Структура обмана. Взаимоотношения «обманывающего», обманываемого» и «обманутого»

Обман есть феномен коммуникации и потому может рассматриваться прежде всего в рамках структуры и фун­кции коммуникативных актов.

Как уже отмечалось, анализируя обман, следует раз­личать действие и результат, а тем самым производителя, объект и жертву обманного действия. Обман как действие всегда имеет автора и исполнителя, которые могут, прав­да, сохранять анонимность (в ряде случаев лишь при соблюдении этого условия обман может достигнуть своей цели).

Тот, кто обманывает (то есть «обманывающий»), про­изводит дезинформирующее действие. Чаще всего это ус­тное или письменное сообщение, которое воспринимает тот, кого рассчитывают обмануть (то есть «обманываемый»). Однако «обманываемый» далеко не всегда оказывается «обманутым*. «Обманываемый» — это тот, кто пока еще не обманут или уже разоблачил обман, кто занимает вы­жидательную или скептическую позицию либо знает, что воспринятое им сообщение является по своему содержа­нию ложным, неправильным, несправедливым и т.п. «Об­манутый» же верит в его подлинность, принимает его как истинное, правильное, справедливое и т.п., а постольку сообразует с ним свои мнения, оценки, решения, дей­ствия.

Учитывая все это, первый шаг в анализе структуры обмана предполагает выделение и описание трех качеств: 1) «обманывающего», 2) «обманываемого», 3) «обману­того». Разумеется, конкретный социальный субъект, ска­жем, данная личность или данный коллектив, способен совмещать в себе одновременно и в самых разных отно­шениях качества «обманывающего», «обманываемого» и «обманутого». Более того, эти качества могут определять­ся не только относительно другого субъекта, но и относи­тельно самого себя (например, данный человек выступа­ет как обманывающий себя, а значит, является и обма­нываемым, и он же может осуществить самообман, то есть стать обманутым собой).

Теперь следует определить, какие именно социальные субъекты способны выступать носителями указанных ка­честв и как эти субъекты взаимодействуют между собой. Не претендуя на строгую классификацию, попытаюсь обо­значить их основные типы, следуя сложившейся тради­ции: 1) индивидуальный субъект (отдельный человек, личность); 2) коллективный субъект (образующие кол­лектив лица, связанные между собой различными, нередко весьма тесными отношениями — родственными, деловы­ми, идейными и т.п.; большей частью они составляют определенную организацию с разной степенью сплочен­ности ее членов — оттого, что именуют «мафией», до обычкого производственного коллектива или добровольного объединения по интересам); 3) массовый субъект (опре­деленные слои общества, большие социальные группы, классы, народы).

К этому следует добавить одно уточнение. В рамках кол­лективного и массового субъектов желательно выделить понятие институционального субъекта, поскольку оно призвано выразить специфический случай организации коллективного и массового субъектов. Сюда относятся го­сударственные и партийные органы, ведомства и их под­разделения, общественные организации и учреждения — все, что подходит под категорию социального института.

Каждый из трех выделенных субъектов способен выс­тупать в роли «обманывающего», «обманываемого» и «об­манутого» и, как уже отмечалось, может фактически од­новременно совмещать в себе эти качества в самых разно­образных отношениях. Разумеется, тут требуется конкрет­но-исторический подход. Но в общетеоретическом плане для анализа обмана как социального феномена надо рас­смотреть следующие вопросы: «кто обманывает?», «кого?», «как?» и «зачем?». Четкий ответ по крайней мере на пер­вые два вопроса обязателен при попытках осмыслить струк­туру обмана.

Поскольку выделенные субъекты характеризуют раз­новидности «обманывающих», «обманываемых» и «обма­нутых», отношения между ними выражают в общих чер­тах многомерную структуру обмана в социуме. Зафикси­руем эти очень простые, но весьма существенные и ти­пичные отношения.

1. Индивидуальный субъект может выступать как «об­манывающий», «обманываемый» и «обманутый». Он мо­жет обманывать другого индивидуального, коллективно­го, массового (в том числе институционального) субъек­та и, наконец, самого себя. Соответственно он может быть обманываемым и обманутым со стороны другого индиви­дуального, коллективного, массового (в том числе инсти­туционального) субъекта и, наконец, самого себя.

