Примечания

a По отношению к латвийскому правительству я должен сказать, что одно время нам грозило как будто бы ухудшение отношений, доходившее даже до возможности воз­никновения мысли о прекращении дипломатических отношений. Но как раз последний доклад нашего представителя в Латвии указывает на то, что произошла перемена политики, устранены многие из недоразумений и законных поводов к недовольству. Есть серьезная надежда, что в ближайшее время мы будем в тесных экономических сношениях с Лат­вией, которая при товарообмене с Западной Европой, понятное дело, будет еще более полезна для нас, чем Эстония и другие граничащие с РСФСР государства.

a Только теперь у нас идут победные бои против Врангеля; со дня на день мы ждем известий, которые подтвердят наши ожидания. Мы уверены, что если нам не удастся взять Крым в ближайшие дни, то это удастся в последующие, но у нас нет никакой гарантии, что это последняя попытка мировой буржуазии против нас. Напротив, мы имеем данные, которые говорят, что эта попытка будет повторена весной. Мы знаем, что у них будут ничтожные шансы, мы знаем также, что у нас военные силы будут прочнее и более мощны, чем у какой-либо другой державы, но при всем этом опасность не исчезла, она существует и будет существовать, пока не победит революция в одной или в некоторых из передовых стран.

b И чем дальше мы от войны отходим, тем яснее становится не только для трудящихся, но и для буржуазии стран-победительниц, что капитализм разлагается, что экономический кризис во всем мире создал положение невыносимое, что выхода нет, несмотря на все одержанные победы. Вот почему мы, будучи неизмеримо слабее всех остальных дер­жав и в экономическом, и в политическом, и в военном отношениях, в то же время сильнее их тем, что мы знаем и правильно оцениваем все, что выходит и что должно выйти из этой империалистической путаницы, из этого кровавого клубка и тех противоречий (возьмите хотя бы противоречие валютное), в которых они запутываются все глубже, не видя выхода. И вот мы наблюдаем, как меняется голос представителей самой умеренной буржуазии, решительно и безусловно далекой от всякой мысли о социализме вообще, – я уже не говорю «об этом страшном большевизме».

a Имена моряков, которые были в нашем Черном море, связаны во всей Франции с воспоминанием о русской революции; французские рабочие знают, что те, кто отбывает теперь каторгу во Франции, подняли восстание в Черном море, не желая быть палачами русских рабочих и крестьян. Вот почему теперь ослаблена Антанта, вот почему мы спокойно говорим, что в международном отношении мы обеспечены.

b Кто сколько-нибудь разумно рассуждает, как политик, тот скажет, что не было и не может быть в России правительства, кроме Советского, которое делало бы такие уступки по отношению к национальностям как существовавшим внутри нашего государства, так и к тем, которые пришли к Российской империи. Нет и не может быть другого правительства, которое бы так ясно, как мы, сознавало и так от­четливо перед всеми заявляло, что отношение старой России, России царистской, России военных партий, что ее отношение к народностям, населявшим Россию, было преступным, что эти отношения недопустимы, что они вызывали законнейший протест негодования, возмущение угнетенных национальностей. Нет и не может быть другого правительства, которое бы так открыто ве­ло бы пропаганду антишовинизма. Это не слова – это простой полити­ческий факт, который всякому ясен и совершенно бесспорен.

a Этому, конечно, не помешает освобождение и быстрая демобилизация части армии. Мы рассчитываем, что громадный опыт, который за время войны приобрела Красная Армия и ее руководители, поможет нам улучшить ее качества. И мы добьемся того, что при сокращении армии мы сохраним основное ядро, кото­рое не будет возлагать непомерной тяжести на республику в смысле содержания, и в то же время при уменьшенном количестве армии мы лучше, чем прежде, обеспечим возможность в случае нужды снова поставить на ноги и мобилизовать еще большую военную силу.

a Еще более тяжелы и своеобразны условия развития профессиональных союзов на Западе.

Во‑первых, они замкнуты в своей узкой «испытанной» цеховой практике и враждебны социализму, т.к. они возникли раньше социалистических партий и развиваясь без их помощи, привыкли кичиться своей «независимостью», цеховые интересы они ставят выше классовых интересов и ничего, кроме «копейки на рубль», признавать не хотят.

Во‑вторых, они консервативны по духу и враждебны ко всяким революционным начинаниям, ибо имеют во главе старую, продажную, подкармливаемую буржуазией профсоюзную бюрократию, всегда готовую отдать профсоюзы в услужение империализму.

Эти профсоюзы представляют многомиллионную армию реформизма, на которую опирается современный капиталистический строй.

Думать о том, что можно будет добиться в Европе диктатуры пролетариата против воли этих миллионов рабочих, – значит жестоко заблуждаться и обречь себя на неминуемое поражение. Поэтому задача состоит в том, чтобы завоевать эти миллионные массы на сторону революции и коммунизма, освободить их из‑под влияния реакционной профсоюзной бюрократии или, по крайней мере, добиться того, чтобы они заняли в отношении коммунизма позицию благожелательного нейтралитета.

Так обстояло дело до последнего времени. Но в последние годы картина начинает меняться к лучшему, растет недовольство рабочих реакционными профсоюзами.

a Добыча торфа у нас в 1920 г. достигла 93 млн. пудов, в 1921 г. – 139 млн. пудов – единствен­ная, пожалуй, область, где мы довоенную норму далеко обогнали. В области торфа у нас богатства необъятные, как ни в одной стране в мире. Но здесь гигантские трудности в том, что эта работа, страшно тяжелая. Изобретение гидравлического способа добычи торфа, облегчает эту работу. В этом отношении достигнут успех громадный. В 1921 г. работало всего 2 торфонасоса, теперь заказано в Германии и обеспечено к 1922 г. 20 аппаратов. Содружество с передовой европейской страной началось.

a Если поставить вопрос об итоге нашего трехлетнего опыта, чем же в конечном счете объясняются наши победы над врагом, гораздо более сильным, то приходится ответить – тем, что в организации Красной Армии были великолепно осу­ществлены последовательность и твердость пролетарского руководства в союзе рабо­чих и трудящегося крестьянства против всех эксплуататоров.

Каким образом это могло произойти? Почему громадная масса крестьянства так охотно на это пошла? Потому, что она была убеждена, будучи в подавляющей своей части беспартийной, что нет спа­сения иначе, как в поддержке Советской власти. И она убедилась в этом, конечно, не из книжек, не из пропаганды, а из опыта. Ее убедил опыт гражданской войны, в частности – союз наших меньшевиков и эсеров. Опыт союза этих мелкособственнических партий с помещиками и капиталистами, а также опыт Колчака и Деникина убедил крестьянскую массу, что ничто среднее не возможно, что политика советской прямолинейности вер­на, что железное руководство пролетариата есть единственное средство, которое спаса­ет крестьянина от эксплуатации и насилия. И только потому, что мы могли убедить в этом крестьянина, только поэтому наша политика принуждения, основанная на этом проч­ном и безусловном убеждении, имела такой гигантский успех.

Чем больше размах, чем больше широта исторических действий, тем больше число людей, которое в этих действиях участвует, тем больше надо поднять интерес к нему и созна­тельное отношение, убедить в этой необходимости новые и новые миллионы и десятки миллионов. В последнем счете потому наша революция все остальные революции да­леко оставила за собой, что она подняла через Советскую власть к активному участию в государственном строительстве десятки миллионов тех, которые раньше оставались незаинтересованными в этом строительстве.

a Построить коммунистическое общество руками коммунистов, это – ребячья, совершенно ребячья идея. Коммунисты – это капля в народном море. Они только в том случае сумеют повести народ по своему пути, если правильно определят путь.

a В чем состоят особенности нынешнего момента с точки зрения положения крестьян?

Первая особенность состоит в том, что старый капитал, моральный капитал, приобретенный нами в борьбе за освобождение крестьян от помещика, начинает уже исчерпываться. Некоторые товарищи говорят: «По поводу чего поднят шум о работе среди крестьянства? Мы уже не раз говорили о крестьянстве, мы никогда не забывали о крестьянах, – откуда же этот шум о крестьянстве?». Но эти товарищи, видимо, не понимают, что старый моральный капитал нашей партии, накопленный в периоды Октября и отмены продразверстки, уже иссякает. Они не понимают того, что теперь нам нужен новый капитал. Нам нужно создать для партии новый капитал в условиях новой борьбы.

Мы должны заново завоевывать крестьянство. Вот в чем вопрос. О том, что мы помогли мужику сбросить помещиков и получить землю, о том, что войну кончили, царя уже нет и вместе с царем снесены прочие царские скорпионы, – обо всем этом крестьяне успели уже забыть. На этом старом капитале теперь долго уже не проживешь. Кто этого не понял, тот не понял ничего в новой обстановке, в новых условиях нэпа. Мы завоевываем крестьянство заново – в этом первая особенность нашего внутреннего положения. Крестьянин скажет: «Ты – прекрасный человек, ты защищал нашу родину; мы тебя за это слуша­лись, но если ты хозяйничать не умеешь, то поди вон».

Недавно на совещании сельских ячеек я призывал товарищей к беспощадной критике недостатков нашей партийной работы в деревне. Это вызвало некоторое недовольство. Оказывается, есть такие коммунисты, которые боятся критики, не хотят вскрывать недостатков нашей работы. Это опасно, товарищи. Скажу больше: боязнь самокритики или критики со стороны беспартийных является теперь самой опасной болезнью. Ибо одно из двух: либо мы сами будем критиковать себя и дадим беспартийным раскритиковать нашу работу, – и тогда можно будет надеяться, что наша работа в деревне двинется вперед; либо мы такой критики не допустим, – и тогда нас будут критиковать события, вроде восстаний в Кронштадте, в Тамбове, в Грузии. Я думаю, что критика первого рода предпочтительнее критики второго рода. Вот почему не следует нам бояться критики ни со стороны партийных, ни, тем более, со стороны беспартийных.

a Государственный капитализм экономически несравненно выше, чем наша тепереш­няя экономика, это – во-первых. Во-вторых, в нем нет для Советской власти ничего страшного, ибо Советское государство есть государство, в котором обеспечена власть рабочих и бедноты...

