Размышления о кадрах

Прежде чем окунуться во второй день сбора хочется порассуждать о качестве и количестве педсостава и вообще о том, как эти кадры решают все.

Моя настольная книга – «Законы Паркинсона». В ней очень убедительно показано, как эффективность любого учреждения падает по мере увеличения количества сотрудников. Избежать роста числа функционеров невозможно, ибо каждый Начальник стремиться к увеличению числа подчиненных и все попытки сократить аппарат, в конечном итоге приводят к его увеличению. Дело медленно погибает. Заглянул я как-то в один обычный-обычный летний лагерь. Схема отдыха там была традиционна: ежедневно – речка, ежевечерне – дискотека. И так каждый день у всех отрядов. Разнообразие вносил только старший отряд. Его 19-летняя вожатая весь день ходила в обнимку со своими 15-летними мальчиками, а эти мальчики периодически, под прикрытием темноты, бегали в село за самогоном. В этом лагере работал многочисленный штат сотрудников. Все вожатые накануне прошли учебу, в их тетрадках было много записей. Этими вожатыми руководили не только Старшаявожатая, но и Замдиректораповоспитательнойработе. Я спросил у них: «Скажите, ну почему у вас каждый, каждый, каждый вечер дискотека, одна только дискотека и ничего, кроме дискотеки?» Ответ: «Так ведь дети ж просят». «А вы не пробовали за двадцать дней потока хоть один раз, чисто для разнообразия, провести что-нибудь другое?» Старшаявожатая и Замдиректораповоспитательнойработе вытаращили на меня глаза: «А зачем? Детям же нравится». Словом, извечное «всегдатакбыло». Я взвился: «Если вы не знаете, чем можно занять детей хотя бы один вечер и так, чтобы им понравилось, то какого черта вы работаете здесь и гордо носите звания Замдиректораповоспитательнойработе и Старшейвожатой?» «А какого черта ты приехал сюда и мешаешь нам воспитывать детей в духе?..» Я уехал, наслаждаясь мыслью, что больше никогда не увижу этих мерзких баб. Через год нисколько не был удивлен, случайно узнав, что в этом лагере появилась еще одна должность – Методистпоорганизациидетскогодосуга. И такие работники имеют педагогическое образование, у кого-то на хорошем счету, их кто-то ценит и выдвигает… Ох, уж это «дети просят». Припоминается еще случай. Довелось мне однажды внезапно возглавить один отряд вожатых, из которых я никого не знал даже в лицо. О том, что мне придется его возглавить, я узнал только за два дня до заезда детей. Так что выбивать из вожатых дурь привычных стереотипов пришлось на ходу. На первой же планерке после отбоя, каждый из них истерически произносил слова: «Это издевательство над детьми...», «они хотят...», «очень требуют…» Тогда я сказал: «Господа вожатые. Пожалуйста, достаньте по листку бумаги… Пишите… «Я, вожатый такой-то… обязуюсь съесть этот листок бумаги, если еще хоть раз заявлю на планерке, что дети чего-то там хотят…» Через неделю мы вспоминали об этом эпизоде с улыбкой. В нашей работе главное: верить в свою правоту и всегда, с высоченной колокольни плевать на то, что требуют в начале потока дети, родители и начальники. Наградой за этот подвиг всегда будут сотни теплых писем от детей, родителей и иногда даже начальников. Умные и талантливые начальники бывают!.. Сам я не видел, но мужики рассказывали.

Это я все к чему? Опять тому же, что кадры решают все. Увы, в комиссары и вожатые рвется огромное множество народа, среди которых не так уж много умниц и художников педагогики. Порою очень тяжело бывает сказать желающему покомиссарить: «Нет, тебя в команде не будет». Есть много ненормальных с целыми букетами комплексов. Встречаются и педофилы и просто искатели дешевого летнего отдыха. К таковым отношу особенно радистов. Но какой соблазн, пригласить в комиссары не независимого Творца, а преданную, заглядывающую в глаза Серость! Сколько хороших, ярких педотрядов осерила и стерла с лица земли эта порочная практика большого и малого Начальства. Не бояться работать с теми, кто умнее и талантливее тебя – на это требуется огромная сила воли. Еще письмо?

