Метаморфозы клептомании

Не так давно в Базеле состоялся судебный процесс, кото- ­рый привлек внимание. Речь шла о 47-летнем мужчине, имев- ­шем до тех пор репутацию не просто безупречного, но даже об­разцового гражданина. Теперь же обнаружилось, что в течение последних трех лет он стащил в книжном магазине около 100 книг, а также в других магазинах "собирал" предметы домашне- ­го обихода. Без особых усилий составили список этих предме- ­тов, так как они все до единого находились у него дома в шка- ­фу, ключ от которого был только у него. В книги он не загля­дывал и другими вещами тоже не пользовался. Так что все это было без ущерба возвращено собственникам, и в придачу он все это оплатил, поскольку жил неплохо. Суд встал перед загадкой. На вопрос, как же он все-таки пришел к тому, чтобы присвоить все эти вещи, он ответил так: едва он выходил в город, особен- ­но зимой и особенно перед Рождеством, когда магазины празд­нично освещены, и перед ним сияли цветные переплеты книг, им овладевало состояние возбуждения, охватывала дрожь и со­вершенно непреодолимое стремление присваивать предметы. Когда он покидал магазин, он испытывал чудесное успокоение, которое позднее сменялось своего рода похмельем с мучитель­ными самообвинениями. Свои походы в город он предприни- ­мал без предварительного намерения что-либо присвоить, и лишь постфактум отмечал, что это снова с ним произошло. - Эти странные состояния, в которых обвиняемый становился "вором", начались у него после автокатастрофы, в которой он получил сотрясение мозга. Лечащий врач был убежден, что при­чина в этом, тогда как судебно-медицинский эксперт-психиатр не был в этом уверен и скорее склонялся к тому, что причина в

119

известном психопатическом синдроме в связи с затруднениями в браке.

Я рассказал об этом случае клептомании, так как взрослый может лучше рассказать о том, что в нем происходит, нежели дети. Но далее мы намерены заниматься преимущественно клеп­томанией детского возраста. Здесь можно взять в качестве при­мера случай 10-летнего мальчика, приведенного на прием, о ко­тором мать рассказала, что он присваивает без разбора всевоз­можные вещи. При более подробном опросе оказалось, однако, что он поступает вовсе не без разбора. Он предпочитает малень­кие коробочки, перчатки, особенно черные, а также деньги, но особенное пристрастие он питает ко всякого рода бланкам. При уборке под кроватью, за мебелью, в погребе обнаруживаются кипы чеков. При обследовании он оказался развитым соответ­ственно возрасту мальчиком с мягкими чертами, круглыми ще­ками и полными губами. Органически без особенностей, кроме одного симптома, который нельзя было бы заметить без особых указаний. Рудольф Штайнер назвал это "узкоголовостью": ви­сочная область в противоположность полному лицу несколько сужена, так что возникает приблизительно следующее очертание лица:

Здесь этот симптом, ранее никем не описанный, был весь­- ма ярко выражен. Однако при достаточном внимании этот

120

симптом, более или менее выраженным, находят снова и снова, так что можно с успехом - я могу это подтвердить из опыта -ставить мгновенный диагноз.

Следующий пример 7-летняя ученица, которая дома и в школе неоднократно присваивала вещи и небольшие суммы де­нег. При опросе сначала все отрицает, затем признает свой по­ступок и приносит взятые вещи обратно. С правдивостью у нее вообще не все ладно; при этом речь не всегда идет об умыш­ленной лжи, но, например, о фантастически построенных рас­сказах о каникулярных переживаниях.

Беременность и роды без особенностей. Ходить начала с 16 месяцев, говорить с 2-х лет, т. е. с некоторым опозданием. Из детских болезней перенесла корь и ветрянку. - Сон и аппетит хо­рошие. - Сосет большой палец и обкусывает ногти.

В классе тиха и прилежна и крепко держится классного учите­- ля, в то время как контакт с соучениками находит очень тяжело.

Осмотр: рост 129 см, вес 23 кг. Длинная, тонкая, бледная де­-вочка; лордоз крестцового отдела позвоночника, стопа с плоским поперечным сводом и наружная косолапость. Внутренние органы без особенностей. Взгляд неуверенный. Шепелявит. Дистальная постановка зубов.