Чтобы еще более разъяснить вопрос, приведем прежде всего конкретнейший пример государственного капитализма. Всем известно, каков этот пример: Германия. Здесь мы имеем «последнее слово» современной крупнокапиталистической техники и планомер­ной организации, подчиненной юнкерско-буржуазному империализму. Откиньте под­черкнутые слова, поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистского тоже государство, но государство иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т.е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которая дает социализм.

a Мы рассчитывали золотой фонд употребить на средства производства. Лучше всего делать машины, но, если бы мы и купили их, мы бы этим самым построили наше производство. Но для этого нужно, чтобы был рабочий, был крестьянин, который мог бы работать; но он в большинстве случаев не может работать: он истощен, он пере­утомлен. Нужно поддержать его, нужно золотой фонд бросить на предметы потребле­ния, вопреки нашей прежней программе. Прежняя наша программа была теоретически правильна, но практически несостоятельна. Я оглашу справку, которую я имею от тов. Лежавы. Из нее мы видим, что несколько сот тысяч пудов разнообразных предметов продовольствия уже куплены и в самом спешном порядке идут из Литвы, Финляндии и из Латвии. Сегодня получено известие, что в Лондоне подписана сделка на уголь в ко­личестве I8,5 миллионов пудов, который мы постановили купить, чтобы оживить про­мышленность Петрограда и текстильную. Нужно дать пе­редышку, потому что народ переутомлен так, что иначе он не в состоянии работать.

b «Капиталист умел снабжать. Он это делал плохо, он нас оскорблял, он нас грабил. Но капиталисты все же умели снабжать, а вы умеете? Вы не умеете. Люди-то вы превосходные, но то дело, экономическое дело, за которое вы взялись, вы делать не умеете» – вот самая простая и самая убийственная критика, которую крестьянство в прошлом году, а через крестьян­ство целый ряд слоев рабочих направляли против коммунистической партии.

Проверка нужна настоящая. Рядом действует капиталист, действует грабительски, берет прибыли, но он умеет. А вы по-новому пробуете: прибылей у вас нет, принципы коммунистические, идеалы хорошие, — ну, расписаны так, что святые люди, в рай живыми проситесь, — а дело делать умеете? Нужна проверка настоящая, с точки зрения народной эко­номики.

Отсрочки коммунистам были даны всякие, в кредит было дано столько, сколько ни одному другому правительству не давалось. Конечно, коммунисты помогли избавиться от капиталистов, от помещиков, крестьянство это ценит, и оно в кредит отсрочки дава­ло, но все до известного срока. А затем уже проверка: умеете ли вы хозяйничать не ху­же, чем другие? Старый капиталист умеет, а вы не умеете.

За этот год мы доказали с пол­ной ясностью, что хозяйничать мы не умеем. Это основной урок. Либо в ближайший год мы докажем обратное, либо Советская власть существовать не может. И самая большая опасность — что не все это сознают. Коренной вывод – все коммунисты, ответственные работники, должны ясно сознать – не умеем, давайте учиться, тогда выиграем дело.

a Если говорить о цветущей крупной промышленности, способной сразу всеми потребными продуктами удовлетворить крестьянство, то это условие налицо; если взять вопрос в мировом мас­штабе, такая цветущая крупная промышленность, которая может снабдить мир всеми продуктами, имеется на земле, но только ее не умеют пускать в ход иначе, как для того, чтобы строить пушки, делать снаряды и прочие орудия, с таким большим успехом примененные в 1914-1918 годах. Тогда промышленность работала на войну и снабдила она человечество своими продуктами так полно, что оказалось не меньше 10 миллионов человек убитыми и не меньше 20 миллионов искалеченными. Это мы видели, и война в XX веке не то, что преж­ние войны.

b Чтобы укрепиться в торговле, вовсе нет необходимости выжить последнего лавочника из последней волости, – для этого необходимо лишь превратить уезд в базу советской торговли с тем, чтобы вокруг кооперативно‑советского магазина в уезде вынуждены были вертеться все и всякие лавочники, как планеты вокруг солнца. Чтобы овладеть кредитом, вовсе нет необходимости теперь же покрыть сетью кредитной кооперации волости и села, – достаточно построить базу в уезде, чтобы немедленно начался отход крестьянства от кулака и ростовщика и т.д.

a Упоминалась помада. Нужно и помаду пускать в оборот: в торговле приходится считаться с тем, что спрашивают. Спрашивают помаду, мы должны дать. Мы и на помаде, если будем как следует хозяйничать, можем установить крупную промышленность. Только надо высчитать, сколько нужно достать этой помады для того, чтобы купить 1000 пудов хлеба. (Голос с места: «А иконы, просят икон».) Вот что касается икон, — то я думаю, что в отличие от капиталисти­ческих стран, которые пускают в ход водку и прочий дурман, мы этого не допустим, потому что, как бы они ни были выгодны для торговли, но они поведут нас назад к капитализму, а не вперед к коммунизму, тогда как помада не угрожает этим. (Смех.) Что касается колоколов, то тут мнение расходится, и некоторые това­рищи считают, что в некоторых местах скоро колокола будут добровольно перелиты на медную проволоку для электрификации. Кроме того, сейчас их в России так много, что они едва ли служат своему прямому назначению для религиозных людей, потому что надобность в этом миновала.

a Когда нам говорят: «Нас в тюрьмах тор­говать не учили», то в этих словах видно ошибочное понимание практических задач сегодняшней нашей борьбы и деятельности партии. И это как раз такая ошибка, которая состоит в перенесении приемов, подходящих к «штурму», на период «осады».

b Все наркоматы плюс Московский и Петроградский Советы обязуются в недельный срок представить проект постановления о переводе служащих (всех, кто связан с экономикой) на тантьемы с оборота и с прибыли, с жестокой карой за убыточность, вя­лость, зевки, и с обязательством на торговые запросы отвечать в 3-6 часов под стра­хом тюрьмы не ниже 5 лет.

За лучший проект постановления – премия 100 000 рублей золотом, каковая выплачивается после годичного испытания успехов сего постановления, притом в процен­те успеха (100% успеха = 100% премии, 1% успеха = 1% премии).

a Относительно Волыни говорили, что есть там такие места, где за 10 фунтов соли дают пуд хлеба. Но как производилась эта торговля? Были ли у вас приказчики? Как вы торговали? Кто хранил товар? Кто вешал замки? Сколько раскрали? — Об этом ничего не было сказано. Но это для вас как раз и важно. Зато говорили, что поляки давали по пуду соли за пуд хлеба. Я и говорил, в беседе с товарищем, что если поляки за пуд хлеба дают пуд соли, а вам крестьяне отдают за 10 фунтов, то вы могли бы наторговать и для себя. Кто вам мешал? Сказали, что мешал центр. Позвольте не поверить, чтобы центр помешал за пуд польской соли получить четыре пуда хлеба. Товарищ говорил, что у них есть «южбум» и что они воюют против этого «южбума», а когда я спросил, в какое учреждение они подали жалобу против «южбума», он ответил, что не знает, а ведь это очень важно.

Что такое этот «южбум», я не знаю; это, наверно, учреждение, страдающее тем же бю­рократическим извращением, как и все наши другие советские учреждения. Буржуазия до сих пор ведет борьбу против нас. Многих из них мы выслали за границу, но еще много тысяч существует тут, ведя против нас войну по всем правилам бюрократического искусства. А вы против этого, товарищи, как воюете? Вы думаете, что голыми руками можно взять этот «южбум» и т.д. Когда мы вели вой­ну с Деникиным, мы не шли на него с голыми руками, а крепко вооружались и организовывали армии. А тут сидят превосходные канцелярские чиновники, которые интересы своего класса видят в том, чтобы делать нам гадости, мешать нам работать, которые знают канцелярское дело в 100 раз лучше, чем мы. Ибо откуда же нам было знать это дело? С ними нужно воевать по всем правилам искусства и привлекать к ответственно­сти тех партийных товарищей, которые ходят и жалуются или рассказывают анекдоты, что в таком-то учреждении сделана такая-то гадость. А вы, товарищи, созна­тельные коммунисты, что вы сделали для борьбы с этим? — Я жаловался. — А до како­го учреждения довели вы эту жалобу? Оказывается, что ни до какого, а между тем жа­лоба должна была быть направлена и в СНК, и в ВЦИК, т.е. с использованием всех прав, предоставленных нашей Конституцией.

Это война как и все, даже самые победоносные войны не обходится без поражений, но борьбу вести нужно. Но у нас де­ло всерьез не берут. Где у нас приговоры народных судов за то, что рабочий или крестьянин, вынужденный четыре или пять раз прийти в учреждение, наконец, получает нечто формально правильное, а по сути издевательство? Ведь вы же коммунисты, почему же вы не потащите виновных в народный суд и в тюрьму за эту волокиту? Это штука конечно хлопотливая, но нужно подытоживать опыт как вы ловили и сколько вы провели судебных процессов, какой вы получили результат. Если мы так подойдем, то мы выдержим эту войну, хотя эта война куда труднее, чем война гражданская.

Вывод: бросить игру в декреты. Ни тени доверия ни к декретам ни к учреждениям. Только проверять практику и школить за волокиту. Только этим должны заняться умные люди. А за остальное посадить... остальных.

Я бы предложил: поручить Президиуму ВЦИК тотчас принять следующее постанов­ление:

Ввиду безобразия с волокитой по сделке (такой-то) при­казать Госполитупру (надо пугнуть!) разыскать виновных в волоките лиц и поса­дить на 6 часов в тюрьму работающих в Москгубэкосо и на 36 часов работающих в Внешторге (конечно, кроме членов ВЦИКа: у нас ведь почти парламентская неприкос­новенность). Затем прессе поручить высмеять тех и других и оплевать их. Ибо позор тут именно в том, что москвичи (в Москве!) не умели бороться с волокитой. За это надо бить палкой. «Не умели» дать телефонограммы: «выгодная спешная сделка. Требуем от Внешторга ответа через 3 часа. Копия Молотову для ЦеКа, Цюрупе и Енукидзе для СНК и ВЦИКа».

Нет ответа через 3 часа? Такие же 4 строчки жалобы по телефону. А идиоты две недели ходят и говорят! За это надо гноить в тюрьме. Москвичей за глупость на 6 часов клоповника. Внешторговцев за глу­пость плюс «центрответственность» на 36 часов клоповника.

Так, и только так учить надо. Иначе совработники и местные и центральные не вы­учатся. Торговать свободно мы не можем, а это гибель России.

Перевести на тантьемы наших чинодралов можем и научимся: со сделки такой-то процент (доля процента) тебе, а за неделание — тюрьма.

a Действительной и единственной базой для упрочения ресурсов, для создания социалистического общества является одна и только одна – это крупная промышленность. Без капиталистической крупной промышленности не может быть и речи о социализме.

Осенью и зимой 1920 года некоторые из важных отраслей нашей крупной промышленности были пущены, но их пришлось прервать. Из-за чего? Было много фабрик, имеющих возмож­ность снабжаться в достаточной мере рабочей силой, имеющих возможность снабжать­ся сырьем; почему же работа этих фабрик была прервана?

Потому, что у нас не на­шлось достаточного продовольственного и топливного фонда. Без вполне обеспеченного и достаточного продо­вольственного фонда не может быть и речи, чтобы государство могло систематически поставить восстановление крупной промышленности.

b Мы боремся за уничтожение капитализма и за установление коммунизма, путь наш очень тяжелый, есть много усталых и неверящих. Крестьянство не верит.

Пролетариат руководит крестьянством, и этот класс нельзя изгнать, как изгнали и уничтожили помещиков и капиталистов. Надо долго и с большим трудом и большими лишениями его переделывать.

От нас, от руководящей партии, зависит, сколько бедствий падет на пролетариат и сколько на крестьянство.