Ирина, Петрозаводск «Я боюсь людей, которые идут в педагогику с комплексами и только. Которым нужна власть над людьми, не смеющими оценивать только потому, что они дети, а ты взрослый, а значит, изначально прав. «Вас нельзя подпускать к детям» мне, к счастью, слышать не доводилось. Но, думаю, я не столь экстремальна в педагогике, как ты. Честно говоря, очень интересно было бы с тобой поработать по твоим правилам. Да, мы сходимся по многим вопросам, но уверена, что есть и расхождения. Может быть, даже не расхождения, а просто я уверена, что ты делаешь много того, что мне просто не пришло бы в голову. Ты раскрепощеннее, неожиданнее…»

Наша лагерная Система полностью укладывается в Паркинсоновы законы, а под прикрытием «заботы о детях» доведена вообще до полного абсурда. Есть лагеря, где количество персонала доходит до трети от количества детей. Неисчислимые полчища любителей халявного отдыха каждое лето заполняют лагерные пространства под видом физруков, радистов, плавруков, инструкторов, музруков, оформителей, худруков, библиотекарей, кружководов, психологов, методистов, не считая армии хозяйственного персонала. За этим частоколом едва-едва просматриваются дети. Но есть еще одна категория лишних работников, это – … вожатые. Как-то всегда считалось непреложной истиной, что в отряде должны работать двое вожатых, и самое оптимальное – парень и девушка. Там и тут попадаются лагеря, где вожатых по трое на отряде и по четверо… Почему это правильно и хорошо, так никто убедительно и не доказал. Если в отряде 40 детей (это тоже есть полный идиотизм), то все равно каждый из трех вожатых работает со всеми сорока. И имена этих вожатых: Лебедь, Щука и Рак. В уже многократно помянутые давние времена у нас на сборах тоже работало всегда по два комиссара на отряде, и это казалось естественным и непреходящим. Кроме Отрядных было еще много Юнкомов и Уникомов. (А еще помню, были так называемые Кандидаты в Юнкомы – КЮКи.) Храню одну фотографию с городского сбора «Эврика». На снимке – отряд комиссаров. И всего их – 34 человека. На 150 детей. Приплыли. И были в нашем педотряде проблемы и проблемищи, которые воспринимались как вечные и неизбежные, как плата за радости комиссарской работы.

В педотрядах больших числом соперничество господ комиссаров друг с другом, с широким во влечением в эту борьбу детей – явление сколь мерзкое, столь и распространенное. У комиссаров, стоящих на одном отряде могут быть разные мотивы, разные личные психологические цели. Эти цели могут быть связанны с детьми, а могут и не быть. Модель взаимодействия напарников, называемая Сотрудничеством, наблюдается, к сожалению, реже, чем хотелось бы. Чаще просматриваются модели: Псевдосотрудничества и Конкуренции. Из писем:

Наталья, С-Петербург «Не поняла. Как это у вас так сложилось, что между вожатыми на одном отряде нет контакта? Как это так? Напарник – самый близкий человек, они как альпинисты в связке. Все люди разные и те качества, которых не хватает тебе – восполнит твой напарник».

