Религия и Корея

Религиозная ситуация в Корее, которая складывалась на протяжении веков, сильно отличается от той, что сложилась в соседних странах: Японии и Китае. Прежде всего, необходимо упомянуть местный шаманизм, послуживший основой для других религиозных и морально-этических учений, которые пришли на Корейский полуостров позднее. Корни шаманских верований берут начало глубоко в истории корейского этноса и пронизывают повседневную жизнь корейцев и по сей день. Во-вторых, заимствованное у Китая конфуцианство (IV – II вв. до н.э), имело здесь большее влияние на всех членов общества, чем где бы то ни было в мире. Позже через Китай из Индии в Корею проник буддизм, а ещё позже, в конце XIX века, корейцы не без сложностей встретили на своей земле и христианские идеи. Корейская христианская церковь на сегодняшний день входит в пятёрку крупнейших миссионерских церквей в мире [Hollym Int. Corp., Religious Culture in Korea, 1996, стр. 7]. Синкретизм, сложившийся по отношению к религии в корейском обществе, был возможен благодаря этнопсихологическим характеристикам корейского народа. В отличие от европейцев и жителей Ближнего Востока, готовых стоять до конца за «единственно правильную веру», корейцы изначально относились положительно ко всему новому, что касается религиозных представлений. Они не только допускали возможность существования тех или иных религиозно-философских и морально-этических учений вне ареала их обитания, но занимали активную позицию, привлекая силы и средства, чтобы принять и освоить новое на своей земле. Именно поэтому все пришедшие извне религии и учения с религиозной окраской так быстро распространялись на территории Корейского полуострова – этому процессу не только не препятствовали, но и, за редким исключением, содействовали. Примером такого гостеприимного отношения может служить объявление конфуцианства и буддизма официальными государственными идеологиями. Но чем же объяснить такую гибкость духовных мировоззрений корейцев? Возможно, ответ скрывается в источнике всей корейской культуры, а именно – стремлении к гармонии и умиротворению на земле. Ценность жизни и земного мира проявляется, прежде всего, в мифологических представлениях корейцев. Корейская мифология социально направлена, в ней сверхъестественное служит лишь вспомогательным инструментом, позволяющим ярче подчеркнуть ту или иную проблему. Основными мотивами корейских мифов являются дружба и предательство, власть и богатство, семейные ценности и то, что может их поколебать и т.д. Примечательно то, что в конце ни один из действующих лиц, будь то антагонист или протагонист, не остаётся в полном проигрыше: герои награждаются, мёртвые воскрешаются, злодеи наказываются, но после они становятся в ряд богов и богинь вместе с положительными участниками действа. Например, в мифе о Чачхонби говорится о том, как девушка убивает своего слугу Чонъсунама, который запугивает её бесчестием. За это она платит отречением от неё собственных родителей, но после того, как девушка выдерживает необходимые испытания и добывает средство воскрешения мёртвых, использовав его, дабы возродить погибшего слугу, Чачхонби становится богиней плодородия среднего ранга, а Чонъсунам – богом плодородия низшего ранга. Таким образом, несмотря на преступления обоих героев, понеся соответствующее наказание, они становятся богами. Ситуация разрешается в пользу каждого по отдельности и всех вместе. В итоге в мире царит гармония и на землю спускается умиротворение. Такое мышление в духе «выиграл/выиграл» и выделяет корейское духовное мировоззрение наряду со всеми прочими. Кроме того, в корейской мифологии напрочь отсутствует атмосфера тотального, благоговейного страха перед высшими стихиями – вместо этого основной целью становится непоколебимое равновесие, баланс между небом, миром людей и подземным царством. Посещение Небесного дворца приравнивается к аудиенции императора, но не более. Сошествие в Царство теней не только не наводит ужас, но, скорее, выглядит по-житейски комично. Например, миф о Кангиме, чиновнике императора, повествует о том, как главный герой запугивает владыку Подземного царства, чтобы тот помог ему раскрыть преступление. По другой версии мифа, Кангим отправляется Царство мёртвых, чтобы похитить его владыку и по пути подкупает его помощника, чтобы исполнить миссию. Вон О Чхве, автор книги о корейских мифах, замечает следующее: <Нужно отметить, что в данном мифе Царство Мёртвых управляет смертью людей. Другими словами, люди отправляются в подземный мир после смерти, а Властитель Подземного царства подчиняется государственному чиновнику. Этот момент разрушает привычный образ абсолютного Правителя, который имеет право возглавлять Царство мёртвых. В представленном мире все проблемы решаются путём запугивания. Очевидно, подземное царство мало отличалось от мира живых.> [Won Oh Choi, An Illustrated Guide to Korean Mythology, 2008, стр. 4 (перевод мой)].

То, что корейцы относятся к подземному и небесному мирам именно так, является лучшим доказательством, что для корейской культуры истинный «рай» - на земле. Соответственно, земные ценности (богатство и здоровье, прежде всего) имеют реальную духовную ценность. В стремлении достичь земного благополучия корейцы не склонны трепетно относиться к догматическим различиям религиозных верований. Верь в то, что имеет силу и власть помочь тебе здесь и сейчас – вот девиз верующего корейца. Это и понятно, ведь акцент вероисповедания делается на исключительной важности нынешнего бытия.

Ещё одной чертой духовного мира Кореи является его двойственность:

• с одной стороны, это стремление сохранить индивидуальные черты каждой из идеологий, будь то религия, морально-этическое учение (конфуцианство, например) или политическая доктрина (социалистические идеи). В результате корейское общество обладает поистине уникальным духовным плюрализмом – возможностью выбирать желаемого кандидата на место духовного проводника из довольно обширного списка.

• с другой стороны, это уникальная практика сосуществования идеологий в рамках одного культурного пространства, которое не могло не привести к взаимовлиянию, взаимопроникновению и взаимосозиданию между этими идеологиями. Такой уникальный синкретизм можно сравнить с коммунальной квартирой, где религии, учения и доктрины живут бок о бок, не смешиваясь, но всё же существенно пренебрегая личным пространством друг друга.

Гармония и единение – вот черты, определяющие духовную культуру корейцев в целом, а также гостеприимство коренных верований по отношению к внешним религиям и учениям и исключительное свойство корейской духовной почвы направлять любое, даже самое неподатливое идеологическое течение в нужное русло. Наиболее ярко эти тенденции проявляются в сложившихся отношениях между тремя главными духовными течениями Корейского полуострова – шаманизмом, буддизмом и конфуцианством.