Чем руководиться в этом разделении – поровну, уравнительно?

Если крестьянство сейчас считает себя более усталым, то ему мы больше и уступаем для обеспечения от реставрации капитализма и обеспечения путей к коммунизму. Это – правильная политика, и мы руководствуем­ся только одним классовым расчетом.

Мы открыто, честно, без всякого обмана, кресть­янам заявляем: для того, чтобы удержать путь к социализму, мы вам, товарищи кресть­яне, сделаем целый ряд уступок, но только в таких-то пределах и в такой-то мере, и, конечно, сами будем судить – какая это мера и какие пределы. За три с половиной года диктатуры пролетариата больше бедствий взял на себя пролетариат, чем крестьянство. Это – совершенно оче­видная и бесспорная истина. Вот как стоит вопрос в отношении между пролетариатом и крестьянством – или крестьянство должно идти с нами на соглашение, и мы делаем ему экономические уступки, или – борьба.

a Крупные земельные собственники и капиталисты в России не исчезли, но они под­верглись полной экспроприации, разбиты совершенно политически, как класс, остатки кого попрятались среди государственных служащих Советской власти. Классовую ор­ганизацию они сохранили за границей, как эмиграция, насчитывающая, вероятно, от 1,7 до 2-х миллионов человек, имеющая свыше полусотни ежедневных газет всех бур­жуазных и «социалистических» (т.е. мелкобуржуазных) партий, остатки армии и мно­гочисленные связи с международной буржуазией. Эта эмиграция всеми силами и сред­ствами работает над разрушением Советской власти и восстановлением капитализма.

b Необходимо направить в деревню на помощь нашим ячейкам тысячи опытных, знающих деревню работников, способных поднять и создать актив беспартийных крестьян. При этом следует учесть то естественное недоверие крестьян к городским людям, которое все еще имеется в деревне и которое, должно быть, не скоро выветрится. Вы знаете, как встречает крестьянин приезжего из города, особенно, если он слишком молод: «еще один шалопай из города приехал, не иначе как надуть хочет». Объясняется это тем, что крестьянин больше всего верит тому, кто сам ведет хозяйство и знает толк в хозяйстве. Вот почему что центром нашей деятельности в деревне должна служить работа по созданию актива из самих крестьян, откуда партия могла бы черпать новые силы.

Но как это сделать? Для этого необходимо прежде всего оживить Советы. Необходимо все живое, честное, инициативное, сознательное, особенно бывших красноармейцев, которые являются наиболее сознательными, наиболее инициативными из крестьян, втянуть в работу Советов.

Почему именно Советов?

Во‑первых, Советы – органы власти, а вовлечение трудового крестьянства в дело управления страной является очередной задачей партии.

Во‑вторых, Советы – органы смычки рабочих и крестьян, органы руководства крестьянами со стороны рабочих, а руководство крестьянами со стороны рабочих теперь необходимо больше, чем когда бы то ни было.

В‑третьих, в Советах разрабатывается местный бюджет, а бюджет является животрепещущим вопросом для крестьянства.

Потому, что Советы представляют вернейший барометр настроений крестьянства, а прислушиваться к голосу крестьянства обязательно следует.

В деревне имеются и другие в высшей степени важные беспартийные организации вроде кресткомов, кооперативов, органов комсомола. Но есть опасность, что эти организации могут превратиться в чисто «крестьянские союзы», оторваные от рабочих. Чтобы этого не случилось, необходимо увязать работу этих организаций в Советах, где руководство крестьянами со стороны рабочих обеспечено самой структурой Советов. Вот почему оживление Советов теперь, когда организации крестьян растут, как грибы после дождя, является задачей первостепенной важности.

c Тот пролетарий, который захотел бы не через это пойти к улучшению положения рабочих, оказался бы на деле пособником белогвардей­цев и капиталистов. Ибо идти не через это значит цеховые интересы рабочих поста­вить выше классовых интересов, значит интересам непосредственной, минутной, час­тичной выгоды рабочих принести в жертву интересы всего рабочего класса, его дикта­туры, его союза с крестьянством против помещиков и капиталистов, его руководящей роли в борьбе за освобождение труда от ига капитала.

a Пусть каждый, сознательный крестьянин и рабочий, которому случится прийти в уныние под влиянием тяжелых условий жизни или чрезвычайной медленности нашего государственного строительства, припомнит недавнее прошлое, с господством капита­листов и помещиков. Такое воспоминание вернет ему бодрость в работе. Всеми силами, со всех сторон усилить и улучшить работу – в этом единственное спасение рабоче-крестьянской власти.

a Мы были и остались страной мелкокрестьянской, и переход к коммунизму нам неизмеримо труднее, чем при всяких других условиях. Для того, чтобы этот переход совершился, нужно участие самих крестьян в десять раз большее, чем в войне. Надо понять главную трудность – убедить беспартийных крестьян.

Необходимо, чтобы крестьянин сказал:

«Как ни труден, как ни тяжел, как ни мучителен голод, а я вижу, что власть хотя и непривычная, хотя и необычайная, но от нее получается практическая, реально ощутимая польза».

Крестьяне социалистами не являются. И строить наши социалистические планы так, как если бы они были социалистами, значит строить на песке, значит не понимать наших задач, значит не научиться за три года соразмерять наши программы и проводить наши начинания в соответствии с той нищей, подчас убогой действительностью, в которой мы находимся. Тут надо ясно представлять задачи, которые пред нами стоят.

Первая зада­ча, это – объединить работников-коммунистов земельных отделов, обобщить их опыт, уловить то, что на месте сделано, и внести это в те законопроекты, которые будут изда­ваться в центре от имени государственных учреждений, от имени Всероссийского съез­да Советов. И мы надеемся, что мы это с вами сделаем.

Второй шаг – убедить беспартийных крестьян, именно беспартийных, потому что они масса и потому что сделать то, что мы сделать в состоянии, можно только увеличением в этой массе, которая сама по себе активна, самодеятельна, сознания необходимости взяться за это дело. Нельзя жить крестьянскому хозяйству по-старому. Если мы из пер­вой полосы войн могли выйти, то из второй полосы войн мы не выйдем так легко, и по­этому необходимо на эту сторону обратить особое внимание.

Нужно добить­ся, чтобы многочисленные, во много раз превосходящие нас элементы, с которыми мы сотрудничаем, работали бы так, чтобы мы умели наблюдать их работу, чтобы мы понимали эту работу, чтобы их руками делалось нечто полезное для коммунизма.

Надо, чтобы эту несомненную истину каждый беспартийный крестьянин понял, и мы уверены, что он ее поймет. Он пережил все эти шесть лет, мучительных и тяжелых, недаром. Он не похож на довоенного мужика. Он тяжело страдал, он много размышлял и много перенес таких политических и экономических тягот, которые заставили его забыть многое старое.

Мне думается, что он сам уже понимает, что по-старому жить нельзя, что надо жить по-иному, и мы должны все наши средства пропаганды, все наши государственные возможности, все наше образование, все наши партийные средства и силы, ударным порядком направить на то, чтобы убедить беспартийного кре­стьянина, и только тогда под наш аграрный законопроект, на­ми будет подведена настоящая база. Он только тогда будет прочен, как прочна наша политика, когда мы большинство крестьян убедим и привлечем к этому делу, потому что, – как справедливо сказал т. Кураев на основании опыта Татарской республики, – трудящиеся середняк и бедняк – друзья Советской власти, лодыри же – ее враги. Вот настоящая истина, в которой нет ничего социалистического, но кото­рая так бесспорна и очевидна, что на любом сельском сходе, на любом собрании беспартийных крестьян она пройдет в сознание и станет убеждением подавляющего большинства крестьянского трудящегося населения.

b Изменились наши основные классы – рабочие и крестьяне, – они стали другими. Раньше пролетариат был деклассирован, распылен, а крестьянство было объято желанием удержать в своих руках отнятую у помещиков землю и выиграть войну против помещиков. Так было раньше.

Теперь другое дело. Войны нет больше. Индустрия растет. Сельское хозяйство развивается. Нынешний пролетариат уже не деклассированный рабочий класс, а полнокровный пролетариат, культура и потребности которого растут изо дня в день.

Что касается крестьянства, то это уже не старое, загнанное крестьянство, объятое страхом потери земли и готовое на все жертвы ради избавления от помещика. Это – новый класс, свободный и активный, забывший уже помещика и заботящийся о том, чтобы получить дешевый товар и сбыть свой хлеб подороже. Его характерная черта – растущая политическая активность. Теперь уже нельзя говорить о том, что «партия все устроит за всех». Таких разговоров не поняли бы теперь ни крестьяне, ни, тем более, рабочие. Теперь надо пойти в массы поглубже, теперь надо разъяснять, объяснять, убеждать больше, чем это было раньше. Теперь надо заново завоевывать доверие миллионов беспартийных и закреплять это доверие организационно, прежде всего через Советы. Этого требует возросшая политическая активность масс.

a Но изменились не только классы. Изменилось также поле борьбы, ибо оно стало другим, совершенно другим. О чем раньше шла борьба? Нужна ли продразверстка или не нужна? О том, нужен помещик или не нужен? Теперь эти вопросы преодолены – нет больше ни помещика, ни продразверстки. Теперь дело идет о ценах на хлеб. Дело теперь даже не в налогах, ибо мужик дал бы налог, если бы цены на хлеб были «достаточно высокие» и если бы цены на городские изделия были «достаточно» снижены. Теперь основной вопрос – рынок и цены на городские товары, на сельскохозяйственные продукты.

Вот что пишет в ЦК секретарь Гомельского губкома:

«В трех волостях был массовый отказ от принятия окладных листов. Происходившие беспартийные волостные конференции были настолько бурными, что некоторые пришлось закрыть, а в некоторых была проведена поправка: просить центр снизить налог и повысить цены на хлеб. Настроение на местах у наших работников неважное. Деревня представляет взбудораженный улей, все толкуют о налоге и о ценах на хлеб».

Такие же сообщения имеются в ЦК из Сибири, Юго‑Востока, Курской, Тульской, Нижегородской, Ульяновской и других губерний.

Смысл всех этих сообщений состоит в том, что мужик хотел бы сбросить проведение нашей политики цен, без которых наша индустрия не могла бы двинуться вперед ни на шаг. Крестьянин говорит нам: «вы опасаетесь снижать до крайности цены на городские изделия, вы боитесь наплыва заграничных товаров, для этого вы создали всякие таможенные преграды, ограждающие от конкуренции нашу молодую индустрию, но мне нет дела до вашей индустрии, я требую дешевых товаров, откуда бы они ни шли». Или еще: «вы боитесь поднять цены на хлеб, опасаясь подрыва заработной платы, для этого вы придумали всякие заготовительные органы, создали монополию внешней торговли и прочее, но мне нет дела до ваших преград и рычагов, я требую высоких цен на хлеб».

Таков смысл борьбы в области политики цен.