Конечно, конечно. История знает немало блестящих вожатских дуэтов. У меня пару раз были такие напарницы, что я был готов на них молиться. И все же я против комиссарских пар, а, уж тем более – трио. Бывает, скажем, так. Одного комиссара тянет к психологическим раскопкам, а второго к звездизму. То есть: напарник считает, что отряду, во что бы то ни стало, надо выступить на Вечернем деле лучше всех; напарница же уверена: вечернее дело надо завалить, а потом разобрать причины на огоньке. Они постоянно отлучаются подкармливать свой конфликт, а расплачиваются дети. Или еще: напарница – заботливая мама, забеганная, заморенная черновой вожатской работой, забывающая порой даже причесаться, но все-таки стремящаяся посеять хоть немного разумного, доброго, вечного, но напарник (профессиональный Казанова) почему-то имеет кучу времени, чтобы ежедневно посещать душ и благоухать одеколоном. Девочки отряда его обожают, а непричесанная напарница закипает все больше и больше… Черт знает, что получится у них, а не отряд. Из-за большущего разнообразия целей и мотивов, подбор комиссарских пар является непреходящей головной болью всех методистов и Старших комиссаров. Им просто делать нечего, кроме как сидеть ночами и раскладывать головоломные пасьянсы, чтобы, в конце концов, половине педотряда не угодить. Вот имеется одна опытная комиссарка в цветущем женском возрасте. Она хочет в напарники непременно мальчика: юного, неопытного, смотрящего ей в рот и обязательно (вы слышите – обязательно) красивого. А тут энергичный паренек в расцвете своего педагогического таланта с неисчерпаемыми запасами энтузиазма. Ему до зарезу нужна спокойная, трудолюбивая напарница, боящаяся детей и ограждающая его творческие порывы от прозы жизни (подъем, уборка, учет пододеяльников, дежурство по столовой). Или образовала нелегкая в отряде влюбленную комиссарскую парочку, которая ставит ультиматум: мол, если не хотите, чтоб мы постоянно друг к другу на свиданье бегали – ставьте нас на один отряд и баста. И наплевать, что мы оба опытные и могли бы многому научить своих юных напарников… А бывает, что блестяще сработавшаяся на одном сборе пара, вдруг на следующем – начинает конфликтовать и ненавидеть… Вот и мучайся, подбирай, удовлетворяй… А оно нам надо?.. Хотелось бы от работы получать радость, а не носиться от одной проблемы к другой. Кто работал в лагерях, прекрасно знает, как дети манипулируют своими вожатыми, разделяя их: «Вася, ты у нас такой хороший, а Рита нам ничего не разрешает».

Года четыре назад я подумал: «А может комиссар не переломится, если недельку поработает с отрядом один?» Взял, да и поставил на отряд по одному комиссару… И получился блестящий ансамбль, без каких-либо психологических игрушек. Наша маленькая команда работала очень напряженно, но дружно и результативно. С тех пор меня никто не сумел уговорить поставить на отряд двух комиссаров. И впоследствии, работая в обычных лагерях, я подговаривал вожатых оставаться формально вдвоем на отряде, а неформально поделить его надвое и плотно работать каждого со своей половинкой. Эффективность резко возросла, а Старшаявожатая все удивлялась: почему старшие отряды на Вечерних делах каждый раз готовят по два номера.

Отрядных комиссаров по способам воздействия на детей я делю на три категории: Передающие, Хотящие и Вопрошающие. Комиссары Передающие (такие ко мне в педотряд попадают только по случайному недоразумению и быстро отстреливаются) очень боятся, что дети их любят не до конца и посему всякое неприятное для деток требование сопровождают репликой: «Тут, понимаете, Старший комиссар с чего-то взял и распорядился территорию убрать». Понимать его надо так: Старший комиссар плохой, это от него исходят дурацкие распоряжения, а я, мол – хороший, но меня заставляют заставлять вас собирать бумажки. Хотящие комиссары превращают свыше-спущенное распоряжение в свое страстное желание: «А ну-ка, господа дети, оторвемся минут на двадцать от наших приятных занятий, да пойдемте окрестную территорию вылизывать. Почему сейчас, а не послезавтра? А так мне захотелось. Шел по территории, и что-то вдруг не понравилась она мне своим внешним видом. И возжелал я, чтобы она стала чистой и благоухающей. Вперед!» Такие комиссары хороши и я их высоко ценю и люблю. Но это все же не высший уровень руководства. Высший уровень демонстрируют комиссары Вопрошающие. Они периодически спрашивают своих подопечных: «А что, разве территория у нас до сих пор не блестит и не благоухает?», «Вы хотите сказать, что в нашем отряде есть неинтеллигентные люди?», «А не слишком ли большой у нас отряд?»

