6.3 Региональные элиты современной россии:

 

             ПОРТРЕТ В ИЗМЕНИВШЕМСЯ ИНТЕРЬЕРЕ.

 

 

 Влиятельные политики российских регионов: персональный состав  и тенденции эволюции

 

Региональная политическая элита – специфически постсоветский политический феномен: в условиях советского централизованного государства руководство регионов хотя и являлось хозяином «подведомственной» территории, персонально всецело зависело от назначений центральной власти. Численность номенклатуры ЦК партии (т.е. численность должностей, замещавшихся исключительно под непосредственным контролем Москвы) к моменту смерти Сталина составляла 45 тыс. позиций) [284а. С. 99]. Более того, не только стратегические, но и текущие проблемы региона нередко решались в Москве. Сложившийся в 1930-х гг., но утративший экономико-политическую целесообразность к концу советского периода перекос в сторону центра как конечной инстанции принятия важнейших решений стал одной из причин глубокого социально-политического и экономического кризиса, поразившего СССР в 1980-х гг. Рубеж 1980–1990-х гг. ознаменовался резким усилением центробежных тенденций как проявлением системного кризиса советского общества, итогом которого стал распад СССР. Одним из важнейших импульсов усиления в РФ стремления региональных лидеров к самостоятельности стали неоправданно частая и радикальная «смена вех» и установок центральной власти в отношении регионов (от призывов к обретению «безразмерного» суверенитета до попыток формирования «карманной» власти в провинции), а порой и полное отсутствие внятной политики Москвы в сфере федеративных отношений. Более того, нередко региональные руководители оказывались в положении заложников в ходе борьбы различных фракций центральной власти. Так было в ходе противостояния исполнительной и законодательной ветвей власти октябре 1993 г.; во многом именно противоречия между различными московскими политико-финансовыми кланами определили начало, ход и результаты чеченской кампании 1994–1996 гг.

В постсоветский период отношения российских федеральной и региональной политических элит претерпели процесс сложной эволюции, в ходе которой менялись принципы взаимоотношений столицы и провинции. Важнейшим фактором, определяющим современное состояние взаимоотношений Москвы и субъектов РФ стало массовое проведение в 1995–2005 гг. в регионах выборов глав исполнительной власти. Итогом этого процесса стала консолидация региональных лидеров и обретение ими роли влиятельного участника российской политики. Это дает основание для обобщенной характеристики региональной элиты в качестве субъекта российской политики.

Автор этих строк не ставит перед собой задачу детального анализа в статье всех аспектов многопланового и полисубъектного процесса рекрутирования и ротации региональных элит России. Обратимся к характеристике основных параметров региональных элит и преобладающих механизмов их формирования и ротации. Эмпирической основой этой характеристики являются результаты масштабного общероссийского исследования «Самые влиятельные люди России. Политические и экономические элиты российских регионов», проведенного Институтом ситуационного анализа и новых технологий (ИСАНТ) под руководством автора этих строк и при участии независимых экспертов в 2003–2004 гг. [45е]. Исследование 2003–2004 гг. стало логическим продолжением и развитием проекта «Самые влиятельные люди России-2000»(см. ссылку 1). По общесоциологическим меркам оба эти проекта весьма масштабны, в области изучения элит – уникальны. Работ, сопоставимых по числу охваченных регионов и количеству опрошенных респондентов – представителей органов управления, бизнеса и общественности, пока нет. В 2000 г. были опрошены 1263 эксперта из 54 регионов; в 2003–2004 гг. – 1702 эксперта из 66 регионов. Вместе с тем исследование 2003–2004 гг. стало не просто расширенным воспроизводством проекта 2000 г., но качественно новым этапом концептуального осмысления механизмов влияния на региональном уровне (см. ссылку )2.

Участниками проекта была разработана методика, позволяющая сочетать позиционный, репутационный, десизионный подходы к изучению элит [подробнее об этих подходах см.: 340] и тем самым успешно преодолевать ограничения, неизбежные при изолированном использовании каждого из них. В основу этой методики была положена шкала взаимосвязанных факторов влияния, открывающих доступ к принятию стратегических решений.

В ходе исследования 2003–2004 гг. затрагивались такие проблемы, как механизмы, каналы рекрутирования и структура региональных элит; социально-демографические характеристики региональных политиков и предпринимателей; личные качества, обеспечивающие успешное политическое, административное и экономическое продвижение; преобладающий стиль политического и экономического лидерства в российских регионах; факторы перспективности региональных политиков и предпринимателей; модели взаимоотношений политических и экономических элит в регионах России; истоки возникновения и сущность феномена «универсалов» (лиц, обладающих одновременно политическим и экономическим влиянием).

В качестве инструмента исследования процессов элитообразования в регионах и отчасти характера регионального развития в целом рассматривался рейтинг политического и экономического влияния. Содержательной целью данного проекта являлось выявление основных характеристик влиятельных групп российских регионов и определяющих тенденций их эволюции, в том числе и в контексте происходящих в федеральной политике изменений.

Выше отмечалось, что политическое развитие в постсоветской России характеризуется доминирующей ролью элитных групп в качестве политических акторов, а присущие элитным группам политико-экономические интересы, ценностные и целевые установки, мотивы и нормы внутриэлитных отношений являются решающими факторами в процессах принятия важнейших политических решений. Данная закономерность отчетливо прослеживается как на национальном, так и на региональном уровне, причем отношения «центр – регионы» во многом трансформируются в плоскость отношений между федеральной и региональной элитами.

Структура и принципы формировании региональных элит сложились в процессе разграничения полномочий между федеральным, региональным и местным уровнями власти. Глубокие преобразования в данной сфере в течение последнего десятилетия привели к изменению моделей взаимодействия столицы и субъектов Федерации, состава региональных элит и механизмов их формирования.

 

Механизмы и каналы рекрутирования

 

Итоги исследования «Самые влиятельные люди России. Политические и экономические элиты российских регионов» показывают, что в зависимости от степени институционализации влияния на процесс принятия решений политическую элиту условно можно разделить на две категории: «бюрократию» (должностные лица, входящие в штат органов государственного и муниципального управления) и «свободных художников», или «вольных стрелков» (профессиональные политики, не занимающие официальных должностей в структурах власти). В связи с этим состав региональной политической элиты также распадается на две группы. Первая группа, безусловно, доминирующая, включает глав исполнительной и (иногда) судебной ветвей власти, депутатов законодательных собраний, руководителей региональных силовых структур, территориальных отделений федеральных ведомств, федеральных округов и т.д. Во многих субъектах РФ рейтинг «бюрократов», по сути, тождествен персонифицированному рейтингу влияния властных органов. Удельный вес «бюрократов» в общей численности политического класса регионов колеблется в пределах от 70% до 90%. Во вторую группу входят представители политических партий и общественных движений, лидеры общественного мнения, руководители негосударственных СМИ и важнейших учреждений науки, культуры, образования, религиозные деятели.

«Бюрократия». Региональная политическая элита – это прежде всего «действующий контингент» исполнительной и (в меньшей степени) законодательной ветвей власти. Руководители судебной власти представлены в рейтингах заметно слабее.

Рекрутирование «бюрократов» осуществляется преимущественно административными методами – посредством назначения на руководящие посты в региональных и муниципальных структурах. Исключение составляют выборные главы регионов и органов местного самоуправления, а также корпус законодателей, механизмом рекрутирования и ротации которого выступают выборы. Вместе с тем следует отметить, что, по заключению экспертов, избирательным кампаниям в законодательные собрания регионов нередко предшествует негласный отбор претендентов по критерию преданности губернаторской команде. Иными словами, выборы зачастую лишь легитимируют результаты теневых договоренностей (в т.ч. относительно персонального состава региональных легислатур): наиболее значимые политические решения принимаются в процессе закулисного торга с участием групп влияния и групп давления при доминирующей роли «административной вертикали».

Костяк региональной элиты образует исполнительная ветвь власти: избранные главы регионов и назначенные руководящие работники областных / республиканских администраций – наибольший по численности и наиболее влиятельный сегмент политической элиты субъектов РФ. Данная закономерность обнаруживается во всех исследованных регионах. И хотя роль «административного сегмента» и его удельный вес в политической элите зависят от целого ряда факторов (структура региональной экономики, характер регионального политического режима, исторические традиции и т.д.), налицо тенденция к усилению влияния «административной вертикали». Об этом свидетельствует, в частности, увеличение на 26% (по сравнению с 2000 г.) доли губернаторов в перечне наиболее влиятельных в региональной политике лиц.

В регионах с устойчивыми традициями административного управления приоритет исполнительной власти очевиден. Так, в Башкирии руководители административных структур (президент,премьер-министр, главы администраций городов и районов, директора предприятий и организаций) являются центрами групп влияния; жесткая «вертикаль власти» определяет распределение сил во всех сферах общественной жизни. Но доминирование «административной вертикали» прослеживается и в менее «авторитарных» регионах: например, в Краснодарском крае, несмотря на персональные изменения в составе элиты, осуществленные А. Ткачевым после избрания губернатором в 2001 г. (он сменил значительную часть штата администрации), список официальных должностей, свидетельствующих о принадлежности к ней, оказался практически тем же, что и в 2000 г.: меняются лица, но не посты. При этом преобладающее влияние исполнительной власти обусловлено не столько традиционно высокой ролью административно-политической бюрократии в управлении государством, сколько ее контролем над региональными бюджетами, а также широким доступом к административным ресурсам.

Редкие случаи паритетного влияния представителей исполнительных и законодательных органов обычно не связаны с политическим весом института представительной власти, а определяются скорее соотношением реального политического влияния конкретных лиц.

Существенным компонентом административного сегмента региональных политических элит являются руководители региональных силовых структур (ФСБ, УВД и др.). Избрание бывших военных главами регионов – одна из наиболее заметных тенденций обновления региональных элит в последние годы.

Комментируя это обстоятельство, следует отметить, что эта тенденция на региональном уровне, как и на федеральном, не была радикально отличной от прежнего периода, но после избрания В. Путина Президентом РФ обрела новый масштаб. Однако, как и применительно к федеральному уровню, тезис о доминировании милитократии на региональном уровне не представляется автору этих строк убедительным.

Прежде всего, политический курс губернаторов, как и федеральных политиков, не обусловлен буквально их предшествующей политической биографией. Во-вторых, следует отметить, что эффективность выходцев из военных кругов в качестве глав субъектов РФ весьма сомнительна; лишь немногие выходцы из военной сферы продемонстрировали эффективность в качестве глав субъектов Федерации. Возможно, единственным примером политического успеха бывшего военного в сфере регионального гражданского управления можно считать карьеру Б. Громова в качестве губернатора Московской области. Пройдя через череду конфликтов с федеральными, московскими и муниципальными властями, к исходу первого губернаторского срока он сумел укрепить свои позиции в области, вышел на повторные губернаторские выборы в качестве безальтернативного кандидата и победил с впечатляющим результатом, получив более 80% голосов на выборах 2003 г.

Что касается остальных «силовиков» во главе регионов, то в большинстве случаев наиболее сильным их козырем является традиционный для этой категории объем контролируемых политических ресурсов, включая контроль над влиятельными организациями, тогда как по другим критериям влиятельности (объем контролируемых экономических ресурсов, эффективность связей во властных и бизнес-структурах, степень контроля над СМИ, личные качества) губернаторы заметно уступают лицам из своего ближайшего окружения.

Наконец, третье, наиболее существенное возражение против тезиса о засилье милитократии в регионах России обусловлено тем, что здесь, как и на федеральном уровне, темпы вхождения представителей бизнеса во власть в несколько раз опережали аналогичные показатели «силовиков».

Массовое вхождение в ее состав представителей бизнеса и значительный рост политического влияния бизнеса на региональном уровне стало наиболее существенной тенденцией эволюции региональной политической элиты в 2000–2004 гг. Продвижение в политику по каналам бизнес-структур обрело статус второго по значению (после административной карьеры) пути на региональный политический Олимп. Эту тенденцию можно рассматривать как свидетельство формирования в России на региональном уровне тенденции горизонтальной проницаемости каналов рекрутирования элит.

В настоящее время можно отметить две основные формы институционализации участия бизнеса в региональной политике: 1) избрание представителя деловых кругов главой региона, что обычно влечет за собой волну назначений выходцев из бизнес-элиты на руководящие должности в структурах исполнительной власти; 2) избрание предпринимателей депутатами Государственной думы, членами Совета Федерации ФС РФ и региональных парламентов. Если раньше наличие весомой бизнес-составляющей среди региональных законодателей было характерно главным образом для территорий, где доминируют крупные бюджетообразующие структуры (так, в Ханты-Мансийском АО руководители нефтегазовых корпораций являются депутатами Думы не первый срок), то сегодня она присутствует в большинстве субъектов РФ.

Весьма показательны в этом плане процессы в Приморском крае. После победы на губернаторских выборах промышленника С. Дарькина руководящие посты в краевой администрации заняли люди из его команды. Вместе с губернатором в политику пришла группа прагматичных бизнесменов и профессиональных менеджеров. В результате экономические программы стали приоритетными в формировании новой властной модели в Приморье. Ведущим направлением деятельности губернатора, в значительной степени определяющим характер политического режима, стала разработка им принципиально новой схемы взаимоотношений с Москвой. Если предыдущий губернатор Е. Наздратенко стремился не допустить экспансии московского бизнеса в Приморье (чем во многом и были обусловлены его конфликты с Москвой, в частности с руководством РАО «ЕЭС России»), то с приходом С. Дарькина ситуация изменилась. Московский бизнес пришел в регион [45е. 228–232].

Другим направлением экспансии приморского бизнеса в политику Приморья стал приход его представителей в региональный парламент: в настоящее время краевое большинство депутатов Законодательного собрания (ЗАКС) – местные предприниматели. Исследование показало, что более трех четвертей наиболее влиятельных в экономике лиц одновременно являются влиятельными акторами на политической сцене региона, а половина из них – депутатами краевого ЗАКСа [Там же].

Делегирование выходцев из деловых кругов в качестве представителей регионов в Совет Федерации в течение последних лет стало массовой практикой. Согласно экспертным оценкам, более двух третей сенаторского корпуса так или иначе связаны с бизнесом. Порой политическое участие бизнеса не институционализировано, однако весьма ощутимо. Так, значительным экономическим и политическим влиянием в Санкт-Петербурге обладает генеральный директор ОАО «Пивоваренная компания “Балтика”» Т. Боллоев, хотя официальных позиций во властных структурах он не занимает.

Расширение участия бизнеса в региональной политике объясняется несколькими причинами. Первая из них – все большее вытеснение бизнес-элиты с общероссийской политической сцены и, как следствие, переориентация финансово-промышленных групп (ФПГ) на политику регионального уровня (что способствовало изменению расстановки сил в местных элитах и формированию «вертикально интегрированных» политико-финансовых структур, включающих политиков и предпринимателей как федерального, так и регионального масштаба). Вторая – возрастание роли административных рычагов, которое повлекло за собой усиление конкуренции в региональном политико-экономическом пространстве и тем самым актуализировало необходимость законодательной защиты региональных бизнес-интересов. Наконец, третья причина – потребность в консолидации регионального бизнеса перед лицом экспансии федеральных ФПГ.

 

Таблица 1.   Число влиятельных в региональной политике представителей партий  (по данным опросов на 2000 г. и 2003 гг.)

 

Партия	2000 г.	2003-2004 гг.
"Единая Россия"*	13	133
КПРФ	25	115
ЛДПР	5	11
СПС	6	56
"Яблоко"	11	29

* Учитывается суммарное число политиков, вошедших в блок.

Диаграмма 1                                                                                Диаграмма 2

Влиятельные политики – представители партий.           Влиятельные политики – представители партий.

Исследование2000 года                                                      Исследование2004 года

 

 

 

«Вольные стрелки». Как уже отмечалось, главными каналами рекрутирования данной категории политической элиты выступают политические партии, общественные организации, учреждения науки, культуры, образования, СМИ, конфессии.

По заключению многих исследователей, политические партии и общественные организации не играют существенной роли в качестве каналов рекрутирования элит в масштабе страны. Однако при сопоставлении данных исследований 2000 г. и 2003–2004 гг. был выявлен значительный рост партийно-политического сегмента в составе региональных элит. Суммарное число влиятельных в региональной политике представителей партий увеличилось за три года почти в шесть раз.

 Структурный анализ партийного сегмента показывает, что своим увеличением он был обязан в рассматриваемый период прежде всего «Единой России», СПС и в меньшей степени КПРФ. Число политически влиятельных членов ЕР выросло в 10 раз; СПС – в 9,3; КПРФ – в 4,6 (табл. 1). При этом удельный вес единороссов и членов СПС в корпусе влиятельных партийных политиков повысился (с 22% до 40% и с 10% до 16%, соответственно), а коммунистов – снизился (с 42% до 33%). Упал удельный вес и партийных политиков из «Яблока» и ЛДПР (диагр. 1–2). Таким образом, основной рост «партийного влияния» достигнут за счет ЕР и СПС.

 Приведенные данные, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что повышение удельного веса «партийцев» в составе региональных элит объясняется не усилением влияния в субъектах Федерации института партий, но организационно-политическим укреплением «Единой России». Не случайно именно эта партия дала наибольший прирост числа «партийцев» в составе элиты и именно ее доля в партийном сегменте увеличилась заметнее всего. Укрепление ЕР обусловлено ее эволюцией в качестве «нового издания» российской разновидности «партий власти» (предшественницы ЕР на этом поприще – ДВР и НДР), что стимулирует приток в их ряды лиц, занимающих высокие позиции в региональном управлении и бизнесе. Утвердившись как полноценная «партия власти», «Единая Россия» мобилизовала под свои знамена значительное число статусных фигур.

В случае «Единой России» мы сталкиваемся с механизмом, противоположным по своей направленности по отношению к традиционным для партийного представительства: региональные отделения ЕР являются каналами не столько политического продвижения новичков (хотя это тоже имеет место), сколько инструментом упрочения позиций влиятельных региональных политиков и предпринимателей, укрепления их связей в структурах федеральной власти. Происходит взаимовыгодный обмен ресурсами: высокопоставленные региональные политики и предприниматели используют свое положение для содействия «партии власти» на местах, обретая тем самым поддержку со стороны федерального центра. Примеры подобного взаимовыгодного обмена мы видим во многих регионах. С учетом специфики ЕР это означает рост влияния федеральной исполнительной власти на состав руководства субъектов РФ и региональный политический процесс в целом. В пользу данного заключения говорят результаты как губернаторских выборов 2003–2005 гг., так и парламентской кампании 2003 г., в ходе которой федеральный административный ресурс сыграл решающую роль.