Ребенок как в общем, так и в отношении формы головы по­-строен узко. Несмотря на специфическое сужение височной об­-ласти, собственно "узкоголовость", здесь также бросается в глаза, что, в противоречии с этим сужением, корень носа широк и глаза относительно далеко отстоят друг от друга (почти гипертелоризм), из-за чего возникает весьма своеобразный облик. Ее довольно по­нятливой матери было рекомендовано по вечерам, после уклады­вания в кровать, повторять с ней ход прошедшего дня и, по воз­можности чаще, рассказывать ей "моральные истории" (см. указа­- ния ниже). Учитель также по возможности чаще, насколько это возможно в классе, рассказывал относящиеся к ее ошибкам мо­ральные истории. Он, кроме того, давал ей речевые упражнения - в описанном ниже смысле - в которых она должна повторять небольшие предложения в прямом и обратном порядке. Кроме то- ­го, она получала специальную лечебную эвритмию и медицинское лечение.

Через 3 года от матери и учителя пришло известие, что ника- ­ких симптомов клептомании больше не наблюдается.

121

Что лежит в основе всего этого? Если заглянуть в новый учебник лечебной педагогики, там можно найти такое опреде­ление: "О клептомании говорят тогда, когда воровство прини­-мает совсем патологические формы и не связано с какой-либо целью. Часто у клептомана находят целый склад украденных без надобности предметов⁴⁷." Это в точности соответствует описан­ным здесь случаям. Но возникает вопрос: если здесь речь идет о ненормальной форме воровства, что же тогда его нормальная форма? На это можно ответить приблизительно следующее: нормальным образом кражу, если можно так выразиться, совер­шает тот, кто имеет определенную потребность, которую он иным образом не может или не хочет удовлетворить. Тогда он составляет определенный план, следует ему, и, если ему повез­- ло и его потребность удовлетворена, у него больше нет никаких дальнейших поводов для воровства. У клептомана все обстоит наоборот. Путь идет не изнутри наружу, а снаружи вовнутрь. Определенный предмет, будучи воспринимаемым, вызывает та­кое очарование, что воспринимающий не может ничего иного, кроме как взять его себе; встречая снова подобный предмет, он опять берет его себе, и так возникает товарный склад. Здесь имеет место нечто инстинктивное, своего рода мания; при этом важно, что эта деятельность часто протекает в значительной ме­-ре при выключенном сознании. Этому кажется противореча­- щим то, что иногда при этом действуют изощренно и хитро. Но ведь из достижений новейшей психологии следует, что так на­зываемое подсознательное часто превосходит в хитрости верх- ­нее сознание.

Таким образом, существует некоторое "предрасположе- ­ние", которое при благоприятном случае вступает в действие. Говорят, "случай делает вора". Собственно, случай делает клеп­томана. Но есть текучие переходы. Именно в нашей современ- ­ной цивилизации существует множество тенденций, которые и людей, не имеющих безусловно вышеназванной предрасполо­женности, также побуждают к клептоманоподобным действиям. Представьте, например, момент дешевой распродажи. Многие, вернувшись домой и обозревая содержимое сумки с покупками, могут констатировать, что во многом из приобретенного они

122

вовсе не нуждались. Но ведь был такой благоприятный случай! Такой человек становится клептоманом, конечно, легальным клептоманом, так как он за все заплатил. Но ведь человек, о котором говорилось вначале, в конце концов тоже так посту­- пил. Это вовсе не решающий момент.

Следующий пример: несколько учеников 4-го класса не устояли перед соблазнами универмага и взяли себе маленькие пластиковые автомобильчики и еще что-то в этом роде. Когда это обнаружилось, классный учитель пошел вместе с грешника- ­ми к директору универмага. Ученики должны были повиниться и вернуть вещи. После того как ученики ушли, учитель выразил перед директором свое разочарование, как, мол, такое могло произойти в его классе. Директор лишь рассмеялся и сказал: "Что вы хотите? Это вовсе не так страшно, ведь все это уже учтено, и для нас это доказательство того, что мы все это пра­вильно выставили". - Говорят о "подстрекательском характе­- ре", который требует обладания товарами. Здесь мы имеем дело с клептоманогенными тенденциями в современной цивилиза- ­ции, которые для детей особенно опасны.