Я – дилетант в психологии, но для себя лично делю все педотряды на коллективы санаторного типа и казарменного. В санаторном очень теплые, нежные отношения всех друг с другом: много времени и энергии уходит на празднования дней рождения, отмечания юбилеев, посвящения, просто хождения друг к другу в гости. В таком коллективе всем очень хорошо, тепло и уютно. Правда, не долго. Вскоре начинаются проблемы, истерики, «бунты стариков» и пр., но не это самое плохое. Плохо то, что санаторные педотряд малоэффективны по конечным результатам работы. Они – слепы, свою скромную результативность не видят в упор, но чувствуют, а потому делают много альбомов и сайтов про свои достижения. Совершенно иная картина в коллективах казарменного типа. Там отношения между участниками процесса бывают хорошими, никакими, просто ужасными (до определенного предела конечно), т.е. вожатых не связывает друг с другом почти ничего личного. Их главная радость – не общение друг с другом, а работа и ее результат. У результативного педотряда много признаков, но я считаю главнейшим следующий: если в этом коллективе не отмечают дней рождений, то это может быть хороший педотряд. И еще. Как нормальному мужчине, мне, конечно, очень нравится общество девушек, но в любом коллективе их должно быть чуть-чуть меньше чем парней. И девушкам комфортно и коллектив при этом намного работоспособнее. Поэтому поиск и привлечение в педагогический отряд молодых людей – архиважная задача всякого руководителя. Нормальные пацаны в вожатые сами не идут – их приводят девчонки. Скажем им спасибо и пожелаем удачи в этом нелегком труде.

Мой самый любимый сбор – «Зеленый гусь». Любимый потому, что это единственный сбор без Начальства. Там у меня абсолютная власть и все до мелочей я делаю так, как хочу. Так вот – на «Гусе» у меня обычно работает чисто мужской педотряд. Даже на кухне – исключительно парни. И это высочайший класс работы. Причем дело совсем не в мужском шовинизме. Бывало, сидишь на Совете комиссаров, а напротив тебя – комиссарка Надя. А у неё и глаза, и ротик, и волосы и… чего только у неё нет. Какой тут, к черту, план на завтрашний день? Инстинкт продолжения рода всесилен и от него не спрятаться, не скрыться. Вот, например, история. Как-то моя знакомая Галя – величайшая вожатая всех времен и народов – решила набрать высококвалифицированную команду, дабы отработать с ней пару смен в одном из лагерей на самом высоком уровне. И люди в педотряд действительно подобрались – загляденье. Опытные, энергичные, одержавшие множество педагогических и творческих побед. «Эх, Галина, – завидовал я. – Да с такой командой ты решительно свернешь не одну гору». И вот приезжаю я в этот лагерь и застаю там… сонное царство. Ходят унылые дети с бадминтонными ракетками, а вожатых не видно. Кидаюсь к Галочке с расспросами, а она смущенно говорит: «Ты знаешь, я бы не сказала, что работа с детьми сильно кипит… Все мы настолько погрязли в любовных разборках, бегаем друг за другом, объясняемся, обижаемся, прощаем… Как-то все не до детей… А ты знаешь, что Наташка Дашкина, моя лучшая подруга, отбивает у меня Гришу Вальвашевского!..» Глаза ее гневно сверкнули…

Господа методисты и начальники! Днем и ночью помните: все вожатые – это живые люди!.. А что еще страшней – молодые люди!

