Бычьи туши
В 1923году по протекции поэта Поля Гийома и Леопольда Зборовского американский коллекционер Барнс скупает по весьма высокой цене порядка шестидесяти работ Сутина. Сутин вмиг становится богат и знаменит. Спрос на его картины и их стоимость феноменально возрастают. У Сутина начинается… вполне закономерный творческий кризис.
Жить на широкую ногу Хаим Соломонович не умел. Лишние деньги он тратил быстро, за собой, как правило, не следил, пренебрегал бытом, социальными формальностями, общественным положением. Все что не относилось к творчеству, не интересовало его. Так, став обладателем пятикомнатной студии в Париже, он работал только в одном углу, все остальные комнаты превратив в свалку грязных одежд, посуды и прочих бытовых мелочей.
Вот что вспоминает о встрече с Сутином Р.Фальк:
«Однажды я зашел к нему около 12-ти часов дня. Дверь незаперта. В первой комнате открытый чемодан на полу и куча грязного белья в нем и около него. Во второй – прекрасный старинный стол черного дерева, три жестянки из-под консервов на нем и на полу. В третье комнате роскошная кровать с грязным-прегрязным кружевным бельем. На ней спит Сутин под атласным, рваным одеялом небесно-голубого цвета… В мастерской ужасный хаос, этюдник грязный, всюду всякий хлам».2
Кризис Сутина длился недолго. Ни деньги, ни слава не могли заглушить его голод творчества, как некогда не могли утолить тощие селедки его настоящий, физический голод. В том же 23-м году Сутин начинает, пожалуй, самую известную серию своих работ - натюрморты с тушами мертвых животных. Картины шокирующие, неприятные, физиологичеки отталкивающие они вызвали очередной скандал в обществе. Однако скандал этот был триумфальным.
Бычьи туши, тушки куриц, кроликом и индюков, бараньи ножки – в этом мясном «аду» Сутин будто обрел новое дыхание. Он покупал у мясников освежеванную говядину, обливал ее водой, чтобы мясо казалось парным, и писал, писал, писал. Разъятая плоть, истекающая кровью на холодных синих покрывалах (не подобными ли укрывался он сам?), резкий контраст цветов, краска звучит как ударные аккорды. Из этих туш вытекала жизнь, из них уходил дух, но вместе с тем, сами картины становились свидетельствами духа и жизни. Убитая плоть оживала. Кровавые натюрморты Сутина словно оспаривали сам принцип жанра «мертвой природы». Ни о какой смерти здесь и речи не идет. Натюрморты Сутина – свидетельства жизни, гимн жизненным силам.
И это касается не только картин с бычьими тушами. Живопись Сутина обладала уникальным свойством оживления. Селедки, ощипанные курицы, томаты, гладиолусы – все это просыпалось от мертвецкого сна, избавлялось от формальных оков условного искусства, где рыбам, вилкам и птицам положено лежать так то и так-то, а цветам стоять так-то и так-то. Натюрморты Сутина, также как и его портреты, так же как и его пейзажи – суть буйство жизни, неподвластной формализующим ее рамкам.
В работах Сутина интересно проследить влияние классических мастеров, у которых художник всегда искал точки отчета для своего искусства. Если его южные пейзажи были данью уважения фосфору и динамике Эль Греко, то «туши» Сутина безусловно вдохновлены Рембрандтом. «Туша забитого быка» - одно из больших, знаковых произведений великого голландца, написанное в 1638 году. Спустя почти триста лет Сутин продолжает тему. Он впитывает краски Рембрандта - красный, живой, пульсирующий цвет становится для художника эталоном, по которому он долгое время будет сверять глаз. В этой же картине Сутин черпает и смысловое начало для своего творчества. Разделанная бычья туша – одновременно и праздник плоти и жертва праздника. Сюжет картины одновременно и пир смерти и пир жизни. Двойственность, страдание, боль, сочувствие Рембрандта целиком переходят в работы Сутина. Между двумя художниками, между двумя эпохами протягивается связующая нить.
Однако суть заимствования для Сутина состояла не в подражании. Он чувствовал что время, в которое приходится жить и работать – беспощадно. Это время жертв, это век-волкодав, который бросается на плечи людей, загрызает их до смерти. Чтобы выжить в это время и сохранить себя, нужно было учиться смотреть волкодаву в глаза. Так смотрели "великие", так смотрел Рембрандт. Этому усилию над собой, и учился у них Сутин. Со времен детства в еврейской общине, где ритуальное жертвоприношение было обыденным делом, он ненавидел кровь. И мы можем только догадываться, каким мучениям подвергал себя этот скромный, замкнутый художник (именно таким и был Сутин по воспоминаниям друзей), работая над своими жестокими полотнами.