эх ты! – проговорил.- Не тем местом, граф, мыслишь. А ещё Головин! А ещё граф! Нашел чем удивить – в немецком городе Гамбурге. Сам знаю: лучше, да чужое. Чай, и у них не сразу всё хорошо было. Дай срок. Радуйся малому, тогда и большое придет.

Практическое задание 3 по теме «Исторический рассказ»: объясните, в чем сход­ство и различие между стихотворным и прозаическим живописаниями подвига Ермака

Практ

ЕРМАК Евгений Александрович Федоров

Бушует Иртыш. Черные вспененные волны кидаются на обрывистый берег, на легкие струги, рвут их с прикола. Кромешная тьма навалилась на землю, зашумели небесные хляби. Черная бездна озарялась частыми мол­ниями. Раскатисто гремел гром, от которого содрогалась земля и небо. Но крепко спали измученные казаки.

Бодрствовали лишь одни враги. Волчьей стаей крались татары Кучума по следу Ермака. В грозу-молнию сидел хан под старым кедром и радо­вался. Кажется, пришел час расплаты со страшным врагом. Кругом — ни зги, черное, непроглядное небо, а в душе хана пылает огонь, согревает его дряхлое тело. Ждет хан своего посланца, которому повелел добрать­ся до острова. Тайным бродом татарин бесшумно перебирался через про­току. В одной руке — кривая короткая сабля, в другой — пучок камыша.' При ослепительном сиянии молний он укрывал им сожженное степным солнцем смуглое лицо и волчий блеск в глазах. Татарин прислушался. В казачьем стане -мертвая тишина, нет обычных костров. Вот и берег! Посланец Кучума нырнул в кусты и пополз...

Кучум терпеливо ждал. Он много раз звал сына Алея и все спрашивал:

- Готовы ли кони? Остры ли сабли?

Одежда старого хана насквозь мокра, мутные капли дождя струятся по его лицу, изборожденному морщинами, но он сидит злым беркутом, сомк­нув незрячие глаза.

Томительно тянется время, но хан терпелив. Вместе с ударом раска­тистого грома из тьмы выскользнул посланец и пал перед Кучумом на ко­лени.

- Это ты, Селим? — спросил хан. — Какую весть ты принес мне?

- Они спят, и нет стражи. Великий хан, они не слышат беды. Кучум подозрительно спросил:

- А ты не лжешь? Какое доказательство принес ты? Татарин растерянно осклабился, приложил руки к сердцу:

- Верь мне, повелитель наш! Кучум оживился, поднял руку:

- Приди еще раз и принеси их оружие тогда я поверю тебе! Пойди!..

Позади хана стояли два ногайца. Они, как псы, стерегли старика. У каж­дого за толстым намокшим поясом кривой нож. Угадывая страх посланца, Кучум зло улыбнулся.

- Если обманешь, они зарежут тебя, как барана.

Снова ловкий татарин провалился в темь. Неумолкаемо продолжала шуметь гроза, гремел гром, блистали молнии, лились потоки дождя. Та­тарин змеей пробрался в казачий стан. Вот под густой елью, в шалаше, лежат, распластавшись, три богатыря. Их тела переплелись в тесноте, гус­тые бороды влажны, рты раскрыты, и дремучий храп сливается с плеском воды. Неслышно скользят руки татарина. «Аллах, как сильна и широка грудь русского! Могучий и беззаботный народ!» — подумал лазутчик и нашарил пищали и лядунки.

Он быстро вернулся к хану и выложил перед ним три пищали и три лядунки. Подвижными чуткими пальцами Кучум ощупал их.

- Коня! - отрывисто сказал он, и ему подвели высокого поджарого жеребца. Хан поднялся в седло и до хруста сжал плеть. — Никто из них не должен уйти живым!

Селим пал на колени и завопил:

- А что будет со мною, хан?

- Тебя я думал удушить, а теперь веди нас, как воин! — милостиво ответил Кучум.