Особенно показательно в этом отношении последнее восстание в Грузии. Восстание это было, конечно, бутафорским, но в некоторых уездах, особенно в Гурийском уезде, оно, безусловно, имело массовый характер. Чего добивались крестьяне в Гурии? Дешевых товаров, высоких цен на кукурузу. Гурия лежит на границе с Западом, она видит дешевизну заграничных товаров в сравнении с нашими советскими товарами, и она бы хотела, чтобы цены на наши товары были снижены или цены на кукурузу были подняты. В этом экономическая основа гурийского восстания в Грузии.

a Война приучала нас, всю нашу страну, сотни тысяч людей только к военным задачам, и когда после разрешения этих военных задач большая часть армии застает неизмеримое ухудшение условий, застает в деревне невероятные трудности и не имеет возможности в силу этого и общего кризисов применить свой труд, получается что-то среднее между войной и миром. Когда десятки и сотни тысяч демобилизованных не могут при­ложить своего труда, возвращаются обнищавшие и разоренные, привыкшие заниматься войной и чуть ли не смотрящие на нее, как на единственное ремесло, – мы оказываем­ся втянутыми в новую форму войны, новый вид ее, которые можно объединить словом – бандитизм.

b Вдохновителями этой новой борьбы на рынке и в деревне против советской политики цен являются кулаки, спекулянты и прочие антисоветские элементы. Они, эти элементы, стараются оторвать миллионные массы крестьянства от рабочего класса и подкопаться, таким образом, под диктатуру пролетариата. Поэтому наша задача состоит в том, чтобы изолировать кулаков и спекулянтов, оторвать от них трудовое крестьянство и вовлечь его в советское строительство, дав, таким образом, выход его политической активности. Мы это можем сделать, и мы это уже делаем, так как трудовые массы крестьянства и особенно беднота заинтересованы в союзе с рабочими, в сохранении диктатуры пролетариата, а значит, в сохранении и тех экономических рычагов, на которых держится диктатура.

Что требуется для этого? Прежде всего необходимо позаботиться о том, чтобы создать вокруг партии в деревне многочисленные беспартийные кадры из крестьян, могущие соединить нашу партию с миллионами крестьян. Без этого нечего и говорить об отрыве крестьянства от кулаков и спекулянтов, о завоевании и закреплении за партией десятков миллионов крестьян. Это дело, конечно, трудное. Но трудность не может служить нам непреодолимой преградой.

a Мы признаем себя перед крестьянином должником, мы должны этот долг вернуть, и мы его вернем, вос­становив нашу промышленность.

a Дать мелкому крестьянину все потребные ему продукты из производства крупной социалистической фабрики в обмен на хлеб и сы­рье? Это была бы самая желательная, самая «правильная» политика, – мы ее и начали. Но мы не можем дать всех продуктов, далеко не можем и не очень скоро сможем – по крайней мере до тех пор не сможем, пока не закончим хотя бы первой очереди работ по электрификации всей страны.

Как же быть?

Либо пытаться запретить, запереть совершенно всякое раз­витие частного, негосударственного обмена, т.е. торговли, т.е. капитализма, неизбеж­ное при существовании миллионов мелких производителей.

Такая политика была бы глупостью и самоубийством той партии, которая испробовала бы ее. Глупостью, ибо эта политика экономически невозможна; самоубийством, ибо партии, пробующие подобную политику, терпят неминуемо крах.

Единственно возможная и разумная политика не пытаться запретить или запереть развитие капитализма, а стараться направить его в русло государственного капитализма.

Это экономически возможно, ибо государственный капитализм есть налицо – в той или иной форме, в той или иной степени – всюду, где есть эле­менты свободной торговли и капитализма вообще.Но в силу экономических условий нам не приходилось об этом и думать. Мы все еще так разорены, так придавлены гнетом войны (бывшей вчера и могущей вспыхнуть, благодаря алчности и злобе капиталистов, завтра), что не можем дать крестьянину за весь нужный нам хлеб продукты промышленности. Вот почему нами принята переходная форма – продналог, то есть минимально необходимое (для армии и для рабочих) количество хлеба берем как налог, а остальное будем обменивать на продукты промышленности.

b Урожай в этом году, по-видимому, во многих местах будет сносный, и раньше, чем мы ожидали, так что надо приготовиться заранее.

От быстрого взимания продовольственного налога зависит и обеспечение государства минимальным фондом в 240 миллионов пудов и обеспечение положения крестьянства. Всякая затяжка по взиманию налога – известное стеснение для крестьянина.

Продовольственный работник знал до сих пор одну основную директиву: собери 100% разверстки. Теперь директива иная: собери 100% налога в кратчайший срок, затем собери еще 100% обменом на продукты крупной и мелкой промышленно­сти. Тот, кто соберет 75% налога и 75% обменом на продукты круп­ной и мелкой промышленности, сделает более полезное государственное дело, чем тот, кто соберет 100% налога и 55% обменом. Задача продовольственника усложняется.

С одной стороны, это – задача фискальная. Собери налог как можно бы­стрее, как можно рациональнее.

С другой стороны, это – задача общеэкономическая. Постарайся так направить кооперацию, так пособить мелкой промышленности, так раз­вить инициативу, почин на местах, чтобы увеличился и упрочился оборот земледелия и промышленности.

Мы еще очень и очень плохо умеем это делать, доказательство – бюрократизм. Нам надо не бояться признать, что тут еще многому можно и должно по­учиться у капиталиста. Задача должна состоять в том, чтобы каждый областной хозяйственный центр немедленно поставил, как первоочередное дело, организацию тотчас же различного рода опытов или систем «оборота» насчет излишков, которые остаются после уплаты продналога. Через не­сколько месяцев надо иметь практические результаты, чтобы сравнивать и изучать их.

Местная или привозная соль; керосин из центра; кустарная деревообрабатывающая промышленность; ремесло, на местном сырье дающее некоторые, хотя бы не очень важные, но необходимые и полезные для крестьянина, продукты; «зеленый уголь» (использование местных водных сил небольшого значения для электрификации) и так далее и тому подобное – все должно быть пущено в ход для того, чтобы оживить оборот промышленности и земледелия во что бы то ни стало.

Кто достигнет в этой области наибольших результатов, хотя бы путем частнохозяйственного капитализма, хотя бы даже без кооперации, без прямого превращения этого капитализма в государственный капитализм, тот больше пользы принесет делу всероссийского социалистического строительства, чем тот, кто будет «думать» о чисто­те коммунизма, писать регламенты, правила, инструкции государственному капитализ­му и кооперации, но практически оборота не двигать.

a На съезде партии была роздана брошюра руко­водителя нашего Центрального статистического управления, тов. Попова, о хлебном производстве России. Она дает представление о хлебном производстве, на основании данных переписи, которую мы произвели и которая дала точные цифры всего населения и приблизительно определила размеры хозяйств.

В ней указано, что при урожае в сорок пудов с десятины крестьянское хозяйство могло бы на теперешней территории Советской России дать 500 миллионов пудов излишков. Мы бы то­гда полностью покрыли потребность городского населения (350 миллионов пудов) и имели бы запас для заграничной торговли и для улучшения крестьянского хозяйства. Неурожай был так велик, что в среднем мы имели не больше двадцати восьми пудов с десятины. Получился дефицит. Если считать, как считает статистика, что необходимо восемнадцать пудов на душу, то надо с каждой души взять три пуда и осудить на известное недоедание каждого крестьянина, чтобы обеспечить полуголодное существо­вание армии и рабочих промышленности. Вот при таком положении у нас не оказалось иного выхода, как максимально понизить разверстку и перевести ее в налог. Надо приложить все силы и заботы к улучшению мелкого крестьянского хозяйства. Дать ему мануфактуры, машин и других изделий с крупных фабрик, мы этой задачи решить не могли, между тем решить ее нужно немед­ленно, и решать ее приходится при помощи мелкой промышленности. Первый год про­ведения новой меры уже должен дать результаты.

b Если мы говорим о свободе оборота, то это означает индивидуальный товарообмен, т.е. значит поощрять кулаков. Как же быть? Не надо закрывать глаза на то, что замена разверстки налогом означает, что кулачество будет растать еще больше. Но не запретительными мерами нужно с этим бороться, а государственным объединением и государственными мерами сверху. Если ты можешь дать крестьянству машины, этим ты поднимешь его, и когда ты дашь машины или электрификацию, тогда десятки или сотни тысяч мелких кулаков будут убиты. Пока не можешь дать этого, дай известное количество товара. Если не удовлетворить среднее крестьянство, с ним нельзя бу­дет сжиться. Крестьянство в России стало больше средним, и бояться, что обмен станет индивидуальным, нечего. Всякий что-нибудь сможет дать государству в обмен. Один сможет дать излишки хлеба, другой даст в обмен огородные продукты, третий – тру­довую повинность.

В основном положение такое: мы должны экономически удовле­творить среднее крестьянство и пойти на свободу оборота, иначе сохранить власть про­летариата в России, при замедлении международной революции, нельзя, экономически нельзя. Это надо ясно сознать и нисколько не бояться об этом говорить.

a При этом надо еще не забывать следующее. Нужда и разорение таковы, что восстановить сразу крупное, фабричное, государственное, социалистическое производство мы не можем.

Для этого нужны крупные запасы хлеба и топлива в центрах крупной промышленности, нужна замена изношенных машин новыми и т.п.

Мы на опыте убедились, что этого нельзя сделать сразу, и мы знаем, что после разорительной империали­стской войны даже самые богатые и передовые страны лишь в течение довольно долгого, ряда лет смогут решить такую задачу.

Значит, необходимо в известной мере помогать восстановлению мелкой промышленности, ко­торая не требует машин, не требует ни государственных, ни крупных запасов сырья, топлива, продовольствия, – которая может немедленно оказать известную помощь крестьянскому хозяйству и поднять его производительные силы.

Нам нужно строить нашу государственную экономику применительно к экономике середняка, которую мы за три года не могли переделать и еще за десять лет не переделаем.

b Оборот есть свобода торговли, есть капитализм. Он нам полезен в той мере, в кото­рой поможет бороться с распыленностью мелкого производителя, а до известной сте­пени и с бюрократизмом. Меру установит практика, опыт. Страшного для пролетарской власти тут ничего нет, пока пролетариат твердо держит власть в своих руках, твердо держит в своих руках транспорт и крупную промышленность.

a Пролетариат должен показать крестьянину, что он может дать ему образец и практику социалистических экономических отношений, выше тех, где каждая крестьянская семья хозяйничает по-своему. До сих пор крестьянство только в этот старый порядок и верит, до сих пор его считает нормальным. Это не подлежит сомнению. Ожидать чтобы оно от нашей пропаганды переменило свое отношение к жизненным вопросам, к экономике, это — чистейшие глупости. Оно в положении выжидательном, оно сдела­лось из нейтрально-враждебного нам нейтрально-сочувствующим нам. Оно предпочи­тает нас всякому другому правительству, видя, что рабочее, пролетарское государство, пролетарская диктатура, не есть грубое насилие, узурпация, как изображали, а есть лучший защитник крестьянства, чем колчаковцы.