Укрепление позиций представителей «правых» в период 2000–2004 гг., по-видимому, объясняется тем, то вплоть до недавнего времени их идеологические установки во многом совпадали с официальными, а лидеры «правых» активно сотрудничали с правительством. Думается, что данное обстоятельство и определяло политический и экономический вес представителей этой партии (достаточно упомянуть А. Чубайса, который обладает высоким уровнем влияния как на федеральном, так и на региональном уровнях).

О реальном продвижении к вершинам региональной власти по партийно-политическим каналам правомерно говорить, пожалуй, лишь в отношении КПРФ. Как известно, при поддержке этой партии во второй половине 1990-х гг. были избраны главы целого ряда субъектов Федерации. Этот факт наряду с наличием коммунистических фракций Государственной думе и многих региональных парламентах, казалось бы, свидетельствует об эффективности данного канала рекрутирования элиты. Тем не менее следует учитывать, что рост числа политически влиятельных представителей этой партии заметно уступает соответствующим показателям ЕР; удельный вес сторонников КПРФ в «партийном сегменте» элиты падает. Число губернаторов, избранных при поддержке оппозиционных политических партий, в 2000–2004 гг. устойчиво снижалось, а перспективы переизбрания-переназначения инкумбентов в качестве кандидатов от оппозиции в настоящее время практически исключены. Ориентирующиеся на переизбрание-переназначение губернаторы стремятся заручиться поддержкой, прежде всего, федеральной власти, а также бизнес-структур, обоснованно рассматривая этот фактор в качестве решающего условия успеха. Абсолютное большинство губернаторов, избранных ранее при поддержке левых сил, «встроены» в существующую систему власти: в текущей управленческой деятельности, а также в отношениях с федеральным центром они, как правило, избегают идеологизированности. Сегодня население в оценке власти руководствуется функциональным критерием – его интересуют объективные результаты, а не лозунги. Иначе говоря, на смену идеологии приходит прагматизм, точнее прагматизм становится идеологией.

Подтверждает вышесказанное и пример А.Н. Ткачева: избранный в 2001 г. губернатором как преемник Н.И. Кондратенко и, позиционируя себя в этом качестве на первом этапе правления, Ткачев затем в течение короткого времени уволил назначенцев бывшего губернатора из обладминистрации (в настоящее время в списке влиятельных лиц остался только сам Кондратенко) и является фигурой безусловно лояльной федеральной власти и, в частности, В. Путину.

Еще более красноречив пример губернатора Кемеровской области А. Тулеева. Как известно, на парламентских выборах 1999 г. этот «официальный оппозиционер» (занимавший одну из лидирующих позиций в предвыборном списке КПРФ) обеспечил «Единству» 37% голосов в своем регионе в обмен на помощь Москвы в борьбе с экономическим конкурентами, в частности с группой «Миком». Если тогда подобный шаг был редкостью, то сегодня – уже тенденция. На выборах депутатов Госдумы в 2003 г. тот же Тулеев открыто поддержал «Единую Россию», а губернатор Орловской области, бывший секретарь ЦК КПСС Е. Строев даже возглавил региональный список ЕР. Активно содействовали успеху на выборах кандидатов от «партии власти» и многие другие губернаторы-коммунисты.

В этой связи Р. Туровский обоснованно отмечал, что особенно заметно это было в регионах Центрального федерального округа, значительную часть территории которого относили прежде к «красному поясу», в пределах которого ранее побеждали кандидаты КПРФ. Результаты парламентских выборов 2003 г. в одномандатных округах ЦФО резко отличаются от итогов прошлых выборов: «Все эти округа достались «партии власти» что стало результатом жестких договоренностей центра с местными губернаторами (в том числе с губернаторами-коммунистами)… Выборы показали, что «красные губернаторы» перестали существовать как класс. Их главной целью стало переизбрание на третий срок, ради которого они готовы на любые сделки с Кремлем. И провал сильных коммунистов в соответствующих округах можно считать частью этой сделки… Владимирская область стала единственным регионом, где губернатор-коммунист обеспечил победу своей партии в обоих округах» [269а].

Значение остальных партий как каналов рекрутирования элиты в российских регионах невелико, даже если их представители и присутствуют в рейтингах политического влияния. Но, несмотря на это, региональные отделения партий (а до принятия нового Закона о партиях – и региональные партии) в субъектах Федерации продолжают создаваться, причем, как правило, по инициативе и /или при участии региональных властей и бизнеса. Причины такого положения вещей очевидны: влиятельные региональные политико-экономические сообщества видят в политических партиях эффективный инструмент достижения электорального успеха.

Еще меньшую роль в политическом продвижении играют наука, культура, образование и СМИ. Хотя в ряде регионов (Воронежская и Владимирская области, Приморский край и др.) продвинувшиеся по этим каналам лица входят в политическую элиту, их число и влияние обычно незначительны, что отражает общее положение науки и культуры в жизни современного российского общества. Исключение составляют две категории – руководители СМИ и ректоры ведущих региональных вузов, доля которых в составе региональных элит существенно выросла к 2004 г. по сравнению с 2000 г. Удельный вес руководителей СМИ, влиятельных в политике, увеличился в 17 раз, а ректоров вузов – в 14 (табл. 2). Например, в рейтинг политического влияния Томской области вошли ректоры сразу четырех вузов, опередив по степени влияния даже председателя областного правительства. В Приморье в двадцатку влиятельных политиков края вошли ректоры трех вузов.

Таблица 2

 Удельный вес руководителей СМИ и ректоров региональных вузов в составе региональных политических элит (по данным опросов 2000 и  2003 гг.)

Должность	2000 г.	2003 г.
Редактор СМИ	0,11	1,88
Ректор     вуза	0,15	2,18

 

  Особое положение «ректорского клуба», по-видимому, обусловлено несколькими причинами. Прежде всего нельзя забывать, что высшее образование в России стало де-факто платным, вследствие чего ректоры вузов концентрируют в своих руках значительные средства и могут использовать их для политического продвижения. Кроме того, многотысячные коллективы вузов – важный сегмент электората (в 500-тысячном Томске учатся или работают в вузах 160 тыс. чел.), позиция которого приобретает важное значение в период выборов. Это, в свою очередь, актуализирует возможности политического влияния руководителей вузов. Наконец, не следует сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что с помощью руководителей вузов региональные политики и бизнесмены решают свои личные проблемы (получение второго образования, обретение научных степеней и званий, образование детей).

Политические возможности руководителей СМИ определяются ролью медийного ресурса как важного компонента политического влияния, прежде всего на тех территориях, для которых характерна высокая степень медийной насыщенности (примером может служить Томская область). Особое значение СМИ приобретают в ситуациях острых политических конфликтов. Весьма показателен в этом плане опыт Санкт-Петербурга, где политическая жизнь длительное время проходила под знаком глубокого внутриэлитного раскола, истоки которого восходили к губернаторским выборам 1996 г. Не случайно пятая часть политически влиятельных в городе лиц так или иначе связана со СМИ. Кроме того, повышенное влияние СМИ в Санкт-Петербурге обусловлено традициями свободомыслия, сложившимися там еще в XIX в.

Санкт-Петербург дает также уникальный пример политического влияния представителей социальной сферы: руководители значимых для города учреждений культуры, образования и науки (Государственный Эрмитаж, Мариинский театр, Санкт-Петербургский университет и, в частности, его юридический факультет, Горный институт и др.) составляют внушительный по удельному весу и влиянию сегмент политический элиты. Однако это исключение лишь подтверждает правило и объясняется не только положением Санкт-Петербурга как второй столицы страны и знаковым характером перечисленных учреждений для российской культуры, но также и питерскими «корнями» президента РФ Путина и возможностями непосредственного контакта упомянутых руководителей учреждений социальной сферы Санкт-Петербурга с Президентом РФ. Интеграция в политически влиятельные группы может происходить и по церковным каналам. Ряд представителей доминирующей в Российской Федерации Русской православной церкви входят в число влиятельных в политике лиц в ряде регионов. Два иерарха РПЦ – митрополит Смоленский и Калининградский, руководитель Отдела внешних связей Московской патриархии Кирилл и архиепископ Калужский и Боровский Климент – занимают второе место по общему уровню политического влияния в рейтингах политического влияния в Смоленской и Калужской областях соответственно. В республике Башкортостан, где традиционно доминирует ислам, заметными влиянием пользуется Верховный муфтий ЦДУМ России Т. Таджутдин. Тем не менее в масштабе страны политическое влияние служителей культа относительно невелико, что естественно для светского государства, каковым является Российская Федерация.

 Основания внутриэлитной консолидации

Характеристика региональной элиты предполагает рассмотрение отношений между различными ее категориями. При явном преобладании групповой структуры очевидно, что линии внутриэлитной дифференциации не совпадают с линиями профессиональных, отраслевых или организационно-институциональных различий. Возникает вопрос об основаниях внутригрупповой консолидации региональных элит. Чтобы ответить на этот вопрос, надо уточнить характер социальных связей, преобладающих в рамках элитных групп.

Как и на федеральном уровне российской политики, наиболее адекватным для характеристики внутриэлитных связей является понятие клана. Характер элитарных кланов в российских регионах в значительной мере определен доминирующими моделями политической культуры. Так, в национальных республиках основой кланов нередко являются родственные и земляческие отношения, общность социального происхождения. Именно так дело обстоит, в частности, в Республике Татарстан, элита которой состоит из нескольких кланов, вращающихся, подобно спутникам Солнечной системы, вокруг президента РТ. По оценке экспертов, в структурном плане татарстанская элита представляет собой совокупность концентрических кругов с центром в лице М. Шаймиева: первый круг – «семья» (родственники); второй – друзья «семьи»; третий – «социально близкие» высокопоставленные функционеры (этнические татары – выходцы из деревень); четвертый круг – «приближенные к трону» – функционеры, выдвинувшиеся благодаря деловым качествам, но с учетом безусловной личной лояльности первому лицу [45е. С. 160–184].

Примером этнической консолидации влиятельных групп может служить Мордовия. В структуре элиты РМ эксперты выделяют четыре основные этнические группы: эрзянско-восточную, мокшанско-западную, русско-городскую, татарскую. Доминирование той или иной группы определялось этнической принадлежностью первого лица республики. В настоящее время преобладающие позиции занимает та часть мокшанско-западной группы, которая объединилась вокруг главы РМ Н. Меркушкина.

«Семейные» политические кланы встречаются и в «русских» регионах, но скорее в качестве исключения. Гораздо шире там распространена внутригрупповая консолидация по идеологическому признаку (так, например, в тех областях, где у власти были представители КПРФ, решающим фактором объединения доминирующей группы вокруг фигуры губернатора была принадлежность к этой партии). Тем не менее идеологический принцип вряд ли можно считать ключевым основанием дифференциации региональных элит. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что в рамках сложившихся по идеологическому признаку сообществ зачастую формировались субгруппы (как это было в Рязанской области при губернаторе В. Любимове), интересы которых, несмотря на идеологическую близость, далеко не всегда совпадали. Иными словами, общность политико-экономических интересов оказывается важнее идеологии.

Не является определяющей и дифференциация по «отраслевому принципу»: региональные кланы включают в себя как политиков, так и предпринимателей. То же самое относится к институционально-организационным факторам. Даже тогда, когда ядром элитарных групп выступают отдельные уровни управления или отрасли экономики, системообразующим началом служат не различия между организационными структурами, а расхождения в интересах персонифицирующих эти структуры лидеров. Так, в Свердловской области политический процесс долгое время определяло противостояние двух групп влияния. И хотя одна из этих групп сложилась вокруг губернатора Э. Росселя, а другая – вокруг мэра Екатеринбурга А. Чернецкого, обе они оказались сопоставимы по ресурсной обеспеченности, масштабу и методам деятельности.

Существенно большую роль в групповой консолидации играет опыт совместной деятельности с первыми лицами региона. Например, в Ростовской области доминирует так называемая «старопролетарская» группа, в состав которой входят бывшие партийные и советские функционеры Пролетарского района Ростова-на-Дону, где когда-то работал нынешний губернатор В. Чуб. Понятно, что решающее значение здесь имеет личная преданность патрону.

Таким образом, вне зависимости от источников   внутригрупповой консолидации (семейные связи, родственные и земляческие отношения, идеологическая близость и т.п.) обязательное условие групповой сплоченности – лояльность лидеру. Отсюда – такие важные особенности региональных кланов, как иерархичность и ориентация на патрона. Спектр методов и механизмов внутригрупповой консолидации весьма широк – от жесткой функциональной зависимости до гибкого взаимодействия в режиме неформальных связей. Компромиссные технологии характерны, в частности, для лидерской практики губернатора Чуба, который, как подчеркивают эксперты, стремится не увеличивать число врагов за счет вчерашних соратников. В Ростовской области проигравшие выборы, но лояльные губернатору главы администраций обычно не уходят в небытие, а получают новое назначение. При этом в соответствии с областным законом о статусе муниципальных служащих за главами муниципалитетов, отказавшимися баллотироваться на новый срок или не сумевшими добиться переизбрания, в течение года сохраняется денежное содержание в прежнем объеме. Данное положение не только способствует ротации кадров муниципального управления, но и обеспечивает сплоченность команды губернатора [45е. 504–515].

Суммируя вышесказанное, можно констатировать, что российские региональные элитные кланы – это устойчивые политико-экономические группы, объединенные общностью политико-экономических интересов и, как правило, консолидированные вокруг руководителей местной исполнительной власти на основании отношений личной зависимости. Личная преданность клану и его патрону – важнейший неформальный механизм внутриэлитной консолидации и рекрутирования властных групп в регионах при этом. Региональный уровень не является предельной единицей элитной консолидации. Как уже говорилось, региональные группы распадаются на субгруппы, что свидетельствует о прогрессирующем дроблении элит в России. Это обстоятельство (наряду с асимметричным характером Российской Федерации и экономическим неравноправием ее субъектов) обусловливает слабую внутреннюю сплоченность региональной элиты во взаимодействии с центром.

Личностные качества

Социально-демографические, психологические, лидерские и иные личностные характеристики региональных властных сообществ во многом зависят от политической биографии первого лица субъекта РФ. В регионах, возглавляемых выходцами из советской партийно-хозяйственной номенклатуры, в политическом классе обычно преобладают представители номенклатуры с соответствующими возрастными, образовательными и ментальными показателями, а там, где у власти оказались «прагматики-либералы», – молодое поколение управленцев-менеджеров.

В настоящее время более половины губернаторского корпуса составляют лица со значительным опытом управления в советский период. Менее всего в региональной политике сегодня заметны «демократы» начала 1990-х гг. и депутаты региональных парламентов той поры.

 В последние годы аналитики фиксируют признаки «усталости» населения от правления «ветеранов» (Самарская, Ростовская, Свердловская области, Республики Калмыкия и Татарстан). В некоторых областях (например, в Волгоградской) сложились благоприятные условия для вытеснения выходцев из партийно-хозяйственной номенклатуры новой генерацией политиков – относительно молодыми «прагматиками-либералами», представляющими интересы бизнеса; в других такая замена уже состоялась. Избрание на губернаторские посты крупных предпринимателей (А. Хлопонин, Р. Абрамович, С. Дарькин и др.) естественным образом привело в региональные властные структуры управленцев-менеджеров, не имеющих опыта государственной работы, но прекрасно овладевших навыками управления коммерческими предприятиями. Для этой когорты региональных руководителей, независимо от полученного ими образования, характерны корпоративный стиль мышления и поведения, а также ориентация на корпоративные методы управления.

Смена первого лица региона зачастую влечет за собой не только персональные перестановки в администрации, но и изменение механизмов и каналов рекрутирования управленческих команд. Эта тенденция хорошо просматривается на примере Красноярского края. Анализируя эволюцию механизмов формирования краевой элиты, аналитики выделяют в последней три «призыва», существенные различия между которыми обусловлены социально-профессиональными характеристиками инкумбентов: «зубовский» (преимущественно представители научной интеллигенции и советской номенклатуры), «лебедевский» (преимущественно «варяги», призванные при поддержке московских ФПГ на условиях личной лояльности губернатору) и «хлопонинский» (выходцы из крупных бизнес-структур, прежде всего ФПГ «Интеррос»).

Следует отметить, что в политическую элиту абсолютного большинства регионов входят преимущественно мужчины. По-иному обстоит дело в Санкт-Петербурге, где женщины играют в политике заметную роль. Аналогичная картина наблюдается в Кемеровской и Томской областях, где четверть состава политэлиты – женщины. По-видимому, такая ситуация объясняется тем, что в перечисленных регионах утвердились модернизированные модели политической культуры. Политико-административная карьера влиятельных политиков в субъектах Федерации, как правило, теснейшим образом связана с их регионами. Подавляющая часть руководителей – либо автохтоны, либо люди, давно живущие в данном регионе. «Чужакам» в российской глубинке не доверяют. Значительный удельный вес «пришлых» управленцев характерен лишь для тех регионов, которыми руководят «варяги» из корпоративных структур, хотя и в этих случаях костяк аппарата нередко составляют местные жители. Конфессиональная принадлежность представителей элиты соответствует «профилю» региона. Например, в «русских» областях большинство региональных руководителей – атеисты или православные, причем как те, так и другие предпочитают не афишировать свои религиозные предпочтения.

Что касается личностных качеств, то на губернаторском уровне весьма ценятся навыки публичного политика – коммуникабельность, убедительность, умение конструктивно взаимодействовать с населением и со СМИ, ораторские способности, харизматичность. И хотя, как показывают, в частности, результаты проходивших в 2003 г. региональных и думских выборов, подобные навыки не являются ключевыми в достижении политического успеха, порой они играют определяющую роль в привлечении других ресурсов. Среди качеств, способствующих административному продвижению на региональном уровне, следует назвать прежде всего склонность к командной игре и компромиссу с членами своей команды, непримиримость по отношению к конкурентам, профессиональную компетентность. Огромное значение имеет также личная лояльность патрону, преданность клану (политическому, экономическому, профессиональному, этническому и др.), готовность «играть по правилам».

