
- •Сценарий литературно-музыкальной композиции
- •Чтец 6:
- •4 Участницы: «…Есть кто? — спросил чужой голос.
- •Чтец 9:
- •Звучит песня в исполнении а. Розенбаума «На Дороге жизни».
- •Чтец 12:
- •4 Участника: - «Дядя Леша подал газету, как поздравительную телеграмму:
- •Чтец 14:
- •(Монотонный звук струны на гитаре)
- •Чтец 16:
Чтец 12:
Нас немцы называют: «мертвый город».
Но где, когда
Был мертвым нужен стих?
А здесь —
Сквозь грохот бомб и лютый холод —
Он,
Славя павших,
Жить зовет живых.
Чтец 13: (Ю. Воронов «ИЗ ПИСЕМ НА БОЛЬШУЮ ЗЕМЛЮ» из книги стихов «Блокада»)
Наш город в снег
До пояса закопан.
И если с крыш
На город посмотреть,
То улицы
Похожи на окопы,
В которых побывать успела
Смерть.
Вагоны
У пустых вокзалов стынут,
И паровозы мертвые молчат
Ведь семафоры
Рук своих не вскинут
На всех путях,
Ведущих в
Ленинград.
Луна
Скользит по небу одиноко,
Как по щеке
Холодная слеза.
И темные дома стоят без стекол,
Как люди,
Потерявшие глаза.
Но в то, что умер город наш, —
Не верьте!
Нас не согнут
Отчаянье и страх.
Мы знаем
От людей, сраженных смертью,
Что означает:
«Смертью
Смерть поправ».
Мы знаем:
Клятвы говорить не просто.
И если в Ленинград ворвется враг,
Мы разорвем
последнюю из простынь
Лишь на бинты,
Но не на белый флаг!
Дев. – ведущ.: «Кончался декабрь, четвертый страшный месяц ленинградской блокады, месяц, в котором голодная смерть сняла невиданно большой «урожай» — почти 53 тысячи человек. Вместе с декабрем наконец уходил и трагический, особенно для ленинградцев, 1941 год.
4 Участника: - «Дядя Леша подал газету, как поздравительную телеграмму:
— Об организации новогодних елок. Постановление.
В это было трудно поверить: в блокадном городе - фронте елки для детей! Сколько же их осталось, если из лесов привезли целую тысячу зеленых мохнатых пахучих елей! И неужели всех ребят накормят супом или дурандой «без вырезки талонов из продовольственных карточек»? В газете так напечатано…
…- Можете зайти, дедушка, — вежливо пригласил старший дядю Васю. — Посидите внизу, пока ваши веселиться будут.
Ой, как светло! — (не удержалась от восклицания Таня, когда вошли в помещение). Дома электричества почти не бывало, а если и появлялось, лампочка горела в четверть накала. А здесь — как до войны!
- Сверкающая люстра!
- Громадная, великолепная елка до потолка!
- Разноцветные фонарики, бумажные гирлянды, стеклянные шары, игрушки из папье-маше и фольги!
- Мохнатые серебряные ожерелья, похожие…. на обмороженные провода оборванных линий…
…..Все дальнейшее в празднестве прошло в тумане ожидания. Понравился концерт с настоящими артистами, особенно выступление баяниста с забинтованной головой и в гимнастерке с медалью «За отвагу». Певица в длинном шелковом платье и меховой безрукавке исполнила замечательную песню о синем платочке, довоенную, но с новыми словами:
Строчит пулеметчик
за синий платочек!
Что был на плечах
дорогих!
(звучит песня «Синий платочек» в исполнении К. Шульженко).
Потом с удовольствием водили хоровод, но очень уж быстро выдохлись. И общее пение не получилось. «В лесу родилась елочка...» - писк и простуженные хрипы, а не голоса.
Наконец — наконец-то! — позвали к столу. Каждый получил хлеб, почти целую пайку.
- Солдаты-повара наливали армейскими черпаками горячий чечевичный суп. - На второе — по две — две! — котлетки с макаронами. И это не все.
- На третье выдали желе, неизвестно из чего приготовленное, но сладкое и вкусное — королевское блюдо!
Мировая еда, — время от времени нахваливал Борька…
…. Пока были заняты едой … в зал вошел Дед Мороз!.... С подарками, конечно!...
…В бумажном пакетике лежали две конфеты, пять печенюшек и — чудо из чудес! — золотой, точно солнышко, ноздреватый, пахучий мандарин.
(нужен настоящий мандарин)
Кормили бы, как на ёлке, хоть раз в неделю, я бы маму быстро на ноги поднял, — сказал Борька. — Отдавал бы ей всю пайку хлеба. Ни крохи моей не берет, — пожаловался Борька.
Таня – Я как-то попыталась угостить бабушку своим хлебом, подсушила лепесток на печке, потом надвое разломила. И выговор от бабушки схлопотала: «Не вздумай такое, маленькая... Мне в счет тебя грех смертный и ни к чему. Ты растешь, тебе самой... Кто может расти в блокаду? Все только стареют…»