160

Корейцы Сибири: Анализ этнополитических процессов

Ким Е.В.

Содержани

Введение 2

Глава 1. История корейцев Сибири в контексте этнополитической истории России в XIX-XX вв. 29

Корейцы в России: Формы и результаты адаптации в XIX-середина 1950-х гг. 29

Формирование корейского сообщества в Сибири 41

Глава 2. Корейцы Сибири на рубеже XX-XXI в. 56

Этно-социальная характеристика корейцев Сибири 56

Этнокультурная характеристика корейцев Сибири 70

Формы самоорганизации корейцев Сибири 85

Глава 3. Корейцы Сибири в структуре диаспоральных практик 101

Республика Корея и ее практики взаимодействия с зарубежными соотечественниками 101

Диаспоризация корейцев Сибири 117

Этнополитическая характеристика корейцев Сибири в начале XXI в. 131

Заключение 144

Литература 151

Введение 2

Глава 1. История корейцев Сибири в контексте этнополитической истории России в XIX-XX вв. 28

Корейцы в России: Формы и результаты адаптации в XIX-середина 1950-х гг. 28

Формирование корейского сообщества в Сибири 40

Глава 2. Корейцы Сибири на рубеже XX-XXI в. 55

Этно-социальная характеристика корейцев Сибири 55

Этнокультурная характеристика корейцев Сибири 69

Формы самоорганизации корейцев Сибири 84

Глава 3. Корейцы Сибири в структуре диаспоральных практик 100

Республика Корея и ее практики взаимодействия с зарубежными соотечественниками 100

Диаспоризация корейцев Сибири 116

Этнополитическая характеристика корейцев Сибири в начале XXI в. 130

Заключение 143

Литература 150

Введение

Актуальность темы исследования Несомненно, что мир вступает в эру, когда государство-нация перестает быть доминирующей системой. Все больше государств пересматривают свою внешнюю политику в пользу развития стратегий взаимодействия с зарубежными соотечественниками. Прежде всего, такие государства признают тот факт, что наличие влиятельной и консолидированной общины за рубежом отвечает их национальным интересам. (Чепурин А.В., globalaffairs.ru/print/number/n_13207, 17.06.2011). В этом контексте становится важным изучать и анализировать диаспоральные стратегии стран с целью оценки их эффективности, разработки альтернатив и понимания основной направленности. А также не менее важным становится изучение этнических сообществ, на которые направлены подобные диаспоральные стратегии. Ведь в условиях глобализации новым тенденциям подвержены не только государства и их национальная и внешняя политика, но и этнические сообщества, получающие возможность участия в международных процессах.

Таким образом, подъем интереса к диаспоральным отношениям на международном уровне ознаменовал начало новой формы транснационального взаимодействия с включением в систему, как официальных правительственных органов власти, так и отдельных этнических объединений. В данный процесс постепенно вовлекаются и этнические сообщества России, в том числе и общественные объединения корейцев Сибири.

Одновременно с этим явлением заметен рост интереса отдельных государств к взаимодействию с зарубежными соотечественниками и разработка конкретных стратегий. Президент Республики Корея Пак Кын Хе, продолжая политику предшественника в данном вопросе, заявила о намерении расширять поддержку зарубежным соотечественникам, в том числе и выдачей документов гражданской регистрации Республики Корея. [Газета Хангук ильбо [Электронный ресурс]. Таким образом, вступившая в должность в 2013 г. президент Республики Корея выразила намерение не только продолжать преемственность предыдущего курса на взаимодействие с зарубежной диаспорой, но и законодательно расширять права соотечественников.

Принимающие общества заинтересованы в консолидированных сообществах мигрантов в целях их адаптации и интеграции, гармонизации межкультурной коммуникации в обществе, а также развития двусторонних отношений с их метрополиями. Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации 2013 г. выделяет развитие взаимодействие с зарубежными соотечественниками среди приоритетных направлений. А также она направлена на «укрепление государственного единства и целостности России и сохранение этнокультурной самобытности ее народов» [Указ президента РФ «О стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» [Сайт президента России. Электронный ресурс: http://kremlin.ru/news/17165]. Стратегия подчеркивает важность региональной составляющей национальной политики. Таким образом, система национального взаимодействия в стране позволяет выстроить локальные и федеральные структуры этнических организаций с возможностью выхода на транснациональный уровень.

На основе этих процессов первые десятилетия XXI в. ознаменованы активизацией диаспоральных отношений с участием трех акторов: объединения зарубежных соотечественников, государства исхода и принимающего общества. В подобный процесс трансформации укорененного сообщества мигрантов в диаспору под воздействием общемировых тенденций, а также под влиянием активной диаспоральной политики метрополии активно вовлечено сообщество корейцев России. В связи с этим становится важным изучать модели диаспорального взаимодействия, а также выявить роль конструирования этнической идентичности в построении транснациональных диаспоральных отношений.

В 2014 г. корейцы России отмечают 150-летие с момента добровольного переселения с Корейского полуострова на российский Дальний Восток. В связи с этим становится актуальным дать оценочную характеристику корейцам России, определить их место и вклад в российское общество. Это событие несомненно дает стимул к академическим исследования сообщества, однако на настоящий момент не существует обобщающих работ по изучению корейцев России в контексте диаспоральных стратегий принимающего общества и страны исхода.

Объект и предмет исследования Объектом данного диссертационного исследования является сообщество корейцев Сибири. Население корейцев в Сибирском федеральном округе распределено следующим образом.

По данным всероссийской переписи населения 2010 г. наибольшее число корейцев в Сибирском федеральном округе проживает в Новосибирской области (3193 чел.), Иркутской области (1342 чел.), Алтайском крае (1214 чел.), Томской области (1207 чел.) и Красноярском крае (1029 чел.). Доля от общей численности населения в каждом субъекте федерации не превышает 0,1% (Новосибирская и Томская область).

В г. Новосибирск, Иркутск и Томск корейцы представлены национально-культурными автономиями, в других городах Сибири действуют культурные центры и общественные организации. В Новосибирской области большинство корейцев (85%) проживают в г. Новосибирск, они отмечены высоким уровнем образования, поскольку наиболее распространенной причиной миграции было получение высшего образования.

При изучении объекта исследования в данной работе особое внимание уделяется стратегиям корейского сообщества Сибири по взаимодействию, как с принимающим обществом, так и с исторической Родиной. Таким образом, это и является предметом исследования диссертационной работы.