Стиль политического лидерства в рамках региональных команд нередко близок к авторитарному. Наиболее очевидно это в Кемеровской области, в республиках Татарстан, Башкортостан, Мордовия и Удмуртия, где главы регионов обладают высокой степенью контроля над политической и отчасти экономической элитами.

Обретение политических перспектив в регионах (как, впрочем, и в центре) зависит от административного ресурса, финансового капитала, наличия и «качества» связей во властных и экономических структурах федерального и регионального уровней. Поддержка центра и федеральных ФПГ – главная предпосылка политического успеха. В условиях высокоструктурированного политического пространства и монополизации политического рынка попытки политиков-одиночек конкурировать с могущественными политико-финансовыми кланами обречены на провал: эра самовыдвиженцев в региональной политике окончательно ушла в прошлое. Применительно к федеральной политике данная тенденция в полной мере проявилась уже в середине 1990-х гг., когда крупные политико-финансовые кланы закрепились в качестве наиболее влиятельных субъектов российской политики. Со временем эта волна пришла и в регионы.

В регионах, где решающую роль играет «властная вертикаль» (национальные республики, Ростовская и другие области), возможности политического продвижения определяются прежде всего позицией администрации. На территориях, отмеченных присутствием мощных экономических структур, важнее поддержка бизнес-элиты (Красноярский край, Вологодская, Волгоградская и др. области). Но вне зависимости от характера региона непременным условием политического успеха выступают лояльность своему клану (и его патрону), способность к командной игре.

Неизбежным спутником авторитарных региональных режимов является эффект «выжженной земли»: главы регионов пытаются «очистить» политическое поле от потенциальных конкурентов. Жесткая иерархическая система затрудняет выдвижение перспективных политиков – им надо заручиться поддержкой доминирующей группы.

 

* * *

 

Значительные экономические, социокультурные и иные различия между регионами не позволяют выстроить единую для всех  регионов иерархию механизмов и каналов политического влияния. Но основные тенденции выявить можно. Ключевыми механизмами рекрутирования региональной политической элиты являются избрание и назначение на руководящие должности в структурах исполнительной либо законодательной власти регионального /муниципального уровня, чему способствуют значительный объем властных и / или экономических ресурсов, общность политико-экономических интересов, родственные или земляческие связи и опыт совместной деятельности с первыми лицами регионов, патрон-клиентные отношения. При этом, несмотря на приоритетность публичных механизмов политического продвижения, определенную роль играет и неформальная поддержка со стороны групп влияния (фаворитизм, протекционизм, коррупция и т.п.).

 Каналами продвижения региональных политических элит выступают федеральные и региональные властные структуры (включая силовые ведомства, территориальные отделения федеральных органов управления и аппарат полпредов), органы местного самоуправления, федеральные, региональные и местные коммерческие предприятия, в меньшей степени – политические партии и общественные организации; СМИ, учреждения образования, культуры,  науки.

В настоящее время существуют три главных источника пополнения региональной элиты: администрация регионального и федерального уровней, бизнес и политические партии. Большинство региональных лидеров нового поколения рекрутируются из сферы бизнеса. Исключения немногочисленны. Редки также случаи выдвижения политиков левой ориентации. Успешную политическую и административную карьеру в большинстве субъектов Федерации сегодня обеспечивают не личные качества, а принадлежность к той или иной группе влияния и ее поддержка.

 Бизнес-элита

 Анализ механизмов влияния в региональной экономике показывает, что вхождение в состав экономической элиты определяется в первую очередь объемом контролируемых ресурсов – как властных, так и экономических.

1. Объем контролируемых властных ресурсов. Принадлежность к политической элите регионального и / или федерального уровня открывает возможность прямого контроля над областными бюджетами и косвенного влияния на руководство хозяйственных субъектов. Не случайно главы исполнительной власти большинства регионов либо возглавляют рейтинг экономического влияния, либо входят в его состав. Контроль над экономическими ресурсами в этих ситуациях носит открытый (публичный) характер. Вместе с тем лидеры части субъектов Федерации (Ивановская, Смоленская, Челябинская, Архангельская и Читинская области, республики Башкортостан, Бурятия, Марий Эл и ряд других) не входят в рейтинг экономического влияния. Впрочем, это не означает, что они не влияют на экономические процессы в своих регионах. Напротив, в национальных республиках контроль президентов над сферой экономики настолько всеобъемлющ, что эксперты вынесли их фамилии за пределы рейтинга.

2. Объем контролируемых экономических ресурсов. Конкретная конфигурация бизнес-элиты, формируемой на этом основании, определяется экономическим профилем и хозяйственной структурой региона. В монохозяйственных регионах, где безраздельно доминирует какая-то одна отрасль или предприятие (АЛРОСА – в Республике Саха, «Норильский никель» – на Таймыре, Сибнефть – в Омской области, Северсталь – в Вологодской, НЛМК – в Липецкой), ядро экономической элиты составляют представители данной отрасли / предприятия. В регионах с диверсифицированной экономикой в бизнес-элиту входят владельцы и топ-менеджеры нескольких крупных экономических структур. Так, в Самарской области в рейтинге экономического влияния представлены АвтоВАЗ, РАО  ЕЭС, Газпром и некоторые другие компании; в Нижегородской –Лукойл, ГАЗ, РАО ЕЭС и др.; в Свердловской – ТНК; Уральская горно-металлургическая компания; Евразхолдинг, дочерние предприятия РАО ЕЭС, предприятия ВПК.  Соотношение упомянутых механизмов (контроль над политическими или экономическими ресурсами) зависит от ряда факторов, прежде всего от ресурсной базы, экономического потенциала и структуры экономики региона, типа регионального политического режима.

Механизмом вхождения в бизнес-элиту выступают также родственные / земляческие отношения с первыми лицами регионов. Такое положение вещей, скорее всего, объясняется тем, что, не имея юридической возможности совмещать государственную службу с коммерческой деятельностью, влиятельные региональные политики и администраторы нередко оформляют свою собственность на доверенных лиц и /или родственников. Кроме того, назначение доверенных лиц или родственников на важные посты в корпоративных структурах может обеспечивать связь администрации с крупным бизнесом. Ее контроль над экономическими ресурсами носит в этом случае латентный характер.

 Немаловажную роль в продвижении в состав экономической элиты играет поддержка со стороны федеральных и региональных ФПГ. В ходе исследования 2003 г. обнаружилось, что значение этого фактора неуклонно растет, причем федеральные ФПГ постепенно «подминают» региональные. Показателен в этом плане опыт Краснодарского края, где представители регионального бизнеса в значительной мере оказались за пределами рейтинга экономического влияния. Весьма красноречива также ситуация в Красноярском крае: в краевом списке влиятельных в экономике лиц топ-менеджеры действующих на территории края федеральных ФПГ (Интеррос, «Русский алюминий», ЮКОС, РАО ЕЭС) существенно потеснили своих региональных коллег. Растущее влияние федерального бизнеса в Красноярском крае особенно примечательно, если учесть сильные позиции краевых предпринимателей в 1990-х гг. В региональной экономике, как и в политике, время «одиночек» завершилось: в условиях доминирования финансово-промышленных групп и конгломератов «одиночные» игроки, как правило, обречены стать добычей крупных «акул».

Основными каналами выдвижения в состав экономической элиты выступают органы государственной службы и успешные в коммерческом отношении бизнес-структуры. Первый путь характерен прежде всего для выходцев из советской номенклатуры, обладающих опытом госуправления, второй – преимущественно для нового поколения предпринимателей. Перевес в пользу одного или другого канала определяется конфигурацией конкретных факторов.

Активная политическая деятельность в рамках политических партий или общественных движений, как правило, не ведет к обретению экономического влияния. И хотя с 2000 г. число представителей партий в корпусе экономической элиты выросло почти в восемь раз, этот прирост, как и в сфере политики, обусловлен прежде всего организационно-политическим укреплением «Единой России», которая вовлекает в свои ряды лиц, добившихся успеха как на политическом, так и на экономическом поприще (табл. 3, диагр. 3–4).

Таблица 3

Число представителей партий, названных влиятельными в экономике  (по данным опросов 2000 и 2003–2004 гг.)

Партия	2000 г.	2003-2004 гг.
"Единая Россия"*	9	79
КПРФ	5	35
ЛДПР	2	4
СПС	3	41
"Яблоко"	2	8

* Учитывается суммарное число политиков, вошедших в блок.

Диаграмма 3                                                                                 Диаграмма 4

                                                                              

Представители партий, имеющие влияние в экономике.        Представители партий, имеющие влияние в экономике.

Исследование 2000 г.                                                                   Исследование 2004 г

 

 

Не способствует продвижению в состав экономической элиты и научная, преподавательская деятельность. Как и в случае с политическими элитами, исключение составляют руководители СМИ и ректоры ведущих региональных вузов, присутствующие в списках экономически влиятельных лиц во многих регионах (см. табл. 4). Кроме того, в Санкт-Петербурге в рейтинг экономического влияния входят руководители ряда учреждений культуры и образования (Государственный Эрмитаж, Мариинский театр, Санкт-Петербургский университет и др.). Причины такого положения дел аналогичны указанным применительно к рейтингу политического влияния.

Таблица 4

Удельный вес руководителей СМИ и ректоров региональных вузов в составе региональных экономических элит (по данным опросов 2000 г. и 2003 г.

Должность	2000 г.	2003 г.
Редактор СМИ	0,11	1,41
Ректор  вуза	0,06	1,47

Как и следовало ожидать, в рейтингах экономического влияния  преобладают представители ведущих отраслей регионов (в Приморье – рыбодобывающих предприятий, в Ханты-Мансийском АО –нефтегазовых компаний и т.д.). Вместе с тем налицо тенденция к доминированию отраслей ТЭКа – крупных нефтяных и газовых компаний и региональных отделений РАО ЕЭС. В этом контексте особо следует обратить внимание на влияние федерального и регионального руководства электроэнергетической отрасли. В значительном большинстве субъектов РФ (Самарская, Иркутская, Смоленская, Нижегородская, Кемеровская, Читинская, Саратовская области, Санкт-Петербург и др.) руководители энергокомпаний не просто принадлежат к экономической элите, но и занимают ключевые позиции: почти в 40 регионах они входят в первую десятку экономически влиятельных лиц.

Столь высокий статус представителей энергетических компаний объясняется высокой энергоемкостью регионального промышленного производства и, соответственно, его зависимостью от поставок электроэнергии. РАО ЕЭС фактически располагает автономной, параллельной по отношению к «административной вертикали» структурой власти в стране, а его председатель А. Чубайс оказывает существенное влияние на социально-экономическую (и политическую) ситуацию во многих регионах.

По социально-демографическим, психологическим, лидерским и другим аналогичным параметрам бизнес-элита заметно отличается от политической. Как правило, в нее входят относительно молодые по сравнению с политиками, мужчины (состав экономической элиты еще более патриархален, чем политической; женщин ничтожно мало). Естественно преобладание специалистов с экономическим образованием; многие имеют дипломы нескольких вузов. Кроме представителей титульных наций и автохтонов в ней представлены этнические меньшинства и выходцы из других регионов. В некоторых областях даже существует дифференциация бизнес-сообщества по этническому принципу. Например, в Астраханской области оно распадается на русскую, дагестанскую, армянскую, татарскую, казахскую и чеченскую субгруппы.

Среди качеств, востребованных при восхождении на региональный бизнес-олимп, эксперты называют работоспособность, быстроту реакции, умение «пройти сквозь стены», упорство в достижении цели, установку на бескомпромиссную борьбу с конкурентами, интуицию и гибкость, с одной стороны, и напор – с другой. Стиль экономического лидерства жестче, чем в сфере политики, что налагает свой отпечаток на деятельность региональных парламентов, где высок удельный вес депутатов-предпринимателей.

Следует отметить также тенденцию к легализации теневых капиталов (Кировская, Кемеровская области) и отчетливое тяготение бизнес-элиты к превращению в закрытые сообщества. Нарастание данных процессов в сочетании с углубляющейся экспансией предпринимателей в органы законодательной власти может в перспективе привести к превращению региональных легислатур в своего рода бизнес-клубы.

Универсалы

Наиболее заметная тенденция последних лет – массовый приход бизнеса во власть и возникновение слоя так называемых «универсалов», т.е. лиц, влиятельных как в политике, так и в экономике. Эта тенденция обусловила значительное совпадение составов политической и экономической элит в большинстве регионов. Проявлением данной тенденции стало снижение удельного веса «чистых предпринимателей» (с 46% в 2000 г. до 19% в 2003–2004 гг.) и возрастание доли «универсалов» (с 18% до 45% соответственно). Другой источник пополнения слоя «универсалов» – проникновение «чистых политиков» в сферу экономики.

Формирование сообщества «универсалов» обусловлено не столько личностными качествами представителей элиты, сколько объективными факторами. В зависимости от характера этих факторов субъекты Федерации можно подразделить на две группы. В регионах первой группы политико-административная бюрократия конвертирует свой политический и административный капитал в экономический. В регионах второй группы экономический капитал конвертируется в политическое влияние.

Иллюстрацией процессов, происходящих в первой группе регионов, может служить ситуация в Татарстане, Башкортостане, Бурятии, Удмуртии и Мордовии, где административно-политическая бюрократия оказывает определяющее влияние на формирование бизнес-элиты и развитие бизнеса в целом. Важнейшим фактором вхождения в бизнес-элиту в этих регионах является принадлежность к элите политической и, что особенно важно, к команде действующего главы республики. Продвижение в состав политической элиты по каналам бизнес-структур хотя и возможно, но играет сугубо подчиненную роль. В подобных условиях экономическая элита – лишь компонент политической. Значительная часть бизнес-элиты – это лица, наделенные властью и контролирующие бюджетные средства, а главы регионов - единый управляющий центр региональной политики и экономики. В тех субъектах Федерации, где процессы приватизации не завершены (в частности, в Мордовии и Башкортостане), политическое руководство целенаправленно наращивает свое присутствие в экономике. Отличительная особенность регионов второй группы – мощный экономический потенциал и / или значительные запасы природных ресурсов (Самарская, Волгоградская, Иркутская области, Красноярский край, Эвенкия, Таймырский, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий АО). В этих регионах формирование политического истеблишмента происходит при активном участии крупного бизнеса.

Конкретная конфигурация отношений бизнеса и власти в регионах данного типа зависит от структуры их экономики. Там, где доминирует один экономический субъект (Северсталь – в Вологодской области, НЛМК – в Липецкой), руководство бюджетообразующего предприятия / отрасли определяет состав экономической элиты, а отношения между элитами регулирует дуумвират губернатора и главы этого предприятия / отрасли («связки» В. Позгалев – А. Мордашев, О. Королев – В. Лисин). В случае разногласий внутри дуумвирата возрастает посредническая роль федеральных структур. Например, в Липецкой области разгоревшийся несколько лет назад конфликт между членами дуумвирата Королевым и Лисиным был урегулирован в том числе благодаря участию полпреда Президента РФ в Центральном округе Г. Полтавченко.

В регионах, где одновременно действуют несколько значимых экономических «игроков» (Ханты-Мансийский АО, Иркутская, Ярославская, Томская, Самарская области), губернаторы вынуждены использовать тактику временных союзов и добиваться «мирного сосуществования» экономических структур. В этой ситуации губернатор играет роль рефери в столкновениях между основными «игроками» и гаранта стабильности в отношениях между политической и деловой элитами региона. Устойчивость положения губернатора определяется его способностью к конструктивному взаимодействию с различными экономическими субъектами.

Однако и в экономически развитых и богатых регионах политические руководители зачастую доминируют над деловыми кругами. Так, в Кузбассе, где сильно влияние крупного бизнеса, а большинство крупных структур принадлежат федеральным ФПГ, бизнесэлита не может игнорировать позицию губернатора. Административный ресурс остается главным фактором влияния и в Самарской области, несмотря на присутствие в ней региональных филиалов крупнейших федеральных ФПГ. Поскольку составы политической и экономической элит в значительной мере совпадают, взаимодействие между ними осуществляется, как правило, в формате сотрудничества (Республика Саха,Томская, Вологодская, Ярославская и некоторые другие области).Специфика отношений между политической и бизнес-элитой региона определяется степенью совпадения двух списков.

Таким образом, налицо отчетливая тенденция к сосредоточению политических и экономических ресурсов в одних руках и формированию на этой базе региональных политико-финансовых конгломератов. Основа таких конгломератов – союз администрации и бизнеса, а «сопутствующую инфраструктуру» образуют депутаты региональных парламентов и Государственной думы, члены Совета Федерации, работники судебных органов, представители политических партий и общественных движений, руководители СМИ.

Как отмечалось выше, на федеральном уровне политико-финансовые конгломераты, стремящиеся присвоить себе как можно большее число функций и превратиться в самодостаточные образования, сложились к середине 1990-х гг. С лагом в несколько лет данная тенденция, свидетельствующая о рефеодализации страны в тот период, проявилась и в регионах. Подтверждением тому могут служить, в частности, процессы в Свердловской области. Как отмечают эксперты, обе ведущие региональные группы влияния (Э. Росселя и А. Чернецкого) имеют своих представителей в областных законодательных и исполнительных структурах и органах местного самоуправления; обе контролируют значительный объем экономических и медиа-ресурсов; у каждой есть стратегические партнеры среди федеральных партийных и экономических элит [45е. С. 568–572].

Региональные политико-экономические конгломераты входят, в свою очередь, в состав аналогичных федеральных структур, организованных по принципу вертикальной интеграции. Вместе с тем стоит отметить, что, несмотря стремление к самодостаточности некоторых подобных образований, говорить об их автономии относительно административной вертикали (как это было во времена Б. Ельцина) не приходится. Субъектом форматирования политического пространства страны выступает федеральная исполнительная власть в лице Президента РФ, стремящаяся к максимальному контролю над субъектным полем российской политики. Подобный формат соответствует философии сложившегося в России моноцентрической политической системы.