Но что же все-таки лежит в основе клептомании? В чем за­ключается эта "предрасположенность", о которой мы говорим? Просмотрев медицинскую, психологическую, педагогическую и юридическую литературу, можно найти там точные описания типа приведенных выше, но нигде ни единого объяснения. В лучшем случае будут даны неспецифические указания на имею­щиеся неврозы, влияние окружающей среды, мозговые травмы и прочее, которые ведь могут приводить и совсем к другим на­рушениям. И подобно яйцу Колумба, это как вспышкой мол- ­нии освещается тем, что говорит Рудольф Штайнер о причине клептомании в "Лечебнопедагогическом курсе". Он исходит из полярности верхней и нижней организации в человеке. Что в верхней организации хорошо и правильно, в нижней не на мес­- те; и наоборот. Мы знаем эту противоположность как поляр­- ность покоя и движения, распада и восстановления, закостене­лости и преобразующих сил, знаем, как она определяет отноше­ние нервно-чувственной организации к системе обмена ве­- ществ. Теперь эта противоположность описывается с другой

123

стороны: верхняя организация, мозга и представлений, должна быть организована так, чтобы она являлась ужасным вором. Она должна тянуться во все стороны, собирать информацию, иначе она больна. Она должна иметь чувство всеприсвоения. Но наша нижняя организация в противоположность верхней должна иметь стремление держаться себя, не разбегаться во все стороны, она должна развивать чувство, дабы различать "твое" и "мое". Существо клептомании заключается в том, что то, что является правильным для верхней организации, на несколько ступеней глубже, чем нормально, опускается в организацию во­-ли и выступает теперь как материальная тенденция присвоения чего-либо.

Таким образом, в верхней организации мы должны иметь стремление видеть, испытывать, переживать, познавать все, что нам встречается на пути. Мы Должны накапливать опыт; все, что в книгах, мы должны читать, должны присваивать, но не сами книги. И тут мы подходим к тягостной главе одолженной книги. Случается, что кто-либо, одолжив книгу, связывается с ее содержанием, связывается так сильно, что у него, в конце концов, возникает ощущение, что книга, собственно, принадле­жит ему. И первоначальный владелец ведь совсем в ней не нуж­дается. И он забывает ее отдать. Это так широко распростране­- но, что большинство людей активно или пассивно впадают в это зло. Анатоль Франс должен был признаться: "Я больше ни­кому не одалживаю книг, никто мне их не возвращает. Един­ственные книги, которые стоят еще в моем книжном шкафу, это те, которые я одолжил у других!" Всегда, когда тенденция к собиранию идет в материальное, мы приближаемся к клептома­нии. Библиофилы, к примеру, это люди, достойные всяческого уважения, но они собирают книги меньше из-за их содержания, нежели из-за их определенной древности, редкости или их переплета. Всегда, когда тенденция к собирательству переходит в материальное, мы оказываемся близко к клептомании. Это касается также таких безобидных вещей, как собирание почто­-вых марок, открыток, насекомых и тому подобного. Против та­-ких интересов и занятий, конечно, не может быть возражений. Но мы ведь знаем, какие переходы и заблуждения могут быть у

124

страстных собирателей, если конкурент владеет редким экземп­ляром, которого ни у кого нет.

Мы уже упоминали об "узкоголовости", сужении в височ- ­ной области головы, как о характерном телесном симптоме. Что выражается в нем? Опять некоторый сдвиг в отношении между верхней и нижней организациями человека. У Гете есть выска­зывание, что он чувствует себя способным к любым злодеяниям и порокам, за исключением зависти. Но мы все в этом положе­нии, аморальные склонности латентно присутствуют в каждом человеке. Только они в здоровом равновесном состоянии чело­века не проявляются, так как им противостоит столько же соот­ветствующих тормозов. Дурные наклонности обитают в инс­тинктах нижнего организма; тормозящие их воздействия исхо­дят из верхнего организма, от мозга. Поэтому моральные де­- фекты выражаются прежде всего в деформациях черепного ре­гиона¹. Эти деформации черепа свидетельствуют о соответ­ствующих деформациях мозга. Разумная френология, ощупыва­ние форм черепа при моральных дефектах вполне уместна. Только взаимосвязи здесь иные, чем те, которые представляла старая френология школы Галля. В возвышениях и углублениях форм черепа мы находим не вместилище жестокости, насилия, воровского чувства и прочего, как считал Галль, но указание на недостаток торможений, которые противостоят этим наклон­ностям. То, что существуют соответствия между формой черепа и формой мозга, известно, например, из криминальной антро­пологии. Фанкони говорит: "Дискраниальные дети часто дизэн-цефальны"⁴⁸. Гёльниц также указывает на подобное соответ­ствие⁴⁹.