Интересным представляется также вопрос о продолжительности сборов и количестве детей на нем. Есть у нас очень денежные организации, которые могут профинансировать даже полет на Луну нескольких тысяч ребятишек. Не знаю я. Видел и 22-дневные сборы, участвовал и в однодневках. Принципиальной разницы в результатах не заметил. Сборы, где 60 детей, на мой взгляд, лучше, чем те, где их 350, ибо таким муравейником труднее управлять, да и качественный педотряд собрать намного сложнее. Предполагаю, что сбор с количеством дней больше 14-ти должен быть трудовым. Пусть с утра до обеда дети работают и зарабатывают реальные деньги Причем организация такой работы сама по себе может стать увлекательнейшим КТД, а сама работа должна быть зримой: пусть растет стена или штабель дров, благоустраивается улица или все ярче сияет свежевыкрашенный забор (слеты юных археологов в этом смысле очень хороши). Мне лично представляются самыми приятными сборы от 4 до 6 дней с количеством детей от 60 до 100. Отряды от 12 до 15 человечков, на которых стоит по одному комиссару. Кроме Отрядных комиссаров будут полезны: Художник он же декоратор, реквизитор и гример; Танц-комиссар он же психолог; Песенный комиссар он же радист и Хоз-комиссар. Всякие другие люди на сборах только лишняя обуза. Притом, что желающих поехать всегда выше крыши, есть вероятность, что ты дашь слабину и таки не сможешь устоять перед просьбами и мольбами друзей. Вот и думай, что тебе важнее: высококачественный сбор или признательность знакомых.

Найти хорошего комиссара, ой как трудно. Но тысячекратно труднее не взять на сбор плохого. Ты его в двери, а он в окно; ты его куда подальше, а он жаловаться Начальству. Если ты три раза подряд можешь сказать «нет», то есть подозрение, что ты – великий руководитель. Помнится, вызвал меня проректор университета, где я работаю: «На вас поступила письменная жалоба от студентки Зданутовой, которую вы не хотите брать на сбор. Она пишет, что уже два лета проработала вожатой и имеет право, а вы прогнали ее в грубой форме». Я сказал: «Если вы прикажете – возьму ее. Но очень прошу вас: пригласите сначала её к себе, и пять минут поговорите, все равно о чем». Проректор так и сделал. Потом снова вызвал меня: «Да ей же место в психушке. Я никак не мог ее выставить, пришлось сделать это в грубой форме. Кто ее брал в лагерь?» Я ответил: «По-видимому, тот, у кого не хватает духу сказать «нет».

О-о… заболтались мы с вами. На дворе уже утро. Утро второго дня.

9.45 – 10.00	УТРЕННИЙ РАЗВОД
10.00 – 10.30	Завтрак
10.30 – 11.30	ОТРЯДНОЕ ВРЕМЯ по планам Отрядных Комиссаров
11.30 – 12.30	Клубы по интересам
12.30 – 14.00	Подготовка к ЗОЛОТОМУ ВОВОЧКЕ
14.00 – 14.30	Обед
14.30 – 15.30	ЗОЛОТОЙ ВОВОЧКА
15.30 – 16.30	ОТРЯДНОЕ ВРЕМЯ
16.30 – 18.30	БОЛЬШОЙ ПРЫЖОК
18.30 – 19.30	РАЗУЧИВАНИЕ ПЕСЕН
19.30 – 20.00	СПЕВКА
20.00 – 20.30	Ужин
20.30 – 22.30	Подготовка к Вечернему делу
22.30 – 23.30	Вечернее дело ШЕДЕВРЫ РОК-Н-РОЛЛА
23.30 – 00.30	ВЕЧЕРНИЙ ОГОНЕК
00.15 – 01.00	По одному ребенку от каждого отряда на совет к Старшему комиссару
00.30 – 01.00	Укладывание
01.00	Совет комиссаров
	РАЗМЫШЛЕНИЯ О РЕЖИМНЫХ МОМЕНТАХ