К броду кинулись всадники. Кони послушно пошли наперерез волне.

- Алей, сын мой, ты здесь? — еле слышно спросил хан — Я вместе с тобой, отец, - отозвался молодой голос.

- Ермака живым мне! Так угодно аллаху! — сказал Кучум и натянул удила…

Он сидел на коне в стороне от стана; с высокой развесистой листвен­ницы на его лицо тяжело падали капли. Хан слышал шум, крики и стоны, и только крепче сжимал плеть.

«Теперь ты не уйдешь! — злорадно думал он. — Я каждую кровинку и жилочку в твоем теле заставлю страдать!»

Нет, это не битва, не схватка богатырей! Люди Кучума кололи сонных, рубили казачьи головы. Рев бури и шум ливня заглушали хри­пенье зарезанных. Вскочив, спросонья, казаки хватались за пищали, но было поздно, острый клыч клал насмерть, обагряя берег Иртыша русской кровью.

Ермак все же пробудился от шума, схватившись за меч, без шелома, с развевающимися волосами, он бросился к Иртышу.

- За мной, братцы! К стругам! — загремел его голос.

В длинном панцире, битом в пять колец, со златыми орлами на груди и меж лопаток, он, наклонив голову, пошел вперед, размахивая тяжелым мечом. Как сильный умелец-дровосек, он клал намертво татар, прорубая дорогу к Иртышу.

- Ермак! Ермак! — кричали в смятении татары.

Алей набежал сзади и дважды ударил атамана ножом в спину. Но мо­гучий воин не шатнулся, осилил удары.

- Братье! - звал он за собой соратников. — Сюда, братцы! Никто не отозвался на его зов. Полегли костьми казаки! Недорезанных душили татары. В последнем смертном объятии сплетались враги, давили друг друга, грызлись зубами. Высокий и плотный, как кряж, казак Охменя схва­тил нападавшего татарина и смаху брякнул его о землю:

- Дух вон!

Все боялись подойти к казаку. С посеченным лицом и плечами, в изорванном кожаном колонтаре, он дубом шумел среди врагов:

- Подходи, зашибу!

Ловко брошенный аркан захлестнул Охмене шею. Он захрипел и силь­ными руками стал рвать петлю. Пятеро татар тащили его дюжее тело, а он все рвался... Наехал Кучум и спросил:

- Ермак?

Ему ответили:

- Нет, Ермак впереди. Это просто казак.

- Отсечь голову! — равнодушно сказал хан, и рослый ногаец саблей снес с Охмени буйную голову. Он воткнул ее на пику, злобно торжествуя, но глаза казака, еще полные гнева, были так страшны, что палач поскорее бросил голову в кусты...

А Ермак все бился, он выбрался на крутой берег, подмытый яростной волной. С крутояра он размашисто бросился вниз в бушующие волны и поплыл к стругам. Но струги отогнало ветром. Тяжелая кольчуга — дар ца­ря — потянула могучее тело в бездну. Набежавшая волна покрыла Ермака с головой.

- Алла! Алла! — радостно закричали татары, ликуя и размахивая копь­ями. Только сын Кучума Алей угрюмо глядел на черную воду. Свет молний озарял Иртыш, и на волне все было мертво.

Страшным усилием Ермак победил смерть, вынырнул и всей грудью жадно захватывал воздух. Снова яростная волна хлестнула его в лицо. Раза два широким взмахом ударил Ермак руками по волне, стремясь уйти от гибели, но таяли силы; он стал захлебываться и погружаться.

Тяжелый пан­цирь увлек атамана в пучину, и воды сомкнулись над богатырем... Отшумела гроза, отгремел раскатистый гром и погасли зеленые мол­нии. Кучум слез с коня и бродил среди порубанных тел. Трогая крутое ка­зачье плечо, спрашивал:

- Не этот ли Ермак?

- Нет, — горестно поник головой тайджи Алей. — Ермак ушел в Иртыш!