Таким образом, если по Рудольфу Штайнеру сужение ви­сочной области является характерным для детей-клептоманов (и опыт подтверждает это), мы должны тогда принять, что тор­можение "стремления что-либо присвоить" локализуется в ви­сочных долях или в соседних с ними областях, и что эта тор­мозная функция нарушается из-за сужения черепа. И вполне возможно, что существует отношение этой функции к лежаще­- му в этой области центру речи (указание на чувство речи). -

125

Вспомним, что проявления клептомании у упомянутого вначале взрослого пациента начались после перенесенного им сотрясе- ­ния мозга.

При обсуждении одного случая клептомании⁵⁰ Рудольф Штайнер говорит о "редукции височных долей". В последнее время получены данные экспериментальных исследований на животных, которые также могут указывать по меньшей мере на значение височных долей для клептомании: "К наиболее бро­сающимся в глаза нарушениям поведения, которые наступают после удаления определенных формаций височных долей мозга у обезьян, принадлежит тяга... хватать все, что попало, и вво­- дить в оральную сферу⁵¹." Экспериментальное повреждение ви­сочных долей развязывает, таким образом, тягу все присваивать, и при этом также совершенно ненужные или даже вредные ве- ­щи. То, что обезьяны схваченные предметы суют в рот ("вводят в оральную сферу"), связано с тем, что у них нет карманов, как у человека. - Впрочем, уже Галль локализирует "жажду при­сваивания" в височных долях.⁵²

Животные не ведают различия "мое и твое"; они умирают с голоду, если не присваивают все постоянно. Мы вообще не можем говорить о морали в отношении животных; не существу­- ет кротких львов в противоположность кровожадным львам. Можно сказать, что все животные, по сравнению с человечес- ­кой округлостью черепа, имеют деформированный череп.

Маленький ребенок также вначале аморальное существо, не имеющее понятия о собственности; моральные суждения он должен приобрести впервые в подростковом возрасте. И здесь может быть так, что ребенок морально слеп. Он не развивает никакого чувства, чтобы воспринимать мораль. Рудольф Штай­нер употребил здесь сравнение с цветовой слепотой. При цвето­вой слепоте нарушено чувство зрения. Но где искать "чувство морали"? Так как здесь Рудольф Штайнер говорит о том, что ребенок воспринимает моральные импульсы, обучаясь речи, мы можем предположить, что "чувство морали" происходит из об­ласти чувства речи и соседних чувств - чувства мысли и чув- ­ства "Я".

126

Во всем, что было до сих пор сказано, мы имеем до неко­торой степени завершенный образ клептомании. Основной процесс заключается в том, что тенденция, принадлежащая об­ласти организации представлений, погружается в волевую сфе­-ру. Вследствие этого возникает как бы дополнительный инс­тинкт. Далее, тормозящая функция верхней организации ослаб­лена (узкоголовость). И, наконец, имеет место неспособность к восприятию моральных суждений (моральная слепота).

Из этого образа видно, в чем тут дело. Правильный диагноз определяет терапию. Но прежде чем переходить к целенаправ­ленным мероприятиям, нужно учесть нечто необходимое, имеющее значение для всякого общения воспитателя с детьми, особенно с патологическими детьми. Рудольф Штайнер выра­- зил это следующим образом¹: "Самым действенным средством является доверие, которое данный ребенок питает к тому, кто является его воспитателем. Совершенно особо на это следует указать в случае таких детей. Сделать это предпосылкой совер­шенно необходимо." В автобиографии "Мой жизненный путь"¹¹ он говорит о ребенке-гидроцефале, которого воспиты- ­вал: "Вскоре мне удалось вызвать у ребенка полную любви при­вязанность. Поэтому уже простое общение с ним пробуждало дремлющие в нем душевные способности". В настоящее время говорят о "контакте", который требуется между воспитателем и ребенком. Но такие простые слова, как "доверие", "нежная привязанность", лучше обозначают то, о чем здесь идет речь, чем вызывающее технические ассоциации слово "контакт".