Второго дня дождаться также невозможно, как и зарплаты. Когда же он все-таки наступает, то комиссары долго не верят своим глазам и все переспрашивают. Второй день – это как второй тайм в футболе, который начинается при счете 2:0 в твою пользу. Многое еще может произойти, но играть намного спокойнее. Дети еще не самые близкие друзья комиссаров. Но они уже верные союзники, готовые ринуться куда угодно по первому мановению комиссарской руки. В глазах вопрос: «А че еще будет?» Дисциплина теперь железная, ибо прочно держится на двух китах: четком осознании ее необходимости и леденящем душу страхе, что тебя могут за что-нибудь отправить домой.

В.Ланцберг в своем замечательном труде «Технология группы» поминает термин «сильная позиция». Он приводит пример, как в один интернат пришел работать новый педагог и потребовал для работы большой кабинет. В этот кабинет он притащил пару компьютеров, синтезатор, электрогитару, акустическую гитару, шахматы, самовар и много чего другого привлекательного для мальчишек. Оставил дверь приоткрытой и сел пить чай, поигрывая на синтезаторе и пощелкивая на компьютере. Естественно мальчишки стали заглядывать и спрашивать: «А можно?.. А можно?» Оказалось – можно, только надо погасить сигарету. Далее Ланцберг пишет: «Постепенно выяснилось, что зона запретна не безусловно; что достаточно не иметь больших проблем с педагогами интерната и своими товарищами, а также не употреблять в общении таких терминов как «козел», чтобы можно было не только бывать тут, но и проводить чуть ли не все свободное время. И даже жить в отсутствие хозяина, будучи особо доверенным лицом… В итоге вокруг кабинета образовалась группа завсегдатаев, которую отличал стиль поведения, отношений к работе, учебе, друг другу… «Сильная позиция» может быть реализована не только через «пространство соблазнов», но и через свободу действий педагога. Так, будучи обязанным кормить-поить всех своих подопечных без исключения, он может не быть обязанным организовывать интересные походы и уж, во всяком случае, брать в них кого ни попадя. Эта свобода дополнительных возможностей действий и свобода выбора в их рамках – основа его суверенитета».

На второй день сбора, в отличие от начала первого, у комиссаров исключительно сильная позиция. Мы никому ничего не должны, сбор устраиваем исключительно для себя и желаем общаться с приятными людьми. И если кто-то нам неприятен, то мы с ним общаться не будем. В первый день мы вводили детей в «пространство соблазнов», были терпеливы и, хоть нехотя, но прощали им естественное недопонимание, стереотипное мышление и даже хамство. Но на второй день мы можем позволить себе предъявлять любые требования. Ты хочешь прожить с нами оставшиеся дни? Тогда будь так добр, смени кислое выражение лица на бодрое.

Комиссар Леша рассказывал мне, как однажды в ночь с первого дня на второй увидел он на аллее хорошенькую девочку. «Минуточку… ты почему не спишь сладко в своей кровати?» – спросил он. «С мальчиком гуляла. А что, нельзя?» – с вызовом ответила очаровашка. «Как ни печально, но ночью у нас все должны спать, даже внезапно полюбившие друг друга». «Ну, что это за порядки такие? – пошла она в атаку. – Что за концлагерь? Я все-таки личность, почему такое неуважение?» «Ты знаешь, мне нравиться то, с каким достоинством ты себя держишь. Знаешь себе цену и не позволяешь никому пренебрегать твоей личностью. Молодец. Завтра поутру, ты конечно уедешь отсюда, но уважение к твоей личности я сохраню в своем сердце навсегда», – сказал комиссар и пошел спать… А в восемь утра (за полтора часа до подъема) в дверь Лешиной комнаты раздался стук. На пороге стояла чумазая, зареванная «личность». «Леша, прости меня, я не хочу уезжать… обещаю быть самой послушной и активной, только не отправляй, не отправляй, пожалуйста!» – говорила она сквозь рыдания. «А как же быть со свободой личности в нашем концлагере?» – спросил злой, не выспавшийся Леша. «Я была дура, дура, дура!!!» Девочка была так красива, а Леше было двадцать лет… Впоследствии она оказалась замечательным ребенком, но я до сих пор в шутку пеняю комиссару: «При помощи элементарного женского обаяния тебя, Леха, развели как лоха».