Отношения «центр – регионы»: федерация иллюзорных субъектов

В течение 1990-х гг. отношения федеральной и региональной элит в Российской Федерации претерпели глубокую трансформацию, в процессе которой существенным изменениям подверглись ключевые параметры взаимодействия – политико-правовые основы отношений, их содержание и механизмы. Если смена политико-правовых основ была определена отказом от унитарных отношений в пользу федералистских, то изменение содержания было определено динамикой двух тенденций. На первом этапе, в начале 1990-х гг., произошел отказ от долгосрочной стратегии в пользу ситуативных установок и корпоративных интересов федеральной элиты, доминировавших в течение последнего десятилетия. Смена лиц на президентском олимпе обусловила отказ от политической конъюнктуры в отношениях «центр – регионы» в пользу стратегических целей восстановления единства Федерации. Что касается изменения механизмов, то в 1990-х гг. на смену всеобъемлющему контролю центра над регионами (характерному для советского периода и осуществлявшемуся в режиме силовых и директивных стратегий) пришли компромиссные стратегии политического торга. Реализация региональной политики В. Путина предполагала, что при сохранении компромисса в качестве «рамочной» основы взаимодействия содержание компромисса изменится. В течение 1990-х гг. компромисс между слабым центром и сильными элитами регионов предоставлял последним политическую автономию и статус политического актора общероссийского масштаба в обмен на политическую лояльность. Заключенный в рамках стартовавшей в 2000 г. административно-правовой реформы компромисс предполагал, что главным субъектом политического процесса станет федеральная власть, а региональные элиты, сохранив определенные ресурсы влияния, утратят роль независимых властных центров и статус самостоятельных политических акторов общероссийского масштаба. Регионы получили гарантии экономической помощи центра в обмен на поддержку Москвы в ходе федеральных выборов.

Таким образом, в 1990-х гг., несмотря на существенное изменение территориально-государственного устройства России, механизмов формирования политических элит (на смену принципу назначения пришли выборы) и характера взаимодействия федеральной и региональной элит, федеральный центр сохранил приоритет в отношениях с региональными элитами.

Исследование 2003–2004 гг. показало рост политического и экономического влияния центра в регионах в течение прошедшего после начала административно-правовой реформы периода и в полной мере подтвердил прогноз, данный в начале 2000 г.: на часах в российских регионах – время московское [45д].

Важнейшими инструментами реализации влияния федерального центра на региональную политику являются административные (система территориальных органов федеральной власти, и в особенности институт Полномочного представителя Президента РФ в федеральном округе), политические (поддержка лояльных центру политиков и организаций, в том числе в ходе выборов в федеральный и региональные парламенты), экономические (финансово-бюджетные инструменты). Возможности влияния Москвы на политический процесс в регионах резко возросли в ходе перехода от всеобщих выборов губернаторов к их избранию депутатами региональных легислатур по представлению Президента РФ.

В течение последних лет изменился не только механизм взаимодействия: изменения претерпели и методы реализации влияния федерального центра. Если на первом этапе административно-правовой реформы центр предпринял попытку изменить состав региональных элит преимущественно методом «красногвардейской атаки» (Смоленская, Курская области, Республика Ингушетия), то осознание неэффективности и высоких издержек подобной стратегии стимулировало переход к методам гибкого компромиссного взаимодействия. Примером успешной реализации влияния федерального центра в проблемном регионе можно считать избрание в 2001 г. А. Ткачева губернатором Краснодарского края, которое открыло возможности для расширения влияния федеральных властей, присутствия московских и международных бизнес-структур в крае.

Значительная степень влияния федерального центра определяется экономическим неблагополучием большинства регионов. Их дотационный статус и отсутствие значительных материальных и финансовых ресурсов не позволяют регионам проводить самостоятельную политику. При этом внимание центра к некоторым дотационным регионам носит эпизодический характер. Эксперты констатируют, что руководители ряда субъектов Федерации порой вынуждены прилагать усилия, чтобы привлечь внимание Москвы к своим проблемам.

Руководство регионов-доноров более независимо от федерального центра, однако и оно при принятии стратегических решений ориентируется на мнение центра. При этом взаимодействие федерального и регионального руководства реализуется в режиме партнерства и поиска компромиссных решений (г. Москва, Татарстан,ХМАО и др.). Рост влияния Кремля в регионах не в последнюю очередь связан с упоминавшейся выше внутренней разобщенностью региональных элит, их приверженностью групповым, партикулярным интересам, вследствие чего единство общерегиональных интересов подрывается стремлением субрегиональных групп обеспечить свои преференции. Федеральный центр также не является гомогенным монолитным образованием и противоречия между различными группами внутри федеральной элиты нередко проявляются на региональном уровне, вследствие чего расстановка политических сил в регионах порой является проекцией московских конфликтов (примером могут служить выборы президента Республики Калмыкии в 2002 г. или выборы президента Республики Башкортостан в 2003 г.).

Таким образом, принципиальной особенностью современного этапа отношений центральной и региональных элит является то обстоятельство, что ни центральная, ни региональная элиты не представляют внутренне консолидированных образований. Отличительной особенностью изменения субъектов взаимодействия центра и регионов в течение второй половины 1990-х гг. стал выход этого взаимодействия за пределы дихотомии «центр – регионы» и формирование новых участников этого процесса – «вертикально интегрированных» групп интересов и групп давления, включающих участников как федерального, так и регионального уровней.Субъектность этих образований отнюдь не тождественна сложению «субъектности» входящих в состав клана элитных сегментов и зачастую противоречит исходному системообразующему вектору их интересов: так, федеральная и региональная бюрократия, будучи интегрирована в состав клана, ориентируется зачастую преимущественно не на государственные интересы, а на партикулярные.

Исследование 2003–2004 гг. показало, что после 2000 г. в субъектном пространстве региональной российской политики произошли изменения, аналогичные тенденциям эволюции федеральной политики на смену триумвирату в лице федеральной и региональной бюрократии и крупного бизнеса пришло доминирование первого из упомянутых игроков. В пользу вывода о доминировании федеральной исполнительной вертикали по отношению к деловой элите свидетельствует вытеснение за пределы Думы приоритетных получателей финансовой помощи крупного бизнеса (СПС и «Яблоко»): объектом «равноудаления» стал не только крупный бизнес, но и его партийная клиентура. Что касается губернаторов, то их влияние в Государственной думе IV созыва упало. Федеральный административный ресурс стал приоритетным на губернаторских выборах. Ход и результаты губернаторских выборов в 2003 г. в Республике Башкортостан, где ранее региональные административные рычаги были вне конкуренции, продемонстрировали силу федерального административного ресурса. Беспрецедентные итоги первого тура выборов (проходившего в обстановке ожесточенного противоборства), в ходе которых президент республики  впервые не смог победить в первом туре, и моментальное прекращение избирательной кампании во втором туре после однозначной поддержки действующего президента со стороны В. Путина определенно свидетельствуют в пользу подобного вывода.

Сказанное выше о различении понятий «субъект» и «актор» открывает возможности адекватной интерпретации роли и значения региональных элит в постсоветской России. Как известно, практически общепринятым в исследовательской литературе 1990-х гг. стал тезис о существенном наращивании региональными элитами политического потенциала, позволившего им позиционироваться на федеральной политической сцене в качестве влиятельного субъекта. Этот тезис представляется нам как минимум неточным. На наш взгляд, динамика изменения политической роли и влияния региональных элит в постсоветской России есть функция изменения расстановки сил в федеральном центре: несмотря на существенное изменение и существенное возрастание в течение 1990-х гг. политического влияния, региональные политические и экономические элиты выступали в качестве влиятельного политического актора, но не субъекта. Несмотря на существенное изменение территориально-государственного устройства России в 1990-х гг., механизмов формирования политических элит (на смену принципу назначения пришли выборы) и характера взаимодействия федеральной и региональной элит, целый ряд факторов и в 1990-е гг., и сегодня определяет приоритетную роль федеральной элиты в отношениях «центр – регионы».

«Перетекание» властных полномочий из центра в регионы на протяжении 1990-х гг. имело временный характер и было обусловлено заинтересованностью федеральной исполнительной власти в политической поддержке со стороны региональной элиты в борьбе с конкурирующими группами центральной элиты. Повторим еще раз. Зачастую противостояние «центр – регионы» представляло собой проекцию конфликтов между различными сегментами центральной элиты на региональный уровень. Примером тому может служить затяжной конфликт в Чеченской республике, одной из существенных составляющих которого явилось противостояние различных московских групп при их взаимной заинтересованности в сохранении высокого потенциала напряженности, создающей благоприятные условия для реализации криминальных и полукриминальных схем управления финансовыми потоками. Российский федерализм 1990-х гг. во многом был номинальным; «региональная вольница» 1990-х гг. стала возможной благодаря заинтересованности или попустительству федеральной власти, у которой просто не доходили руки до регионов вследствие поглощенности внутримосковскими конфликтами. Поэтому формирование концептуальной продуманной региональной политики федерального центра остается актуальной задачей руководства страны. То же можно сказать и о национальной политике.

В качестве факторов, определяющих приоритет федеральной политической элиты по отношению к региональной, выступают концентрация финансовых ресурсов в федеральном центре (или плотный контроль федерального центра над материальными, природными и иными расположенными в регионах ресурсами); исторические традиции политического развития и политической культуры России, определяющие преимущественно подданнический модус не только в отношениях элиты – массы, но и в рамках властно-управленческой иерархии; особенности современной политической системы России; специфика участия элитных групп в масштабных процессах приватизации и перераспределения собственности; слабая корпоративная консолидация региональных элит.

Таким образом, реформа отношений «центр – регионы», стартовавшая в 2000 г., в полной мере обнажила иллюзорность субъектности региональных акторов, продемонстрировала неадекватность характеристик региональных элит в качестве субъектов федеральной политики, обусловила снижение даже внешних показателей политического влияния регионов. Региональные элиты современной России и в качестве сегмента политико-финансовых кланов, и в режиме «свободного плавания» являются подчиненным элементом взаимодействия в системе отношений «центр – регионы» и не в состоянии противостоять экспансии московских ФПГ в регионы. В этом контексте представляется справедливым мнение экспертов о том, что можно говорить о кризисе российских региональных элит в целом.

Примером, подтверждающим этот тезис, может служить анализ диспозиции элит в Красноярском крае [подробнее см.: 105а], который подтверждает: оценка региональных элит в качестве влиятельного субъекта федерального уровня, доминировавшая в литературе 1990-х гг., оказалась завышенной, а политические возможности региональных элит в значительной мере преувеличены.

Пример Красноярска, как отмечают эксперты, показателен по целому ряду оснований. Во-первых, край обладает мощнейшим ресурсным, экономическим и культурным потенциалом. Финансовая состоятельность края, который до недавнего времени практически не зависел от трансфертов из федерального бюджета, в сочетании с эффективной социальной политикой и сопутствующей ей социальной стабильностью в регионе создавали условия для консолидации местной элиты и формировали предпосылки для политической самостоятельности и устойчивости регионального руководства в отношениях с федеральным центром. Дополнительным источником потенциальной независимости регионального руководства являлась эффективная система внешнеэкономических связей края (две трети произведенной продукции поставлялось на внешний рынок), позволявшая избегать социально-экономических кризисов, характерных для российской экономики в целом, что, несомненно, создавало дополнительные предпосылки для устойчивости региональной элиты. Еще одним фактором политической устойчивости красноярского руководства можно считать эффективную и разветвленную систему связей краевой элиты в структурах федеральной власти благодаря успешной интеграция многочисленных выходцев их Красноярска в федеральные органы управления.

Однако, несмотря на целую систему вышеперечисленных факторов, создававших условия для устойчивости и консолидации региональной элиты, последняя не смогла противостоять экспансии московских политико-финансовых кланов, по достоинству оценивших разнообразные преимущества экономики и природы края. Первым этапом московской экспансии в крае эксперты считают губернаторские выборы весны 1998 г. и победу генерала А. Лебедя, выступившего на этих выборах в качестве ставленника московских ФПГ. Период губернаторства Лебедя, опиравшегося исключительно на выходцев из Москвы (за время его руководства краем сменилось более сотни его заместителей, почти исключительно москвичей), стал периодом масштабного передела собственности в крае в пользу варягов. Все более или менее стабильно работающие крупные предприятия (кроме неприватизированных предприятий ВПК) оказались в руках столичных олигархических групп. Финансовые ресурсы практически полностью находятся сегодня в филиалах московских банков, тогда как в середине 1990-х гг. они концентрировались в региональных банках. По мнению экспертов, одной из основных форм передела собственности стало преднамеренное, т.е. криминальное банкротство предприятий. За время правления Лебедя количество банкротств выросло в 300 раз. По данным А. Хлопонина из 10 тысяч российских предприятий-банкротов полторы тысячи, т.е. 15% приходится на Красноярский край. Краевые бизнес-элиты потеряли контроль над всеми ключевыми отраслями экономики края (за исключением города Красноярска и ЗАТО Железногорск и Зеленогорск) и оказались оттесненными от управления краем [Там же].

Удивительно, но даже столь масштабное поражение перед лицом варягов не стало фактором консолидации региональной элиты, которая не смогла ни удержать позиции в период правления Лебедя, ни даже восстановить их после его преждевременного ухода. Анализ экспертов показывает, что лозунг регионального патриотизма, активно использовавшийся в целях сплочения региональных сил в ходе выборов в Законодательное собрание в крае в 2001 г. и губернаторских выборов 2002 г., выполнял скорее пропагандистскую функцию предвыборной PR-технологии. По мнению экспертов, и избирательный блок с символическим названием «Наши», выступивший на выборах ЗАКС под лозунгом защиты краевых интересов от нашествия варягов, и спикер ЗАКСа А. Усс, претендовавший на роль основного защитника региональных интересов в ходе нового этапа (2002) экспансии столичных ФПГ в крае, на деле в большей мере были ставленниками федеральных ФПГ – соперников спонсоров А. Хлопонина, чем выразителями региональных интересов. По существу, край стал ареной столкновения конкурирующих федеральных ФПГ, имеющих московскую прописку. Причем исход этого соперничества был предопределен не в крае, а в столице: как известно, продолжительному перетягиванию каната между двумя ФПГ положило конец личное вмешательство Президента РФ В. Путина. Сегодня местные элиты практически отодвинуты от принятия важнейших решений.

Поразителен тот факт, что даже в условиях дискредитации «варяжского» руководства при Лебеде региональные элиты не обрели дополнительной легитимности и популярности среди населения: на губернаторских выборах 2002 г. большинство избирателей проголосовало за варягов (Хлопонин, Глазьев, Тарасов, Стерлигов), что является еще одним серьезным симптомом кризиса региональной элиты. Процессы в Хакасии, Эвенкии, на Таймыре развивались примерно по аналогичному сценарию: местные элиты потерпели очевидное поражение в борьбе за власть, которую сейчас формируют приезжие люди [Там же]. Красноярская ситуация весьма показательна: как известно, к политическим процессам в Красноярском крае традиционно приковано повышенное внимание, а выборы в крае порой рассматривают в качестве аналога американских праймериз. Если процессы в краевых элитах экстраполировать на состояние российской региональной элиты в целом, то представляется справедливым мнение экспертов о том, что  можно говорить о кризисе региональных элит России в целом. Впрочем, на наш взгляд, констатируя кризис региональных элит, не стоит обольщаться относительно качества поддержки федерального Центра в регионах. Полученная посредством административных, экономических или политических мер, эта поддержка имеет своей оборотной стороной усиление внутренней напряженности в отношении регионов к столице и рост недовольства региональной политикой Москвы. Нынешнюю ситуацию в отношениях Москвы и регионов точнее всего характеризует формула М. Салтыкова-Щедрина (который, как известно, был не только блестящим писателем-сатириком, но и входил в «региональную элиту» своего времени - в период реформ Александра II Салтыков-Щедрин служил вице-губернатором в Рязани и Твери): «Стоят на коленях, но по глазам видно, что бунтуют».

Еще недавно региональные руководители ощущали себя не только полноправными хозяевами своих территорий, но и не без оснований претендовали на полноценное участие в выработке федеральной политики (достаточно вспомнить знаменитые голосования в Совете Федерации относительно судьбы тогдашнего генерального прокурора России). Подобный политический опыт не может исчезнуть в одночасье и бесследно для региональных руководителей, чувствующих себя сегодня ущемленными в правах. И если определение бизнес-элиты как «новых лишенцев», которое дал известный эксперт С. Перегудов [200д], на наш взгляд, преувеличено, то применительно к региональной элите оно весьма точно.

Недовольство в среде региональных руководителей усиливается в связи с перераспределением экономических полномочий между Центром и регионами, в процессе которого социальная нагрузка на регионы увеличивается, а финансовая помощь сверху неуклонно уменьшается (при этом регионы направляют в Центр не менее 60% собранных налогов). Высокий удельный вес отчисляемых в Центр налогов создает парадоксальную ситуацию: регионам невыгодно зарабатывать, поскольку, чем больше средств соберет субъект Федерации, тем больше он вынужден будет направить в Центр(см. сноску 3).

Россия регионов В. Путина и Россия регионов Б. Ельцина: сходство и различия Суммируя результаты исследования «Самые влиятельные люди России, Политические и экономические элиты российских регионов», можно отметить следующие основные отличия России регионов при президентстве В. Путина от России регионов при президентстве Б. Ельцина.

•  В ходе стартовавшей в 2000 г. административно-правовой реформы в отношениях «центр – регионы» произошло перераспределение политического влияния в пользу центра. Региональные лидеры утратили статус политического актора федерального масштаба, получив взамен гарантии экономической помощи из центра приусловии политической поддержки региональными элитами центра в ходе федеральных выборов.

• Существенный рост влияния федерального центра в регионах означает рост влияния как федеральных управленческих структур (Администрация Президента РФ, Правительство РФ и т.д.), так и федеральных ФПГ; отмечается рост влияния федеральных ФПГ по отношению к региональным ФПГ и региональному бизнесу в целом.

• Усилилось влияние исполнительной власти субъектов Федерации на региональный политический процесс; вырос удельный вес выходцев из силовых и специальных служб в составе корпуса региональных управленцев и возросло их влияние.

• Возросла политическая активность регионального и федерального бизнеса. Наиболее распространенными формами участия бизнеса в политике в субъектах Федерации стали: избрание предпринимателей на посты глав регионов; назначение на руководящие посты в штате региональных администраций выходцев из бизнес-структур; избрание предпринимателей в региональные и местные парламенты. Сегодня в большей степени, чем прежде, общий уровень влияния в регионе зависит от экономических ресурсов.