Хронологические и территориальные рамки. Данное исследование посвящено изучению современных процессов, характерных для корейцев Сибири в рамках Сибирского Федерального Округа в наиболее крупных населенных пунктах их проживания. Хронологически работа ограничивается XIX – XXI вв., в особенности этнополитическими процессами XX-XXI вв., поскольку именно в этот период происходит активизация деятельности национально-культурных организаций корейцев в Сибири, которая постепенно выходит за рамки культурных клубов и землячеств. Территориально данное исследование охватывает изучение корейских сообществ г. Новосибирска, г. Томска, г. Иркутска, г. Барнаула г. Красноярска, г. Омска и других городов Сибири. Выбор именно этих населенных пунктов обусловлен численностью корейского населения, а также процентным соотношением от общей численности.

А также следует заранее ограничить исследование изучением диаспоральных стратегий Республики Корея по отношению к зарубежным соотечественникам. Такой выбор обусловлен отсутствием значимой диаспоральной активности КНДР, а также амбициями Республики Корея на объединение всех зарубежных корейцев с центром в Южной Корее.

Цель и задачи исследования Данное исследование было выполнено с целью системно охарактеризовать корейское сообщество Сибири в системе этносоциальных и этнополитических иерархий, связывающих это сообщество с Россией и Республикой Корея. В рамках заданной цели можно выделить следующий набор задач:

• Дать этносоциальную характеристику корейцам Сибири.

• Проследить динамику их этнической идентичности (в 2013 г. по сравнению с 2007 г.).

• Выявить стратегии взаимодействия корейцев Сибири, как с принимающим обществом, так и с государством исхода в контексте политики России и Республики Корея.

• Проследить направления диаспоральной политики Республики Корея, как фактор влияния на характер зарубежных диаспор.

• Воссоздать историю формирования корейского сообщества в Сибири.

Методология. Данная работы выполнена в рамках современной отечественной этнополитологии, объектом изучения которой является пересечение этничности и политики. «Этнополитика – это проявление этнического фактора в политике, участие этнических групп в делах государства и в свою очередь роль политики и государства в делах этнических сообществ, управление многоэтничными государствами, обеспечение межэтнического согласия и преодоление этнополитических конфликтов» [Тишков, Шабаев, 2011, с. 13]. Центральной проблемой этнополитологии становится изучение этничности в ее взаимодействии с властью. Таким образом, этнополитология во многом опирается на теоретические основы этноса и этничности.

Начало современной проблематики этнополитологии было положено выдающимся советским этнографом Ю.В. Бромлеем, рассматривавшим этнос в самой общей форме, как «исторически сложившуюся совокупность людей, обладающих общими относительно стабильными особенностями культуры (в том числе языка) и психики, а также сознанием своего единства отличия от других таких же образований» [Бромлей, 1973, с. 37].

Этнос или этническую общность Ю.В. Бромлей рассматривал как особый исторически возникший тип социальной группы, форму коллективного существования людей. Такая общность складывается и развивается естественноисторическим путем; она не зависит от воли отдельных входящих в нее людей и способна к устойчивому многовековому существованию за счет самовоспроизводства [Бромлей, 1987, с. 11].

Несмотря на присущую этносу устойчивость, он представляет собой динамическую систему. Ни один этнос не является вечным, неизменным. Но изменчивость этнических систем не противоречит факту стабильности. Этнические явления характеризует более медленная изменчивость по сравнению с другими компонентами социальной жизни [Бромлей, 1973, с. 31-32].

Теория этноса Ю.В. Бромлея представляет собой социально-историческую версию примордиализма. Позже развивается иной подход к этничности в рамках теории конструктивизма. Согласно конструктивизму, «этничность – это процесс социального конструирования, основанный на вере в то, что то или иное сообщество связано естественными и даже природными связями, единым типом культуры и идеей или мифом об общности происхождения и общей истории. Этничность является формой социального контроля и солидарного поведения и направлена на социальную мобилизацию» [Тишков, 1997, с. 6-7]. В российской историографии наиболее активно конструктивизм развивают Тишков, Абашин, Чишко и др. В зарубежной историографии также существует конструктивистский подход. Испанский исследователь Кастеллс считает, что с социологической точки зрения, все идентичности конструируемы, и предполагает, что в целом от того, кто конструирует идентичности и для чего, зависит символьное содержание идентичности и ее смысл для тех, кто идентифицирует себя с ней или вне ее [Castells, 2010, с. 7]. Кастелс выделяет 3 типа конструирования идентичности:

1. Легитимизирующий тип осуществляется доминирующими институтами для контроля и доминирования и ведет к созданию гражданского общества.

2. Резистивный тип проводится теми, кто находится в позиции угнетения логикой доминирования и ведет к образованию коммун.

3. Проектный тип осуществляется при создании новой идентичности для переопределения социальной позиции и ведет к появлению «субъектов», желания, будучи индивидом, создать личную историю, придать смысл всему спектру человеческого опыта [Castells, 2010, с. 9-10].

Одной из форм развития этноса является формирование диаспоральных структур. Изначально термин «диаспора» означал «рассеяние, пребывание определенной части народа вне страны его происхождения» [Тощенко, Чаптыгова, 1996, с. 34] и применялся в первую очередь по отношению к «переселению евреев в Вавилонию» [Тощенко, Чаптыгова, 1996, с. 34]. Термин «диаспора» прочно вошел в мировой научный лексикон в последнее десятилетие ХХ в. В тоже время в России разворачивается бурный теоретико-методологический дискурс по поводу термина «диаспор». С 1999 г. выходит независимый научный журнал «Диаспоры», в котором рассматриваются теоретические и методологические аспекты теории диаспор.

Теория диаспоры, появившаяся во второй половине XX в., активно обсуждается зарубежными и отечественными исследователями. Израильский исследователь Г. Шеффер, редактор коллективной монографии «Современные диаспоры в международной политике», пишет, что феномен диаспоры привлек к себе внимание ученых и политических деятелей только к началу 1980-х гг. До этого политики правых взглядов рассчитывали, что государства окажутся достаточно сильными для того, чтобы держать под контролем все этнические группы, включая диаспоры, и свести к минимуму возможный ущерб, который их члены способны причинить принимающим обществам и их институтам [Шеффер, 2003, с. 162]. Исследователи и политики консервативного направления прогнозировали маргинализацию диаспор. Ученые левых взглядов также предполагали, что диаспоры – временное явление. Они исходили из того, что, подобно другим этническим меньшинствам, возможность существования диаспор зависит от экономической ситуации в принимающих странах и постепенно сходит на нет [Шеффер, 2003, с. 162].