А еще помню, как приехала к какому-то мальчику мама, чтобы взять у него лишние вещи и увезти их домой. Я послал за этим мальчиком с просьбой передать, чтобы он пришел в штаб с вещами. Не совсем сознательный вестовой забыл при передаче сообщения сказать про маму. Мальчик появился весь трясущийся и заикающийся, на грани обморока.

Это чувство (леденящий душу страх) внушается утренним шоу с выгоном взашей одного-двух идиотов, которые, не вняв предупреждениям, все-таки правила игры нарушили. Их истерика и слезы никакого влияния на принятое решение не оказывают, но к каждому приходит осознание истины: комиссары не шутят, сказали – сделают. Я много слышал сказок и теоретических выкладок об уважении к ребенку, свободе его выбора. Все эти рассуждения может быть верны, когда у педагога есть приличные запасы времени, терпения, такта а, самое главное, желания работать со своими подопечными 24 часа в сутки. Но чаще всего они прикрывают лень и конформизм господ воспитателей, которые почему-то понимают это «уважение» таким образом: «дети хотят – надо дать, дети не хотят – боже упаси их заставлять». Ведь если один раз детей заставить что-то сделать против их воли, они ведь могут и обидеться. А это такое горе, такое горе.

Наше насилие – это не кнут и розги. Наше насилие – это установление четко очерченных правил игры и требование жесткого их соблюдения. Если ты играешь в шахматы, то будь так добр: тронул – ходи. Свобода твоего выбора в том, что ты можешь в любой момент встать и пойти играть в хоккей. И потом, никакое это не насилие. Просто у нас «сильная позиция». «Заставлять» – это когда: «не сделаешь – будет больно». У нас ситуация другая: «не хочешь – свободен». Мы тут песенки собрались попеть в обществе тех, кто нам нравится. Твоя задача (может быть она трудная) – не омрачать наше чело проблемами и нравиться нам изо всех сил.