Первое и важнейшее мероприятие, прямо направленное на лечение клептомании, заключается в рассказывании "мораль­- ных историй". "С внутренней живостью придумывают истории, благодаря которым то, что творит ребенок, приводится в жизни к абсурду. Рассказывают ему о случаях кражи, делают это снова и снова. Рассказывают ему о том, что есть люди, которые так поступают, но они сами роют себе яму, в которую затем попа­дают. Если это драматическое действие развивать с внутренним энтузиазмом, это уже нечто, могущее вести к цели, если не ослаблять драматизма. - Здесь действуют на пути лечебнопеда-гогического, которое может останавливаться в моральном, если

127

действительно полностью пребывают в этом, если вполне инди­видуально интересуются этими вещами. Каждый клептоман чрезвычайно интересен. Качества, особенности его представле­ний соскользнули у него в конечности, вплоть до кончиков пальцев рук и ног. Естественно, это должен знать тот, кто хочет его воспитывать, и он должен вплетать в свои рассказы жесты, которые присущи клептоманам¹." Можно себе представить, как это действует при постоянном повторении. Клептоману в обра- ­зах выставляют напоказ его собственное поведение и благодаря этому у него снова поднимается в сознание то, что было погру­жено в область подсознательного. Такие образы, переживаемые с большим интересом, действуют на ребенка гораздо сильнее, чем простое увещевание, которое позже уже уместно. Нужно подчеркнуть: речь идет о том, что истории должны быть приду­маны самим воспитателем. Во-первых, выдуманные истории действуют всегда лучше и живее, чем пересказанные или даже прочитанные — даже если объективно они и хуже - поскольку воспитатель при придумывании персонально связал себя с ис­торией. Во-вторых, он движется в "придумывании, отыскива­- нии, нахождении", то есть в элементе, родственном клептома­- ну, который ведь также фраппирован "отысканием, нахождени­ем" предметов. - Кроме того, при выслушивании таких исто- ­рий упражняются чувства речи, мысли и чувство "Я".

В других мероприятиях, которые предлагает Рудольф Штайнер, также заложена тенденция обратного продвижения, поднимания вновь в сознание того, что из него выпало. Нужно побудить детей припоминать то, что они пережили в прежние годы. Они должны представлять прошедшие события. Видно, как при этом вновь встает "выпавшее". Одному юному клепто­ману был дан совет вести дневник. Благодаря этому дневные переживания становятся в большей мере поднятыми в созна­- ние. Это можно советовать и взрослым клептоманам, особенно страдающим из-за своего состояния. — Далее речевые упражне­ния "туда и обратно":

"Отец читает книгу" –

"книгу читает отец ",

128

всегда тенденция проделывания в обратном порядке. Можно также предлагать счет туда и обратно: 3426 - 6243; или шкалу твердостей и тому подобное в прямом порядке и обратно.

Следующее мероприятие было бы без развитого здесь обра­за клептомании загадочным и непонятным: нужно в наказание оставлять ребенка сидеть четверть часа, охватив собственные ноги руками. Во-первых, благодаря этому мероприятию стано­вится действенным торможение того, что хотело бы опуститься в конечности. Руки и ноги взаимно сковываются; ребенок пол­ностью становится головой, то есть замкнутым в себе един­-ством, от которого исходят тормозящие импульсы. Во-вторых же, ребенок должен при этом стать сознательным в своих ко­нечностях, деятельность которых иначе сопровождается недо­статочным сознанием. И выпавшее снова переводится в созна­ние. Сюда же относится и указание Рудольфа Штайнер для одного 16-летнего клептомана: он должен был учиться шить са­поги, и при этом ему предлагалось также изобретать небольшие технические приспособления, например, как устроить железно­дорожную дверь, чтобы она открывалась сама при наступании ногой на подножку¹. Здесь также сознательная представляющая деятельность направляется на конечности, в области которых у клептомана часть "представляющей" деятельности опущена в подсознательное. Бессознательные мысле-желания, которые хо­тели бы пользоваться конечностями, приводятся обратно в со­знание.

Этими мероприятиями, подкрепленными медицинской и лечебноэвритмической терапией, можно такую склонность, как клептомания, коренящуюся столь глубоко, что это ведет к те­лесным деформациям, успешно лечить, особенно если начать лечение уже в раннем детском возрасте. Клептоманию необхо­димо профилактически лечить еще до того, как она разразится в своей собственной форме, ибо она сначала выступает замас­кировано. У совсем маленьких детей в период обучения речи установка к клептомании проявляется уже в том, что они испы­тывают известное сладострастие при каждом новом слове, кото­рое они осваивают. "Дети, которые позднее становятся склон­ными к клептомании людьми, развивают эгоизм в нежном детс-