Несомненно, старой, мелкобуржуазной стихии, мелких хозяйчиков гораздо больше, чем нас. Они сильнее, чем социалистическое хозяйственное производство, объединен­ное на потребностях рабочих. Всякий, кто соприкасался с деревней и видел спекуляцию в городе, прекрасно понимает, что это общество, основанное на мелком хозяйственном строительстве, больше нас, поэтому тут нужна абсолютно дружная работа, и мы долж­ны ее добиться во что бы то ни стало.

b Мы не должны рассчитывать на непосредственно коммунистический переход. Надо строить на личной заинтересованности крестьянина. Тут экономически невозможного ничего нет. Трудность в том, чтобы лично заинтересовать. Нужно заинтересовать также каждого специалиста с тем, чтобы он был заинтересован в развитии производства.

Умели ли мы это делать? Нет, не умели! Мы думали, что по коммунистическому ве­лению будет выполняться производство и распределение в стране с деклассированным пролетариатом. Мы должны будем это изменить потому, что иначе мы не можем по­знакомить пролетариат с этим переходом. Таких задач в истории еще никогда не стави­лось. Если мы эту задачу пробовали решить прямиком, лобовой атакой, то потерпели неудачу. Такие ошибки бывают во всякой войне, и их не считают ошибками. Не удалась лобовая атака, перейдем в обход, будем действовать осадой и сапой.

На войне можно по­бедить в несколько месяцев, а культурно победить в такой срок нельзя, по самому су­ществу дела тут нужен срок более длинный, и к этому надо при­способиться, рассчитывая свою работу, проявляя наибольшее упорство, настойчивость и систематичность. Без этих качеств даже и приступать к политическому просвещению нельзя. А результаты политического просвещения можно измерить только улучшением хозяйства. Не только нужно, чтобы мы уничтожили безграмотность, чтобы мы уничто­жили взятку, которая держится на почве безграмотности, но надо, чтобы наша пропа­ганда, наши руководства, наши брошюры были восприняты народом на деле и чтобы результатом этого явилось улучшение народного хозяйства.

a Недавно нам было сообщено, что на Арзамасском уездном съезде Советов Нижего­родской губернии один беспартийный крестьянин по поводу концессий заявил: «Това­рищи! Мы вас посылаем на Всероссийский съезд и заявляем, что мы, крестьяне, готовы еще три года голодать, холодать, нести повинности, только Россию-матушку на кон­цессии не продавайте».

a Здесь, между прочим, встает вопрос об оппортунизме. Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами, выгадывая временные частичные выгоды – вот в чем гвоздь. Тут многие сбивались. На Брестском мире мы пожертвовали второстепенными, с точки зрения социализма – интересами России (как они понимаются в патриотическом смысле), мы приносили гигантские жертвы, но все же это были жертвы второстепенные. Немцы всей душой ненавидели Англию. Они также ненавидели и большевиков, но мы их поманили, они влезли. Они все время уверяли, что так далеко, как зашел Наполеон, они не пойдут, и, действительно, они до Москвы не дошли, но пошли на Украину и там провалились. Они думали, что многому научились от Наполеона, но на деле вышло иначе. Мы же выиграли очень много.

b Вести войну против современной Антанты мы не можем. Дело нашей агитации сделано и делается великолепно, мы уверены в этом. Политиче­ски мы должны использовать разногласия между противниками, и только глубокие разногласия, объясняемые глубочайшими экономическими причинами.

Если мы попы­таемся использовать разногласия мелкие, случайные, мы попадем в положение мелкого политикана и дешевенького дипломата. Но на этом ничего серьезного сыграть нельзя. Дипломатов, играющих на этом, громадное количество, они играют несколько месяцев, делают себе карьеру, а потом летят.

a Камчатка принадлежит бывшей Российской империи. Это верно. Кому же она принадлежит в настоящее время – неизвестно. Как будто она является собственностью государства, которое называет­ся Дальневосточной республикой, но сами границы этого государства точно не уста­новлены49. Правда, некоторые документы по этому поводу пишутся, но, во-первых, они еще не написаны, а во-вторых, они еще не утверждены. На Дальнем Востоке господ­ствует Япония, которая может делать там все, что хочет.

b Вандерлип привез с собой письмо Совету Народных Комиссаров. Это письмо очень интересно, ибо он с чрезвычайной откровенностью, цинизмом и грубостью американ­ского кулака говорит:

«Мы очень сильны в 1920 году; наш флот будет в 1923 году еще сильнее, однако нашей силе мешает Япония, и нам с ней придется воевать, а воевать нельзя без керосина и без нефти. Если вы нам продадите Камчатку, то я вам ручаюсь, что энтузиазм американского народа будет так велик, что мы вас признаем. Выборы нового президента в марте дадут нашей партии победу. Если же вы сдадите Камчатку в аренду, то я заявляю, что тогда такого энтузиазма не будет».

Это почти буквальное содержание его письма. Перед нами со­вершенно нагой империализм, который не считает даже нужным облачить себя во что-нибудь, думая, что он и так великолепен. Что он экономически прав, это доказывает, что республиканская партия в Америке накануне победы. Первый раз в истории Аме­рики на юге нашлись люди, голосовавшие против демократов. Значит, ясно, что перед нами экономически правильное рассуждение империалиста.

c Когда мне на собрании ответственных работников пришлось рассказывать то, что я рассказываю сейчас, то один товарищ, вернувшийся из Америки, где он работал на за­водах Вандерлипа, выражал нам свой ужас и говорил, что такой эксплуатации, какую он видел на заводах Вандерлипа, он нигде в другом месте не видел. И вот в лице такой акулы капитализма мы получили пропагандиста торговых сношений с Советской Рос­сией, и если бы мы даже кроме предполагаемого договора о концессиях ничего не получили, то и тогда можно сказать, что мы выиграли. У нас есть целый ряд сообщений, конечно, тайных, что капиталистические страны не бросили намерения весной вновь начать войну с Советской Россией. У нас есть целый ряд сведений, что подготовитель­ные шаги некоторыми капиталистическими державами делаются, и белогвардейщина ведет подготовительную работу во всех державах. Поэтому наш глав­ный интерес – добиться восстановления торговых отношений, а для этого надо иметь хоть некоторую часть капиталистов на своей стороне.

a Я не знаю подробностей договора между Германией и Антантой, во всяком слу­чае известно, что в этом договоре прямые торговые сношения между Германией и Со­ветской Россией запрещены. И если мы заключили сделку о германских паровозах, то мы заключили ее так, что нашим контрагентом является не Германия, а Швеция. Едва ли раньше апреля 1921 года Германия сможет восстановить открытые торговые сноше­ния с нами. Но шаги наши к торговым сношениям с Германией идут быстрее, чем с Ан­тантой. Условия существования заставляют народ Германии в целом, не исключая гер­манских черносотенцев и капиталистов, искать сношения с Советской Россией. Герма­ния уже связана с нами некоторыми торговыми отношениями. Германия с нами еще больше может быть связана, поскольку мы предлагаем ей продовольственную концес­сию.

a Разумеется, с их стороны это не простая услуга нам: они делают это только ради необъятных барышей. Современный капитализм, выражаясь языком мирных дипломатов, это – разбойник, разбойничий трест, это – не прежний капитализм эпохи нормального времени: он бе­рет сотни процентов прибыли, пользуясь монопольным положением на мировом рынке. Конечно, нам обойдется очень дорого такая вещь, но иного выхода, поскольку мировая революция заставляет себя еще ждать, нет. Иной возможности подтянуть свою технику до современного уровня у нас нет. И если бы темп развития мировой революции от одного из кризисов круто изменился в благоприятную сторону, и эта революция наступила бы в период, когда концессионные сроки еще не истекли, то концессионные обязательства оказались бы не так тяжелы, как они обозначены на бумаге.

a И на этом экономическом корне вырастает целый ряд взаимоотношений (вроде как военные отношения между «Сухаревкой» и нашими учреждениями). Нам могут сказать, что вы «Сухаревку» закрываете и открываете новый ряд «сухаревок», впуская капиталистов. Мы на это глаз не закрываем и говорим, что если до сих пор мы победили, победили тогда, когда у наших врагов все средства были пущены в ход для срыва наших пред­приятий, когда этот срыв производился изнутри вместе со срывом извне, то неужели мы не сумеем на определенных участках, когда у нас будут определенные условия и отношения, справиться, проследить.

b Полтора года назад мы хотели подписать мир, по которому огромная часть земли оставалась Деникину и Колчаку. Они отказались от этого и потеряли все. Мы правильно наметили путь к международной революции, но путь этот не прямой, он идет зигзага­ми. Мы обессилили буржуазию, и военной силой она нас не возьмет. Прежде они за­прещали нам вести коммунистическую пропаганду; теперь же это сошло на нет, требо­вать это смешно. У них идет разложение изнутри, и это укрепляет нас. Мы не вообра­жаем одной военной силой победить мировую буржуазию, и меньшевики напрасно это нам приписывают.

a Эта война сейчас нам угрожает с часу на час. У нас ведутся мирные переговоры с Польшей, и мы имеем все шансы, что мир будет подписан или по крайней мере, чтобы быть точнее, огромное большинство шансов за заключение этого мира. Но что Савин­ковы и французские капиталисты работают за то, чтобы этот договор сорвать, это не­сомненно. Война не сегодня, так завтра для капиталистов возможна, и они охотно на­чали бы ее уже сейчас, если бы только не были научены трехлетним опытом.

a У нас сейчас работает два трак­торных завода, в Москве и Петрограде, но вследствие трудных условий они не могут дать тракторов в большом количестве. Мы могли бы облегчить положение покупкой увеличенного количества тракторов. Тракторы – важнейшее средство для радикальной ломки старого земледелия и для расширения запашек.

a Советские законы очень хороши, потому что предоставляют всем возможность бороться с бюрократизмом и волокитой, возможность, которую ни в одном капиталистическом государстве не предоставляют рабочему и крестьянину. А что – пользуются этой возможностью? Почти никто! И не только крестьянин, громадный процент ком­мунистов не умеет пользоваться советскими законами по борьбе с волокитой, бюрократизмом или с таким истинно русским явлением, как взяточничество. Что мешает борьбе с этим явлением? Наши законы? Наша пропаганда? Напротив! Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе? Потому, что нельзя ее сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает. У нас коммунисты, не меньше половины, не умеют бороться, не говоря уже о таких, ко­торые мешают бороться. Я очень надеюсь, что мы выгоним из нашей партии от 100 до 200 тысяч коммуни­стов, которые примазались к партии и которые не только не умеют бороться с волоки­тою и взяткой, но мешают с ними бороться.