Одним летом мне довелось участвовать в российско-французском семинаре вожатых. Я не могу передать ужаса, охватившего меня, от рассказа французских коллег о принципах организации детского отдыха в Европе. Если мне правильно все перевели, и я правильно все понял, то картина примерно такая: в отряде у них не более восьми детей, которых опекают двое взрослых, прошедших серьезную педагогическую подготовку. Ребенок там может позволить себе встать во сколько захочет (!) и сходить позавтракать в удобный для себя момент. После завтрака вожатые предлагают ему большой список различных полезных занятий и просто развлечений – «программы» и «подпрограммы». У него полная свобода выбора. Хочет, участвует, а не хочет – никто не смеет его принуждать. Называется это все «отказом от режима» и уже с успехом внедряется в наиболее передовых (и финансово обеспеченных) лагерях России. Главная педагогическая задача, как мне объяснили, чтобы ребенок быть совершенно доволен своим «отдыхом»… Стоп! Приехали! А разве у нас другая задача? Мы, собственно, тоже никакой другой цели и не преследуем, кроме как той же самой – абсолютного детского счастья. С той лишь разницей, что нам пока не нужно мотивировать ребенкова папашу и в следующий раз выкладывать денежки за пребывание чада именно в этом лагере. Но вот ведь что интересно: у нас жесткий поминутный режим, мы даже и не думаем спрашивать у детей, чем бы они хотели заняться, ни о какой свободе не может быть и речи, таких слов, как «уважение к личности ребенка» мы даже и не знаем... а дети самым неприличным образом счастливы. Почему и откуда берется у них столько положительных эмоций при таком «неуважительном» отношении к их личности – не могу понять, хоть ты тресни! Когда мы все это выложили французам, то они долго с сомнением качали головами и говорили: «Но это же нарушение прав ребенка». Мы привезли их на сбор. А происходило это в «обычном» лагере, где нам на шесть дней просто предоставили поработать на старших отрядах. Контингент детей был, понятно, сложный, обычные сельские дети, далеко не все хорошо воспитанные, много лет приезжающие в этот лагерь и точно знающие все лазейки. Начальник лагеря требовал соблюдения дурацких режимных моментов. Это были самые тяжелые условия работы, которые я могу припомнить. Наши Вечерние дела проходили под аккомпанемент дискотеки… И в конце первого дня французы иронизировали: «Нет, мы предполагали, что будет издевательство над подростками, но то, что мы видим – просто садизм». Но как же были они посрамлены в последующие дни, когда увидели своими глазами, как (!) действует наша «методика насилия» на живых детей. Через шесть дней мы сдали их на руки своим вожатым и стали прощаться… какие были слезы и истерики… Дети долго бежали за нашим автобусом и кричали «не уезжайте!». Потрясенные иностранцы не находили слов… Вернувшись с этого международного сбора домой, я с удовольствием раскрыл Чехова и перечитал мой любимый рассказ «Глупый француз». (Одна француженка, прочитав книжку, спросила меня: за что я и Чехов так не любим французов? Я дал ей прочитать рассказ и она искренне посмеялась... над русским обжорством.)

Во второй день такой неприятный инцидент, как отстрел парочки маргиналов быстро забывается, и все затопляет непреходящая, всепоглощающая радость. Радость дела, радость творения, радость общения. Помимо нарушителей, в каждом отряде может найтись по одному мунявому ребенку, который ничего не нарушает, но все делает с такой кислой миной, что сильно напрягает остальных. Все мунявые присылаются Отрядными комиссарами ко мне, и я ласково предлагаю им не мучиться, а потихоньку собрать вещи и уехать… Небывалый творческий подъем мгновенно загорается в их глазах, им начинают нравиться все мероприятия, все песни…в общем, в дальнейшем Отрядные комиссары просто не могут нарадоваться на их активность и энтузиазм.

Второй день – это день самоидентификации групп, время интенсивного внутриотрядного общения. Во второй день ребят мало занимают другие отряды, им интересен только свой, а остальные интересуют только с точки зрения сравнения. Зажим и настороженность у многих, однако, еще сохраняются. Но уже загораются первые звездочки, утверждаются лидеры и все внимание теперь приковано к ним, а не к жалким остаткам оппозиции.

Настроения второго дня: Утро – приподнятое, эйфория, ожидание вчерашних вечерних ощущений. Утро второго дня всегда и везде у нас было удивительно бодрое и доброе. Удивительно. Середина дня – успокоение. Оттого, что ощущения уже не так сильны, потеря чувства новизны. Иногда очень лень приступить подготовке нового дела. Именно приступить, но стоит начать, как вновь приходит вдохновение. Однажды девочка Настя на мой вопрос, что больше всего понравилось в системе сбора, на мой взгляд, сформулировало очень точно: «Понравилось то, что иногда очень неохота что-либо делать, а потом, когда сделаешь – так кайфово». А ведь верно, а? Вечер – спокойная и нежная любовь к сбору, отряду и ко всему происходящему. К хорошему привыкаешь быстро. Кажется, что уже давным-давно живешь именно так, вся прошлая жизнь – в смутной дымке. Все спрашивают друг у друга: «Вы не помните, кто такой Путин?» И с большим юмором вспоминают себя в час заезда.

Счастливого второго дня.

Сапоги нужно чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову. Военная мудрость