9-429 129

ком возрасте, например, в том, как они щелкают языком, усво- ­ив новое слово¹," Обычно ребенок переживает обучение речи как объективно самоочевидный процесс; но здесь ребенок переживает этот процесс как относящийся к нему лично. Страсть присвоить нечто выступает еще в относительно невин- ­ной сфере, но все же в той сфере - сфере речи, - которая уже лежит ступенью ниже, чем мысль. Так маскируется клептома- ­ния уже в первой жизненной эпохе, в первом семилетии. После смены зубов замаскированная склонность к клептомании вы­ступает в виде обычно чуждого этому возрасту тщеславия. Ребе­нок развивает жадность, особенно к одежде. Вторая жизненная эпоха проходит под девизом: мир прекрасен. У ребенка-клепто­мана это искажается в девиз: я должен быть прекрасным. Снова скрытая тенденция к клептомании опускается до сферы чувств. В дальнейшем могут выступить еще безобидные склонности к собирательству, вплоть до свойственной клептомании тенден- ­ции что-либо присваивать, которая окончательно опускается в волевую сферу.

Но теперь это может стать основанием тому, что клептома­ния и в дальнейшем будет маскироваться и, несмотря на имею­щуюся склонность, так и не проявится как таковая в течение всей жизни. То, что Рудольф Штайнер говорит об этом в "Ле-чебнопедагогическом курсе", ведет к далеко идущим жизнен­-ным взаимосвязям судьбообразуюшей и социологической при­роды. Он говорит, например, о том, что ребенок может расти в среде, где люди привыкли жить непринужденно, ничему не препятствуя, где военная служба рассматривается как хотя и не­обходимое, но докучливое зло. И если предрасположенный к клептомании ребенок живет в такой атмосфере "самотека", он становится клептоманом.

Но если ребенок живет в местности, где царит некий дух пруссачества, где не только армия как таковая, но также и стро- ­гий военизированный образ жизни становится всеопределяю-щим, тогда под влиянием этого строгого образа жизни клепто­мания не развивается. Ребенок, вероятно, определяется в гим­назию, позднее в высшую школу. Он изживает свою установку на клептоманию в том, что становится естествоиспытателем,

130

всюду тянется, чтобы принести препарат под микроскоп. Этот ребенок становится в зрелые годы известнейшим физиологом нашего времени. Он становится великим оратором, если в его речах остается клептоманная тяга к военному воодушевлению. Он охотно использует в своих речах военные образы. Обнару­живается также известное тщеславие, проявляющееся, напри­мер, в том, что особенно элегантная фигура речи заключается прищелкиванием языком. — Поскольку это детальное описание метит в определенную личность, имя ее не называется. Вероят­- но потому, что Рудольф Штайнер рассчитывал при лечении клептомании на сообразительность своих слушателей. Для каж­дого, однако, кто читал широко распространенную книгу Карла Людвига Шлейха⁵³ "Солнечное прошлое", ясно, что речь здесь идет об известном физиологе Эмиле Дюбуа-Реймоне. Весьма характерно, что в личной судьбе Эмиля Дюбуа-Реймона отыс­киваются все гипотетически описанные здесь вещи. Его отец был часовщиком в церкви св. Сульпиции в кантоне Нойенбург, который в те времена был еще прусским. Если бы сын родился здесь, он стал бы, по описаниям Рудольфа Штайнера, клепто­маном. Но отец в 1804 году, будучи совсем без средств, направ­ляется в Берлин, проделывает там грандиозный взлет в амери­канском духе и, наконец, заведует делами кантона Нойенбург в министерстве, будучи уже тайным советником. Сын родился 7 ноября 1818 года, рос, говоря по-французски, посещал фран­цузскую гимназию в Берлине и стал- горячим прусским патрио­том, профессором Белинского университета, который называли научной лейб-гвардией Гогенцоллеров. Насколько мне известна его биография, там не было ничего такого, что можно было бы принять во внимание в плане наличия в детстве чего-либо, сви­детельствующего о клептомании. Примечательным образом все его биографии начинают с посещения университета, как если бы он родился уже студентом. Интересны письма, написанные им во время студенческого путешествия. Там он сообщает, на­пример, как он во время короткой остановки в пути собрал и классифицировал около 80 растений. В этом путешествии он также посетил Веймар. Эккерман был еще жив и показал ему исследования Гете к учению о красках. Дюбуа, однако в своем