То, что мы на сотню-другую тысяч нашу партию очистим, это будет полезно, но это – ничтожная доля того, что нам надо сделать. Надо, чтобы политпросветы всю свою работу применили к этой цели. С безграмотностью бороться должно, но одна грамотность также недостаточна, а нужна та культура, которая учит бороться с волоки­той и взятками. Это – такая болячка, которую никакими военными победами и ника­кими политическими преобразованиями нельзя вылечить, а можно вы­лечить только одним подъемом культуры. И эта задача ложится на политпросветы.

a Диктатуру пролетариата через его поголовную организацию осуществить нельзя. Ибо не только у нас, в одной из самых отсталых ка­питалистических стран, но и во всех других капиталистических странах пролетариат все еще раздроблен, принижен, подкуплен, что поголовная организация пролетариата диктатуры осуще­ствить непосредственно не может.

Диктатуру может осуществлять только тот авангард, который вобрал в себя революционную энергию класса. Таким образом, получается как бы ряд зубчатых колес. И таков механизм самой основы диктатуры пролетариата, са­мой сущности перехода от капитализма к коммунизму.

a Основные положения по данному вопросу изложены в программе РКП. Но они останутся на бумаге, если не обращать внимания на факты, показывающие сте­пень проведения их в жизнь. Такими фактами за последнее время являются, во-первых, случаи убийства инженеров рабочими на социализированных рудниках не только Ура­ла, но и Донбасса; во-вторых, самоубийство главного инженера московского водопро­вода В.В. Ольденборгера.

Вина за такие явления ложится, конечно, в несравненно большей мере на компартию и Соввласть в целом, чем на профсоюзы. Если все наши руково­дящие учреждения, т.е. и компартия, и Соввласть, и профсоюзы, не достигнут того, чтобы мы как зеницу ока берегли всякого спеца, работающего добросовестно, с знанием своего дела и с любовью к нему, хотя бы и совершенно чуждого коммунизму идейно, то ни о каких серьезных успехах в деле социалистического строительства не может быть и ре­чи. Мы еще не скоро сможем осуществить, но во чтобы то ни стало должны осущест­вить то, чтобы спецам, как особой социальной прослойке, которая останется особой прослойкой впредь до достижения самой высокой ступени развития коммунистическо­го общества, жилось при социализме лучше, чем при капитализме, в отношении и ма­териальном и правовом, и в деле товарищеского сотрудничества с рабочими и крестья­нами, и в отношении идейном, т.е. в отношении удовлетворения своей работой и сознания ее общественной пользы при независимости от корыстных интересов класса капиталистов. Никто не согласится признать поставленным сколько-нибудь сносно такое ведомство, в котором не ведется планомерно поставленной и дающей практические ре­зультаты работы по всестороннему обеспечению спецов, поощрению лучших, защиты и охраны их интересов и т.д. Профсоюзы должны вести всю работу, не с точки зрения интересов данного ведомства, а с точки зрения интересов труда и нархозяйства в целом. На профсоюзы ложится в отношении спецов самая тяжелая и трудная работа повседневного воздействия на наиболее широкие массы трудящихся, чтобы соз­давать правильные взаимоотношения их к спецам; и только такая работа способна дать действительно серьезные практические результаты.

a Никогда, не было в западноевропейской печати такой вакханалии лжи и такого массового производства фантастических измышлений о Советской России, как за последние две недели.

2 марта все английские газеты публиковали телеграммы о восстаниях в Петрограде и Москве: Ленин и Троцкий бежали в Крым, 14 000 рабочих требуют учредилки, московский арсенал и Московско-Курский вокзал в руках восставших рабочих, в Петрограде Васильевский Остров целиком в руках восставших.

3 марта «Reuter» подхватил нелепые слухи о восстании в Питере и усиленно их распространяет.

Берлинский корреспондент Мейсон телеграфирует в Нью-Йорк, что рабочие из Америки играют важную роль в петроградской революции, и Чичерин послал приказ закрыть границу эмигрантам из Америки.

Зиновьев бежал в Ораниенбаум. В Москве красная артиллерия обстреливает рабочие кварталы. Петроград отрезан со всех сторон (радио Виганда).

7 марта: Клышко телеграфирует, что на улицах Москвы построены баррикады; Чернигов взят антибольшевистскими войсками.

7 марта: И Петроград и Москва в руках восставших. Восстание в Одессе. Семенов во главе 25 000 казаков двигается по Сибири. Революционный комитет в Петрограде име­ет под своей властью фортификации и флот (английская радиостанция Польдью). «Matin» сообщает, что белый флаг веет над Кремлем.

8 марта: Мятежники овладели Красной Горкой. Красноармейские полки взбунтовались в Псковской губернии. Большевики посылают башкир на Петроград.

10 марта Петроград взят 9-го за исключением железнодорожных вокзалов, Крас­ная Армия отступила в Гатчину; петроградские стачечники выставляют лозунг «долой Советы и коммунистов».

Из громадного количества ложных измышлений этого времени выбираю примеры: Саратов превратился в самостоятельную антибольшевистскую республику (Науен 11 марта). В приволжских городах жестокие погромы против коммунистов. В Минской губернии борьба белорусских военных отрядов против Красной Армии.

Париж 15 марта: «Matin» сообщает, что кубанские и донские казаки восстали боль­шими массами.

Науен 14 марта сообщил, что кавалерия Буденного присоединилась к бунтовщикам около Орла. В разное время сообщалось о восстаниях в Пскове, Одессе и других горо­дах.

9 марта «Times» гово­рит, что советский режим близится к концу, и поэтому Америка отсрочит установление сношений с окраинными государствами.

«Daily Chronicle» еще 4 марта, говорил, что деловые круги и республиканская партия в Америке считают торговые сношения с Россией в настоящее время азартной игрой.

Товарищи, картина совершенно ясна. Всемирный синдикат прессы (там свобода прессы, состоит в том, что она куплена финансовыми магнатами) открыл всемирный поход империалистов, желающий сорвать торговое соглашение с Англией, которое Красин на­чал, и предстоящее торговое соглашение с Америкой, переговоры о котором мы здесь ведем.

Это показывает, что враги, окружающие нас, потеряв возможность провести интервенцию, рассчитыва­ют на мятеж. И кронштадтские события показали связь с международной буржуазией.

И пускай они делают попытки подор­вать практический успех Советской власти и сорвать торговые сношения. Мы знаем, что им это сделать не удастся. И все эти сотни тысяч газет, информируют весь мир, до какой степени мы окружены врагами и до какой степени эти враги по сравнению с прошлым годом обессилены.

a Конечно, не трудно быть умнее таких самовлюбленных дурачков, как Чернов, герой мелкобуржуазной фразы, или как Мартов, рыцарь подделанного «под марксизм» ме­щанского реформизма. Не в том собственно и дело, что Милюков, как личность, умнее, а в том, что партийный вождь крупной буржуазии яснее видит, лучше понимает клас­совую суть дела и политические взаимоотношения в силу своего классового положе­ния, чем вожди мелкой буржуазии, Черновы и Мартовы. Ибо буржуазия есть действи­тельно классовая сила, которая при капитализме господствует неизбежно и в монархии и в самой что ни на есть демократической республике, пользуясь также неизбежно под­держкой всемирной буржуазии. А мелкая буржуазия, то есть все герои второго Интернационала и Интернационала «два с половиной», не может быть ничем иным, по экономической сути дела, как выражением классового бессилия, – отсюда колебания, фраза, беспомощность. В 1789 году мелкие буржуа могли еще быть великими револю­ционерами; в 1848 году они были смешны и жалки; в 1917-1921 годах они – отврати­тельные пособники реакции, прямые ее лакеи.

a Нет ни одной страны в мире, которая бы так много делала и делает для освобожде­ния масс от влияния попов и помещиков, как РСФСР. Эту задачу «свободы печати» мы выполняли и выполняем лучше всех в мире.

Свобода печати во всем мире, где есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать «общественное мнение» в пользу буржуазии.

Это факт. Никто никогда не сможет его опровергнуть.

А у нас? Может ли кто отрицать, что буржуазия разбита, но не уничтожена? что она притаилась? Нельзя этого отрицать.

Свобода печати в РСФСР, окруженной буржуазными врагами всего мира, есть сво­бода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсе­ров.

Это факт неопровержимый.

Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу.

Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем.

Мы ясно видим факт: «свобода печати» означает на деле немедленную покупку ме­ждународной буржуазией сотни и тысячи кадетских, эсеровских и меньшевистских пи­сателей и организацию их пропаганды, их борьбы против нас.

Это факт. «Они» богаче нас и купят «силу» вдесятеро большую против нашей на­личной силы.

Нет. Мы этого не сделаем, мы всемирной буржуазии помогать не будем.

a Товарищи, все наши враги, а имя им легион, во всех своих бесчисленных заграничных газетах повторяют и развивают ту же тысячеустую молву, которую наши буржуазные и мелкобуржуазные враги распространяют здесь, внутри Советской республики – если дискуссия — значит споры, если споры — значит раздоры, если раздоры — значит коммунисты ослабели: напирай, лови момент, пользуйся их ослаблением!

Это сделалось лозунгом враждебного нам мира. Мы этого ни на секунду не должны забывать. Наша задача теперь показать, что в прошлом, правильно или неправильно, мы себе эту роскошь позволяли, но из чрезвычайного обилия платформ, оттенков, оттеночков, формулированных, продискутированных, мы на нашем партийном съезде, надлежащим образом просмотрев их, сказали себе – перед нами столько врагов, задача диктатуры пролетариата в крестьянской стране так не­объятна, трудна, что нам надо, чтобы и не только формально ра­бота была более сплоченной, более дружной, чем прежде, чтобы не было ни малейших следов фракционности не осталось. Только при этом условии мы те громадные задачи, которые лежат перед нами, выполним. И я уверен, что выражу намерение и твердое решение всех вас, если скажу: с еще более прочным, еще более дружным и искренним партийным единством мы должны выйти с настоящего съезда!