2. Коллективный субъект также способен быть «обма­нывающим», «обманываемым» и «обманутым*. Он может обманывать индивидуального, другого коллективного, массового (в том числе институционального) субъекта и самого себя. Соответственно он может быть обманывае­мым и обманутым со стороны индивидуального, другого коллективного, массового (в том числе институциональ­ного) субъекта и самого себя.

3. Массовый субъект тоже может выступать в роли «об­манывающего», «обманываемого» и «обманутого». И он тоже способен обманывать индивидуального, коллектив­ного, другого массового субъекта и самого себя. Вместе с тем он может быть обманываемым и обманутым со сторо­ны индивидуального, коллективного, другого массового субъекта и самого себя. Здесь нужно отметить один суще­ственный момент. Когда речь идет о массовом субъекте, вряд ли возможно приписывать ему способность произво­дить намеренный обман. Последняя может быть присуща лишь индивидуальному, коллективному и институциональ­ному субъекту.

4. Следует специально учесть и те случаи, когда инсти­туциональный субъект обманывает другого институцио­нального субъекта, массового субъекта и самого себя.

Я намеренно перечислил все мыслимые отношения, характеризующие социальную структуру обмана (то есть все варианты отношений, вытекающие из принятых по­сылок). Это, конечно, не более чем формальная опера­ция, довольно простая модель того, что мы называем от­ношениями обмана в человеческом обществе. Но она по­зволяет упорядочить множество этих отношений, кото­рые в наблюдаемой реальности переплетаются и слива­ются друг с другом. Повышается возможность системати­ческого анализа этих отношений, облегчается выдвижение альтернативных и вообще иных подходов к концептуаль­ному описанию и систематическому исследованию много­ликого и многомерного феномена социального обмана.

Отношения обмана связаны прежде всего с защитой интересов — личных, групповых, классовых, нацио­нальных, государственных, континентальных, общечело­веческих. Даже если учесть упрощенность приведенного перечня интересов, то и тогда их связи, переплетения демонстрируют большие трудности для систематического анализа всех форм и проявлений обмана (насколько мне известно, такой анализ в нашей литературе еще не произ­водился).

Предложенная модель (схема) позволяет четко выде­лить и поставить в фокус негодования отдельные отноше­ния. Вместе с тем она дает своего рода общую панораму многомерного объекта, ибо зафиксированное в ней мно­жество отношении допустимо рассматривать в целом, как отношения, существующие одновременно. К этому следу­ет добавить, что в ней указаны не только тривиальные, эмпирически очевидные отношения, но и не вполне оче­видные и даже вовсе не очевидные.

Возьмем, например, те отношения, когда индивиду­альный субъект выступает как «обманываемый» или «об­манутый» со стороны массового субъекта. Это можно ин­терпретировать в довольно широком диапазоне вариан­тов. Вот один из них: принято рассуждать в том смысле, что класс способен обманывать своего представителя или индивида, принадлежащего к другому классу. В самом деле, если классу как субъекту приписываются иллюзии, ми­фологические образования, ложные идеологические кли­ше и если в их власти оказывается сознание индивидуаль­ного субъекта, то допустимо говорить о наличии здесь феномена социального обмана.

Перед нами — типичный путь формировании заблуж­дений, ложных символов веры: от общественного созна­ния к индивидуальному. Вспомним обманутых фашистс­кой идеологией, многие аналогичные явления, формиро­вания ложной веры в условиях нашей страны. Конечно, тут особый случай, требующий специального анализа ме­ханизма обмана, хорошо отлаженного и постоянно со­вершенствуемого государственными органами, анализа тех форм идеологической деятельности, благодаря которым ложные идеи и оценки внедряются в индивидуальное со­знание (первостепенный интерес представляют также спо­собы поддержания правдоподобия ложных идей и оце­нок, ложных символов веры, в которых заинтересован гос­подствующий социальный субъект).