Однако вопреки прогнозам к концу XX в. началась активизация этнического фактора вместе с повышением социально-политической, культурной и экономической роли диаспор в современном обществе. В связи с этим утвердилось мнение о том, что диаспоры являются живым и активно функционирующем организмом, гораздо глубже включенным в социальные структуры локального, регионального и транснационального уровней, чем можно было ожидать [Шеффер, 2003, с. 163]. Такие концептуальные сдвиги были вызваны не только изменением отношения к культурному, социальному и политическому разнообразию, но и активизацией миграционных процессов в условиях глобализации.

Активизация этносоциальных процессов привела к активизации научных исследований в сфере диаспорологии. Большинство авторов рассматривают диаспоры в контексте мировой политики. Известна монография Робина Коэна «Мировые диаспоры» (1997 г.), вслед за которой вышла статья Уильяма Сафрана по поводу этой работы. В своих трудах авторы поднимают все новые аспекты в оценке диаспор. В отечественной гуманитарной науке последних лет также появились исследователи диаспорального направления – это работы В.А. Тишкова, В.И. Дятлова, С.Н. Градировского, А.Ю. Тупицына, Д. Коткина, Ж.Т. Тощенко, И.В. Нам и др. Исследования отдельных диаспор привели к попыткам обобщения и выводам.

Однако, несмотря на значительный научный интерес, состоятельность термина все еще вызывает сомнения в особенности у российских исследователей. А. Милитарев и В. Тишков заявляли об отсутствии «универсального содержания» термина «диаспора» в его традиционной трактовке [Милитарев, 1999, Тишков, 2003]. Американский социолог Р. Брубэкер также признает чрезмерное распространение термина, зачастую без привязки к этничности [Брубекер, 2005]. Выходом из сложившейся ситуации исследователи видят в выделении признаков диаспоры и ограничении рамок традиционного определения диаспоры, лишь как «обозначения совокупности населения определенной этнической или религиозной принадлежности, которое проживает в стране или районе нового расселения» [Тишков, 2003, с. 435].

Одним из первых признаки диаспоры выделил У. Сафран, последующие попытки уточнения признаков и критериев диаспоры опираются именно на классическое определение Сафрана. Итак, согласно Сафрану, для диаспоры характерны следующие признаки:

1. Расселение из определенного культурного центра

2. Сохранение коллективной памяти или мифа о Родине

3. Напряженные отношения с доминирующей культурой принимающего общества

4. Восприятие Родины, как идеализированного места для потенциального возвращения

5. Личная или опосредованная солидарность с Родиной в целях ее независимости, безопасности и процветания

6. Стремление создать четкое сообщество с сохранением культурного наследия

7. Отражение культурных, экономических и политических связей с Родиной в определенных общественных институтах [Сафран, 2005, с. 37].

Об этих критериях Сафран впервые заявил в 1991 г. прежде всего по отношению к еврейской диаспоре, которую считал «модельным» сообществом. Концепт «диаспора» вызвал бурные научные дискуссии. Последующие исследователи дополняли и трансформировали список критериев, характерных для диаспор. Например, Брубекер выделяет основными характеристиками диаспор расселение, ориентацию на Родину (включая коллективную память, возвращение, интересы Родины и идентичность) и сохранение границ диаспорального сообщества [Брубекер, 2005, с. 5-6]. Сохранение границ диаспоры по мнению Брубекера происходит через личностное сопротивление ассимиляции или самосегрегацию [Брубекер, 2005, Армстронг, 1976, Смит, 1986].

Тишков фокусируется на категориях исторической Родины, как результат инструменталистского, элитного выбора, коллективную память, отчуждение диаспоры на основе фенотипичных различий, и романтического восприятия Родины [Тишков, 2003, с. 445]. Причем, по мнению Тишкова нейтральная среда не может избавить представителей диаспоры от чувства отчуждения.

Клиффорд несколько критикует «центристкую» модель Сафрана и утверждает, что диаспора может иметь «множественный опыт редиаспоризации, не обязательно последовательный в коллективной памяти» [Клиффорд, 1994, с. 305]. А также Клиффорд подчеркивает способность этнических сообществ «наращивать или заглушать диаспоризм» в зависимости от изменяющихся обстоятельств [Клиффорд, 1994, с. 306].

Несмотря на небольшие расхождения в выделении признаков, характеризующих диаспору, большинство исследователей схожи с первоначальным определением Сафрана.

Помимо теоретических споров об определении термина, существуют подходы к изучению диаспор. Брубекер считает, что диаспора – это, прежде всего, категория практики, а затем категория анализа. Следовательно, изучать диаспору необходимо изучать через практики, проекты, заявления и положение, а не как ограниченную группу [Брубекер, 2005, с. 13]. Подобную позицию занимает и Толоян, настаивая, что центральным для изучения диаспор является то, что окружает опыт иммигрантов, беженцев, эмигрантов, гастарбайтеров, экспатриантов и зарубежных этнических сообществ [Варадараян, 2010, с. 7-8].

В. Тишков же утверждает, что диаспора – это главным образом политика. И в изучении диаспор основным вопросом становится вопрос политического выбора группы и вопрос межгосударственных стратегий [Тишков, 2003, с. 486]. Варадараян также настаивает на политической составляющей понятия диаспора, которая создает связь между сообществом мигрантов и страной исхода.

Тишков, как и Клиффорд, подчеркивает ситуативность и личностную идентификацию в формировании диаспоры. А также считает, что диаспора – это скорее «стиль жизненного поведения, а не жесткая демографическая или тем более этническая реальность» [Тишков, 2003, с. 446]. В этом исследователей поддерживает и Брубекер. Он сходится с коллегами во мнении о том, что диаспора это не статичная, фиксированная категория анализа, а динамичное, ситуативное явление практики. Все эти теоретические разработки помогают лучше понять феномен и рассмотреть его с разных сторон, поскольку все больше и больше дисциплин вовлечены в диаспорологию.