На этот счет не должно быть ни у кого заблуждения, ибо оно было бы самым роковым! Трудности, проистекающие от этой мелкобуржуазной стихии, большие, и, чтобы их преодолеть, нужна большая сплоченность (и не только формальная), нужна единая, дружная работа, единая воля, ибо только с такой волей пролетарской массы может пролетариат в крестьянской стране осуществить гигантские задачи своей диктатуры и руководства.

b Вот телеграмма от тов. Зиновьева из Петрограда, где говорится, что, в связи с произведенными там арестами, у одного из задержанных найден листок, из которого ясно видно, что он является разведчиком заграничных капиталистов. Дальше имеется листок, под заглавием «К верным», с контрреволюционным содержанием. Затем тов. Зиновьев сообщает о том, что в Петрограде расклеены листовки меньшевиков, в кото­рых они призывают к забастовкам, а здесь в Москве раздули слух о какой-то демонст­рации. На самом деле, был провокационный выстрел, которым был убит один комму­нист. Это единственная жертва этих несчастных дней.

a Маркс и Энгельс беспощадно боролись с людьми, которые забывали о различии классов, говорили о производителях, о народе или о трудящихся вообще. Нет трудящихся вообще, или работающих вообще, а есть либо владеющий средствами производства мелкий хозяйчик, у которого вся психология и все навыки жизни капиталистические, и не могут быть другими, – либо наемный рабочий, с со­вершенно иной психологией, наемный рабочий в крупной промышленности, стоящий в антагонизме, в противоречии, в борьбе с капиталистами.

b Дело в том, что в России, в условиях нэпа, народилась новая буржуазия, которая, не имея возможности выступать открыто на политической арене, старается прорвать фронт коммунизма изнутри, ища своих героев среди лидеров РКП(б). Это обстоятельство ведет к нарождению оппозиционных настроений внутри РКП(б), создавая почву для оппортунистического уклона.

a Как частную задачу чистки партии, я бы указал еще на чистку ее от бывших меньшевиков. По-моему, из меньшевиков, вступивших в партию позже начала 1918 года, надо бы оставить в партии, примерно, не более одной сотой доли, да и то проверив ка­ждого оставляемого трижды и четырежды. Почему? Потому что меньшевики, как тече­ние, доказали за период 1918-1921 гг. два своих свойства: первое – искусно приспособляться, «примазываться» к господствующему среди рабочих течению; второе – еще искуснее служить верой и правдой белогвардейщине, служить ей на деле, отрекаясь от нее на словах. Оба эти свойства вытекают из всей истории меньшевизма: стоит припомнить аксельродовский «рабочий съезд», отношение меньшевиков к кадетам (и к монархии) на словах и на деле и т.д. Меньшевики «примазываются» к РКП не только и даже не столько из макиавеллизма (хотя по части приемов буржуазной ди­пломатии меньшевики еще с 1903 года доказали, что они первоклассные мастера в этой области), сколько из-за их «приспособляемости». Всякий оппортунист отличает­ся приспособляемостью (но не всякая приспособляемость есть оппортунизм), и мень­шевики, как оппортунисты, приспособляются, так сказать, «из принципа» к господ­ствующему среди рабочих течению, перекрашиваются в защитный цвет, как заяц ста­новится белым зимой. Эту особенность меньшевиков надо знать и надо ее учесть. А учесть ее – это значит очистить партию примерно до девяноста девяти сотых всего числа меньшевиков, примкнувших к РКП после 1918 года, т.е. тогда, когда победа большевиков стала становиться сначала вероятной, потом несомненной.

Очистить партию надо от мазуриков, от обюрократившихся, от нечестных, от нетвердых коммунистов и от меньшевиков, перекрасивших «фасад», но оставшихся в душе меньшевиками.

b Мне рассказывали, как некоторые непролетарские элементы из интеллигентов и служащих со страхом и трепетом ждали чистки. Мне передали такую сцену. Сидят в одном кабинете люди, подлежащие чистке. Ячейка – советская. В другом кабинете – комиссия по чистке. Один из членов ячейки, пройдя чистку, вылетает, как пуля, весь облитый потом. Его просят рассказать, в чем дело. А тот в ответ: «Дайте перевести дух, дайте перевести дух, – я не могу». (Смех.) Для тех лиц, которые так страдают и обливаются потом, может быть, чистка и нехороша, а для партии это очень хорошо. (Аплодисменты.) У нас, к сожалению, имеется еще некоторая толика членов партии, которые, получая по 1000 и 2000 рублей в месяц, считаются членами партии и забывают о том, что партия существует. Я знаю факты, когда ячейка при одном из комиссариатов, где служат такие члены, имеющая в своем составе, между прочим, и шоферов, послала шофера для проведения чистки и вызвала ряд нареканий, вроде того, что шофер не должен чистить советских вельмож. Такие факты имели место у нас в Москве. Члены партии, оторвавшиеся от партии, возмущаются и не могут переварить того, что «какой‑то шофер» будет их чистить. Таких членов партии надо воспитывать и перевоспитывать, иногда путем исключения из партии. Основное в чистке – это то, что люди такого сорта чувствуют, что есть хозяин, есть партия, которая может потребовать отчета за грехи против партии. Я думаю, что иногда, время от времени, пройтись хозяину по рядам партии с метлой в руках обязательно следовало бы. (Аплодисменты).

a На мой взгляд, есть три главных врага, которые стоят сейчас перед человеком, независимо от его ведомственной роли, если этот человек коммунист. Три главных врага следующие: первый враг – коммунистическое чванство, второй – безгра­мотность и третий – взятка.

Коммунистическое чванство – значит то, что человек, состоя в коммунистической партии и не будучи еще оттуда вычищен, воображает, что все задачи свои он может решить коммунистическим декретированием. Ничего подоб­ного! Это только коммунистическое чванство. Научиться политически просвещать – вот в чем дело, а мы этому не научились, и у нас к этому правильного подхода еще нет.

Относительно второго врага – безграмотности – я могу сказать, что, пока у нас есть в стране такое явление, как безграмотность, о политическом просвещении слиш­ком трудно говорить. Это не есть политическая задача, это есть условие, без которого о политике говорить нельзя. Безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо научить азбуке. Без этого не может быть политики, без этого есть только слухи, сплет­ни, сказки, предрассудки, но не политика.

Наконец, если есть такое явление, как взятка, то нет речи о политике. Тут еще нет даже подступа к политике, потому что все меры останутся висеть в воздухе и не приведут ровно ни к каким результатам. Хуже будет от закона, если практически он будет применяться в условиях допустимости взятки.

a Такой журнал, как «Наше Хозяйство», «двухнедельный орган Твер­ского губернского экономического совета», показывает, что на местах потребность в изучении, освещении, оглашении итогов на­шего хозяйственного опыта сознается и находит правильные пути ее удовлетворения. Конечно, не в каждой губернии смогут, по крайней мере в ближайшие месяцы, поста­вить журнал, не везде смогут печатать два раза в месяц по 3000 экземпляров, как печатает Тверь. Но не только в каждой губернии, а и в каж­дом уезде могут и должны, составлять раз в два месяца отчет о местной экономи­ческой работе и печатать его, скажем, 100-300 экземпляров. Бумаги и типографий на такую небольшую работу безусловно везде найдется, если мы поймем важность и неот­ложность такой работы, необходимость для удовлетворения этой потребности отни­мать бумагу от ведомств, печатающих массу ненужных вещей. Если понять ту нехитрую истину, что даже сотня экземпляров при доставке по одному в каждую губернскую библиотеку дает уже, правда, скудную, но все же несо­мненную возможность всероссийского осведомления и учета опыта, – то ясна будет осуществимость и неотложность этого.

b На вопрос о товарообмене (включая сюда и продуктообмен, ибо государственный продукт – продукт социали­стической фабрики, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть товар в политико-экономическом смысле, уже не товар, перестает быть товаром)

a Ни одно из тех мощных капитали­стических государств, которые так «блестяще» организуют свое капиталистическое хо­зяйство, что и поныне не знают, куда идут, нам не помогло. Версальским миром они создали такую финансовую систему, в которой они сами не разбираются. Если эти ве­ликие капиталистические государства так хозяйничают, то я полагаю, что мы, отсталые и необразованные, можем быть довольны уже тем, что мы постигли важнейшее: по­стигли условия стабилизации рубля. Это доказывается не каким-нибудь теоретическим анализом, а практикой, а она, я считаю, важнее, чем все теоретические дискуссии на свете. Практика же показывает, что мы здесь добились решающих результатов, именно – начинаем двигать хозяйство в направлении стабилизации рубля, что имеет величай­шее значение для торговли, для свободного товарооборота, для крестьян и громадной массы мелких производителей.

b В 1921 году в деле торгового оборота с заграницей, мы чрезвычай­но шагнули вперед. Это связано с развитием транспорта. Средний пробег в 1920 г. – в 800 пудо-верст, а в 1921 г. – 1000 пудо-верст. Организационный прогресс, несомненно, есть.

Надо сказать, что мы впервые начинаем получать помощь из-за границы: заказаны тысячи паровозов, и мы уже получили первые 13 шведских и 37 немецких.

Это самое маленькое начало, но все же начало. Мы оплачиваем все это чрезвы­чайно дорого, непомерно дорого, но все же это значит, что крупная промышленность передовых стран оказывает нам помощь, в деле восстановления нашего хозяй­ства, несмотря на то, что все они руководятся капиталистами, от всей души ненавидящими нас.

Если проследить все три года – 1918, 1919 и 1920, – наш привоз из-за гра­ницы окажется в 17 с небольшим миллионов пудов, а в 1921 году – 50 миллионов пу­дов, т.е. в три раза больше, чем за все три предыдущих года вместе взятых.

Наш вывоз за первые три года вместе был 2,5 миллиона пудов, за один 1921 год – 117 миллионов пудов. Эта цифра ничтожная, мизерная, до смешного малая, эта цифра всякому знающему человеку говорит сразу – нищета. Вот о чем свидетельствуют эти цифры. Но все-таки это начало.

a В первый год нашей полной власти (1. VIII. 1918 – 1. VIII. 1919) государство собрало 110 миллионов пудов хлеба; во 2-ой – 220; в 3-ий – более 285.

Теперь, имея уже практический опыт, мы ставим себе задачей собрать и рассчитываем собрать 400 миллионов пудов (размер продналога = 240 миллионов пудов).

Лишь будучи фактиче­ским владельцем достаточного продовольственного фонда, рабочее государство в со­стоянии прочно стоять в экономическом отношении на собственных ногах, обеспечить хотя бы медленное, но неуклонное восстановление крупной промышленности, создать правильную финансовую систему.

a Иваново-Вознесенская гу­берния стала пускать свои фабрики в ход. Вначале работало не более 1,5 миллиона ве­ретен, в настоящее время работает уже до 600 000, к концу года мы рас­считываем развернуть до миллиона, а в будущем году думаем довести до 4 миллионов веретен. Из того состояния, когда мы с величайшим трудом вывертывались, расходуя старые запасы, мы только те­перь начинаем переходить в условия, когда Россия берется за восстановление разру­шенного производства и получит возможность, взимая с деревни хлеб, давать крестья­нину соль, керосин и, хотя бы в небольших размерах, мануфактуру. Без этого о социа­листическом строительстве не может быть и речи.

a  РСФСР и связанные с нею советские республики представляют около 140 миллионов населения. Из них невеликороссов – около 65 миллионов (украинцы, белоруссы, киргизы, узбеки, туркмены, таджики, азербайджанцы, поволжские татары, крымские татары, бухарцы, хивинцы, башкиры, армяне, чеченцы, кабардинцы, осетины, черкесы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, карелы, аварцы, даргинцы, кази‑кумухцы, кюринцы, кумыки, мари, чуваши, вотяки, немцы Поволжья, буряты, якуты и др.).

Политика царизма, политика помещиков и буржуазии по отношению к этим народам состояла в том, чтобы убить среди них зачатки всякой государственности, калечить их культуру, стеснять язык, держать их в невежестве и, наконец, по возможности руссифицировать их. Результаты такой политики – неразвитость и политическая отсталость этих народов.