Более сложным вариантом рассматриваемого отноше­ния является обман индивидуального субъекта со сторо­ны такого массового субъекта, четкие определения кото­рого затруднительны. Его обозначают обычно терминами «народ», «общество» и нередко олицетворяют в виде «судь­бы», «надежды», «жизни» и т.п. Этот неопределенный мас-

совый субъект, наделенный стихийными силами обще­ственной жизни, есть нечто великое, своевольное, про­тивостоящее отдельному человеку, властвующее над ним и потому виновное в его разочарованиях, несбывшихся надеждах, мечтах и ожиданиях, в горьких прозрениях, перечеркивающих прошлое как неподлинное, плохое, полное заблуждений, обмана, а отсюда ощущение или подозрение, что и настоящее лживо, неподлинно. Эти мотивы пронизывают всю историю цивилизации. Вот при­мер из древнеримских эпитафий:

Вырвался я, убежал. Судьба и Надежда, прощайте!

Нет мне дела до вас, вы надувайте других!

А это сперва великого поэта Андреаса Грифиуса:

Вы бродите впотьмах, во власти заблужденья.

Невереи каждый шаг, цель также неверна.

Во всем бессмыслица, а смысла — ни зерна.

Несбыточны мечты, нелепы убежденья.

Подобные настроения индивидуальных субъектов, на­блюдаемые во все эпохи (включая современную), обус­ловлены не только личными проблемами, но и состояни­ем общественной жизни; в ней усматривается обычно источник пессимистического сознания. Поскольку богу нельзя приписывать злонамеренность, его замещает вели­кий анонимный социальный субъект. И в этом — еще один вариант интерпретации рассматриваемого отношения.

Возвратимся к обшей характеристике перечня отно­шений, образующих структурного обмана. Возникает впе­чатление, что в нем содержатся повторения, когда в од­ном пункте, например, речь идет о том, что индивиду­альный субъект является «обманывающим» по отноше­нию к коллективному субъекту, а в другом пункте — о том, что коллективный субъект выступает как «обманы­ваемый» или «обманутый* со стороны индивидуального субъекта.

Однако здесь есть тонкость, учет которой ослабляет указанное впечатление. Ведь от того, что. скажем, обма­нывает У, вовсе не следует, что является «обманываемым» и тем более «обманутым» со стороны X. Утверждение «X является «обманывающим по отношению к У» (то есть «X обманывает V») означает, что X совершает ряд действий (передает сообщения и т.п.), целью которых является введение в заблуждение V. В свою очередь, чтобы быть «обма­нываемым», О должен испытать некоторые воздействия со стороны X (воспринять исходящую от него информа­цию и т.д.). Качество «обманываемого» определяется про­изведенными изменениями в состоянии субъекта благо­даря оказанному воздействию со стороны «обманываю­щего», а не просто тем, что этот субъект является келью его действий. Не так уж редки случаи, когда X желает обмануть V, производит соответствующие действия, но они не доходят до V, не производят в нем изменений (скажем, переданное ему дезинформирующее сообщение задержано кем-то, не получено адресатом, хотя X может Считать, что оно получено V), Таким образом, X выступа­ет как «обманывающий» V, но V не является «обманыва­емым» со стороны X. Как видим, есть основания разли­чать занимающие своеобразное место в структуре соци­ального обмана.

Аналогичные уточнения надо сделать и в описаниях того, кто именуется «обманутым». Уже отмечалось, что «обманутый» — это поверивший ложному, неправильно­му сообщению. Но если X обманывает V и последний ока­зывается «обманутым», то отсюда еще не следует, что V обманут со стороны X, ибо в том же интервале V может находиться под воздействием не X, а V и быть жертвой обманных действий последнего. Качество обманутого оп­ределяется принятием дезинформирующего сообщения как достоверного, правдивого, точного и т. п., что чаще всего удостоверяется неадекватными действиями «обманутого», которые желательны для «обманывающего» и проектиру­ются им. Однако эти действия еше ие составляют необхо­димый признак «обманутого». Последний может совершен­но не знать, что обманут, но может вместе с тем подозре­вать и даже точно знать, что обманут (зная же, что обма­нут, он может знать или не знать, кем он обманут).