• В регионах произошло фактическое слияние политической и экономической элит и формирование на этой основе политико-финансовых конгломератов, претендующих на роль доминирующих акторов региональной политики и экономики.

• Региональные конгломераты входят в состав аналогичных образований федерального уровня. Вследствие этого сегодня взаимодействие федеральной и региональной элит не является дихотомией двух сторон, так как сформировались новые субъекты этого взаимодействия – «вертикально интегрированные» структуры, представляющие собой политико-финансовые кланы, объединяющие участников как федерального, так и регионального уровня.

• В результате усиления позиций администраций и бизнеса региональное политическое пространство стало более структурированным, политический процесс – более предсказуемым, региональный электорат – более контролируемым.

• Внутриэлитные отношения на региональном уровне характеризуются сосуществованием двух противоположных тенденций: с одной стороны, повышается степень внутриэлитной консолидации, с другой – происходит прогрессирующее дробление региональных элит. Можно предположить, что консолидация происходит в рамках субгрупп, тогда как на региональном уровне отмечается деконсолидация групп региональной элиты и снижение сплоченности в защите общерегиональных интересов. Это обстоятельство способствует усилению влияния центра в регионах.

• В отличие от федеральной политики на региональном уровне снизилось значение идеологической компоненты в отношениях центра с регионами – на смену идеологическому противостоянию пришла борьба за ресурсы; основой отношений региональной элиты с центром стал прагматизм.

• При доминировании формальных механизмов рекрутирования регионального политического класса определенную рольиграют теневые механизмы; избирательные процедуры нередко легитимируют результаты теневого внутриэлитного торга.

• Перспективность политиков в регионах в значительной степени определяется поддержкой федерального центра; время политиков-одиночек осталось в прошлом. Сегодня статус и потенциал регионального политика во многом зависят от связей в структурах федеральной власти, а вес и влияние политика в регионе во многом определяется Москвой.

• Исследование 2003–2004 гг. зафиксировало заметное снижение публичности конфликтов как внутри субъектов Федерации, так и в отношениях «центр – регион». Латентный характер приобрели не только внутриэлитные конфликты в регионах, но и конфликты по линии «элита – массы».

 

1.      Эксперт. № 38 от 9.10.2000.

 

2.      В 2004 г. проект «Самые влиятельные люди России» был отмечен в качестве одного из лучших политологических исследований Российской Ассоциацией политических наук. 

3.     По мнению экспертов, формально ориентируя регионы на самостоятельное управление бюджетами, центр не оставляет им для этого ни рычагов, ни ресурсов. В 2005 г. регионы испытывали значительные затруднения с финансированием, особенно социальных программ. В 2006 г. регионы стали на 0,2% ВВП беднее, чем в предыдущем году. «Российская модель межбюджетных отношений из-за доминанты федерального центра становится все более унитарной», – полагают специалисты из Института экономики переходного периода (ИЭПП). Эксперты ИЭПП считают это частью последовательной программы по централизации финансовых потоков, начатой в 1999 г. Еще в 1998 году доходы регионов составляли 54% доходной части консолидированного бюджета России, а в 2005 г. их доляснизилась до 33,8%. Столь резкое изменение было достигнуто отчасти за счет более быстрого роста налогов, собираемых федеральным бюджетом. Но наиболее важную роль сыграла «централизация» налогов. К настоящему времени доходная часть консолидированного бюджета России в 2005 г. выросла до 35,1% ВВП (т.е. на 2,8 процентного пункта), в то время как доходы регионов снизились до 13,8% ВВП (на 0,5 процентного пункта). См.: Коммерсант 5.5.2006.

  ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

        Таким образом, анализ показывает существенные отличия процессов элитообразования в условиях различных типов развития. Характерными чертами мобилизационной и инновационной моделей элитообразования можно считать следующие:

 

•       Общество, развивающееся в мобилизационном режиме, — это милитаризованный тип развития, главным императивом которого является оборона; импульсы модернизации формируются не в результате кумулятивного эффекта (как органическая потребность в экономико-технологической и военно-финансовой модернизации), а исходят из внешнего источника и осуществляются дискретно, катастрофично, революционно, нередко в результате военных поражений ( Крымская, русско-японская, Первая мировая войны) или в связи с потенциальной угрозой. Примечательна в этой связи констатация С. М. Соловьева: "Главная потребность государства — иметь наготове войско" (245, С. 431). А. Кизеветтер отмечал, что страна "структурировалась как военный лагерь", а П. Милюков определял Московское государство как военно-национальное.

        В условиях инновационного развития импульсы модернизации обусловлены внутренними экономическими потребностями, заданы естественным органическим темпом развития и происходят в режиме эволюции — посредством кумулятивного накопления потенциала изменений; особенности политической организации предопределены спецификой экономического уклада.

 

•       Для мобилизационной модели характерен неправовой характер общества и всесословность обязанностей: в нем нет граждан, а есть лишь работники: в бедном государстве "все члены его — воины, не воины — рабы" (245, С. 629).

        В условиях инновационного развития основой социальной стратификации выступает имущественная дифференциация (в добуржуазных обществах ей сопутствует неравенство политических и гражданских прав). Характерными для этого типа развития являются автономность личности и основанный на идущем снизу движении тип социальной организации.

 

 •         В условиях инновационного развития интересы государства и хозяйственных субъектов совпадают (что способствует формированию демократической политической системы), между тем как в условиях мобилизационного развития объективное противоречие между интересами государства и его граждан является основой конфликта государства и населения. Это противоречие служит импульсом формирования жестких политических систем.

 

•         В связи со слабостью источников саморазвития и саморегуляции в системе факторов развития по мобилизационному типу приоритетно значение субъективного фактора — политического управления и политической элиты как субъекта политического управления; роль политической элиты по сравнению с ее значением в зкономико-центричном обществе неизмеримо более значительна. В условиях мобилизационной модели доминирующие позиции в структуре элиты занимает административно-политическая бюрократия, в то время как в условиях инновационного развития приоритет — за бизнес-элитой; политические структуры носят производный характер.

 

•         Политическая элита в условиях мобилизационной модели имеет дихотомическую структуру, включающую два элемента: верховную власть и правящий класс. Основное противоречие мобилизационного развития — противоречие между задачами развития и отсутствием ресурсов для их решения — обусловливает не только разницу интересов верховной власти и населения, но и закладывает основы противоречия между верховной властью и правящим слоем. Отношения между ними не являются системой элитного плюрализма как в экономико-центричном обществе: приоритет, как правило, — за верховной властью.

        В условиях инновационного развития и политическая, и экономическая элиты дисперсно, плюралистически организованы; отношения между ними носят характер равноправной конкуренции.

 

•         Если в условиях инновационного развития импульсы модернизации инициированы "снизу" и продиктованы внутренними экономическими потребностями, то в мобилизационной модели верховная власть выполняет функцию артикуляции целей развития и является инициатором модернизации, в то время как правящий слой выступает в качестве инструмента модернизации.

        Противостояние верховной власти как инициатора модернизации и правящего слоя, призванного быть ее инструментом, является ключевым внутриэлитным противоречием мобилизационной модели.

        Подобная ситуация вынуждает верховную власть к мерам насилия над собственным "орудием" , что обусловливает высокую степень внутриэлитной конфронтации в борьбе за властный приоритет: либо верховная власть репрессирует правящий слой (как это было при Иване Грозном, Петре I, Сталине), либо правящая среда свергает третирующую ее верховную власть ( дворцовые перевороты XVIII — начала XIX в., смещение Н. Хрущева в 1964 г.).

 

•        Если в рамках демократической политической системы с ее приматом инструментальных ценностей и экономических интересов способом внутризлитного взаимодействия является политический торг, то механизмом элитной ротации в мобилизационной модели выступает "чистка". 3. Бжезинский в книге "Перманентная чистка" ошибался, полагая, что чистка является характеристикой исключительно советского тоталитаризма. (25, № 7. С. 76).

 

•         Субъектом развития в условиях мобилизационной модели выступает рекрутируемая по принципу службы элита, в то время как землевладельческое сословие России, как правило, жестко блокировало, попытки модернизации. Примером могут служить реформы Александра II, осуществившего их с опорой на либеральную бюрократию при нейтрализации сопротивления землевладельческой аристократии: "...освобождение (крестьян — О.Г.) совершено правительством помимо дворянства" (93, С. 125).

•         Роль верховной власти как инициатора модернизации обусловлена не личными качествами российских монархов ( которые в абсолютном большинстве по своим мировоззренческим и психологическим особенностям были мало расположены к реформам), а тем объективным обстоятельством, что благополучие верховной власти есть функция эффективности государства: сколь бы ни был лично богат монарх, критерием его успеха в качестве главы государства является не личное состояние, а благосостояние государства. В этой связи принципиально важно отметить, что роль верховной власти как инициатора модернизаций и сам характер этих модернизаций — форсированный, неизменно насильственный — обусловливали формирование и соответствующих личных качеств лиц, стоявших во главе государства. В этом качестве были востребованы не блестящие интеллектуалы, а жесткие прагматики власти и организации. Необходимость стимулирования развития и регулирования социальных и политических отношений (то, что в условиях приоритета экономических факторов развития выполняют частные интересы и потребности) обусловливала исключительную сложность задач государственного управления и создавала "перегрузки" на личностном уровне. "Шапка Мономаха" в России была действительно тяжела. По свидетельству близко знавших его лиц, Л. Брежнев в откровенных беседах жаловался, как непросто ему носить "шапку Мономаха" , что в голове под этой шапкой и ночью прокручивается все, над чем приходится думать днем. "А думать приходится ой как о многом!" (224, С. 184).

        Биографии российских самодержцев свидетельствуют о том, каким деформациям подвержена личность первого лица государства в результате перегрузок непомерной тяжести роли "кнута" , подстегивающего развитие. Примерами деформирующего влияния неограниченной власти и многолетнего царствования на личность монарха могут служить судьбы Ивана Грозного, Петра I, Екатерины II, И. Сталина, Л. Брежнева. Николай I, славившийся крепким физическим здоровьем и огромной работоспособностью, после 20 лет царствования чувствовал себя чрезвычайно утомленным. Современница монарха повторила в своем дневнике слова Николая I: "Вот скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто удаются такие дни, что я, смотря на небо, говорю: зачем я не там? Я так устал..." (237, С. 155). В. Молотов вспоминал усилившуюся в конце жизни подозрительность Сталина:  "Все-таки у него была в конце жизни мания преследования. Да и не могла не быть. Это удел всех, кто там сидит подолгу" (293, С. 474).

•         Если доминирующими механизмами рекрутирования стратегически приоритетных групп в условиях инновационного развития выступает принцип экономического доминирования в различных его модификациях (что обусловливает высокую степень преемственности власти и собственности элиты), то в мобилизационной модели верховная власть, объективно выражая государственный интерес в развитии и нуждаясь в компетентных исполнителях, заинтересована в рекрутировании правящего слоя по принципу заслуги и выслуги, поэтому предпринимает меры по обеспечению открытого характера правящей элиты и жестко блокирует возможности внутриэлитной консолидации. Временная регламентация службы правящего слоя ставила даже высших сановников в положение простых исполнителей воли верховной власти.

           Правящий слой, справедливо рассматривая "новиков" (как говорили в XVII в.) в качестве конкурентов, напротив, всячески стремится превратиться в закрытую касту, рекрутирование в состав которой происходит на основе принципов наследственности. "Как только дворянство сложилось, тотчас же обнаружилось в высших слоях его стремление организоваться в политическое сословие — наследственное, привилегированное, отделенное от народа" (93, С. 135).

        Жестко подчиненное верховной власти положение правящего класса является радикально отличным от европейской знати, поэтому естественной интенцией управленческого слоя России является стремление освободиться от гнета верховной власти и занять положение европейской элиты, определяющей судьбу престола. Это стремление имманентно и потому является константой политического поведения правящего класса независимо от его конкретных форм его организации. Падение эффективности правящего слоя в результате его стремления к закрытости было одной из причин фиаско правящего сословия в противостоянии с верховной властью: "...выделившись из народа , оно, как всякое сословие, пользующееся всеми благами в виде прирожденной привилегии, впало в апатию, ничему не училось и ничего не делало" (93, С. 137).

 

•         Сформированная по принципу "привилегии за службу" элита проходит два этапа в своем развитии: первый этап — период формирования, когда она мобилизована, энергична, жестко зависима от верховной власти, и второй этап — этап зрелости, когда доминирующей интенцией становится стремление закрепить наследственно полученные за службу привилегии, что становится источником расхождения с верховной властью.

        Стремление господствовать по принципу наследования является сокровенным желанием любой элиты, однако в политико-центричном обществе борьба за наследственность привилегий нередко принимает особо жесткую форму вследствие противоположности "служебного" и "наследственного" принципов рекрутирования.

        Необходимо отметить, что именно противоположность указанных принципов, характерная для организованных по "служебному" принципу социумов, лежит в основе разрыва функций распоряжения и владения в функционировании элиты: обладая правом распоряжения значительными государственными средствами и фондами, управленческий слой лишен значительных личных владетельных прав, ограниченных временным или условным характером получаемых за службу благ (поместье, денежное жалованье, казенная дача, служебная машина).

         Противоречие между функциями распоряжения и владения выступало источником серьезных патологий политического и нравственного характера.

 

•         Осуществление целенаправленной политической модернизации в режиме мобилизационного развития неизбежно требовало формирования специализированного репрессивного аппарата: насилие, выступающее инструментом осуществления развития в мобилизационном режиме обрекает субъекта модернизации — верховную власть — на репрессии как по отношению к собственному орудию — правящему классу, так и по отношению к внеэлитным слоям населения. Если применение мер насилия по отношению к внеэлитным слоям обусловлено опережением задач развития возможностей населения, то по отношению к правящей среде использование репрессий обусловлено, кроме вышеупомянутого, следующими обстоятельствами:

а)     необходимость обеспечения открытого характера элитного рекрутирования; при этом инструментом элитной ротации выступает чистка. Верховная власть, объективно выражая потребности государства в развитии и нуждаясь в компетентных исполнителях, заинтересована в рекрутировании правящего слоя по принципу служебной доблести, и потому предпринимает меры по обеспечению открытого характера правящей элиты. Последняя же, справедливо рассматривая "новобранцев", в качестве конкурентов, напротив, всячески стремится превратиться в закрытую касту;

б)     репрессивный аппарат выполняет функции взаимной защиты в противостоянии верховной власти и правящего слоя; силовые структуры традиционно выступали в качестве объекта борьбы между верховной властью и правящим слоем; перевес той или иной стороны определялся, как правило, контролем над репрессивным аппаратом (ярким тому подтверждением является политическая биография Н. Хрущева, вехами которой стали июньский (1957 г.) и октябрьский (1964 г. ) Пленумы ЦК КПСС: в первом случае Н.Хрущев победил составлявших большинство Президиума сторонников жесткой линии в Президиуме ЦК КПСС благодаря поддержке КГБ и армии, а во втором случае— потерпел поражение не в последнюю очередь в связи с изменившимся к нему отношением спецслужб и руководства армии, принявших участие в заговоре против Хрущева);

в)     потенциальная коррумпированность служилого класса вследствие недостаточной оплаты управленческих функций.Отсюда — особое значение органов политического сыска — тайной полиции, выступающей инструментом контроля и репрессий верховной власти над правящим классом и населением (опричнина в эпоху Ивана Грозного, Тайный приказ в царствование Алексея Михайловича, фискалат и прокуратура в период Петра 1, Третье отделение с.е.и.в. канцелярии. Департамент полиции и охранные отделения в XIX в. , органы ОГПУ-НКВД — КГБ в советское время). Силовые структуры сами становились объектом борьбы между верховной властью и правящим слоем; перевес той или иной стороны во внутриэлитном противостоянии определялся, как правило, контролем над репрессивным аппаратом.

 

•         "Служебный" принцип рекрутирован ия элиты обусловил ее беспрецедентно полиэтнический состав, характерный для всех этапов развития российского государства ( Киевская Русь, "удельные века", Московское царство. Российская империя, СССР, современная Российская Федерация). В этом проявились особенности характерного для российской империи типа ассимиляции, когда элиты вовлекаемых в орбиту Московского государства, а затем Российской империи и СССР (татарские мурзы, прибалтийские бароны, польская шляхта, кавказские и литовские князья, высший слой украинского казачества и т.д.) включались в состав центральной элиты. В этом отношении российский правящий класс представляет уникальное явление.

 

•         Для служилой элиты характерна низкая внутренняя сплоченность правящего класса, причем нередко раскол проходит даже через семейные узы. Причин слабой внутренней сплоченности элиты несколько. Прежде всего низкий уровень корпоративной солидарности обусловлен доминированием "служебного" принципа рекрутирования: члены "служебной" элиты рассматривают друг друга в качестве конкурентов в борьбе за карьерное продвижение (ср. закономерно высокую степень сплоченности землевладельческой элиты, интересы членов которой полностью совпадают: привилегии одного одновременно являются привилегиями другого). Преимущественно открытый характер "служебной" элиты и характерные для нее высокие темпы элитной ротации обусловливают перманентную взаимную неприязнь между аристократией и "выскочками" (хотя нередко сегодняшний аристократ — вчерашний выскочка).

        Другой причиной слабой сплоченности элиты были меры верховной власти, направленные на деконсолидацию правящего слоя (как условия неэффективности последнего в противостоянии с верховной властью) и обеспечения открытого характера рекрутирования правящего слоя как условия максимальной эффективности последнего.

        Еще одно обстоятельство, обусловившее слабую сплоченность российской политической элиты, также является следствием служебного принципа ее рекрутирования. Речь идет о свойственной именно "служебной" элите пестроте национального состава (ср. сплоченность правящих элит в национальных государствах, объединенных не только этнической общностью, но и часто — вероисповедания).