- Горе мне! Беда мне! — покачивая седой головой, сказал Кучум. —

Иртыш напоит его силой. И эта сила будет еще страшнее, ее принесут многие тысячи русских богатырей...

Хан молча сел на коня и поехал с печального острова. На броду он нагнал посланца Селима, сгорбленного, нагруженного тяжелой добычей. Увидя ха­на, татарин весело осклабился, радостно блеснули глаза на смуглом лице.

- А этого... этого! — показывая плетью на Селима, сказал Кучум, удушить немедля и добычу его взять на меня. Конь хана, храпя и разбивая упругую иртышскую волну, устремился на берег.

В ночь с пятого на шестое августа тысяча пятьсот восемьдесят четвертого года не стало Ермака. Но у Кучума не было полной радости. Ему мечта­лось лицом к лицу встретиться с отважным русским воином, отнявшим у него царство. Ему хотелось насладиться муками его, а теперь что?.. В глу­бине души своей не верил полуслепой Кучум в гибель своего заклятого врага.

«Ушел он! Алей — сын мой — не хотел огорчить!» — опечаленно думал хан.

На седьмой день после побоища на острове в кучумовский юрт при­скакал внук князьца Бегиша и, тяжело дыша, взволнованно передал хану неожиданную весть, от которой воспрянул Кучум.

Татарин Янищ, прискакавший из Епанчинского юрта, поведал.

В солнечный августовский день он сидел на берегу Иртыша и ловил на приманку рыбу. И вдруг он увидел в темной воде большие ноги в сапогах, подкованных железом. Волна шевелила их. Тогда Яниш, внук Бегиша, за­кинул петлю и вытащил мертвое тело. Поразило княжича необычное — на утопшем синью поблескивала кольчуга с золотым орлом на груди. Яниш вскочил на скакуна и объехал юрт, оповещая о находке. Сошлись и съеха­лись со всех концов кочевники, чтобы, посмотреть на диво. Те, которые дрались в городке над озером Тобоз-куль вместе с князьцом Бегишем, опознали тело богатыря, разметавшего теперь большие руки на прииртышском песке.

- Ермак! — в один голос сказали они и, подняв мертвеца, положили его на высокий помост. Старый мурза Кайдаул снял с могучего тела пан­цирь. Все дотрагивались до кольчуги, хваля доброе мастерство.

- Смотри, смотри! — в удивлении закричал Яниш. И все увидели, как изо рта и носа мертвого воина хлынула кровь. Рассказывая потом об этом в шатре Кучума, Яниш клялся, что это так и было.

Из дальних волостей на быстрых конях подоспели беки, мурзы со сво­ей челядью и затеяли потеху — стали пускать в покойника стрелы. Из каж­дой раны лилась кровь. Яниш, внук Бегиша, даже уверял:

- Смотрите, кровь, горячая, живая!..

- Татары хотели верить, — так могуч и необычайно храбр был батырь Ермак. По совести говоря, они боялись его даже мертвого: вдруг поднимется и начнет пластать их своим мечом!

В степях, на берегу Иртыша, рождались легенды о батыре Ермаке; они, как весенние птицы, летели из края в край! И чего только не рассказывалось в них!

Тогда сам хан Кучум с мурзаками, чтобы насладиться местью, прибыл к Епанчиным юртам, что в двенадцати верстах выше Абалака, а от него - рукой подать — Искер! До чего осмелел и возмечтал хан!

Шесть недель пировали в поле татары и издевались «над телом Ермака. От дальних курганов слетелись стервятники и кружили над степью, но ни один из них не спустился на казачьи останки. И все шесть недель от тела не шел тяжелый дух, никто не заметил разложения: так говорили потом все татары — свидетели. Кучум натешился местью, но уехал все же огорченный: слава русского воина была так велика, что и хана, и мурз его корчило от зависти.

И родилась в степи новая чудесная легенда: непреданный земле прах Ермака вызывает страшные сны и чудесные явления.