Ученых также привлекает тема типологии диаспор. В более ранних работах типология диаспор ограничивалась в основном причиной миграции: «диаспоры-жертвы (еврейская, африканские, армянская, палестинская), трудовые диаспоры (индийская), торговые (китайская) и имперские (британская, французская, испанская, португальская)» [Коэн, 2008, c. 219]. Однако одним из последних трендов является классификация диаспор по отношению к мобильности и локализованности. Транснациональные образования – это результат сочетания с одной стороны транснациональной мобильности, а с другой стороны – локальности в странах исхода и/или странах проживания [Дахинден, 2010, c. 51]. Дахинден таким образом, выделяет 4 типа транснациональных обществ:

1. Локализованные диаспоральные образования

2. Локализованные мобильные транснациональные образования

3. Транснациональные мобильные образования

4. Транснациональные аутсайдеры [Dahinden, 2010, c. 58].

В отличие от предыдущей типологии работа Дахиндена учитывает взаимодействие и с принимающим обществом и со страной исхода. Иными словами, с ростом числа диаспор растет их многообразие, что приводит к трансформации термина, типологий, а также подходов к изучению диаспор.

Исследование диаспор изначально берет свое начало от изучения конкретного сообщества евреев, а затем стало распространяться и на другие этнические сообщества. В связи с этим определение термина и критерии были выделены с учетом особенностей именно еврейской диаспоры, а с расширением объекта исследования появилась необходимость изменения критериев, что и вызывает бурные научные споры. Расширение термина и включение новых этнических групп в число диаспор позволяет сделать вывод о том, что диаспора – это процесс. Эту идею несколько в ином ключе поддерживает Арутюнов, заявляя, что «диаспора – это не только и не столько состояние, диаспора – это процесс развития от «еще недиаспоры» через «собственно диаспору» к «уже недиаспоре», причем различных типов – или к полностью ассимилированному компоненту, или к касте некогда инородного происхождения, или к ассоциированной национальной группе, или к полностью сформировавшейся новой этнической общности» [Арутюнов, 2000, с. 77-78]. В условиях всплеска этничности и активизации диаспоральных стратегий стран исхода по отношению к зарубежным соотечественникам данный подход становиться наиболее актуальным. Поскольку одной из характеристик современной этнополитической ситуации в мире является диаспоризация различных этнических сообществ.

Таким образом, данная работа опирается на методологию предыдущих отечественных и англоязычных исследований, рассматривая диаспору, как динамичное, ситуативное явление с тесной связью с политическими процессами транснационального уровня между диаспорой, страной исхода и принимающим обществом. По отношению к российским этническим сообществам, в том числе и по отношению к корейцам России, имеет смысл говорить о процессе превращения их в диаспору. Изучение подобного процесса диаспоризации корейского сообщества Сибири в системе взаимодействия этнической группы с принимающим обществом и страной исхода наиболее целесообразно в рамках теории конструктивизма.

Научная изученность Авторское исследование опирается на работы российских, западных и южнокорейских авторов. Историографию данной работе можно разделить на историографию о корейцах России и историографию о диаспоральной политики Республики Корея.

Краеведческие описания

Научный интерес к изучению корейцев России намечается на рубеже XIX и XX в. Ранние работы о корейцах Дальнего Востока включают в себя краеведческие описания о корейцах чиновников, военных, писателей, публицистов и путешественников Дальнего Востока. Как правило, ранние труды о Дальнем Востоке имели обзорный характер и представляли собой свод информации о географических, краеведческих, геополитических реалиях региона, а также очевидна их практическая направленность в организации переселенческого населения Дальнего Востока. Среди авторов этого периода можно выделить А. Лубенцова, А. Риттиха, А. Рагоза и проч.

В конце ХIХ в. появились историко-этнографические работы о хронологии переселения, динамике численности, географии расселения корейского населения на Дальнем Востоке, а также об особенностях их устройства и необходимой политике управления переселенцами. Работы В. Вагина, М.Н. Пржевальского, А.Я. Максимова содержат практические рекомендации властям о включении корейцев в социально-общественную жизнь российского Дальнего Востока. Особое внимание в них было обращено на хозяйственную деятельность корейских поселенцев, и, в частности, на приемы земледелия, развитие рисосеяния в крае. На рубеже 1920-1930-х гг. в издательствах Москвы и Дальневосточного края (ДВК) вышли в свет первые работы о советских корейцах; среди них исследования С. Аносова и Я. Тена. Большой интерес представляют статьи A.M. Ярмоша «Колонизация Дальне-Восточного края» и «Сахалин как колонизационный объект», которые, опираясь на анализ динамики численности корейцев в народонаселении ДВК до 1927 г., содержат оценку присутствия корейцев как национального меньшинства в хозяйственной жизни региона. Довоенная литература о корейцах Дальнего Востока также содержит сведения об их участии в общественно-политической жизни страны. И. Гоженский, Г.Ф. Ким, О. Куусинен описывают участие дальневосточных корейцев в революционном движении и гражданской войне.

Ранние работы о корейцах России скорее являются краеведческими исследованиями, а не классическими этнографическими описаниями. Заметна четкая практическая ценность данных работ для администрирования и хозяйственной жизни Дальневосточного края. И, несмотря на попытки дать оценочную характеристику первым корейским переселенцам, ранние работы нельзя назвать исчерпывающими.

Историко-этнографические работы

Новый виток в развитии темы политического участия корейского населения в СССР наступил во второй половине 1950 – начале 1960-х гг. Работы этого периода – это чаще всего очерки, статьи и воспоминания участников гражданской войны на Дальнем Востоке. К ним относятся работы М.Н. Пака и М. Хана об освободительном движении корейского народа, С.А. Цыпкина о борьбе с интервентами на Дальнем Востоке.

Одной из первых монографий об истории советских корейцев стала книга Ким Сын Хва «Очерки по истории корейцев», которая охватывает период с середины XIX в. до середины 1930-х гг., до начала депортации корейцев в Казахстан и Среднюю Азию.

С конца 1980-х гг. произошла заметная активизация отечественных исследований в области истории и культуры советских корейцев. Это было связано с открытием доступа к архивным документам. Одним из первых исследователей, приступивших к изучению темы депортации корейцев, был Н.Ф. Бугай. Он подготовил к публикации многие «закрытые» ранее материалы и на их основе написал целый ряд статей и монографий, раскрывающих различные аспекты переселения корейского населения с Дальнего Востока. Исследователь депортации народов СССР П.М. Полян также проанализировал архивные материалы о переселении корейцев в Среднюю Азию. Историю проживания корейцев СССР подробно описал Б.Д. Пак в серии монографий «Корейцы в Российской империи», «Корейцы в Советской России».