Раскрытие обмана, будучи часто чрезвычайно важным социальным актом, способно предохранить от дальней­ших неверных действий, но не отменяет качества «обма­нутого» (теоретически это качество допустимо относить не только к настоящему, но и к прошлому и будущему, хотя для определенных иелей, конечно, важно различать временной индекс; например, «обманутый» в прошлом, осознавший и осмысливший этот факт, развивает в себе свойства, помогающие ему не стать жертвой обмана тако­го же типа в настоящем или в будущем). Не отменяет ка­чества «обманутого* и то обстоятельство, что данный субъект является одновременно «обманываемым» (в дру­гом плане) и выступает в роли успешно «обманывающе­го» (имеет «свои» жертвы обмана).

Остается сделать некоторые уточнения в характерис­тике «обманывающего». Конкретное рассмотрение струк­туры обмана во всех ее измерениях требует ответа не толь­ко на вопросы «кто обманывает?», «кого?» и «зачем?», но и на вопрос «как?». Анализ последнего вопроса предпола­гает описание в общем виде тех условий, способов и при­емов, благодаря которым вершится обманное действие и производится качество «обманутого»; для этого нужно прежде всего выяснить типичные свойства «обманываю­щего» (речь пойдет только о намеренном обмане).

Прежде всего «обманывающий» — это субъект, решив­ший произвести дезинформирующее действие (передать ложное сообщение, скрыть подлинные факты, солгать, нарушить данное слово, обещание, оправдать бесчестный поступок, несправедливость и т.п.). Подобная решимость, независимо от вызвавших се мотивов, ставит субъекта в особую позииию «закрытого коммуниката», у которого подлинные цели действий тщательно скрываются, мас­кируются.

Решившись на обманное действие, субъект рассчиты­вает на его успех. Достижение успеха зависит, конечно, не только от свойств «обманывающего», но и от свойств «обманываемого». Однако важно выделить такие свойства «обманывающего», которые существенно содействуют его успеху.

Одним из наиболее благоприятных условий успешного обмана служит авторитетность «обманывающего» для «об­манываемого». Благодаря этому свойству исходящее от первого сообщение принимается на веру либо, по край­ней мере, ослабляется его критическая оценка, оправды­вается расхождение между смыслом сообщения и наблю­даемыми явлениями.

Я отвлекаюсь от вопроса о качестве авторитета, но важ­но все же заметить, что он бывает фальшивым, «дутым», созданным опять-таки путем обманных действий. Наиболь­шие возможности для создания подобной авторитетнос­ти, естественно, у тех, кто располагает наибольшей влас­тью, ибо пользуясь ею, они пускают в ход средства мас­совой коммуникации, внушая то, что им выгодно. И здесь трудно обойти одну психологическую особенность: у лю­дей явно или неявно действует потребность в абсолюте, в некой инстанции, располагающей непререкаемой исти­ной, олицетворяющей высший авторитет (бог, «парь», «ве­ликий вождь*, «народ», «партия» и т.п.), и служит основа­нием для поддержания авторитета вершителя власти, ибо он присваивает себе право пещать и решать от ее имени.

Характерными свойствами «обманывающего* на уров­не индивидуального субъекта являются хитрость, притвор­ство, лицемерие дипломатическая обходительность, по­зволяющая ускользать от определенных ответов и дости­гать дезинформирующего аффекта за счет полуправдивых, но вполне определенных утверждений. Нередко же обман­ные действия совершаются в форме фальсификаций, кле­веты, сплетни, ложного доноса, демагогии, вероломных поступков. Однако подлинная суть этих действий тщательно скрывается, их субъект имитирует доброжелательные на­мерения, выступает под личиной честности, правдивос­ти, искренности. Поэтому, как уже отмечалось, акт обма­на является двухслойным: он несет и ложное, неверное по своему содержанию сообщение, и ложную, преврат­ную, часто противоположную по своему действительно­му ценностному знаку форму действия. Лицемерие тоже может быть искусным, изысканно-утонченным, творчес­ким. Талантливое лицедейство не раз состояло на службе у зла. Нам известны выдающиеся мастера коварства и об­мана, деяния которых хорошо описаны (например, Эп-рий Марцелл, Талейран, Фуше, Сталин и др.).

СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ ОБМАНА

Как уже отмечалось, обман есть средство защиты и реализации интересов отдельных личностей групп, клас­сов, народов, государств. Допустимо рассматривать обман и в качестве функции социального института (государ­ственного органа, ведомства общественной организации, промышленного предприятия, учебного или научного учреждения и т.п.). Обман служит одной из форм проявле­ния социальных противоречий, выражает эгоистическое обособление, конкуренцию, неподлинное объединение, всевозможные способы достижения интересов и целей за смет других или вопреки желаниям других. Одна из важ­нейших социальных функций обмана состоит в том. что он способен обеспечивать возможность сохранения налич­ных коммуникативных структур в условиях расходящихся или практически несовместимых интересов.

На всех исторических этапах нашей цивилизации об­ман служил оправданию эксплуатации, защите господ­ства одного класса над другим, подчинению одной соци­альной группы другой, одних людей другим. Обман — не­пременное средство борьбы за власть, орудие амбиции, честолюбия, корысти. Однако, как свидетельствует исто­рический опыт, обман использовался и в качестве сред­ства борьбы с различными формами зла. Все революци­онные организации, ставившие своей целью низверже­ние существующей власти, а следовательно, и конкрет­ные представители этих организаций, изобретали изощ­ренные способы конспирации и обмана своего противни­ка. Первейшим долгом революционера, попавшего в руки врагов, всегда считалось сокрытие от них правды, под­линных фактов, касающихся деятельности революцион­ной организации и ее членов. Аналогично этому ряд госу­дарственных органов, ведающих отношениями с другими государствами, выполняют функцию их дезинформации по определенным вопросам, разрабатывая тщательно со­вершенствуемую систему обманных действий (например, в деятельности разведывательных органов, дипломатичес­ких служб и т.п.).

Это относится и к тактическим приемам деятельности партий. Так, В.И. Ленин, ставя задачу проникновения в профсоюзы, считал возможным «пойти на всяческие улов­ки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокры­тие правды, лишь бы проникнуть в профсоюзы, остаться в них, вести в них во что бы то ни стало коммунистичес­кую работу».

Обман часто используется как способ сохранения тай­ны, секрета — причем на уровне как индивидуального, так и институционального субъекта. С другой стороны, секретность и вообще высокая степень «закрытости», раз­личные формы бюрократического тайнодейства служат успешному обману с целью охраны групповых интересов, поддержания стабильности существующей системы поли­тической власти или некоторой структуры социальных от­ношений.

Такого рода стабилизирующая функция обмана широ­ко используется государственными органами, средствами массовой информации, причем в самых разнообразных формах — от тщательно продуманной дезинформации (хо­рошо застрахованной от разоблачения) до тонких мани-пулятицных действий над общественным сознанием, фор­мирующих выгодное общественное мнение, поддержива­ющих нужные правительству символы веры. Сюда же дол­жны быть отнесены тс формы и способы обмана, которые имеют своей целью поддержание авторитета правителя или правящей группы или системы правления.

Суть таких действий состоит, к примеру, в системати­ческом и убедительном для массового сознания прокла­мировании положительных качеств «вождя», постоянном «наращивании» этих качеств, что позволяет (при наличии соответствующих социокультурных условий) привести массовое сознание к вере в особые, граничащие со сверхъе­стественным («супергениальным»), качества вождя, ко­торые отвечают всем высшим ценностям и идеалам — он абсолютно честен, добр, справедлив, все делает в инте­ресах народа, обладает гениальной прозорливостью и муд­ростью, несгибаемой волей, не ошибается, беспощаден к врагам народа, корифей науки, величайший гений всех времен.

Естественно, если вождь обладает такими качествами, то авторитет его непререкаем, и тогда любые его прави­тельственные действия — даже самые чудовищные с точ­ки зрения «нормального» сознания, свободного от гипно­тизирующей веры, — получают оправдание, расценива­ются как действия совершенно необходимые, несомнен­но справедливые, осуществляемые вождем для блага на­рода.