⁹* 131

В дальнейшем Гебель пишет, что у него в детские годы была необычайно сильная склонность присваивать опреде­-ленные вещи, однако его верной благочестивой матери с Божь- ­ей помощью удалось подавить в нем эту дурную наклонность Но отзвук этой склонности остался. Даже на вершине своей теологической карьеры - он стал прелатом и занимал очень высокие посты в баденской церкви - он, по его собственным рассказам, коротал бессонные ночи за измышлением всевоз­можных плутовских проделок. Теперь нам становится понят­- ной еще одна, совсем иная сторона пристрастия Гебеля к опи­санию плутовских проделок, всех этих историй о Гайнере, о Цундельфридере, о рыжем Дитере и тому подобных. Но хотя в этих плутовских историях заметно, что они писались с наслажде­нием, они все же имеют подлинно моральное содержание. Многие из этих рассказов являются образцовыми примерами тех моральных историй, которые Рудольф Штайнер рекомендо­вал рассказывать клептоманам. Это особенно относится к вели­колепной истории "Серебряной ложки", которую стоит привес­ти здесь:

Жил-был в Вене один офицер, и подумал он как-то: хоть бы ра­- зок пообедать мне в "Красном Быке". Взял, да и пошел в "Красного Быка". Там были знакомые и незнакомые люди, знатные и среднего класса, честные люди и мошенники - как везде. Ели и пили, одни много, другие мало. Болтали, спорили о том, о сем, например, о ка- ­менном дожде в Моравии, о силаче из Франции, который боролся с большим волком, и тому подобном. Все это вещи, знакомые благо­склонному читателю, он узнал все это годом раньше, чем другие люди (благодаря "Рейнскому другу дома"). - Когда еда была уже почти съедена, кто-то еще пил свои полстакана венгерского с остротами, кто-то катал шарики из мягкого хлеба, как если бы он был аптекарь и хотел приготовить пилюли, кто-то играл ножом или вилкой, или се­-ребряной ложкой; тут офицер случайно увидел, как некто в зеленом сюртуке играл-играл серебряной ложкой, и вдруг она скользнула ему в рукав сюртука и больше оттуда не появлялась.

Иной бы подумал: "Что мне до того?" - и промолчал, или под- ­нял шум. Офицер же думал: "Я не знаю, кто этот зеленый охотник за ложками, и что за неприятность может возникнуть", - и сидел тихо, как мышь, пока не подошел хозяин, чтобы получить деньги. Когда подошел хозяин и получил деньги, офицер тоже взял серебряную лож-

134

ку и воткнул ее между двумя петлицами мундира, .частью вовнутрь, час­-тью наружу, как это делают солдаты на войне, когда придут с ложкой, а супа нет. - Пока офицер оплачивал свой счет, хозяин глядел на его мундир и думал: "Весьма курьезный орден повесил этот господин. То ли он отличился в борьбе с раковым супом, за что награжден серебря­- ной ложкой, то ли это одна из моих собственных?" Когда же офицер оплатил свой счет, он сказал с серьезной миной: "Ложка ведь тоже входит сюда, не правда ли? Счет достаточно велик для этого." Хозяин сказал: "Мне так не кажется. Но если у вас дома нет ложек, я подарю вам шикарную ложку, мою же серебряную оставьте здесь." Тогда офи- ­цер встал, похлопал хозяина по плечу и рассмеялся. "Мы лишь пошу­- тили, - сказал он, - я и вон тот господин в зеленом сюртуке. Доста- ­вайте свою ложку из рукава, зеленый господин, и я свою возвращаю." Когда охотник за ложками понял, что его выдали, и что честное око наблюдало за его нечестной рукой, он подумал: "Лучше в шутку, чем всерьез", - и тоже отдал свою ложку. Так что хозяин снова обрел свою собственность, и ложечный вор тоже смеялся, но недолго. Ибо когда остальные гости это увидели, они с позором и бранью вытолкали вора за дверь, а хозяин послал ему вслед слугу, так что не обошлось без ту­-маков. А честного офицера он угостил еще бутылкой доброго венгерс- ­кого за здравие всех честных людей.

Мораль: нельзя воровать серебряные ложки.

Мораль: правда находит своего защитника.