Обширный фактический материал содержит исследование Н.Ф. Бугая, выполненное совместно с корейским ученым Сим Хон Ёнг. В их работе «Общественные объединения корейцев России: конструктивность, эволюция, признание» впервые в российской исторической науке прослежена история корейского движения возрождения на территории СССР (России). На основе введенных в научный оборот новых документов прослеживаются процессы зарождения, становления и развития национальных общественных организаций корейцев России.

Серьезный вклад в развитие проблем корейцев постсоветского региона внесли казахстанские ученые. Ими с 1990-х гг. разрабатывается, прежде всего, вопросы, связанные с пребыванием перемещенных корейцев в Казахстане, а также вопросы истории, культуры и языка корейцев. С 1996 г. в Казахстане издается сборник «Известий корееведения Казахстана». Следует отметить работы Г.Н. Кима, например, «Корейцы за рубежом: прошлое, настоящее и будущее» (1995 г.), «История иммиграции корейцев» (1999 г.), в которых освещаются многие стороны истории и современное положение корейцев России, Казахстана и других стран. Большая часть его работ базируется на материалах выявленных в архивах, и касающихся истории и культуры корейского сообщества Казахстана.

Помимо российских и казахстанских исследований по изучению корейцев России следует выделить работы сибирских ученых. Исследователь Томского государственного университета И.В. Нам опубликовала ряд монографий, в том числе о национально-культурных автономиях корейцев Сибири и Дальнего Востока, базированных на обширном архивном материале. А также И.В. Нам – автор главы «Корейцы» в Энциклопедии Томской области. Среди общего числа работ выделяется статья С.В. Бойко о корейских совхозах и хозяйственной деятельности на Алтае, посвященная истории ранних корейских поселений в Сибири.

Историко-этнографические работы, посвященные корейцам России, составляют большую часть российской историографии по данной тематике. Хронологические рамки исследований по истории корейцев России охватывают период с XIX в. по XX в. и подробно описывают участие российских корейцев в политических событиях страны. Наиболее подробно освещаются депортация корейцев 1937 г., хозяйственная деятельность корейцев и их общественные объединения. Исследователи данного направления вводят в научный оборот обширные архивные документы и дают исчерпывающий анализ исторических событий. Однако, фокусируясь на фактах и событиях, исторические работы не дают характеристику корейскому сообществу России.

Биографические работы

Конец ХХ в. отмечен становлением диаспоральных исследований в России. В рамках этого направления происходит изучение корейских общин в целом и их отдельных представителях. В 2003 г. в честь празднования 140-летия добровольного переселения корейцев в Россию вышла Энциклопедия корейцев России, подробное биографическое описание наиболее ярких представителей корейского сообщества России. В Институте востоковедения РАН выходит серия изданий под названием «Российские корейцы», которая также посвящена жизнеописанию выдающихся корейцев в российской истории. В этой серии вышли биографии Хан Мёнсе, Чхве Джэхёна, активным общественным деятелям из числа корейцев России.

Для данного авторского исследования интересны, прежде всего, работы, связанные с корейской диаспорой сибирских городов. Среди подобных работ стоит выделить исследование, выполненное под руководством проректора НГТУ (г. Новосибирск) Е.Б. Цоя «России – Корея: диалог культур» 2005 г., в котором анализируется история переселения корейцев, взаимодействие России и Республики Корея, а также достижения сибирских ученых-корейцев в обществе и науке. В сходном ключе была выполнена монография доцента ТГАСУ (г. Томск) В.Д. Ли «О томичах-корейцах» 2006 г. В этой работе приведен ряд архивных документов, описано формирование Томской корейской национальной организации; основой ее является описание заслуг томичей-корейцев в вопросах сохранения памяти о предках. Обе перечисленные работы включают в себя обширные биографические данные об отдельных представителях корейского сообщества Сибири. В работах данного блока частично затрагиваются социальные аспекты и дается краткая этносоциальная характеристика корейцев Сибири, однако наиболее ценным содержанием этих работ является биографических материал.

Этнокультурные исследования идентичности корейцев

Важной для данного исследования является проблема формирования и развития этнического самосознания корейцев в условиях инокультурной среды. В этой области следует отметить деятельность М.М. Хана, который анализирует ценностные ориентации корейцев Казахстана, связь языка и национального самосознания и т. п. Также следует отметить работу казахстанских исследователей В.П. Левкович и Л.В. Мин по изучению особенностей сохранения этнической идентичности корейцев Казахстана. Исследователи делают важный вывод о том, что язык для советских корейцев не является главным этнодифференциирующим фактором и выделяют ряд других. Изучением этнокультурных особенностей корейцев Средней Азии частично посвящены работы Р.Ш. Джарылгасиновой, хотя большая часть работ автора посвящена культуре древних корейских государств. Этнокультурный блок историографии включает в себя лишь несколько работ ввиду непопулярности темы у российских исследователей. Однако казахстанские ученые несомненно вносят свой вклад в изучение культурных идентичностей корейцев.

Зарубежная историография

В западной историографии первые труды, в которых встречаются упоминания о корейцах в СССР появляются в середине 1950-х гг. Примером может служить книга В. Коларза «Люди советского Дальнего Востока», содержащая сведения об иммиграции корейцев на российский Дальний Восток, их хозяйственной и культурной адаптации, производственной деятельности. В. Коларз одним из первых подошел к теме насильственного переселения корейцев, оценил внешнюю и внутреннюю политическую ситуацию в дальневосточном регионе, сложившуюся накануне переселения в Среднюю Азию и Казахстан.

В 1960-1970-х гг. зарубежные исследователи опубликовали ряд работ посвященных советским корейцам. Среди них следует выделить работу «Корейское меньшинство в Советском Союзе» 1970 г. американского историка Дж. Стефана, который широко использовал материалы монографии Ким Сын Хва «Очерки по истории советских корейцев» (1965 г.) и статьи советской периодической печати. К серьезным достижениям в изучении рассматриваемой проблемы можно отнести работу профессора Хельсинского университета Ко Сонг My. Ему же принадлежит насыщенная фактологическим материалом монография «Корейцы в Советской Центральной Азии» (1987 г.). Много важной информации о жизни корейского населения Дальнего Востока до его депортации содержится в работах японских ученых.

Значительно большую активность в изучении проблем советских и «постсоветских» корейцев проявляют ученые Республики Корея. Одной из первых попыток осмысления истории советских корейцев стала работа Ко Сын Чжэ «Исследование корейской эмиграции» (1973). В ней содержатся попытки этноисторических обобщений, но автор явно столкнулся с недостатком документального материала по данному вопросу.

