5. Великие столпы иконописи.

Древние иконописцы были истинными духовидцами. Соприкасаясь в молитвенном аскетическом подвиге с миром горним, постигая его неизреченную тайну, его СВЕТ, они стремились тот свет перенести, насколько это возможно, в мир земной. Христос, Бог Слово – Свет, Он светоносен, о чем говорит нам святой евангелист Иоанн Богослов (Ин.1, 4-5):

В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его.

Художникам, постигавшим свет Христов, было присуще особое видение Истины: не в словесных категориях, а в зримых образах, возникавших перед их духовным взором. Достигая молитвенным аскетическим усилием проникновения в запредельные сферы, иконописец при духовном нисхождении в мир дольний преодолевает незримую границу между двумя мирами – и именно в этот момент его понимание Истины обретает зримые символические формы, которые он и запечатлевает в красках,– в виде, который доступен сознанию земного человека.

Духовную сущность художественного творчества древнерусского живописца хорошо показал митрополит Киприан в «Житии митрополита Петра», рассказывая о его деятельности в качестве иконного мастера.

Во время работы над иконой свт. Петр Московский чудотворец полностью сосредотачивался на духовном созерцании, совершенно отрекаясь от всего земного: «…отвсюду ум всяк и мысль от земных отводя, весь обожен бываше умом и усвоевашеся к воображением о нех» (т.е. к изображению святых).

В представлении средневекового книжника, имевшего часто богатый опыт, иконописец творил в состоянии «обожения», т.е. духовного единения с Богом, которое составляло фактически цель жизни христианского подвижника. Иконописец и являлся таким подвижником, наделенным еще даром выражения своего духовного опыта в иконописных формах. В этом заключалась его мудрость как боговдохновенного художника.

Художник на Руси почитался за то, что он мог на основе дара мудрости созидать красоту. Дар мудрости считался необходимым живописцу так же, как и писателю, ибо любое настоящее искусство неотделимо от красоты и мудрости.

О божественном даре мудрости и таланта художника писал и св.Епифаний Премудрый, вспоминая библейского зодчего Веселеила, которого, по его убеждению, Бог наполнил мудрости и разума и хитрости (т.е. искусства).

Также и великого иконописца Феофана Грека Епифаний Премудрый именовал «преславным мудрецом и философом зело искусным». Восхищаясь его искусством, он говорит неоднократно и о его мудрости: «аще бо кто или в мале или на мнозе сотворит с ним беседу, то не мощно еже не почюдитися разуму и притчам его и хитросному строению»; «он не мудр, мудрее и отвеща ми». Главное же – всех наблюдавших за его работой поражало умение Феофана писать быстро, энергично, почти не обращаясь к образцам, в которые другие иконописцы постоянно всматриваются при работе; активно двигаться за работой и беседовать с приходящими. При этом его ум и внутренний взор были обращены к духовным сферам: «а умом дальняя и разумная…; чувственными очами разумными разумную видящее доброту». Это духовное созерцание и питало его искусство, поражавшее своей силой уже современников и сохранявшее свою духовную глубину и значимость до наших дней.

Приведенное описание творческого процесса или «делания» грека Феофана, старшего современника прп.Андрея, весьма интересно и поучительно, т.к. это пример умного делания или т.н. исихастской практики афонских и других монастырей.

Как известно греческое слово ησηχια, из которого берет свое начало учение исихастов, обозначает покой, безмолвие. Согласно этому учению, человек, жаждущий обрести истину богопознания, занимающийся «умным деланием», познает эту истину не на рациональном уровне, одним лишь умом, а принимает ее всем своим существом,– и душой, и телом, когда ум спускается в сердце и беседует там с воплощенной Истиной – Христом.

Достигшие этой высоты совершенства, по мысли святых отцов, приобретают некое блаженное состояние покоя, умиротворения, а входя в это духовное субботствование как упокоение от земных попечений, уже здесь на земле, предвкушают блаженство восьмого дня вечности. Подвижник, пришедший в сие блаженное состояние, часто настолько теряет интерес ко всякой земной деятельности, что, продлись оно долгое время, он перестал бы заботиться и о сне, и о еде.

В русском церковном творчестве мы имеем пример преподобных Алипия Печерского, Андрея Рублева и сопостника его Даниила Черного, которые находились состоянии углубленной духовной созерцательности и в процессе творчества, и в другое время, особенно же во дни религиозных праздников.

Даниил и Андрей, по Иосифу Волоцкому, вели исключительно добродетельный образ жизни, находясь в Андрониковском монастыре. Они стремились сподобиться божественной благодати и обрести божественную любовь. Они отринули мирскую суету и житейские заботы и всегда возносили свой ум «к невещественному и Божественному свету». Чувственное же зрение они устремляли «ко еже от вещных веков написанным образам Владыки Христа и Пречистыя Его Богоматери и всех святых. Яко и на самый праздник светлого Воскресения Христова на седалищах седяща и пред собою имущее божественные и всечестные иконы, и на тех неуклонно зрящее, божественной радости и светлости исполняхуся». Созерцанием икон занимались они и в прочия дни, когда не писали.

И вот такое делание русских иконописцев, молчальничество, удостаивало этих подвижников созерцания света божественной Истины и они умели выразить его в своем творчестве. Его же прозревали они и в иконах, созерцание которых доставляло им невыразимое духовное наслаждение, божественную радость. И вот эта то радость божественная, это «потаенное сокровище» глубокого знания Истины мы и находим в работах лучших мастеров – иконописцев-аскетов, подвижников. Ибо без подвижничества, без отказа от услаждения и уступок плотским прихотям, без очищения от греховности и страстей невозможно узреть, невозможно созерцать Совершенный Образ Божий, попаляющий все нечистое аки огнь.

Сейчас часто иконы пишут по-другому – без особого подвижничества. Вот в чем одна из основных причин отсутствия в наше время достойных кисти русских мастеров 14-15 веков современных икон. Мы должны всегда совершенствовать свою духовную жизнь, очищать свою душу покаянием, часто исповедоваться и причащаться, приобщаясь благодати Божией, ибо только благодать Божия может открыть, приблизить нас к созерцанию образа Бога, подготовить нас к встрече с Ним в Невечернем Царстве Света. Это задача каждого христианина, тем более иконописца.

Задача же иконописца намного сложнее: он должен не только стремиться узреть Образ Божий, но и суметь вообразить Его в своем творчестве, изобразить правдиво, без искажений (насколько это допускает мастерство и грубая материя в изображении неизобразимого). Значит, и стремление к совершенсву должно быть глубже и острее, отказ от всего мирского, суетного, мешающего сосредоточению на Божественных Образах, должен быть на границе наших духовных возможностей, на приделе, который устанавливает наш духовник.

Как говорит Стоглавый Собор, иконописцу «особенно хранить чистоту душевную и телесную со всяким опасением, и подобает живописцам часто приходить к отцам духовным, и во всем с ними совещаться».

И Бог всем нам в помощь!

Аминь.