В предложении "честное око наблюдает за нечестной ру- ­кой" вся тайна клептомании: что в глазу (в верхнем человеке) "честно", то есть уместно, то становится в руке (в конечностях) "нечестным", то есть ведет к неправомерным действиям. Весь- ­ма наглядно, как ложка исчезает во тьме рукава, то есть в под­сознании, и как этот процесс обращается благодаря тому, что другой воткнул ложку в свой мундир видимым для всех обра- ­зом. Когда рассказывают, как "некто в зеленом сюртуке играл серебряной ложкой и ложка вдруг соскользнула в его рукав и больше оттуда не появлялась", - это удобный случай сопрово­дить слова соответствующим жестом руки и, по возможности, впечатляющим образом. - В остальном история рассказывается с присущим ей юмором, несколько смягчающим очевидную в ней мораль. Склонность алеманов к народно-педагогическим поучениям, столь отчетливо выступающая у Песталоцци или у

135

Иеремии Готтхельфа, у Гебеля благодаря юмору становится еще более доброжелательной и действенной.

Рудольф Штайнер говорит об этом поэте, что он клептома­нию преобразовал в поэтическое искусство. Он ее не только по­бедил и изгнал, он ее преобразовал. Как это понять? Гебель также был большой собиратель. Истории, которые выходили за­тем собранными в "Сундучок сокровищ" (тоже характерное на­звание), были первоначально историями из календаря. Этот ка­лендарь, "Рейнский друг дома", должен был для читателей того времени, преимущественно крестьян, во многих отношениях заменять газету, и он приносил новости со всего света. Здесь описывалась ужасающая борьба человека с волком в одной французской деревне, артобстрел Копенгагена, сила французс­-кой армии, новая комета, кое-что о ящерицах и змеях, искус- ­ство изготовления красных чернил, и прежде всего чудесные анекдоты. Эти истории он большей частью не сочинял сам, а собирал повсюду. Если сравнить по изданию сочинений Гебеля первоначальную историю и приданную ей Гебелем форму, они всегда различимы, газетная ли это статья, или тот или иной ху­дожественно-юмористический рассказ. Откуда у Гебеля эти преобразованные силы, которые проявлялись в его поэтическом искусстве? Мы видели, что лечение клептомании основывается на том, что погруженные в область обмена веществ и воли силы снова поднимаются в организацию представлений. Опустившее- ­ся снова поднимается. Но на обратном пути наверх поднимает- ­ся также нечто от этих преобразованных сил, которые органи­чески присутствуют в обмене веществ и душевно в воле. И это выступает затем как творческие способности в верхнем челове­-ке. Исцеленный клептоман имеет возможность не только снова стать нормальным гражданином, но и сверх того приобрести благодаря преобразованию своих ошибок новые способности. Здесь как бы заглядываешь в мастерскую судьбы, как происхо­дит, что развиваются гениальные способности. Поэтому на не­бесах больше радости от одного раскаявшегося грешника, чем от 99 праведников. Это вовсе не из сентиментальности; но так- ­же и не на субъективной почве - мол, грешник должен пред­принять гораздо больше усилий, прежде чем окажется на вер-

136

ной дороге, - но из совершенно объективных оснований, по­скольку исцеленный грешник может приобрести нечто такое, чего остающийся лишь "праведным" не имеет.

В случае знаменитого физиолога клептомания не обнару­жилась, благодаря жизненным обстоятельствам она сдержива­лась извне. Процесс остановился, так сказать, на ветхозаветной ступени: не укради. Но страсть к захвату, тенденция что-либо приобретать осталась, хотя и в сублимированной форме.-У Гебеля мы ступенью дальше. У него мы можем сказать: давать радостнее, чем брать. Направление изменилось на обратное. Тенденция тянуть к себе преобразована в способность давать человечеству нечто, а именно, эти изысканные истории и дру- ­гие дары его поэтического искусства.

Понятно, что не каждый исцеленный клептоман может и должен стать поэтом. Но преобразовать исцеленные недостат- ­ки, исцеленные слабости в позитивные способности – возмож- ­но в каждом случае. Кем стал юноша, описанный в "Лечебно-педагогическом курсе"? О нем сообщается, что он полностью преодолел склонность к клептомании и стал позднее сильным, исполненным ответственности учителем. Можно себе предста­вить, что для педагога небольшая толика преобразованной клептомании, которая проявилась бы потом в таланте рассказ­чика, в находчивости, является чем-то весьма полезным.

Обозревая взаимосвязи, в которые включена клептомания, мы приходим не только к мероприятиям, могущим исцелить эти недостатки, но также и к тому, чтобы видеть позитивный смысл этого явления, которое может приводить к моральному падению. Вечная человеческая тема - падение и возрождение - предстает здесь в новом свете.

137

XII