 

•         В отличие от экономико-центричной модели, способом внутриэлитного взаимодействия которой является торг, "служебной" модели элитообразования свойственна негибкость внутриэлитного взаимодействия. Это обусловлено иерархической организацией внутренней структуры: если в рамках экономико-центричной модели действуют равноправные элитные группировки — различные по имеющимся в их распоряжении ресурсам, но равно независимые в их отношении к верховной власти, то в рамках служебной модели борются два неравноправных элемента — верховная власть и являющийся ее инструментом правящий класс. Традиция противостояния обусловливает приоритет жестких силовых методов элитного взаимодействия — чистки — в тех или иных формах.

        Другой исток конфронтационности — особенности формирования политической культуры в условиях "военного лагеря" . Будучи воспитаны в традиции жестко-конфронтационного духа войны на уничтожение как единственно возможного в отношениях с противником, политические оппоненты бессознательно переносят этот стиль и в область внутриполитического взаимодействия, в ходе которого и власть и оппозиция рассматривают друг друга в качестве смертельных врагов , а компромиссы и договоренности расцениваются как предательство.

        И, наконец, исторический возраст есть значимая детерминанта политического поведения. Если пик революционной эпохи Западной Европы, ознаменованный войнами и революциями (коллизии французской революции конца XVIII в. трудно расценить как гибкий стиль политического взаимодействия), позади, то для более молодого российского суперэтноса этот период не изжит; "боевое" противостояние политических оппонентов в России подпитывается энергетикой молодого этноса.

 

•         Существенно отличной от модели элитообразования в экономико-ориентированном обществе является характер контрзлиты и модель ее взаимоотношений с элитой в мобилизационной модели. В качестве контрэлиты в мобилизационном обществе выступает не конкурирующий со стоящей у власти группой интересов экономический клан (как это происходит в экономико-центричном обществе), а интеллигенция — социальное образование, не преследующее собственных корпоративных экономических интересов (по определению интеллигенция не является экономическим субъектом). Поэтому движения контрэлиты в России имели тенденцию обретать форму борьбы за идеалы, а не за экономические интересы. Причины этого обусловлены политико-центричным характером общества, в котором экономическое процветание есть функция политической власти, а экономические субъекты не просто зависимы от расположения политической власти, а иногда прямо создаются ею. Если в условиях плюрализма равноправных элитных группировок, характерного для американской модели, в качестве контрэлиты выступает группа интересов, конкурирующая с находящейся в данный момент у власти, то традицией российского политического развития стала оппозиция власти не со стороны экономических субъектов, а со стороны интеллектуальной элиты — интеллигенции, которая по существу и выступает в качестве политической контрзлиты.

        Подобный характер контрэлиты обусловлен производным характером экономической элиты от политической и тотальной зависимостью российского "меркантильного" класса от власти. Сравнительно позднее формирование русской буржуазии, ее неконкурентоспособность в соперничестве с европейской, ее общая слабость, обусловленная перманентным дефицитом денег в государстве определяли зависимое и подчиненное положение экономической элиты в российской политической системе. При этом если непосредственной целью контрэлиты в "американской" модели является завоевание политической власти, то на протяжении значительных периодов отечественной истории интеллигенция выступала в качестве оппонента власти , преследуя не собственные корпоративные (экономические) интересы, и не ставя непосредственной целью движения захват власти, а имея в виду коренные системные изменения в обществе.

        Характерно, что в качестве первых "диссидентов" (кн. А. Курбский, Г. Котошихин, кн. И. Хворостинин) выступили выходцы из злитной среды, и в позднейшее время на протяжении практически всей истории революционного движения его идеологами выступали "кающиеся дворяне" — выходцы из привилегированных классов. Важно отметить, что с самого момента рождения интеллигенция в качестве контрэлиты действовала не как конкурент, а как смертельный враг власти. Если в условиях демократических форм организации социума элита и контрэлита сосуществуют как соперники и конкуренты, придерживающиеся правил игры, гарантирующих сохранение целостности системы, то в условиях мобилизационного развития целостность и устойчивость государства в ходе противостояния "элита — контрэлита" превращаются во второстепенный, не имеющий собственной ценности абстракт.

 

•         Низкая степень внутренней сплоченности характерна не только для элиты, но и для контрэлиты, оказывающейся в состоянии внутреннего раскола на множество групп и течений, разделенных порою неприязнью не меньшей, нежели та, что лежит между властью и оппозицией. Крайне радикальное крыло оппозиции было доминирующим практически на всем протяжении истории оппозиционного движения. При этом усилия контрэлиты были направлены на насильственное ускорение политических процессов.

 

•         В противостоянии с правящим классом верховная власть, как правило, находит поддержку и опору во внеэлитных слоях, что дало основание И. Солоневичу определить характерный для России тип организации власти как народную монархию. В "аристократической республике" выигрывает аристократия породы или денег за счет внеэлитных слоев; условия "народной монархии" открывают перспективу вертикальной мобильности для внеэлитных слоев, так как стремящаяся найти в них опору верховная власть обеспечивает открытый характер элитного рекрутирования и возможности вертикальной мобильности в целом.

 

•         Характеристика мобилизационной модели будет неполной, если не упомянуть о тех колоссальных издержках — политических, психологических, нравственных — которые сопровождают ее реализацию. Необходимость запредельно интенсивного уровня эксплуатации обусловлена ведением практически бесконечных — в историческом масштабе — войн, непрерывной борьбы за выживание, истощавшей не только ресурсы казны, но и еще в большей степени — физические и душевные силы общества: "Для избежания ... опасностей требовалось чрезвычайное напряжение сил, чрезвычайный труд" (245, С. 468). Г. Федотов отмечал, в гонке за Европой "от России требовалось непрерывное и нечеловеческое напряжение". "Только крайним и всеобщим напряжением, железной дисциплиной, страшными жертвами могло существовать это ... государство, ... одним нечеловеческим трудом, выдержкой, более потом, чем кровью, создавал москвитянин свою чудовищную Империю" (274, т. 2. С. 132, 284, 285). Российская империя строилась "в процессе истинно нечеловеческой борьбы за существование. ... Российскую империю народ строил и отстраивал ценою беспримерных в истории человечества жертв" (247, С. 244). Таким образом, мобилизационный тип развития, выступая эффективным инструментом решения чрезвычайных задач в чрезвычайных обстоятельствах, приводит к истощению физических и психологических ресурсов элит и населения; чреват тяжелейшими последствиями политического и нравственного характера, что накладывает серьезные ограничения на его использование в качестве модели развития.

СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

 

 

 

 

1.         Аврех А.Я. П.А.Столыпин и судьбы реформ в России. — М.: Политиздат, 1991.

2.         Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. — М.: Наука, 1989.

3.         Авторханов А. Загадка смерти Сталина. — М.: Центр Новый    мир, 1992.

4.         Аграновский В. Эстафета добра. О кризисе четвертой власти в    системе шести властей.

                              — Независимая газета. — 1998. — 15 апр.

5.         Аджубей А. Те десять лет // Хрущев Н.С. Материалы к биографии. — М.: Политиздат, 1989.

5а.       Административная реформа буксует // Парламентская газета. 25. 08. 2005.

5*        Алексеева Т., Капустин Б., Пантин И. Перспективы интегративной идеологии // Полис. — 1997. — № 3.

5**      Алексеева Т. Справедливость. Морально-политическая философия Джона Роулса. — М.: Наука, 1992.

6.         Аллилуева С. Двадцать писем к другу. — М.: Известия, 1990.

7.         Аллилуева С. Только один год. — Нагрег & К.О\У, 1969.

8.         Антонов-Овсеенко А. Путь наверх // Берия: конец карьеры. — М.: Политиздат, 1991.

9.         Арато А. Концепция гражданского общества : восхождение, упадок и воссоздание — и направления

                            для дальнейших исследований // Полис.—1995.—№3.

10.        Арбатов Г. Из недавнего прошлого // Знамя.— 1990. — № 9-10.

10а.      Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993.

11.       Афанасьев М. Клиентелизм и российская государственность. — М., 1997.

12.       Афанасьев М. Н. Клиентела в России вчера и сегодня // Полис. — 1994—№ 1.

13.       Афанасьев М. Н. Клиентелизм: историко-социологический очерк // Полис. — 1996.—№ 6.

14.       Афанасьев М. Правящие элиты и государственность посттоталитарной России. — М.—Воронеж, 1996.

15.       Ахромеев С., Корниенко Г. Глазами маршала и дипломата. — М.: Международные отношения, 1992.

16.       Ашин Г. Элитология. — Алматы, 1996.

17.       Ашин Г. Рекрутирование элиты // Власть. — 1997. — № 5; Ашин Г. Элита и демократия

                            // Вестник МГУ / Сер. 18. Социология и политология.— 1996.—№4.

18.        Байбаков Н.К. Сорок лет в правительстве. — М.: Республика, 1993.

19.        Бассевич Г.Ф. Записки. — М., 1866.

20.        Бендукидзе К. В море плавают огромные акулы и едят друг друга // Независимая газета.Приложение

                            НГ-Политэкономия. — № 3. — Февраль 1998г.

21.        Бердяев Н. Судьба России. — М., 1990.

21а.      Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

22.        Березовский Б. От революций к эволюции без потери страны // Независимая газета. — 1988. — 22 янв.

23.        Берия С. Мой отец— Лаврентий Берия. — М.: Современник, 1994.

24.        Бестужев А.А. Об историческом ходе свободомыслия в России (письмо к Николаю I) // Избранные

                           социально-политические и философские произведения декабристов. — М., 1951. — Т. 1.

25.        Бжезинский 3. Перманентная чистка. Политика советского тоталитаризма (главы из книги)

                            // США: экономика, политика, идеология. — 1990. — №7.

26.        Блондель Ж. Политическое лидерство. — М., 1992.

27.        Болдин В. Крушение пьедестала. — М.: Республика, 1995.

28.        Болховитинов Н. Русско-американские отношения и продажа Аляски. 1834-1876.—М., 1990.

29.        Боффа Дж. История Советского Союза. — М.: Международные отношения, 1994.—Т. 1-2.

30.        Боханов А.Н. Деловая элита России 1914г. — М., 1994.

30а.      Боханов А. Н. Император Александр III. М.: Русское слово, 1998.

30а.      Брутенц К. Н. Несбывшееся. М., 2006.

30б.      Брутенц К. Тридцать лет на Старой площади. М., 2000.

31.        Бурдье П. Социология политики. — М.: Социологос, 1993.

32.        Бурлацкий Ф. Вожди и советники. — М., Политиздат, 1990.

33.        Буссов К. Московская хроника. 1584-1613. — М.—Л., 1961.

34.        Бюрократия, авторитаризм и будущее демократии в России. Материалы "круглого стола"

                              // Вопросы философии. — 1993. — № 2.

35.         Ваксберг А. История одной жизни. Штрихи к политическому портрету Вышинского // Знамя. — 1990. — № 5.

36.         Валуев П.А. Дневник 1877-1884.—Пг„ 1919;

36*        Валуев П.А. Дневник. Т. 1-2. —М„ 1961.

37.         Вебер А. Экономический рост — любой ценой? // Независимая газета. —1998.—3апр.

38.         Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990.

39.         Верт Н. История Советского государства. 1900—1991. — М.: Прогресс, 1992.

39а.       Вехи. Интеллигенция в России. М.; Молодая гвардия, 1991.

40.         Витте С. Воспоминания. В 3-х тт. — М.: Соцэкгиз, 1960.

41.         Волкогонов Д. Троцкий. Т. 1-2. — М., 1992.

42.         Водолазов Г. Общенациональная идеология как идеология большинства населения. // Полис. — 1997. — № 3.

43.         Воротников В. А. Было это так. Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС.—М., 1995.

44.         Газ, нефть, деньги и СМИ — это большая политика. 50 бизнесменов, оказавших наибольшее влияние на политику

                             России // Независимая газета. — 1997. — 13 ноября.

45.         Галкин А.А. Общественный прогресс и мобилизационная модель развития // Коммунист. —1990. — № 18.

45а.       Гайдар Е. Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М.: Росспэн, 2006.

45б.       Гаман-Голутвина О. Террариyм единомышленников // Независимая газета. 02.06.1999.

45в.       Гаман-Голутвина О. В. От коронации к инаугурации или от инаугурации к коронации?

                           // Независимая газета. 07.05.2001.

45г.       Гаман-Голутвина О. В. Российский парламентарим в исторической ретроспективе и

                           сравнительной перспективе // Полис. 2006. № 2-3.

45д.       Гаман-Голутвина О. В. Бюрократия или олигархия // Независимая газета. 14.03.2000.

46.         Гиндин И.Ф. Русские коммерческие банки. — М., 1948.

46а.       Гессен И. В. В двух веках. Жизненный отчет // Архив русской революции. Т.22. Берлин, 1937 (Москва, 1993).

47.         Гинзбург Е. Крутой маршрут. Хроника времен культа личности // Юность.—1988.—№9.

48.         Глазьев С. Геноцид. Россия и новый мировой порядок. — М., 1997.

49.         Глазьев С. Деиндустриализация России стала реальностью

                         // Независимая газета. — 1994. — 11 ноября; 1994. — 3 марта.

49а.       Глазьев С., Кара-Мурза С., Батчиков С. Белая книга. Экономические реформы в России 1991-2002 гг. М., 2004.

50.         Глазьев С. Экономическая теория технического развития. — М.: Наука, 1990.

51.         Горбачев М. Жизнь и реформы. Кн. 1-2. — М.: Новости, 1995.

52.         Горбачев М.С. Доклад на XIX Всесоюзной конференции КПСС. — М.,1988.

53.         Гордеева О.И. Политическое сознание современного российского общества: проблемы формирования и

                           тенденции развития (методологический аспект). Дисс. канд. полит, наук. — М.: РАГС, 1997.

54.         Горшков М. Общественное мнение. История и современность. — М., 1988; Горшков М. (отв. ред. )

                                  От Ельцина к... Ельцину: президентская гонка 1996. — М., 1997; Горшков М. ( отв. ред.)

                                 Становление институтов гражданского общества: Россия и международный опыт. — М., 1995;

                                 Горшков М. (отв. ред.) Россия в зеркале реформ. — М., 1995.

55.          Государственная Дума. Стенографические отчеты. Четвертый созыв. Сессия четвертая. —Пг., 1916.

55а.        Государство и рынок: американская модель. М., 2000.

55б.        Государственная служба современной России: Проблемы реформирования и эффективного

                                 функционирования. Ростов-на-Дону, 2003.

56.          Грачев А. Кремлевская хроника. — М.: Эксмо, 1994.

57.         Гришин В.В. От Хрущева до Горбачева. Политические портреты. Мемуары. — М.: Аспол, 1996.

58.         Громыко А. В лабиринтах Кремля. Воспоминания и размышления сына. — М.: Автор, 1997.

58а.       Грэмм Т.  Новый российский режим. Независимая газета. 23.11.1995.

59.         Гумилев Л.Н. От Руси к России. Очерки этнической истории. — Спб,1993.

60.         Гурко В.И. Царь и царица. — Париж, §.а.

61.         Дай Т., Зиглер Л. Демократия для элиты. Введение в американскую политику. — М. : Юридическая литература, 1984.

62.         Даль Р. Введение в теорию демократии. — М., 1992.

62а.        Даль Р. Демократия и ее критики.М,: Росспэн, 2003.

63.          Девис Р. У. Советская экономика в период кризиса 1930-1933 годы // История СССР. — 1991. — № 4.

64.         Девятая конференция РКП(б). Протоколы. — М., 1972.

65.         Денкэн Ж.-М. Политическая наука. — М., 1993.

66.         Джилас М. Беседы со Сталиным // Лицо тоталитаризма. — М.: Новости, 1992.

67.          Дневник Д.А.Милютина. Т.4 (1881 -1882). — М., 1950.

68.          Рогачев С.Политический рынок и ответственность бизнеса.// Реалисты.—М., 1994.

69.         Добрынин А. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986).

                            — М.: Автор, 1997.

70.         Дискин И. Россия: трансформации и элиты. — М., 1995.

71.         Дубровин Н.Ф. Русская жизнь в начале XIX века // Русская старина, 1899.—Т. 97.—№3.

72.         Дякин В. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны (1914-1917).—Л., 1967.

73.         Дякин В.С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 гг. — Л.: Наука, 1978.

74.         Ельцин Б.Н. Исповедь на заданную тему//М.: Огонек-Вариант,—1990.

75.         Ерошкин Н. Крепостническое самодержавие и его политические институты (первая половина XIX в.). — М., 1981.

76.         Загоскин Н. Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской Руси. — Казань, 1875.

77.         Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия( политическая реакция 80-х — начала 90-х гг.).                          — М.: Мысль, 1970.

78.         Зайончковский П.А. Записка К.Д. Кавелина о нигилизме // Историчес-кий архив. ТУ. — Л.: Наука, 1950.

79.         Зайончковский П.А. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х го-дов. — М., 1964.

80.         Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавия в XIX веке.—М. 1978.

81.         Зайфудим П. Север устал быть крайним. // Независимая газета. — 1998. — 3 апреля.

82.         Замятин Л. Горби и Мэгги. — М.: ПИК ВИНИТИ, 1995.

83.         Записка о жизни протопопа Ивана Неронова с 1653 по 1659 г. // Мате-риалы по истории раскола. Т. 1.— М., 1875.

83а.       Заславская Т.И. О субъектно-деятельностном аспекте трансформационного процесса

                               // Кто и куда стремится вести Россию?.. Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного

                               трансформационного процесса М.: Моск. высш. школа соц. и эконом. наук, 2001.

84.         Зверев А.Г. Записки министра. — М.: Политиздат, 1973.

85.        Зимин А.А. Митрополит Филипп и опричнина // Вопросы истории религии и атеизма. Сб. XI. — М., 1963.

86.        Зимин А.А. О политических предпосылках возникновения русского абсолютизма

                              // Абсолютизм в России.(ХУП-ХУП1 вв.). — М.: Наука, 1964.                                        

86а.       Зимин Н. Народ – против! Уходящий год стал рекордным по числу конфликтов между государством

                              и бизнесом // Итоги. 2003. № 48.

86б.       Зимин Н. Операция «деревянный пятак» // Итоги. 2003. № 47.

86в.       Зудин А. // Властные элиты современной России. Ростов-наДону, 2004.

87.        Иванян Э. А. Белый дом: президенты и политика. — М.: Политиздат, 1975.

88.        Изгоев А. С. Об интеллигентной молодежи // Вехи. Интеллигенция в России.М.: Молодая гвардия, 1991.