Именно так в общих чертах обстояло дело с формиро­ванием авторитета Сталина. Только благодаря безраздель­ному авторитету Сталина (и безраздельной вере в него широких масс) стал возможным чудовищный, небыва­лый по своим масштабам, по своему гнусному коварству обман конца 30-х годов, унесший миллионы лучших пред­ставителей народа, роковой обман, утвердившийся, впро­чем, гораздо раньше, тяжкие последствия которого наша страна переживает и поныне.

Чрезвычайно актуально тщательное исследование про­цесса формирования подобного суперавторитета, своеоб­разной мифологизации общественного сознания, способ­ной быстро захватывать умы огромного множества людей и служить основанием для столь легкого обмана и самооб­мана. Отмечу только некоторые моменты.

Сталину удалось использовать энергию веры народа в революцию и социализм, сделать свое имя символом этой веры. Подобная операции, планомерно производившаяся на протяжении ряда лет, облегчалась тем, что в послере­волюционное время резко упали акции церкви, широко распространилось безбожие и возник дефицит «абсолют­ного» в этой сфере ценностных регистров сознания. Но поскольку потребность в абсолютном неустранима, вакан­сию идеи бога занял в сознании масс образ «свсрхгени-ального», непогрешимого вождя.

Вместе с тем безграничная вера в то, что «наш вождь» непогрешим, обладает необыкновенными, сверхчелове­ческими достоинствами, что он безошибочно ведет нас к светлым вершинам и т.п., отвечает некоей архетипной проекции в будущее, свойственной практически каждому человеку и выражающей его сокровенные чаяния и на­дежды, ибо наличие такого вождя сулит безопасность, благо народу (за таким вождем — как за каменной стеной и т.п.). Сама суть такого «вождя» — сверхчеловеческая, ибо он живет (по самому смыслу идеи «вождя*) не для себя, не как автономная личность; он существует как ин­теграл массы и лишь ради нее; в более или менее челове­ческом варианте он — «отец народа». К тому же часть блеска его величия падает на массы и составляющих их индиви­дов, придает значимость их существованию, и это также способствует упрочению обмана и самообмана, постоян­но поддерживаемых всей грандиозной системой средств массовой информации и пропаганды.

Хотелось бы отметить, что богатейший материал для анализа указанных социально-психологических процессов дает нам не только сталинский режим, но и история фа­шистской Германии, в которой благодаря искусной идео­логической работе, великолепно отлаженной деятельнос­ти пропагандистской машины третьего рейха «среди на­селения, в значительной мере, было вовсе утеряно пони­мание его истинного бесправного положения и амораль­ности политики и действий фюрера».

Здесь напрашиваются многочисленные аналогии с по­ложением дел в нашей стране в то же время. (Некоторые из подобных аналогий великолепно раскрыты в романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».)

Любопытны и методические приемы Гитлера, кото­рый умело использовал типичные свойства массового со­знания в руководстве системой пропаганды. Он говорил, например, что крупной лжи поверят скорее, чем мелкой... Люди и сами иногда лгут в мелочах, но чересчур большой лжи они стыдятся. Поэтому им не придет в голову, что их так нагло обманывают. Новейшая история показана, что большая ложь не раз торжествовала над правдой благода­ря тому, что в ней были заинтересованы большие автори­теты, а ими оказывались те, кто имел большую власть.

Поскольку обман выступает как феномен социальной деятельности, рассмотрение его функций может произ­водиться в плане анализа его роли в разных видах дея­тельности. По-видимому, есть основания говорить о спе­цифических функциональных проявлениях обмана в про­изводственной деятельности, в политической деятельно­сти, в торговле (об этом в последнее время регулярно со­общают газеты, журналы и т.п.), в научной и педагоги­ческой деятельности, в искусстве, в спорте и т.д. Нет та­кого вида социальной деятельности, где бы ни встречался обман и где бы он ни играл существенную функциональ­ную роль.