В 1980-е гг. ряд корейских ученых обратились к исследованию проблем истории и современной жизни советских корейцев. Работы Ким Ен Су «Советский Союз и корейская проблема» (1986 г.), Шин Юн Ча «Советские корейцы» (1988 г.) представляют собой совокупность впечатлений, путевых заметок по Советскому Союзу и очерков по истории и культуре советских корейцев.

История российских корейцев становилась предметом обсуждений на международных семинарах, симпозиумах и конференциях. Один из первых таких семинаров состоялся в г. Токио в марте 1983 г. под эгидой Корееведческого центра Гавайского университета. В ноябре 1984 г. Международная ассоциация изучения культуры Кореи провела в г. Сеуле международную конференцию «Общество и культура зарубежных корейцев», на котором были заслушаны и сообщения о советских корейцах Ли Мун Вон и Ко Сонг My.

В 1987 г. Корееведческий центр Гавайского университета выпустил очередной, 12-й том своих трудов под заголовком «Корейцы в Советском Союзе»: наиболее значимые работы принадлежат Со Дэ Сук, Шин Юн Ча, уделившим значительное внимание проблемам культурного развития советских корейцев.

Работы корейских авторов вызывают определенный интерес, прежде всего, нестандартным подходом во многом к проблемам истории российских корейцев. Однако, не имея возможности обращаться к первоисточникам, почти все они опираются на работы российских и советских исследователей. В начале 1990-х гг. у корейских историков появился доступ к российским архивным материалам, журналам, газетам. Одно из первых солидных исследований, основанных на оригинальных материалах, принадлежит перу профессоров-антропологов Сеульского национального университета Ли Гван Гю и Чжон Генг Су – «Советские корейцы» (1993 г.) Материалом для книги послужили данные, полученные авторами в ходе полевых работ в Казахстане, Узбекистане и России.

В другой своей работе «Корейская диаспора в мировом контексте» (1993 г.) Ли Гван Гю делает заключение об особенностях корейской диаспоры вне зависимости от черт принимающего общества. Трудолюбие в сочетании со стремлением к хорошему образованию, приверженность к своей традиционной культуре и индифферентность к культурам других этнических меньшинств, и, в связи с этим, ориентация только на доминантную культуру – вот те качества, которые доминируют в описании корейских эмигрантских групп. Эти выводы дают представление об оценках корейской диаспоры в современной официальной науке Южной Кореи. Однако чаще всего такие работы опираются на переводные или вторичные источники.

Историография на корейском языке в целом и исследования о советских корейцах в частности активизируются с 1990-х гг., однако до конца 1990-х гг. число таких исследований незначительно и спектр тем сравнительно узок. Один из основателей темы зарубежных корейцев в южнокорейской науке Юн Ин Чжин в своей статье проводит анализ магистрских и кандидатских диссертаций, а также статей в профессиональных научных журналах. С 1969-2009 гг. было защищено 526 диссертаций, но с 1969 г. по 1996 г. выходило лишь по 1-13 диссертаций в год, но с 1997 г. наметился резкий рост до 22 и выше. (Юн Ин Чжин, 2011а. С. 26) Из 526 работ 31.8% посвящены образованию, на следующем месте региональные исследования, в том числе исследования диаспоральной политики (Со Ёнг Хи 2006, Ли хе Вон 2003, Чонг Бом Сик 2001) [Юн Ин Чжин, 2011а, с. 28]. Большинство работ посвящены корейцам Китая, а что касается корейцев России, то чаще всего это изучение депортации.

В случае с контент анализом статей в профессиональных научных журналах на предмет диаспоральных исследований результат по количеству работ по годам аналогичен диссертациям, с 1959 г. по 1990 г. – незначительное число статей в год, а после 1991 г. до 2009 г. – значительный рост числа работ [Юн Ин Чжин, 2011а, с. 34-35]. Среди тем 1340 научных статей превалирует образование и литература зарубежных корейцев, а также твердую позицию занимают социологические исследования, в том числе и исследования идентичности [Юн Ин Чжин, 2011а, с. 36-37]. Исследования диаспоральной политики – 2.6%, исследования закона о зарубежных корейцах – 1.1%, этническая идентичность – 5.2% [Юн Ин Чжин, 2011а, с. 38].

Однако при анализе работ по изучению зарубежных корейцев журнала Чжеуэханинханхве (Ассоциация исследования зарубежных корейцев), который был основан в 1988 г., и первый номер которого вышел в 1990 г. [Юн Ин Чжин, 2011б, с. 47], можно проследить эволюцию исследований зарубежных корейцев в Республике Корея. Тема советских и российских корейцев присутствует в содержании журнала практически с самого начала. Во втором номере журнала (1991) было несколько статей, посвященных корейцам России: Ли Гванг Гю «Чжесовондонг ханинэ мунхваува сенхваль (Культура и жизнь советских корейцев)», Ли Кванг Ин «Сиберияичжу чосонминчжокква чунгуг донгбукероэ чжеичжу (Повторное переселение корейцев Сибири на Юго-Восток Китая)», Пак Су Хо «Сахалин ханин ёкса тхонгге (История и статистика сахалинских корейцев)» [Юн Ин Чжин, 2011б, с. 48-49].

Тематика советских или российских корейцев продолжалась на страницах журнала и в дальнейшем, например, в 6-ом номере (1996 г.) Хо Сынг Чхоль «Социально-филологическое исследование о языковой адаптации советских корейцев и использовании двух языков» [Юн Ин Чжин, 2011б, с. 53].

7-ой номер (1998 г.) был полностью посвящен 60-летию депортации корейцев в Среднюю Азию, и в нем вышли статьи иностранных исследователей и представителей диаспоры (Илья Югай и Григорий Ебич, Демиль Ким, Дмитрий Мёнг). Необходимо заметить, что корейцы из стран Средней Азии привлекают больше внимания исследователей, чем российские. Начиная с 8-го номера увеличился интерес к исследованиям советских и российских корейцев, в 8-м номере появились несколько статей о Казахстанских корейцах, а в 9-м – статья Чжонг Кын Сик и Ём Ми Гёнг о сахалинских корейцах.

В общий спектр тем исследований о зарубежных корейцах, начиная с 2000-х гг., начинают вливаться темы из других дисциплин и областей науки, например, феминистские исследования (Янг Чанг Э и Син Гёнг Хо, 2002), или исследования СМИ (Ким Вон Тхэ, 2003, Хан Гёнг Гу, 2002). Российские корейцы также не остались в стороне, исследователь Ги Ге Хёнг попыталась связать историю депортации с гендерными исследованиями и написала статью «Депортация корейцев в Среднюю Азию с гендерной точки зрения».