88*       Иного не дано. — М., 1988.

89.        Институт губернатора в России: традиции и современные реальности. Под. ред. Слепцова Н. — М., 1997.

90.        История Великой Отечественной войны Советского Союза (1941-1945) в 6 тт.— М., 1960-1965.— Т. 1.                

91.        История России. Ч. II. Расцвет и закат Российской империи. ( XIX — начало XX вв.). — М.: Знание, 1994.

92.        Кабузан В.М., Троицкий С. М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства

                           в России в 1782-1858 гг. // История СССР. — 1971.—№4.

93.        Кавелин К. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и культуры. — М.: Правда, 1989.

94.        Кара-Мурза А., Панарин А., Пантин И. Духовно-идеологическая ситуация в современной России:

                           перспективы развития // Полис. — 1995. — №4.

94а        Кара-Мурза А. "Новое варварство" как проблема российской цивилизации.—М., 1995.

94б.       Келле В. Ж. Инновацонная система России. Формирование и развитие. М.: УРСС, 2003.

94**      Кизеветтер. А. Иван Грозный и его оппоненты // Русская мысль. — 1985.—X; Вандалковская М.Г,

94***    Кизеветтер А.А., П.Н.Милюков. История и политика. — М., 1992.

94в.       Кинросс Л. Расцвет и упадок Османской империи. М., 1999.

95.         Кирилина А.А. Рикошет, или сколько человек было убито выстрелом в Смольном. — СПб., 1993.

96.         Киров С. М. Статьи и речи. — Партиздат ЦК ВКП(б), 1934.

97.         Кистяковский. В защиту права // Вехи. Интеллигенция в России. — М.: Молодая гвардия, 1991.

98.         Ключевский В. История сословий в России. — Пг, 1918. Ключевский В. О. Афоризмы.

              Исторические портреты и этюды. Дневники. — М.: Мысль, 1993.

99.         Ключевский В. О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. — М.: Мысль, 1993.

 100.       Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах.—М., Мысль, 1993.

101.       Ключевский В. Сочинения в 9 тт. — М.: Мысль, 1977. 101 * Ключевский В. Литературные портреты. — М., 1991.

102.       Кобрин В.Б. Власть и собственность в средневековой Руси (ХУ-ХУI вв.).—М., 1985.

103.       Кобрин В.Б. Избранная рада или опричнина? // История Отечества: Люди, идеи, решения.

              Очерки истории России XIX — начала XX века.—М.,1991.

104.       Кожинов В. Загадочные страницы истории XX века. Кн. вторая. Сталин, Хрущев и госбезопасность.

               Гл.4. Загадка 1937 г. // Наш современник. — 1996.—№ 8-9.

105.        Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. — Спб., 1995.

106.       Комаровский В. Административная реформа в восприятии граждан и экспертов // Полис. 2005 № 3.

106а.     Комаровский В., Морозова Е. Административная реформа: ожидания и результаты // Власть. 2006. № 4.

106б.     Комаровский В., Морозова Е. и др. Отношение граждан  Российской Федерации к административной реформе

                             (Отчет  результатам социологического исследования). М.: РАГС, 2005.

107.        Константинов В., Найшуль В. Технология планового управления. — М., 1986.

108.        Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России (1861-1904 гг.) // Исторические записки. — 1971. — Т. 87.

109.         Корелин А.П. Российское дворянство и его сословная организация (1861 -1904 гг.) // История СССР, 1971. — № 5.

110.        Коржихина Т., Фигатнер Ю. Советская номенклатура: становление, механизмы действия

                               // Вопросы истории. — 1993.  № 7.

111.       Корнилов А. Курс истории России XIX века. — М.: Высшая школа, 1993.

112.       Корсаков Д.А. Воцарение Анны Иоанновны.— Казань, 1880.

113.       Косолапов Р. Иудино семя. Лики смутного времени. — М., 1996.

114.       Костомаров И. И. Начала единодержавия в древней Руси // Собр. соч.—СПб., 1905.—Т. 12.

115.       Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. — М.: Мысль, 1993.

116.       Костомаров Н. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Кн.1-2.М.: Сварог, 1995.

117.       Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. Изд. 3.—СПб., 1884.

117а.     Кочетов Э. Г. Геоэкономика. М: Бек, 1999.

118.      Кошкарева Т., Назиркулов Р. Будущий президент России будет избран на аукционе по "Роснефти

                           " // Независимая газета. — 1998. — 23. янв.

119.       Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888-1938.—М.: Прогресс, 1988.

119а.     Коэн С. Провал крестового похода. США и трагедия поскоммунистической России.М., 2001.

120.       Кривицкий В. Я был агентом Сталина . — М.: Современник, 1996.

121.       Кризис самодержавия в России. 1895-1917.— Л.: Наука, 1984.

122.       Квок Д.Г. Год рождения — 1924. — М., 1995.

123.       Крючков В. Личное дело. Ч. 1-2. — М., 1996.

124.       Кулинченко В. (отв. ред). Государственный служащий в современной России: социально-политический

                              анализ деятельности и ценностных   ориентации. Ростов-н.Д., 1997.

124а      Кюстин А. Николаевская Россия. — М., 1990.

124б.     Кудров В. Советская экономика в ретроспективе. М.: Наука, 2003.

124в.     Кузьминов Я. Независимая газета. 7 апреля 2006 г. ; См. также: «Чиновникам повысили зарплату недостаточно».

                             Интервью Я. Кузьминова // Известия. 7.04.2005.

125.       Кургинян С. Странный класс//Россия XXI.— 1994.—№ 1-2.

126.       Лаверычев В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России. 1861 -1900.—М.,1974.

127.       Ламсдорф В.Н. Дневник 1891-1892 гг.— М.—Л., 1934.

128.       Ларин Ю. Частный капитал в СССР //Антология экономической классики. — М„ 1993. — Т. 2.

129.       Ларина (Бухарина) А.М. Незабываемое. — М.: АПН, 1989.

130.       Латкин В. Н. Земские соборы древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими

                                    представительными учреждениями.—СПб., 1885.

131.       Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 45.

132.       Лигачев Е. Предостережение. — М.: Правда Интернэшнл, 1998.

133.       Линц X., Степан А. "Государственность", национализм и демократизация // Полис. — 1997. — № 5.

133а.     Львов Д. Вернуть ренту народу. М.Эксмо, 2004.

133б.     Лэш К. Восстание элит и предательство демократии. М., 2002.

134.       Макиавелли Н. Государь. — М.: Планета, 1990.

135.       Мальков В. Л. Франклин Рузвельт. Проблемы внутренней политики и дипломатии. —М.: Мысль, 1988.

136.       Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Диагноз нашего времени. — М.: Юрист, 1994.

137.       Марьямов Г. Сталин смотрит кино. — М., 1992.

138.       Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. — М,, 1937.

139.       Медведев В. В команде Горбачева. Взгляд изнутри. — М.: Былина, 1994.

140.       Медведев Р. Личность и эпоха. Политический портрет Л. И. Брежнева.— М.: Новости, 1991. — Кн. 1.

141.       Медведев Р., Ермаков Д. "Серый кардинал". М.А. Суслов: политический портрет. — М.: Республика, 1992.

142.       Медведев Р.А. Н.С. Хрущев. Политическая биография.— М.: Книга, 1990.

143.       Медведев Р.А. О Сталине и сталинизме. — М.: Прогресс, 1990.

144.       Медведев Р.А. Они окружали Сталина. — Томск, 1990.

145.       Медведев Р.А. Политические портреты. — Ставрополь, 1990.

146.       Медведев Р.А. Связь времен. Трудная весна 1918г. — Ставрополь, 1992.

147.       Междуцарствие 1825 г. и восстание декабристов в переписке и мемуарах царской семьи. — М.—Л., 1926.

148.       Мельвиль А. Демократический транзит в России — сущностная неопределенность процесса

                          и его результата //Космополис. Альманах 1997.

149.       Мельвиль А. И вновь об условиях и предпосылках движения к демократии // Полис. — 1997. — № 1.

150.       Мемуары князя Адама Чарторыйского. — М., 1912.

151.       Мещерский В.П. Мои воспоминания.—СПб., 1912.

152.       Мигранян А. Осень патриарха // Независимая газета. — 1997. — 14 окт.

153.       Миллс Р. Властвующая элита. — М., 1959.

154.       Милов Л.В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса

                           // Вопросы истории. — 1992. — № 4-5.

154а.     Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: Росспэн, 1998.

155.       Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Изд. 6. — СПб., 1909.

156.       Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в

                          начале XIX в. — Саратов, 1982.

157.      Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в России в начале XIX в. — М., 1989.

158.      Мироненко С. В. Страницы тайной истории самодержавия. Политическая история первой

                         половины XIX в. — М.: Мысль, 1990.

159.      Мироненко С. Николай I // Российские самодержцы. 1801-1917. М.: Международные отношения, 1994.

160.      Митрофанов С. За сырьевую державу обидно // Профиль. — 1998. — № 7. Приложение .

161.      Михайлов Н. "Тайное голосование": сколько делегатов XVII съезда партии голосовало против Сталина

                          // Диалог. — 1991. — № 1.

162.      Михайлов Н., Наумов В. Сколько делегатов XVII съезда партии голосовало против Сталина?

                          // Известия ЦК КПСС. — 1989. — № 7.

163.      Михеев В., Джавланов О. Номенклатура: эволюция отбора. — М., 1993.

164.      Михельс Р. Социология политической партии в условиях демократии // Диалог—1990-1991.

164а.    Московичи С. Век толп. М., 1998.

165.      Мосолов А.А. При дворе последнего императора.— СПб: Наука, 1992.

166.      Муравьев М. Н. Письмо отцу // Письма русских писателей XVIII века. —Л.,1980.

166а.    Нарочницкая Н. А. Россия и русские в мировой истории. М.: Международные отношения, 2003.

167.      Некрасов В.Ф. Берия Лаврентий Павлович // Тринадцать "железных" наркомов. — М.: Версты, 1995.

168.      Некрасов В.Ф. Финал (По материалам судебного процесса) // Берия:  конец карьеры. — М.: Политиздат, 1991.

169.      Немцов Б. Глава нашего государства — человек чистый и незапятнаный // Независимая газета. —

                            1998. — 25 фев.; см. также Немцов Б. Будущее России. Олигархия или демократия

                            // Независимая газета. — 1998.— 17 марта.

170.      Никитенко А.В. Дневник. — М., 1956. —Т. 3.

171.      Никольский Б. Войны России // Русский колокол. — 1928. — № 3 // Наш современник — 1991. —№ 5.

172.      Новиков В.Н. "Шефство" Берия // Берия: конец карьеры. — М.: Поли-тиздат, 1991.

173.      Нойштадт Р. Президентская власть и нынешние президенты. — М.: Аа Маг§шет, 1997.

174.      Нольде Б.Э. Далекое и близкое. Историческое очерки. — Париж, 1930.

175.      О культе личности и его последствиях. Доклад первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева XX съезду КПСС

                            // Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. — М.: Политиздат, 1991.

176.      О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. — М., 1937.

177.      О так называемом "ленинградском" деле // Известия ЦК КПСС. — 1989. —№2.

177*     О партийности лиц, проходивших по делу так называемого антисоветского правотроцкистского блока

                            // Известия ЦК КПСС . — 1989. — № 5.

178.      Об инвестициях в экономику РФ в 1995 г. и I полугодии 1996 г. — М.: Госкомстат, 1996.

178а.    Общая газета 24-30.04.1997 г.

179.      Образование СССР. Сборник документов. — М., 1972.

180.      Овчинников В.В. Сакура и дуб. — М.: Советская Россия, 1983.

181.      Орлов А. Американская комедия // Итоги. — 1998. —3 фев.

182.      Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. — Нью-Йорк— Иерусалим-Париж, 1983.

182а.    Османская империя: государственная власть и социально-политическая структура. М., 1990.

183.      Ортега-и-Гассет X. Восстание масс // Вопросы философии. — 1989. — № 3-4.

184.      Осипов Г. Россия: национальная идея, социальные интересы и приоритеты.—М., 1997.

185.      Охотский Е. Политическая элита. — М., 1993; Охотский Е. Политическая элита и российская

                           действительность. — М., 1996.

185*     Охотский Е. Личностные измерения нравственной культуры современного госслужащего

                           // Становление госслужбы в России и подготовка высшего административно-управленческого

                           персонала. — М.: РАГС, 1998.

186.      Павленко Н.И. Петр Первый. — М.: Мысль, 1990.

187.      Павлов В. Горбачев-путч. Август изнутри. — М.: Деловой мир, 1993.

188.      Павлов В. Упущен ли шанс? — М.: Терра, 1995.

189.      Пайпс Р. Россия при большевиках. — М.: Росспэн, 1997. — С. 602.

190.      Пайпс Р. Россия при старом режиме. — М.: Независимая газета. 1993.

190а.    Пайпс Р. Свобода и собственность. М., 2002.

191.      Пайпс Р. Русская революция. — М.: Росспэн, 1994. — Т. 1-2.

192.      Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. — М.: Международные отношения, 1991.

193.      Палеолог М. Царская Россия накануне революции. — М.: Политиздат, 1991.

194.      Панарин А. Вызов // Знамя. — 1994. — № б. 194* Панарин А. Философия политики.—М., 1996;

             Панарин А. Российская интеллигенция в войнах и революциях. — М., 1997.

195.      Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России. 1783-1883.—М„ 1986.

195*     Пантин Сформирование политической науки в России и журнал "Полис" // Космополис. — 1997. — С. 15;

             см.также: Капустин Б. Что такое политическая философия? // Полис.— 1996. — №6; 1997. — №№ 1-2.

196.      Паппе Я. Какая Россия нужна отечественному топливно-энергетическому комплексу? // Сегодня. — 1995. — 15 авг.

196а.    Паппэ Я. Ш. Олигархи Экономическая хроника 1992-2000. М., 2000.

196*.    Пастухов В. От номенклатуры к буржуазии: новые русские // Полис. —1993.—№2.

197.      Патоличев Н.С. Испытание на зрелость. — М.: Политиздат, 1977.

198.      Перегудов С. Новейшие тенденции в изучении отношений гражданского общества и государства

                            // Полис. — 1998. — № 1.

199.      Перегудов С. П. Организованные интересы и государство: смена парадигм // Полис. — 1994. — № 2.

200.      Перегудов С. П. Политическое представительство интересов : опыт Запада и проблемы России

                             // Полис. — 1993. — № 4.

200а.     Перегудов С. Корпорации, общество, государство. М.: Наука, 2003.

200б.     Перегудов С. Бизнес и власть: к новой модели отношений // Властные элиты современной России.

              Ростов-на-Дону, 2004.

200в.     Государственный корпоратизм: новый этап в отношениях бизнеса и власти: http://apn-nn.ru/diskurs_s/81.html

200г.     Перегудов С. Можно ли считать Россиию корпоративным государством // Независимая газета. 10.03.2006.

201.       Переписка Николая и Александры Романовых. — М.-Пг., 1923. — Т.З.

202.       Петрова Т., Назиркулов Р. Стратегия победы. // Независимая газета. — 1997.—18сен.

203.       Пинто Д. Элиты в демократических обществах // Вестник Московской школы политических исследований.

                                — 1995. — № 1.

204.       Писарькова Л.Ф. Российский чиновник на службе в конце XVIII — первой половине XIX века

                              // Человек. — 1995. — № 3-4.

205.       Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. — М.: Высшая школа, 1993.

206.       Платонов С. Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI—XVII вв. — СПб., 1899.

207.       Подберезкин А. Некоторые уроки московских выборов // Независимая газета.— 1998.—24янв.

208.       Пономарев А. Н. С. Хрущев и репрессии 30-х гг. //Россия XXI. — 1996. —№1-2.

209.       Попов Г. Приватизация не стала стартовой площадкой для экономического роста

                             // Независимая газета. — 1997. — 13 фев.

210.       Послания Ивана Грозного. — М.—Л., 1951.

211.       Постановления Оргбюро ЦК РКП(б) "О назначениях" от 12.06.1923 и "О порядке подбора и назначения

                            работников" от 16.11.1923 г.

211а.     Постановление ЦК КПСС и  Совета Министров СССР от 4 октября 1965 г. «О совершенствовании планирования

                           и усилении экономического стимулирования промышленного производства» // Решения партии и

                           правительства по хозяйственным вопросам. М.: Политиздат. 1968.

212.       Предтеченский А.В. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. — М.—Л., 1957.

213.       Премьер известный и неизвестный. Воспоминания о А.Н.Косыгине.— М.: Республика, 1977.

214.       Пресняков А. Российские самодержцы. — М., 1990.

214а.     Примаков Е. М. Годы в большой политике. М., 1999.

214б.     Примаков Е. М. Восеь месяцев плюс. М., 2003.

215.       Проблема субъектности российской политики. Доклад фонда "Реформа"// Независимая газета. — 1998. — 18-19 фев.

216.       Проблемы отечественной истории. — М.—Л., 1976. — Ч. 1.

217.       Пушкин А.С. Заметки по русской истории XVIII в. // Полн. собр. соч. в 16т.—М—Л., 1949.—Т. 11.

218.       Рабинович Н.Д. Социальное происхождение и имущественное положение офицеров регулярной русской армии

                             в конце Северной войны // Россия в период реформ Петра I. Сборник статей. — М., 1973.

219.       Радаев В., Шкаратан О. Социальная стратификация. — М., 1995.

220.       Рац М. От "революций сверху" — к реформам и развитию" // Независимая газета. — 1998. —20 марта.

220*      Реабилитация. Политические процессы 30-50-х гг. — М.: Политиздат,1991.

221.       Рибер А. Дж. Групповые интересы в борьбе вокруг Великих реформ // Великие реформы в России.

                              1856-1874 / Под ред. Л.Захаровой, Б. Эклофа, Дж. Бушнелла. — М.: МГУ, 1992.

222.       Ривера Ш. Тенденции формирования состава посткоммунистической элиты России: репутационный анализ

                               // Полис. — 1995. — № 6.

223.      Рихтер Д. Заложенность частного землевладения // Влияние урожаев и хлебных цен на некоторые стороны

                              русского народного хозяйства. — Спб., 1897.—Т. 1.