Особо следует упомянуть функцию обмана, которую можно было бы назвать «воодушевляющей^. Речь идет о намеренной дезинформации социального субъекта, кото­рая вызывает у него прилив сил, повышение уверенности в себе, в возможности достижения трудной цели, создает мобилизующий эффект. В критические моменты к подоб­ным формам обмана не раз прибегали полководцы, рас-

пространяя ложные сообщения о приближающемся под­креплении, о несчастьях в стане противника и т.п., чтобы ободрить войска, укрепить их веру в победу.

Аналогичные формы обмана всегда широко использо­вались всевозможными институциональными субъектами, особенно правительствами и правителями. Большей час­тью это — «обещающий» обман (или полуобман), то есть сулящий благо, внушающий надежду на осуществление заветных чаяний, сокровенных желаний, чрезвычайно значимых целей. Поэтому «обещания» такого рода срав­нительно легко принимаются на веру массами, формиру­ют надежду, придают смысл повседневной жизнедеятель­ности и нередко одухотворяют ее. В данном случае обман выполняет функцию умиротворения масс, их активиза­ции, упрочения существующего социального порядка, создания оптимистической перспективы, уверенности в будущем.

Однако функциональная действенность «обещающего» обмана ограничена определенным сроком ожидания, сво­его рода периодом полураспада надежды и ее увядания, после чего распадается и веровательная установка, обна­жается ошибочная, ложная суть «обещаний», а вместе с тем дискредитируется правящий субъект, который, прав­да, к этому времени чаще всего уже успевает сойти со сиены. «Обещающий» обман может иметь форму конкрет­ных социальных проектов, с установленными сроками их реализации, которые, однако, заведомо нереальны, хотя авторы этих проектов способны в них искрение верить. Они терпят полный провал, и это неизбежно влечет мас­совое разочарование, социальную апатию, утрату веры в соответствующие идеалы.

Исторический опыт свидетельствует, что правящие группы, правительства, правители широко использовали «защитную» функцию обмана, и не только путем произ­водства тщательно продуманных обманных действий, ис­ходящих от официальных органов и официальных лип, но и путем инспирирования, поощрения некоторых видов обмана, исходящего от частных лиц. Примером может слу­жить доносительство, поощрявшееся, как правило, в ус­ловиях деспотических режимов (наряду с лестью и сла­вословием в адрес правителя). Важно подчеркнуть, что когда мы говорим о социальных функциях обмана, то это касается не только результатов действий институционального субъекта, официального лица или социальной группы, но и тех последствий, ко­торые могут быть вызваны обманом со стороны любого отдельного человека и которые возникают в сфере меж­личностных отношений.

Обман, демагогия всегда служили испытанным сред­ством для реакционных и консервативных сил в их стрем­лении затормозить прогрессивные изменения, во что бы то ни стало сохранить существующее положение вещей. В таких случаях реакционные и консервативные действия производятся под покровом ультрареволюционной фра­зеологии, посредством которой искусно выхолащивают­ся новые принципы и ценности, что в итоге приводит к утрате ими действенности, к деформации первоначаль­ных символов, к созданию удобного лексикона для зак­репления «ползучего» обмана.

В условиях перестройки этим пользуются ее разнооб­разные противники, пытающиеся сохранить привычные и выгодные им социальные механизмы и установления. Выступая в роли государственных деятелей, они искусно лавируют, прибегают к дезинформации. Из-за неразвито­сти новых (демократических) санкционирующих механиз­мов они, будучи уличенными во лжи, как ни в чем не бывало продолжают оставаться на своих местах, продол­жают плодить официальный обман. К сожалению, пока еше остаются в силе слова академика Д.С. Лихачева: «Наша беда в том, что еще так сильна инерция застоя и что те же люди, которые в нем повинны, все еще остаются на пре­жних местах: мало того, что, противясь переменам, они изворачиваются и лгут, они и других пытаются принуж­дать ко лжи».

Нетрудно увидеть тут взаимосвязь личностного и над-лйчностного (прежде всего институционального) уровней тех видов обмана, которые осуществляют консерватив­ную функцию, служат существенным фактором торможе­ния перестройки. Но эта взаимосвязь нуждается в специ­альном анализе, ибо составляет важнейшую черту обмана как социального явления.

В.В. Знаков