Теперь, когда помещики и буржуазия свергнуты, а Советская власть провозглашена народными массами и в этих странах, задача партии состоит в том, чтобы помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед центральную Россию, помочь им:

а) развить и укрепить у себя советскую государственность в формах, соответствующих национальному облику этих народов;

б) поставить у себя действующие на родном языке суд, администрацию, органы хозяйства, органы власти, составленные из людей местных, знающих быт и психологию местного населения;

в) развить у себя прессу, школу, театр, клубное дело и вообще культурно‑просветительные учреждения на родном языке.

a Есть старая система управления нациями, когда буржуазная власть приближает к себе некоторые национальности, дает им привилегии, а остальные нации принижает, не желая возиться с ними. Таким образом, приближая одну национальность, она давит через нее на остальные. Так управляли, например, в Австрии. Всем памятно заявление австрийского министра Бейста, когда он позвал венгерского министра и сказал: «ты управляй своими ордами, а я со своими справлюсь». То есть, ты, мол, жми и дави свои национальности в Венгрии, а я буду давить свои в Австрии. Ты и я – привилегированные нации, а остальных дави.

То же самое было с поляками внутри самой Австрии. Австрийцы приблизили к себе поляков, давали им привилегии, чтобы поляки помогли укрепить австрийцам свои позиции в Польше, и за это давали полякам возможность душить Галицию.

С точки зрения бюрократии – это «экономный» образ управления, потому что приходится возиться с одной национальностью, но с точки зрения политической – это верная смерть государства, ибо нарушать принципы равенства национальностей и допускать какие‑нибудь привилегии одной национальности – это значит обречь свою национальную политику на смерть.

1 «Левый блок» во Франции – блок радикалов и радикал‑социалистов во главе с Эдуардом Эррио, пришедший к власти в мае 1924 года. Прикрываясь «левой» фразеологией, правительство «левого блока» на практике активно помогало французскому империализму в его внешней и внутренней политике. Правительство Эррио продержалось у власти до апреля 1925 года.

2 Саксонское рабочее правительство образовалось 11 октября 1923 года в результате массового революционного движения, развернувшегося но всей Германии. В него вошли 5 социал‑демократов и 2 коммуниста. Правительство возглавлял “левый” социал‑демократ Цейгнер. Коммунисты, вошедшие в состав Саксонского правительства, проводили капитулянтскую политику брандлеровского руководства компартии Германии и вместе с “левыми” социал‑демократами сорвали дело вооружения пролетариата и развития революции в Германии. 30 октября 1923 года имперские войска разогнали Саксонское рабочее правительство.

3 Группа Суварина – оппортунистическая группа внутри французской компартии, возглавлялась Сувариным, ярым сторонником Троцкого. Поддерживая троцкистскую оппозицию в РКП(б), группа Суварина клеветала на коммунистическую партию Франции и Коминтерн, грубо нарушала партийную дисциплину. В 1924 году IV расширенный пленум Исполкома Коминтерна удовлетворил требование французской компартии об исключении Суварина из компартии Франции, а VII расширенный пленум Исполкома Коминтерна в 1926 году исключил его из рядов Коммунистического Интернационала за контрреволюционную пропаганду.

4 V Всемирный конгресс Коминтерна происходил в Москве 17 июня – 8 июля 1924 года. На конгрессе присутствовало 510 делегатов, представлявших 60 организаций из 49 стран.

Конгресс обсудил вопросы о деятельности Исполкома Коминтерна, о мировом экономическом положении, об экономическом положении в СССР и дискуссии в РКП(б), о фашизме, о тактике в профессиональном движении, о производственных ячейках, вопросы партий отдельных стран, программный, национальный, аграрный и другие вопросы. И.В. Сталин был членом президиума конгресса и членом его важнейших комиссий: политической, программной, для выработки резолюции о ленинизме, и председателем польской комиссии. V конгресс Коминтерна единодушно поддержал большевистскую партию в ее борьбе против троцкизма. Конгресс утвердил резолюцию XIII партконференции и XIII съезда РКП(б) «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии» и постановил опубликовать ее в качестве постановления конгресса. Конгресс принял решение об укреплении коммунистических партий капиталистических стран, о их большевизации и превращении в действительно массовые партии, опирающиеся на профессиональные союзы. 

5 Денежная реформа – замена обесцененных бумажных советских знаков червонцами с твердым золотым обеспечением; завершена Советским правительством в течение 1924 года.

6 Крестьянские комитеты общественной взаимопомощи (кресткомы) создавались при сельских Советах и волостных исполнительных комитетах согласно декрету Совнаркома от 14 мая 1921 г., подписанному В.И. Лениным; существовали до 1933 года. Кресткомы были созданы с целью улучшения постановки дела общественной помощи крестьянам и семьям красноармейцев, с целью развития самодеятельности и инициативы широких крестьянских масс. Положение о крестьянских обществах взаимопомощи, утвержденное ВЦИК и СНК РСФСР в сентябре 1924 года, возлагало на кресткомы также задачу содействия развитию и укреплению среди сельского населения различных форм кооперации и вовлечения в нее бедняцко‑середняцких масс деревни.

7 Акционерные общества (государственные, смешанные и кооперативные) создавались в СССР Наркомвнешторгом, Наркомвнуторгом и Наркомфином по утверждению Совета Труда и Обороны. Целью их организации было привлечение средств, в том числе и частных предпринимателей, для быстрейшего восстановления народного хозяйства и развития товарообмена.

Смешанные общества, как один из видов акционерных обществ, привлекали иностранный капитал для заготовки экспортных товаров внутри страны, сбыта их за границей и ввоза предметов, необходимых для восстановления народного хозяйства. Смешанные общества действовали под контролем Народного комиссариата внешней торговли. Акционерные общества существовали в первый период нэпа.

8 “Крестьянская Газета” – орган ЦК ВКП(б), массовая газета для деревни; выходила с ноября 1923 по февраль 1939 года.

9 Комнезамы (комитеты незаможных селян), объединявшие малоземельных и безземельных крестьян Украины, создавались с целью защиты интересов бедноты и середняков. Существовали с 1920 года и были ликвидированы после проведения сплошной коллективизации в 1933 году. В первый период своего существования (1920-1921 гг.) комнезамы являлись политическими организациями, содействовавшими упрочению власти Советов на селе. С введением новой экономической политики комнезамы были реорганизованы в общественные организации производственного типа, основной задачей которых было вовлечение крестьян в различные сельскохозяйственные коллективы. Комнезамы были активными проводниками политики партии и государства на селе.

10 Терформирования – территориальные войсковые части; были созданы декретом ЦИК и СНК СССР от 8 августа 1923 года наряду с существовавшими кадровыми частями Красной Армии. Территориальные формирования были организованы на милиционных началах с целью проведения военной подготовки трудящихся путем прохождения кратковременных учебных сборов.

11 Имеется в виду соглашение, подписанное в Москве 22 февраля 1922 года полномочными представителями независимых республик: Азербайджанской, Армянской, Грузинской, Белорусской, Украинской, Хорезмской, Бухарской, Дальневосточной и РСФСР, о передаче РСФСР представительства названных республик на общеевропейской экономической конференции в Генуе.

12 ДВР – Дальневосточная республика существовала с апреля 1920 по ноябрь 1922 года. В состав ДВР входили: Прибайкалье, Забайкалье, Амурская область, Приморье, Камчатка и северная часть Сахалина.

13 Закавказская федерация – Федеративный Союз Социалистических Советских Республик Закавказья был учрежден 12 марта 1922 года на полномочной конференции представителей центральных исполнительных комитетов Грузии, Азербайджана и Армении. В декабре 1922 года Федеративный Союз был преобразован в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику (ЗСФСР). Закавказская федерация существовала до 1936 года. По Конституции Союза ССР 1936 года Армянская, Азербайджанская и Грузинская Советские Социалистические Республики вошли в СССР как союзные республики.

14 Бухарская и Хорезмская народные советские республики были образованы в 1920 году в результате победоносных народных восстаний на территории бывших ханств Бухарского и Хивинского. В конце 1924 и в начале 1925 года, в связи с государственным размежеванием Средней Азии по национальному признаку, территории Бухарской и Хорезмской республик вошли в состав вновь образованных Туркменской и Узбекской Союзных Советских Социалистических Республик, Таджикской Автономной Советской Социалистической Республики и Кара‑Калпакской автономной области.

15 Имеются в виду переговоры Советского правительства с английским промышленником Уркартом о заключении концессионного договора на разработку полезных ископаемых на Урале и в Казахстане. Проект договора был отклонен Советом Народных Комиссаров 6 октября 1922 года ввиду кабального характера предложенных Уркартом условий, а также враждебной политики английского консервативного правительства по отношению к Советской России. Отказ Советского правительства от договора с Уркартом послужил поводом к усилению антисоветской кампании в буржуазной печати.

16 Конференция в Лозанне (20 ноября 1922 года – 24 июля 1923 года) была созвана по инициативе Франции, Англии и Италии для обсуждения ближневосточного вопроса (заключения мирного договора между Грецией и Турцией, установления турецких границ, принятия конвенции о режиме проливов и т. д.). В конференции кроме названных стран принимали участие Япония, Румыния, Югославия, Греция, Болгария, Турция (представители США присутствовали в качестве наблюдателей). Советская Россия была приглашена на конференцию лишь для обсуждения вопроса о проливах (Босфор, Дарданеллы). На конференции, в комиссии по проливам, советская делегация выступила против проекта открытия проливов для военных судов как в мирное, так и в военное время и выдвинула свой проект, который предусматривал полное закрытие проливов для военных судов каких бы то ни было держав, исключая Турцию. Проект советской делегации был отвергнут комиссией.

17 II Всесоюзный съезд Советов происходил в Москве 26 января – 2 февраля 1924 года. На первом заседании съезда, посвященном памяти В.И. Ленина, И.В. Сталин выступил с речью, в которой от имени большевистской партии дал великую клятву хранить и выполнять заветы Ленина. В связи со смертью Ленина съезд принял обращение “К трудящемуся человечеству”. В увековечение памяти Ленина съезд вынес постановления об издании Сочинений Ленина, о переименовании г. Петрограда в г. Ленинград, об установлении дня траура, о сооружении мавзолея Ленину на Красной площади в Москве и памятников в столицах союзных республик, а также в городах Ленинграде и Ташкенте. Съезд обсудил доклад о деятельности Советского правительства и вопросы о бюджете Союза ССР и об учреждении Центрального сельскохозяйственного банка. 31 января съезд утвердил первую Конституцию (Основной закон) СССР, разработанную под руководством И.В. Сталина. Съезд избрал ЦИК – Союзный Совет и Совет Национальностей. И.В. Сталин был избран в состав Союзного Совета.

18 Имеется в виду экономический и политический кризис 1923 года в Германии. В стране развернулось массовое революционное движение, в результате которого в Саксонии и Тюрингии были созданы рабочие правительства, в Гамбурге произошло вооруженное восстание. После подавления революционного движения в Германии усилилась буржуазная реакция во всей Европе, а также опасность новой интервенции против Советской Республики.

112