Тогда татарские князья и мурзы решили захоронить тело Ермака на бегишевском кладбище, под сосною. На поминках русского богатыря съели тридцать быков и десять баранов. Была уже глубокая осенняя пора, и хо­лодное серое небо низко жалось к земле. С полуночного края в солнечные страны целыми стаями летели косяки перелетных птиц. Они тревожно облетали место поминального пира» ибо молодые джигиты, потешаясь, пускали множество стрел в небо.

Над огромными закопченными котлами клубился пар и с утра до ночи продолжалось обжорство, за которым та­тарские наездники, хваля себя, невольно отдавали должное и доблести покойного русского богатыря. Велик и к смерти неустрашим он был! И кто же мог победить великое сибирское ханство, как не такой богатырь?

Знатные татары поделили воинские доспехи и одежду Ермака. Цвет­ной кафтан достался Сейдяку, а сабля с поясом — Караче. Панцирь еще загодя увез мурза Кайдаул, верхнюю же кольчугу шаманы из Белогорья отвезли вырубленному из толстой лиственницы идолу. Суеверные и мни­тельные, они свято оберегали последнее Ермаково добро, веря в его вол­шебную силу.

Шейхи, муллы и праведные блюстители ислама испугались такого пре­клонения перед памятью Ермака простых людей, которые якобы даже видели свет над его могилой. Народная молва передавала, что по суб­ботам над ней вспыхивает огонек и будто свечка теплилась в головах покойника.

- Аллах не хочет этого! Это против корана! — кричали муллы у мечетей и запретили поминать имя русского богатыря. Тем, кто укажет его могилу, они пригрозили смертью. Но людская молва не прекращалась. Тогда муллы выкопали прах атамана и зарыли его в тайном месте. Не знали они, что и это не отнимет у народа нетленную память о Ермаке. Столетия спустя простые русские люди, как самое дорогое и самое любимое, воспевали его имя в песнях.

СМЕРТЬ ЕРМАКА Кондратий Федорович Рылеев

Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; Беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали... Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой. На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громозвучной славы, Среди раскинутых шатров Беспечно спали близ дубравы. «О, спите, спите, — мнил герой, — Друзья, под бурею ревущей; С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий! Вам нужен отдых; сладкий сон И в бурю храбрых успокоит; В мечтах напомнит славу он И силы ратников удвоит. Кто жизни не щадил своей, В разбоях злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победы заслужив Благословения отчизны, - Нам смерть не может быть страшна; Свое мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы — не праздно в мире жили!» Ho роковой его удел Уже сидел с героем рядом И с сожалением глядел На жертву любопытным взглядом. Ревела буря, дождь шумел; Во мраке молнии летали; - Бесперерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали.

Иртыш кипел в крутых брегах, Вздымалися седые волны, И рассыпались с ревом в прах, Бия о брег, казачьи челны. С вождем покой в объятьях сна Дружина храбрая вкушала; С Кучумом буря лишь одна На их погибель не дремала! Страшась вступить с героем в бой, Кучум к шатрам, как тать презренный Прокрался тайною тропой, Татар толпами окруженный. Мечи сверкнули в их руках — И окровавилась долина, И пала грозная в боях, Не обнажив мечей, дружина... Ермак воспрянул ото сна И, гибель зря, стремится в волны, Душа отвагою полна, Но далеко от брега челны! Иртыш волнуется сильней — Ермак все силы напрягает И мощною рукой своей Валы седые рассекает... Плывет уж близко челнока Но сила року уступила, И, закипев страшней, река Героя с шумом поглотила Лишивши сил богатыря. Бороться с ярою волною, Тяжелый панцирь — дар царя Стал гибели его виною. Ревела буря... вдруг луной Иртыш кипящий серебрился, И труп, извергнутый волной, В броне медяной озарился. Носились тучи, дождь шумел, И молнии еще сверкали, И гром вдали еще гремел, И ветры в дебрях бушевали.