223а.     Рогов С. Государство и рынок по американски // Независимая газета. 19.02.2006.

224.       Родионов П. А. Как начинался застой // Знамя. — 1989. — № 8.

225.       Розанов В.В. Русская церковь // Розанов В.В. Религия и культура. — М 1991.—Т. 1.

226.       Романовский Н. Лики сталинизма. — М.: РАГС, 1995.

227.       Ромм М.И. Четыре встречи с Н.С. Хрущевым // Огонек. — 1988. — № 28.

228.       Росляков М. Убийство Кирова. Политические и уголовные преступления в 1930-х годах.—Л. 1991.

228а.     Российские консерваторы. М.: Русский мир, 1997.

229.       Российские самодержцы. 1801-1917. — М.: Международные отношения, 1994.

229а.     Россия в условиях трансформаций. Историко-методологический

                           семинар. Вып. 1.М., 2005.

230.       Самойлов Л. Памятные записки. — М.: Международные отношения, 1995.

231.       Сартори Дж. Вертикальная демократия // Полис. — 1993. — № 2.

232.       Симонов К. Глазами человека моего поколения. Размышления о Сталине.—М.: Книга, 1990.

232а.     Сироткин В. Демократия по-русски. М., 1999.

233.       Сказание Авраамия Палицына. — М.—Л., 1955.

234.       Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси XIV—XVI вв. — Новосибирск: Наука, 1991.

235.       Славутинская И., Симаков Д. Виталий Игнатенко: от От Ильича до Николаевича без инфаркта и паралича

              // Профиль. — 1998. — № 7.

236.       Смирнов А.Ф. Разгадка смерти императора // Пресняков А.Е. Российские самодержцы. — М., 1990. — С. 435-462.

237.       Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. — М., 1989.

238.       Советская историческая энциклопедия. Т. 15. — М., 1974.

239.       Солник С. Торг между Москвой и субъектами Федерации о структуре нового Российского

              государства: 1990-1995 // Полис. — 1995. — № 6.

239*      Соловьев А. Противоречия согласительных процессов в России // Полис. — 1996.—№ 5.

240.       Соловьев В., Клепикова Е. Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева. — М., Центр искусств, 1991.

241.       Соловьев об истории древней Росссии. — М.: Просвещение, 1993.

242.       Соловьев об истории новой России. — М.: Просвещение, 1993.

243.       Соловьев С. История России с древнейших времен до наших дней. В 18 кн.—М., 1988-1996.

244.       Соловьев С. М. Записки С. М.Соловьева. — Пг., з.а.

245.       Соловьев С. Чтения и рассказы по истории России. — М.: Правда, 1989.

246.       Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. — Л.: На-ука, 1973.

247.       Солоневич И.Л. Народная монархия. — М., 1991.

248.       Сперанский М. М. Проекты и записки. — М.—Л., 1961. 248* Спирин Л.М. Историография борьбы РКП (б) с

                                мелкобуржуазными партиями в 1917-1920 гг. // Вопросы истории КПСС. — 1966. — № 4.

249.       Сталин И. Соч. в 13 т. — М., 1946-1951.

250.       Старостин Н. "Дело" братьев Старостиных // Берия: конец карьеры. — М.: Политиздат, 1991.

251.       Стенограмма Пленума 2-7 июля 1953 г. // Известия ЦК КПСС. — 1991.—№1,2.

252.       Степанов А. Россия перед красным октябрем // Россия XXI. — 1993. — №11-12.

253.       Степанов А., Уткин А. Геоисторические особенности формирования российского военно-государственного

                               общества // Россия XXI. — 1996.—№9-10.

254.       Степун Ф. Мысли о России // Новый мир. — 1991. — № 6.

255.       Стоглав. — СПб., 1863.

255а.     Стрелецкий В. Мракобесие. М.: Детектив-пресс, 1998.

256.       Стреляный А. Последний романтик // Дружба народов. — 1988. — №11.

257.       Струве Б. П. Интеллигенция и революция // Вехи. Интеллигенция з России.—М.: 1991.

258.       Сувчинский П. Вечный устой // На путях. Утверждение евразийцев. — М.—Берлин,1922.

259.       Судоплатов П. Разведка и Кремль. — М.: Гея, 1996.

260.       Судьбы реформ и реформаторов в России. — М.: РАГС, 1995.

261.       Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879-1929. — М.: Прогресс, 1991.

262.       Тихомиров М. Н. Сословно-представительные учреждения (Земские соборы) XVI века

                               // Вопросы истории. — 1958. — № 5.

263.       Токвиль А. Демократия в Америке. — М., 1994.

264.       Трайнин И.П. СССР и национальная проблема. — М., 1924.

265.       Троицкий Н.А. Лекции по русской истории XIX века. — Саратов, Слово, 1994

266.       Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. — М., 1974.

267.       Троцкий Л. Итоги и перспективы. Движущие силы революции // К ис-тории русской революции.

                               — М.: Политиздат, 1990.

268.       Троцкий Л. Моя жизнь. Опыт автобиографии. — Берлин, 1930. — Т.2.

269.       Троцкий Л. Преданная революция. — М.: НИИ культуры, 1991.

270.       Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. — М., 1990.

271.       Улам А. Сталин. — Нью-Йорк, 1972.

272.       Уткин А. Вызов Запада и ответ России. — М.: Магистр, 1996.

272а.     Уткин А. Мир после сентября 2001 года. М, 2001.

273.       Фадин А. Борьба элит в переходном обществе: номенклатура и демократия//Век XX и мир. — 1991.—№5.

273а.     Фалин Ф. М. Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски. М., 1999.

273б.     Фалин В. Без скидок на обстоятельства М., 2000.

274.       Федотов Г. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры.

                              Т. 1-2. — Спб.: София, 1992.

275.       Фейхтвангер Л. Москва, 1937 год. — М.: Политиздат, 1990.

276.       Феномен восточного деспотизма. М., 1988.

277.       Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. 1848-1896. — Л.,1929.

278.       Флетчер Д. О государстве русском. — СПб., 1906.

279.       Флоренский Г. Пути русского богословия. 3-е изд. — Париж, 1983.

280.       Фонотов А.Г. Россия: от мобилизационного общества к инновационному.—М.: Наука, 1993. 280*

                Фролов И.Т. О человеке и гуманизме. — М., 1989.

281.       ХлевнюкО. 1937 год: Сталин, НКВД и советское общество.—М., 1992.

282.       Хлевнюк О. История "Тайной истории" // Свободная мысль. — 1996.—№3.

283.       Хлевнюк О. Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы.—М.:Росспэн., 1996.

284.       Хлевнюк О. Принудительный труд в экономике СССР. 1929-1941 // Свободная мысль. — 1992. — № 13.

285.       Хлевнюк О. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы.—М., 1993.

286.       Хрущев Н. Лаврентий // Берия: конец карьеры. — М.: Политиздат, 1991.

287.       Хрущев Н.С. Воспоминания. — М.: Вагриус, 1997.

288.       Хрущев С. Н. Пенсионер союзного значения // Н.С. Хрущев. Материалы к биографии. — М.: Политиздат, 1989.

288*      Хрущев Н.С. Материалы к биографии. М., Политиздат, 1989.

288а.     Хонг М. Секреты успеха Сингапура. М., 2000.

289.       Черепнин Л.В. Земские соборы и утверждение абсолютизма в России // Абсолютизм в России.

               (ХУ11-ХУ1П вв.). — М.: Наука, 1964.

290.       Черняев А. Моя жизнь и мое время. — М.: Международные отношения, 1995.

291.       Черняев А. Шесть лет с Горбачевым. — М.: Прогресс, 1993.

292.       Чичерин Б. Н. Опыты по истории русского права. — М., 1855.

293.       Чуев Ф.И. Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. — М.:  Терра, 1991.

294.       Чуев Ф. Так говорил Каганович. Исповедь сталинского апостола. — М.: Отечество, 1992.

295.       Шабров О. Политическое управление. Проблема стабильности и развития.—М., 1997.

296.       Шаран П. Сравнительная политология: в 2-х ч. — М.: РАГС, 1992.

297.       Шахназаров Г. Цена свободы. Реформация Горбачева глазами его помощника. — М.: Зевс, 1993.

297а.     Шахназаров Г. С вождями и без них. М.: Вагриус, 2001.

298.       ШварценбергР.-Ж. Политическая социология: в 3-х ч.—М.:РАУ, 1992.

299.       Швейцер П. Победа. — Минск, 1995.

300.       Шеварднадзе Э. Мой выбор: защита демократии и свободы. — М.: Новости, 1991

300а.     Шевченко В. Н. Повседневная жизнь Кремля при Президентах.

                              М: Молодая гвардия, 2004.

300б.     Шевцов Ю. Феномен Белоруси. М.: Европа, 2005.

301.       Шелест П. ...Да не судимы будете. Дневниковые записи, воспоминания члена Политбюро ЦК КПСС. — М., 1995

302.       Шестопал Е. Политическая психология. М., 2004

303.       Шестопал Е. Психологический профиль российской политике 1990—х гг. М.: Росспэн, 2000.

304.       Шестопал Е., отв. ред. Образы власти в России. М.: МГУ, 2004.

305.       Шильдер Н.К. Император Александр Первый: Его жизнь и царствование. — СПб., 1897.

306.       Шильдер Н.К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. — СПб., 1903.

307.       Шлезингер А. Циклы американской истории. — М.: Прогресс, 1992.

308.       Шмидт С. О. Местничество и абсолютизм (постановка вопроса) // Абсолютизм в России

                              (XVII—XVIII вв.). — М„ 1964.

309.       Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы — Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. 309* Шпенглер О. Закат Европы.

                             — Новосибирск, 1993.

310.       Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия. — М.: Экономика, 1995.

311.       Щавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. — Нью-Йорк, 1954.

312.       Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. — СПб., 1906.

313.       Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона.— СПб., 1899. — Т. 54.

314.       Эрн В.Ф. Что такое форсировка? // Эрн В.Ф. Сочинения. — М.: Правда, 1991.

315.       Юрганов А. Л. У истоков деспотизма // История Отечества: Люди, идеи, решения. Очерки истории России

                                IX — начала XX в. — М., 1991.

315а.    Якобсон Л. У нас в государстве слишком многие занимаются не своим делом // Время новостей. 05.07.2005.

316.      Яковлев А. Муки прочтения бытия. Перестройка: надежды и реальности. — М.: Новости, 1991.

317.      Яковлев Н.Н. Франклин Рузвельт— человек и политик. — М.: Международные отношения, 1965.

318.      Яковлева О. А. Пискаревский летописец // Материалы по истории СССР. —М., 1955.—Т. 2.

319.      Янов А. Драма смутного времени (Дело 1730 года) // Полис. — 1994. — №1.

320.      XVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. — М., 1939.

321.      Янсон Ю. Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах. 2-е изд. — 1881.

321а.    Ясин Е. Г. Приживется ли демократия в России? М., 2005.

322.       Aron R. Social structureand ruling class // British journal of  sociology.-1950. –Vol.1.

322a.     Arslan A. The Social Anatomy of Top Politicak Elites in Turkey.

                            Paper for the XX IPSA Congress. Fukuoka, 2006.

322b.      Birnbaum P. La classe dirigeante française. Paris, 1976.

323.        Blumental S. The Rise of Counter-esteblishment. From   

                             Conservative Ideology to Political Power. –N.Y.,Times Book.. 1986.

323а.      Bourdieu, Pierre. The State Nobility. Elite Schools in the

                            Field of Power. Cambridge: Polity Press, 1996.

323a.      Brown I. English Political Theory. L., 1920.

324.       Can E.H. Socialism in one Country. 1924-26. — N.Y, 1968. — Vol. 1.

325.       Carr E.H., Davies R.W. Foundations of a Planned Economy 1926-29.— London, 1969.—Vol 1.

326.       Churchward L.G. Contemporary Soviet Government. — L., 1968.

326*      .Dahl R. Polyarchy: Participation and Opposition. New Haven, 1970.

327.        Davis K., Moore W. Some Principles of Stratification // Amer. Sociol. Rev. —1945.—Vol. 10.—№4.

328.        Deutscher I. Stalin: A Political Biography. 2nd edn. — N.Y., 1967.

329.        Dye T. Who's Running America? The Bush Era. — Englrwood Cliffs, Prentice

                            Hall, 1990. 329* Field L., Highley J. Elitism. — L., 1980.

329а.      Etzioni-Halevy E. The Israeli Ruling Elite: Foxes at Home, Lions abroad?

329а.      Forbes. 2005.

329b.      Forbes. 2006.

330.        Forward Look of Government-Funded Sciences, Engineering and Technology. Statistical Supplement. — 1995.

331.        Getty J.A. Origins of the Great Purges. The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933-1938. ——

                            Cambridge University Press, 1985.

332.       GiddensA. Sociology. — Oxford, 1991.

332a.      Higley J. and Burton M. Elites in Western Democracies: Reassertion

                             and Separation. Paper for the International Conference

                             ‘Chanding Patterns of Elite Rule in Advanced Democracies’ (Balestrand, Norway,June 9-12, 2005).

332b.      Higley J. and Pakulski J. Forceful Leaders and Leonine Elites in

                             Liberal Democracies. Paper for the XX IPSA Congress. Fukuoka, 2006.

332c.      Higley J., Burton V. Elite Foundation of Liberal Democracy.

                             Rowman & Littlefield Publishers. 2006.

332d.      Higley J., Bayulgen O., and  George, J. (2003). 'Political Elite

                            Integration and Differentiation in Russia', in: Steen, A., and  Gel’man, V. (eds.), Elites and Democratic

                            Development in Russia. London: Routledge.

332e.      Higley, J. (2005). The Bush Elite: Aberration or Harbinger?  Paper for

                           the International Conference Chanding Patterns of Elite Rule in Advanced Democracies

                           (Balestrand, Norway,June 9-12, 2005).

333.        Hoffmann-Lange U. Methodological Developments in Elite Research.

                             Paper for the 20th IPSA World Congress, Fukuoka, 2006.

333a       Keskin F., Daganay U., Eser Kiker. How do Turkish Political ElitesUnderstand Democracy?             2006.

334.        Komai Y. The Socialist System. The Political Economy of Communism. —

                             Printceton, 1992.

334*       Lasswell G.H. Power and Personality. —N.Y; 1976; Lasswel G. On Political Sociology.—Chicago-London, 1977.

335.        Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. Southern Europe,

                             South America, and Post-Communist Europe. — Baltimore—London, 1996.

335a.      Lipset S. Political Man. The Social Basis of Politics. New York, 1959.

336.        Mawdsley E., and White S. The Soviet Elite from Lenin to

               Gorbachev. The Central Committee and its Members, 1917-1991.   

               Oxford University Press, 2000.

337.        Mosca G. The Ruling Class. — N.Y, 1939.

337a.      Osbudun E.  Democratization Reforms in Turkey. Paper for the XX IPSA Congress. Fukuoka, 2006.

338.       Pluralism in Soviet Union. — L., 1983.

339.       Przeworski A. Democracy and the Market. Political and Economic Reforms

                           in Eastern Europe and Latin America. — Cambridge, 1991.

339*      Pareto V. The Rise and the Fall of the Elites. An Application of the Theoretical Sociology.—N.Y, 1968.

340.       Putnam R. The Comparative Study of Political Elites. — N.Y, 1976.

341.       Rigby T. H. Communist Party Membership in the USSR 1917-1967. — Princeton, 1968.

342.       Rutland P. Elite Consolidation and Political Stability in Russia. A Paper for the IPSA Congress, Seoul, 1997.

342а.     Sartori G.The Theory of Democracy Revisited. Vol.1. The Contemporary Debate Chatham, NJ:

                           Chatham House Publishers, 1987.                                           

343.       Scott J. Who Rules Britain? Cambridge: Polity Press, 1991.

343a.     Somit A., Tanenhaus J. The Development of American Political Science: from Burgess to Behaviorism. Boston, 1967.

344.       The Communist Party of the Soviet Union. — London, 1960.

345.       Tucker R. Political Culture and Leadershir in the USSR. From Lenin to Gorbachev. N.Y 1987.

345a.     Wong K. and Gruberg M. The Impact of USA Patriot Act on American Society: The Case of the Muslim Comminuty.

                              A Paper for the XX IPSA Congress. Fukuoka, 2006.

345b.    Wickam A., Coignard S. “La nomenklatura francaise. Pouvoirs et privileges das elites”. Belfond, Paris, 1986.

346c.    Yazivi S. Democratiziung Refoems in Civil-Military Relations in

                             Turkey. Paper for the XX IPSA Congress. Fukuoka, 2006.

346.     White St. Political Culture and Soviet Politics. — L., 1979.

СОДЕРЖАНИЕ

 

               ВВЕДЕНИЕ

    ====================================================================

 

    Глава 1       КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ АНАЛИЗА 

                             ПРОЦЕССОВ  ЭЛИТООБРАЗОВАНИЯ

                 Терминологический аппарат исследования

 

                 Тип развития общества как приоритетный 

                                фактор элитообразования.

                 Типология моделей элитообразования

 

    Глава 2         ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ  

                             ПРОСТРАНСТВО. ЗАРОЖДЕНИЕ ИМПЕРИИ

     

                    Боярство как исторически первый тип 

                                  российского правящего класса  

                   Формирование мобилизационной модели

                                   элитообразования в Московском государстве

 

    Глава 3       ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ

                             ПРОСТРАНСТВО. СТАБИЛИЗАЦИЯ ИМПЕРИИ

                    Модернизация мобилизационной модели элитообразования.

                                   Дворянство в качестве властной   элиты.

                    Факторы упадка мобилизующей функции дворянства.

 

    Глава 4         ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ И ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ.

                               ИМПЕРСКАЯ БЮРОКРАТИЯ И 

                               ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИИ

                   Бюрократия Российской империи в качестве 

                                   политической элиты 

                   Особенности трансформации модели

                                   элитообразования в позднеимперский период

 

    Глава 5        ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ И ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ ВЫЗОВ.

                              СОВЕТСКАЯ НОМЕНКЛАТУРА И ПРОБЛЕМЫ 

                              ФОРСИРОВАННОЙ  ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

 

                    Советская номенклатура — классическая модель элиты.

                                   мобилизационного типа

                    Трансформация  модели элитообразования  в позднесоветский период:

                                    этапы и специфика.