Среди тенденций южнокорейской историографии также следует отметить попытки разработать теорию и методику диаспоральных исследований. Например, Юн Ин Чжин предлагает использовать социологические методы в исследованиях зарубежных корейцев (2004).

Таким образом, южнокорейские исследования зарубежных корейцев активизировались с конца XX – начала XXI вв., за это время расширилась как география интересов, так и сферы соприкосновения с другими дисциплинами. Попытки расширить теоретическую и методологическую базы свидетельствуют о становлении направления в научной среде. Однако в этой области корейские исследования зарубежных корейцев необходимо дополнить западной и российской базой теоретических и методологических инструментов.

Историография о диаспоральной политике Республики Корея

Историография о диаспоральной политике Республики Корея существует преимущественно на корейском языке, однако внутри страны они занимают особую нишу, начиная с 1990-х гг. В большинстве своем работы посвящены истории развития и настоящему положению диаспоральной политики Республики Корея (Ли Бёнг Хун, Чжонг Хёнг Гвон), а также сравнению с диаспоральными политиками других стран (Ким Бонг Соп, Чве Ёнг). Также существуют работы, связанные с юридической стороной диаспоральной политики (Чжонг Ин Соп, Но Ёнг Донг). Южнокорейские исследователи обладают преимуществом в изучении диаспоральной политики своей страны, поскольку имеют в доступе законы, материалы обсуждения и другие источники. Однако, как правило, в работах южнокорейских исследователей недостает аналитической стороны вопроса. Причины становления диаспоральной политики, ожидания, результаты разработаны недостаточно глубоко.

В целом анализ отечественной и зарубежной историографии по проблеме зарубежных корейцев позволяет сделать следующие выводы.

1. В отечественной науке наиболее полно отражена история эмиграции корейцев с Корейского полуострова, история расселения корейцев в пределах России, СССР и насильственное переселение корейского этнического меньшинства в пределах СССР. Недостаточно изучены проблемы, связанные с культурным развитием корейцев в инонациональной среде, их менталитетом, с восприятием ими внешнего мира и реакцией на его вызовы. Российская наука до недавнего времени делала упор на исторический аспект проблемы, а не на современное положение корейской диаспоры. А также в российской историографии полностью отсутствуют труды о южнокорейской диаспоральной политике и реакции на нее корейской диаспоры России. И одной из особенностей российской историографии является то, что она опирается в основном на русскоязычные материалы, игнорируя разработки на английском и корейских языках.

2. В зарубежной науке накоплен определенный опыт изучения проблем развития этнических меньшинств, в том числе и корейцев, в иноэтничных средах. Наиболее разработанными темами являются переселение корейцев на российский Дальний Восток, культурная дискриминация в 1920 – 1930-х гг. и переселение в Центральную Азию. Достаточно подробно отражены сведения о производственной занятости корейцев, их образе жизни. Недостаточно освещена проблема культурной интеграции корейского населения в принимающем российском обществах. К тому же зарубежные исследователи мало чем вносят вклад в фактологическую сторону исследования российских корейцев, здесь гораздо большую роль играют отечественные или южнокорейские работы. Однако англоязычная литература использовалась для разработки теории.

3. В настоящее время имеется обширная литература, в которой освещены отдельные аспекты истории корейцев России. А также материалы о диаспоральной политике Республики Корея существуют только на корейском языке, хоть и ограничиваются в большинстве своем историей развития. Однако авторы, за редким исключением, не ставили своей задачей специального изучение участия корейцев в общественно-политической и культурной жизни России. И тем более не проводили полевых исследований идентичности, несмотря на то, что исследовании идентичности является одним из центральных тем в изучении зарубежных корейцев. Все это делает необходимым разработку – с учетом уже имеющейся литературы – вопросов, связанных с оценкой современной социальной, политической, культурной жизнью корейцев в России на фоне развертывания диаспоральной программы Республики Корея. А также применение этнографических методов в изучении идентичности и миграции в дополнении литературы на корейском языке может значительно обогатить существующие знания.

Таким образом, данная работа опирается на историографию на трех языках (русском, английском и корейском) в двух основных направлениях (корейцы России и диаспоральная политика Республики Корея). В каждом из направлений преуспели ученые той или иной страны: российская (методология изучения этничности) и южнокорейская (факты, события) историография – в изучении российских корейцев, англоязычная историография – в изучении диаспоральных политик. Таким образом, объединение достижений российской, южнокорейской и западной науки в области диаспор и диаспоральной политики определяет историографическую базу данного исследования.

В 2010-е гг. диаспорологическое направление в корееведении продолжает развиваться. И, судя по тенденциям современных исследований, это направление является одним из самых перспективных и актуальных. Тем не менее, исследования корейских диаспор различных стран и регионов не учитывали теоретико-методологических разработок в области диаспорологии. В данной работе была совершена попытка характеризовать корейское сообщество в Сибири с учетом теоретических обоснований в области диаспорологического направления.

К тому же, несмотря на рост числа исследований, посвященных корейцам России, отсутствуют работы системно характеризующие настоящее положение сообщества. В связи с этим в данной работе впервые будет дана оценочная характеристика сообществу корейцев Сибири на основе методик этнографической науки.

Источники Источниковую базу исследования составляет комплекс правовых документов России и Республики Корея, статистические материалы, а также материалы российской и корейской прессы и экспертные интервью с представителями корейских объединений в городах Сибири.

Первая группа источников – законодательные акты России и Республики Корея, связанные с взаимодействием государства и этнических сообществ. В случае с Россией речь идет о формировании и реализации внутренней национальной политики. К источникам данного раздела относятся Стратегия государственной национальной политики РФ на период до 2025 г., постановление Верховного Совета РФ «О реабилитации российских корейцев», постановление Совета Народных Комиссаров СССР «О переселении корейцев» и другие акты федерального и регионального значения. Законодательная база Республики Корея, использованная в данной работе, включает в себя: Конституцию Республики Корея, закон «О въезде и правовом статусе зарубежных соотечественников» (поправка 2010 г.), закон «О фонде зарубежных соотечественников» (поправка 2010 г.) и др. Анализ данных источников позволяет понять правовую основу взаимоотношений принимающего государства и государства исхода с сообществом российских корейцев. Российские законодательные акты по отношению к корейцам, как к группе населения, выражают внутреннюю национальную политику по взаимодействию с этническими сообществами. В то время как южнокорейские документы являются основой для внешней диаспоральной политики государства в адрес зарубежных соотечественников.

