«С своею тенью сражались»

Между тем тяжбы по долгам Типографической компании продолжались. Вернуть деньги, одолженные издателю «братьями», не представлялось возможным, а над головой ордена копились грозовые тучи. Тогда Г. П. Гагарин, некогда возглавлявший капитул «Феникс», пожаловался императрице на Новикова, обвинив последнего в финансовых махинациях¹⁶²¹. Это позволяло перевести стрелки с крупных розенкрейцеров в Москве на фактически отошедшего от дел несостоятельного должника и сосредоточить основной удар на нем.

Екатерина сделала вид, что ее устраивает подобная комбинация. Потянув за новиковские нити, она могла выудить на свет много тайных сведений. Совсем не обязательно было сразу пускать их в ход. Но знать и при случае использовать следовало. В ноябре 1791 года императрица приказала Прозоровскому узнать, чем Новиков занят в Авдотьине: какие здания строит, что за предпринимательство затеял, каковы источники его внезапно выросшего состояния?

Расследование могло тянуться еще не один месяц, но внешние события подстегнули Екатерину. В начале марта в Стокгольме на маскараде выстрелом из пистолета был смертельно ранен шведский король Густав III. 2 апреля неожиданно скончался австрийский император Леопольд II, поползли слухи о его отравлении. В Петербург приходили известия, большей частью разглашаемые поляками, будто французские якобинцы намерены подослать к русской императрице убийц. Сохранять внутреннее спокойствие среди подобных новостей было трудно. «Я в восторге, что при таких обстоятельствах Вы еще в состоянии шутить, — писала наша героиня Гримму 4 апреля. — Что до меня касается, то я боюсь одуреть от всех потрясающих нервы событий, как например: неожиданная смерть императора [Леопольда], убийство короля шведского, развязка событий, ежедневно ожидаемых во Франции, да еще и бедная королева португальская вздумала сойти с ума»¹⁶²².

7 апреля статс-секретарь А. В. Храповицкий записал в дневнике, что Густав «точно умер от раны, и по вскрытии тела нашли пулю, гвозди и дробь… День 9 числа секретный указ здешнему губернатору, чтобы искать француза, проехавшего через Кёнигсберг 22-го марта с злым умыслом на здоровье Ее величества. Взяты предосторожности на границе и в городе»¹⁶²³.

14-го Екатерина продолжала рассказывать Гримму: «Послушайте-ка, якобинцы печатают и объявляют на все стороны, что собираются убить меня, и поспешили отправить с этой целью трех или четырех человек, которых приметы мне отовсюду присылают. Я полагаю, что если б они в самом деле замышляли такое дело, то так не распространяли бы слух о нем, чтоб он дошел до меня». В Варшаве польские почитатели революции держали пари, что 3 мая или 1 июня императрицы «уже не будет на этом свете». В обычном для себя тоне приподнятого подтрунивания Екатерина просила корреспондента осведомляться в назначенные дни, жива ли она. «В конце XVIII столетия, кажется, считается заслугой убивать людей из-за угла»¹⁶²⁴.

За день до этого письма, 13 апреля, Прозоровский получил новый указ — узнать, не Новиков ли у себя в тайной типографии в Авдотьине издал раскольническую книгу «История о отцах и страдальцах Соловецких». Этого сочинения князь в Москве не нашел, зато в лавках продавались книги, запрещенные еще в 1786 году. Прозоровский опечатал книжный склад, принадлежавший Новикову, и распорядился доставить издателя в город. 22 апреля в Авдотьине появился советник уголовной палаты А. Д. Олсуфьев и предъявил хозяину ордер на обыск.

Того, что было найдено, с лихвой хватило для учреждения суда. Тайной типографии не обнаружили, но сняли с полок 23 запрещенные книги и 48 изданий, напечатанных без разрешения. Во время обыска с сыном издателя Иваном и дочерью Варварой случился припадок эпилепсии. Когда Николаю Ивановичу объявили об аресте, он упал в обморок. А один из его слуг попытался перерезать себе горло¹⁶²⁵: лучше умереть, чем открыть секреты «братства». На следующий день за Новиковым был отправлен отряд гусар¹⁶²⁶.

В конце месяца императрица перебралась в Царское Село. Караулы резиденции были усилены. В письмах она позволяла себе шутить, но на самом деле ей было не до смеха. 28 апреля Храповицкий записал: «Свернутая бумажка, чернилами закапанная, лежала на малом столике в опочивальне; тут собственноручно написано: „Буде умру в Царском Селе, то похоронить в погребальной церкви; в городе — то в новой церкви св. Алек. Невского; в Петергофе — то в Серг. пустыне; в Москве — то в Донском монастыре“»¹⁶²⁷. И это писала женщина, намеревавшаяся, по предсказанию ораниенбаумского садовника, дожить до 80 лет. Стало быть, мысли о смерти — от руки ли французского якобинца, доморощенного ли революционера — посещали ее.

Весной 1792 года, рассказывая Гримму о слухах, будто ее вот-вот убьют, императрица грозилась: «Как только будет можно, я постараюсь проучить негодяев за такие речи». Ни до Парижа, ни до Варшавы она пока не могла дотянуться. Собственные же возмутители спокойствия были под рукой. Изъятые у издателя документы свидетельствовали, что «братьями» старой столицы руководил прусский министр Вёльнер из Берлина, что наследнику Павлу делались предложения вступить в орден и принять на себя руководство им, что Баженов трижды побывал у великого князя с масонскими книгами: в 1784, 1787 и 1791 годах¹⁶²⁸.

Масла в огонь подлил и Г. П. Гагарин, с которым Прозоровский имел беседу об ордене. Он, как и многие «братья» в тот момент, старался доказать Екатерине разницу между «старым» и «новым» масонством и выставлял Новикова «сторонником всеобщего равенства в обличье человеколюбца». «Князь Гагарин, бывший некогда гроссмейстером франкмасонов в Москве, утверждает, что знает наверное, что якобинские идеи зародились именно на собраниях этого общества»¹⁶²⁹, — доносил Прозоровский в Петербург.

Появление имени Павла в деле сразу закрывало возможность обычного суда. Екатерина распорядилась доставить Новикова кружным путем в Шлиссельбург, где расследование повел уже глава Тайной экспедиции С. И. Шешковский. По дороге опасались не то бегства узника, не то нападений «братьев» из провинциальных городов с целью освободить его. Екатерина предписала везти Новикова так, чтобы «его никто не видел», и приглядывать, как бы арестант «себя не повредил». Лопухин насмехался над этими предосторожностями: «Его везли на Ярославль и на Тихвин… предписано было с особливой осторожностью проезжать Ярославль, потому де, что в нем была некогда масонская ложа… Можно прямо сказать, что с своею тенью сражались»¹⁶³⁰.

Так дело выглядело из России. Но рассматривать действия правительства по отношению к Новикову следует в контексте международных событий. Именно о связях «братьев» с якобинцами, о их иностранной переписке и об участии в этом наследника Павла Прозоровский допрашивал Лопухина, князя H. Н. Трубецкого и И. П. Тургенева «как главных сообщников». «Вопросы были сочинены очень тщательно. Сама государыня изволила поправлять их… Все металось на подозрение связей с ближайшею к престолу особою… прочее же было… только для расширения завесы».

Молодой масон открещивался от всего и слышал произнесенные Прозоровским вполголоса слова: «Не так бы с ними надобно». На попытки Лопухина объяснить разницу между иллюминатами и розенкрейцерами главнокомандующий отвечал именно так, как понимал дело всякий не сопричастный масонству человек: «Пусть вы не они, да все то же»¹⁶³¹.