Вторую группу источников составляют статистические данные. Это, прежде всего, итоги всесоюзных и всероссийских переписей населения 1989, 2002, 2010 гг., позволяющие проследить динамику численности корейского населения в России в целом и в Сибири в частности. В особенности в работе была предпринята попытка проследить изменения численности корейцев Новосибирской области с момента появления корейцев в регионе. Статистические данные Новосибирской области и г. Новосибирск демонстрируют рост численности корейского населения, начиная с 1950-х гг., а также активизацию миграционных процессов с конца 1990-х гг. Кроме того в работе использовались статистические данные Фонда зарубежных корейцев и ассоциации мирового корейского бизнеса Хансан, позволяющие охарактеризовать степень вовлеченности российских корейцев в диаспоральные программы Республики Корея.

Третья группа источников – это материалы онлайн и оффлайн прессы России. В рамках исследования был проведен контент-анализ основных российских газет на предмет упоминания Кореи и корейцев. Анализ материалов газет Известия, Аргументы и факты, журналов Эксперт и Русский репортер, а также интернет издания Лента.ру за 1989-2013 гг. позволил выявить рост интереса российских СМИ к Корее и корейцам. Материалы газеты Аргументы и факты за 2000 и 2010 гг. включали в себя региональную составляющую, что выявляет заинтересованность в корейском вопросе и в сибирском регионе.

Выбор вышеупомянутых изданий обусловлен результатами рейтинга популярности российских печатных СМИ агентства медийных исследований Ex Libris в 2012 г. Согласно рейтингу популярности, выбранные для анализа издания занимают верхние строчки в категориях: массовые газеты (АиФ), общественно-политические газеты (Известия), деловые журналы (Эксперт), общественно-политические журналы (Русский репортер). Таким образом, анализ наиболее популярных российских изданий в разных категориях позволяет определить место корейской тематики в повестке дня основных источников формирования общественного интереса россиян. А также анализ статей 1989, 1990, 2000, 2010, 2013 г. выявляет значительное увеличение интереса к данной проблематике.

Четвертую группу источников составляют материалы полевых авторских исследований корейцев в Сибири. В данную группу вошли глубинные интервью с представителями корейских сообществ в г. Новосибирск, Томск, Иркутск, Барнаул, Красноярск, Карасук, Бердск, Бийск, собранные в период с 2006-2014 гг. Интервью с лидерами национально-культурных организаций корейцев в г. Новосибирск и Томск были проведены в два этапа в 2006-2007 гг. и 2012-2013 гг., что продемонстрирует изменения в общественно-политических стратегиях сообществ. Кроме того в данную группу источников входят материалы анкетирования корейцев Сибири на предмет этнического самоопределения. Анкета для респондентов содержит тест Куна-Макпартленда и дублирующий тест для определения структуры и иерархии идентичности.

В пятую группу источников можно объединить семейные архивные материалы. Родословные, воспоминания, интервью других исследований с представителями корейского сообщества Сибири. Как правило, в источниках данного рода содержится информация об истории семьи в контексте политических событий СССР и России с особым вниманием к достижениям и успехам предков. Подобная форма родословной является традиционным, однако, не всегда доступным элементом культуры корейцев. Анализ данной группы источников позволяет провести параллель истории государства с историей определенной семьи. Такой биографический метод изучения корейского сообщества помогает не только воссоздать ключевые события истории, но и включает в себя интерпретацию данных событий с субъективной точки зрения.

Таким образом, диссертационное исследование опирается на широкий спектр источников, позволяющий дать полную характеристику сообществу корейцев России и разностороннюю оценку современным этнополитическим процессам.

Новизна Данное диссертационное исследование опирается на широкий спектр научной литературы и дополняет незаполненные ниши в изучении корейцев в Сибири. А также научная новизна исследования заключается в рассмотрении сообщества корейцев в контексте их взаимодействия с принимающим государством и исторической Родиной на фоне активизации диаспоральных связей. В работе впервые была предпринята попытка изучения реакции локального сообщества корейцев в Сибири на активную диаспоральную политику Республики Корея. Анализ авторских полевых материалов позволяет изучать этнополитические процессы, характерные для корейцев в Сибири, под оригинальным углом их взаимосвязи со стратегиями Республики Корея. В работе привлекаются материалы на корейском языке, ранее не переведенные и не подвергавшиеся анализу российскими специалистами. Таким образом, ввод в научное использование новых источников способствует накоплению фактического знания, а также методологическому пониманию современных этнополитических процессов и явлений.

Практическое применение Помимо вклада в развитие фактологии российского корееведения, изучение южнокорейского опыта может быть полезно при разработке российской диаспоральной политики, к которой на данный момент приковано пристальное внимание правительственных и общественных кругов. Кроме того на фоне роста академического интереса к проблемам миграции и диаспор результаты данной работы могут использоваться в составлении методологических пособий к учебным курсам по межэтническим и международным отношениям.

Помимо этого комплексное изучение корейского сообщества Сибири в системе их взаимодействия с принимающим обществом и со страной исхода способно внести ясность в методологический дискурс о диаспоре. Таким образом, в работе представлено два уровня проблем: системная характеристика локального корейского сообщества Сибири и методологическая разработка феномена диаспор.

Апробация исследования. Результаты данного исследования обсуждались с коллегами в рамках конференций и семинаров в г. Новосибирск (Международная научная студенческая конференция, 2006, 2007, 2012, 2013, 2014), г. Иркутск (семинар-мастерская «Этнодемографические процессы и переселенческое общество на Востоке России: история и современность», 2012), г. Владивосток (Региональная археолого-этнографическая студенческая конференция, 2013), г. Томск (Международная научно-практическая конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Актуальные проблемы гуманитарных наук», 2005) г. Москва (Научная конференция корееведов России и стран СНГ «Корейский полуостров: накануне перемен», 2012, Всероссийская научная конференция молодых ученых-корееведов, посвященная 20-летию основания Международного центра корееведения, 2012, XX Конгресс этнографов и антропологов России «Современный город и социально-культурная модернизация России», 2012).

Кроме того основные положения диссертации вошли в 20 публикаций общим объемом около ?? печатных листа, включая 5 статей в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК.