Власть телевидения

Американская политическая жизнь настолько тесно свя­зана теперь с телевидением, что невозможно говорить о них порознь.

Влияние телевидения на современную политику ока­залось таким же революционным, каким было изобрете­ние книгопечатания во времена Гутенберга. С тех пор как Гутенберг оттиснул Библию, и другие вслед за ним приня­лись объяснять мир умеющим читать, уже ни церковь, ни владетельный князь не могли сохранять власть, не поста­вив под свой контроль печатное слово. Телевидение, осо­бенно в Америке, объясняет мир даже тем, кто не хочет читать, а только смотрит на экран.

Политические деятели всегда распространяли слово там, где собирались люди, — на местных ярмарках или ярмарках штатов, у ворот фабрики, в помещении для со­браний профсоюзов или ассоциации фермеров, около церквей или на улицах больших городов в часы пик, во время обеленного перерыва. Но в течение последних 20 лет американцы все больше собираются перед телеэкра­ном. В 1950 г. только 4,4 млн. жителей США могли похвас­таться тем, что имеют дома телевизор. В следуюшис 10 лет произошел взрыв: были такие недели, когда не менее 10 тыс. покупателей ежедневно приобретали свой первый те­левизор. В 1960 г., когда 45 млн. американских семей его имели, ТВ оказалось готовым к постановке спектакля под названием «современная политика» по собственному сце­нарию. А к 1980 г. уже 80 млн. семей имели телевизор, и рынок, судя по данным статистики, был насыщен почти до предела. Традиционная политическая сиена Америки, простиравшаяся через весь континент, ужалась до разме­ров тринадцати- или девятнадцатидюймового экрана, который подчас собирал возле себя до 100 млн. американцев ради созерцания какого-нибудь одного событии.

Вся политическая жизнь изменилась, приспособившись к этой сиене. Среди «придворных», окружающих кандида­тов в президенты, на первое место вышли те маги и муд-реиы, которые умеют пользоваться телевидением и знают ему цену. Политические партии в национальном масшта­бе превратились в придаток к нему, в силы поддержки, Изменилась и политическая география. Если верить школь­ной карте, США состоят из 50 штатов, и каждый из них имеет четко зафиксированное число избирательных окру­гов. Но на рабочих картах политических деятелей страна разделена иначе, примерно на 60 «районов преобладаю­щего влияния» (РПВ) соответственно числу ведущих цент­ров телевешания, которые держат под своим контролем общественное мнение. Карта для проведения из­бирательных кампаний на местах может иметь вид еше более дробный: »ы найдете там порядка 200 «районов рыночного влияния» (РРВ) соответственно числу более мелких радио— и телестанций, которые продают свою аудиторию в розницу, потысячно, по самой дешевой цене. Компьютеры делят эту аудиторию в свою очередь по воз­расту, полу, профессиям, этнической принадлежности.

Выросла целая армия профессионалов, умеющих вы­годно купить и целенаправленно использовать телевремя для максимального охвата каждой специфической груп­пы зрителей — черных и испаноязычных, евангелистов, пожилых и молодых, поклонников рок-н-ролла, любите­лей развлекательных программ. Другие набили руку на мон­таже, вырезке и склейке пленки, перетасовке звука и кад­ров для рекламных роликов — пятиминутных, одноми-путных, полуминутных. Третьи специализируются в сфе­ре демографии, в искусстве проведения опросов и со­ставления прогнозов.

Появилась новая поросль политических советников, которым больше не надо ловчить, заключая сделки с ме­стными боссами, как в былые времена; их профессией стало умение захватить на ТВ время любым способом: об­маном, посылами, как угодно, надув тех. кто ведает рас­пределением программ. Когда-то в предвыборной кампа­нии главными были сборщики финансовых средств, теперь же заправляют всем специалисты-телевизионщики; деньги ныне нужны постольку, поскольку нужно опла­тить время на телевидении.

Чтобы с выгодой его использовать, нужно уметь, во-первых, делать рекламные фильмы, а во-вторых, обла­дать еще более изощренным умением заставлять ТВ пере­давать в программах новостей такие сообщения о канди­дате, которые ему нужны. Но вопрос еще и в том, когда лучше покупать телевремя: пораньше, в начале кампании, обеспечив отрыв на старте, или же приберечь побольше денег для мощного рывка на финише, в последние десять дней кампании. А что предприняли соперники?..

После съездов партий в 1980 г., согласно новым феде­ральным правилам финансирования кампаний, каждому кандидату из федеральной казны было выделено по 29,4 млн. долл — трать как хочешь. Из этой суммы оба кандида­та примерно 19 млн. израсходовали на теле- и радиорек­ламу. Остававшиеся 10 млн. предназначались на покрытие организационных затрат и на переезды. Но и в том, как именно расходовать эти 10 млн., требуется особое уме­ние, еще большее даже, чем в расходах на рекламу. Предвыборные поездки кандидата — это сплошной спек­такль, шоу, которое надо поставить так, чтобы заинтри­говать теле продюсеров и соблазнить их возможностью по­каза встреч на пути следования кандидата от побережья одного океана к побережью другого, причем расписание должно быть составлено так, чтобы было удобно операто­рам и репортерам, иначе эти сюжеты не покажут в про­грамме новостей.

Каждый день обычная американская семья включает телевизор в среднем на четыре-пять часов, плюс пример-, но столько же времени люди слушают радио. Целью предвыборной кампании стало теперь привлечь максималь­ное внимание этой аудитории. Кандидаты ныне уже не ездят просто из штата в штат, а передвигаются от одного РПВ к другому.

Организатор политической кампании должен теперь не просто собрать толпу слушателей, но и обеспечить подходя­щий антураж для показа выступления кандидата, эффек­тный фон для ТВ; он должен к тому же сделать так, чтобы каждая более или менее значительная местная теле— или радиостанция нашла привлекательный сюжет для себя ц в беседе с кандидатом в помещении студии, и в интервью с ним на борту самолета, пол рокот моторов. Телевидение выдвинуло на первый план внешний облик кандидата — его манеры, прическу, цвет кожи, тембр голоса, то, ни­сколько он выглядит искренним; все это так же важно, как и темы, его выступлении, его программа. Именно теле­видение дало возможность Рональду Рейгану показать себя в 1980 г. мастером на новой сцене.

Рассказ о вторжении телевидения в американскую по­литическую и культурную жизнь на этом месте мы пре­рвем, чтобы высказать восхищение техникой, которая подготовила проникновение ТВ н сознание американцев. Ни Гутенберг, изобретший печатный станок, ни Уайт, создатель паровой машины, ни Форд, внедривший ав­томобиль, не имели ни малейшего представления о том, какую они вызовут революцию н распространении инфор­мации, в производстве, в средствах передвижения. Точно так же ни один пионер в разработке техники распростра­нения телеизображения не предвидел, какую она вызовет революцию н политике. Но мы здесь будем говорить опять-таки о масштабах этого «переворота в политике, а техни­ке, которая ее вооружила, посвятим лишь несколько строк. Каждый шаг на пути подчинения политики телевиде­нию сопровождался скачком в технических возможностях охвата аудитории. Но только в 60-х годах телевидение по­истине стало воздухом для политики, воздухом, которым одни политики дышали легко, но от которого другие за­дыхались до смерти.

Будущие историки отметят, что первая политическая телереклама была подготовлена организацией «-Граждане за Эйзенхауэра — Никсона» в 1952 г. Они припомнят тог­дашнюю старомодную манеру использования телевреме­ни: Р. Никсон мог маячить полчаса подряд на экране, чи­тая свою речь. В том же 1952 г. важное заявление Эйзен­хауэра («Я поеду в Корею»), сделанное в Детройте, было передано только по радио; лишь потом газеты вынесли его в «шапки» на передние полосы и донесли до широкой аудитории. Как изменились времена!

Я пришел работать в Си-би-эс как раз в то время, когда произошла перетряска в руководстве службы новолгей и перед ней были поставлены новые задачи: прежде всего, конечно, передавать новости быстрее и лучше всех других; во-вторых, что не менее важно, нанести пораже­ние конкуренту — Эн-би-си. Эта война была порождена „е враждой, а тем, чтобы отвоевать зрителей у информа­ционной программы новостей, которую вел дуэт Хантли _ Бринкли. Не то, что в Си-би-эс ненавидели Хантли или Бринкли; просто они, согласно опросам телезрителей, держали в своих руках самую большую аудиторию.

Соперничество послужило мотором, который двигал вперед теленовости; в результате родились самые яркие образцы теле репортаж а. Впервые я участвовал в таком со­ревновании в 1962 г., в ночь, когда ждали итогов проме­жуточных выборов. Никогда до этого я не переступал по­рог кабины управления и не восседал за рабочим столом в зале, где ряды спускались ступеньками, и было удобно следить одновременно за десятью, двенадцатью, пятнад­цатью мониторами*. Сюда, в пункт управления на Ман-хэттене, поступала информация от корреспондентов Си-би-эс со всех концов страны. Здесь, в Нью-Йорке, теле­режиссеры резали пленку, фиксировавшую сиюминутную реальность, и звуковую дорожку к ней на одно-, двух- и трехминутные сюжеты, комбинировали их соответствен­но вкусу и понятиям главного режиссера, продюсера пе­редачи. В нижних рядах сидели звуко— и видеооператоры в наушниках, перед мерцающими зеленоватым светом эк­ранами. А в верхнем ряду восседали те. по чьей спокой­ной команде передача о выборах переключалась от одной темы, от одного монитора, к другому, вызывался то один, то другой корреспондент.

В тот вечер выдвинулись два человека. Во-первых, Луис Харрис, новичок на Си-би-эс, но уже с репутацией рев­ностного и преданного поклонника цифр, организатора опросов общественного мнения, сочетавшего качества уче­ного и предпринимателя. Он был одним из главных совет­ников Джона Кеннеди во время кампании 1960 г. и пер­вым в истории «личным стратегом» кандидата по органи­зации таких опросов. Что главное, у него имелась своя идея, как подавать выборы, сообщая результаты голосований не в целом по стране, а по штатам и городам, в разбивку. Он создал .модели восьми крупнейших штатов, разделив их население на ключевые группы избирателей, на «синих» и «белых воротничков», жителей предместий, сельских избирателей, горожан, католиков, протестантов, евреев и черных. Харрис считал, что американские избира­тели голосуют стадно, следуй поведению «своих», и если выделить соответствующие группы и найти подходящие избирательные участки, где они составляют большинство, можно не только предсказать общий результат, но и объяс­нить его. (Его работа по освещению выборов обошлась Си-би-эс в 70 тыс. долл., по тем временам в огромную сум­му.)

В тот вечер в восьми основных штатах он расставил 80 наблюдателей, которые должны были вести точный учет и сообщать о результатах по телефону, выбрав округа «чи­стые», с монолитным черным или белым населением, ка­толиками, евреями и т, д., которые в целом по региональ­ному признаку, этническому составу, уровню доходов воспроизводили бы всю мозаичную картину страны. Мы оба, Харрис и я, были прикомандированы к только что созданному тогда отделу по выборам в Си-би-эс, кото­рый возглавил ветеран репортажа Уильям Леопард. Это была очень дорогостоящая затея, задуманная в качестве контрудара по Эн-би-си Ричардом Сэлэнтом, возглавляв­шим службу новостей Си-би-эс, и его заместителем Блэ-ром Кларком.

Все происходившее в студии выглядело не столько зна­чительно, сколько занимательно, а осознание важности того, что случилось, пришло позже. Политические деяте­ли всегда знали, что американские избиратели голосуют солидарно со своими обшинами, но впервые они увиде­ли, что компьютеры могут определить эти их общие инте­ресы, дать им оценку и предсказать результат. Следова­тельно, можно заранее спланировать и стратегию пред­выборной кампании: если о настроении той или иной груп­пы во всеуслышание говорит сеть телевещания, значит, и они, политики, могут с уверенностью запланировать ре­акцию таких групп.

Соперничество компаний продолжается до сих пор, оно усилилось, еше более с выходом в эфир программы ноаостей корпорации Эй-би-си. Из всех форм журналистского соперничества телевизионное наиболее острое. Телеком­пании переманивают друг у друга «звезд* и режиссеров, краДУ планы; они взаимодействуют только тогда, когда иного выхода нет. Суть телевизионного соперничества заключается в том, кто быстрее передаст новость. Поэто­му, как только одна из компаний изобретает какое-то тех­ническое новшество, чтобы увеличить скорость передачи сообщений в свою центральную студню в Нью-Йорке, другие через несколько недель или месяцев делают то же.

Это соперничество между двумя корпорациями приве­ло к большим переменам в плане коммерциализации те­леновостей, а также усиления их воздействия на полити­ку. Победа, одержанная Си-би-эс над Эн-би-си по части быстрейшего сообщения результатов промежуточных вы­боров 1962 г., вызвала кратковременное возбуждение лишь среди телезрителей, интересующихся политикой, кото­рые в то время составляли небольшую аудиторию. Но по-прежнему программа Эн-би-си, которую вели Хантли и Бринкли, привлекала большую часть зрителей. В течение следующих нескольких лет это соперничество не ослабе­вало; особенно остро шла борьба за зрителя вечерней и поздней ночной программы новостей, концентрата всего того, что произошло за день в политике.

До 1963 г, «Вечерние новости» в передачах телевизион­ных компаний США укладывались в 15-минутную про­грамму, из которой 11 минут отводилось общим ново­стям, остальное — рекламе и событиям местного значе­ния. То была главным образом беседа ведущего из студии в Нью-Йорке; режиссер мог подключить к программе сооб­щения из довольно ограниченного в то время числа кор­пунктов. Отделения в Вашингтоне, Голливуде, Лондоне, Париже, Бонне давали материал (и то больше по радио) для сюжетов по 30—90 секунд, которые вставлялись в эту 11-минутную программу. Си-би-эс еще со времени своего лидерства в радиоинформации имела больше корпунктов за границей, чем Эн-би-си. Но это преимущество вскоре исчезло, так как главным фактором стало время работы с пленкой: ее нужно снять, проявить, срочно отправить в местный аэропорт, имеющий связь с внешним миром, передать пилоту, потом просмотреть и перекроить в Нью-Йорке; в этом ветераны Си-би-эс отставали. Как ни ста­рались ведущие «Вечерних новостей» этой корпорации, сначала Дуглас Элвард, а потом Уолтер Кронкайт, они не могли отнять лидирующих позиций у Эн-би-си. Здесь все так же блистал дуэт Хннтли — Бринкли.

Перед новыми руководителями Си-би-эс встала зада­ча принять более решительные меры, которые назрели. И это понимали сотрудники. Предложения «снизу» привет­ствовались руководством. Постановщики информацион­ных передач выдвинули идею: удлинить 15-минутные «Ве­черние новости» — сразу до получаса! Только такой ска­чок, говорили они, «побьет» Хантли — Бринкли. Но захо­чет ли Америка высиживать по полчаса перед экраном каждый вечер, чтобы узнать новости? Смогут ли телесту­дии, входящие в корпорацию, высвободить дополнитель­но эти 15 минут за счет самого денежного времени, мест­ных передач, хорошо оплачиваемых рекламодателями? Чем заполнить эту получасовую передачу с 22 минутами од­ной информации, наберется ли за день так много ново­стей'.' И главное — позволит ли это Си-би-эс взять верх над Эн-би-си? И сколько это будет стоить?

Решение принималось втайне. Я присутствоват на од­ном ич заседаний у Блэра Кларка в его доме на Ист-Сай-де. Там были нес разделявшие ответственность за принятие этого решения: от Сэлэнта и Кларка до двух наиболее силь­ных постановщиков в системе Си-би-эс— Фреда Фрэнд-ли (позднее он сменит Сэлэнта на посту руководителя службы новостей корпорации неугомонного Дона Хьюп-та, без которого не существует истории современного те­левидения. Были и другие продюсеры и руководители.

Каким бы ни было это решение, Сэлэнту и Кларку вменялось довести его до- тех, кто находился на верхней ступени иерархической лестницы корпорации, до Уилья­ма Пейли и Фрэнка Стэптоиа — соответственно предсе­дателя совета директоров'и президента «Коламбиа брод-кастинг систем». От последних зависело не только его окончательное принятие. Они должны были заставить со­гласиться с ним входящие в систему Си-би-эс телеком­пании, среди последних — принадлежавшую Линдону Джонсону в Остине (Техас). Ведь телестанции на местах прежде всего делают деньги; не так-то легко убедить их уступить материнской компании лучшее время, которым они кормятся.

Из происходившего на этом коллоквиуме в доме у Клар­ка я лучше всего помню то, что говорили Фрэнлли и Хьюит. Конечно, само предложение, как всегда в таких случаях, вчерне уже было готово, «низы» целиком были с ним согласны, и требовалось лишь одобрение руководства, что­бы начать действовать. Фрэндли, один из крупных орга­низаторов современного телевидения, человек, одержи­мый идеями эффективной подачи новостей и воз­можностью скрытно воздействовать с их помощью на на­строения людей, был без ума от сознания той власти, которую несет лучевая трубка, создающая образы на эк­ране, - добро или зло, неважно. Он не только был за 30-минутные «Вечерние новости», но и выступал за полную часовую информационную программу! «Сработает» ли 60-минутная информационная программа или нет, его не интересовало, он был уверен, что так нужно телезрите­лям, нужно стране, наконец, просто нужно — и баста. Хьюит отличался более практичным складом ума. По­нимаем ли мы, что это значит? Нам придется заполнить целых 30 минут новостями! Один «говорящий диктор» ничего не даст, придется открывать корпункты по всей стране. В Бостоне. На Среднем Западе. В Атланте. Мятеж черных на Юге шел к высшей точке — корпункт в Атлан­те мог бы, вероятно, заполнить сообщениями добрую долю этого времени. Но нужны были и корпункты за рубежом: на Ближнем Востоке пахло порохом. Развивалась, конеч­но, и техника; спутники обещали возможность вести пря­мую трансляцию из горячих точек планеты: конец мотоциклистам в предупредительных желтых шлемах, спе­шащим в аэропорт, чтобы передать непроявленные плен­ки через «своего» пилота. И все-таки: время! Сами сюже­ты должны стать пространнее, от 60-секундных, от­рывистых, надо переходить к 90-секундным, делать их на 3, 4, даже 5 минут. Расширяться — это значит другое на­полнение, другой подход, другая стратегия, другая раз­бивка; сам характер новостей должен стать другим.

Стало ясно: все за то, чтобы Си-би-эс обскакала Эн-би-си, перейдя к получасовой передаче новостей. Под­счет расходов был делом Сэлэнта и Кларка, им же предстояло «продать» идею руководству корпорации. Не со­мневался никто и в том, что «визитной карточкой» новой передачи должен стать Уолтер Кронкайт. В мире телевиде­ния нет никого, кроме Джон;) Чанселора, кого бы так любили коллеги, оперативные работники, низовые со­трудники и шефы, как любят Кронкайта. Кандидатура те­лережиссера, начальника штаба этой армии, была столь же бесспорной: выбор между Фрэндли, в то время коман­диром нал «звездами*, и Хьюиточ, который им еще не был, оказался в пользу второго.

С согласия материнской компании телесеть «Коламбиа бродкастинг» выпустила получасовую программу новостей в эфир 2 сентября 1963 г. Среди приманок ее было взятое Уолтером Кронкайтом интервью у Джона Ф. Кеннеди, который сосредоточился на вьетнамской проблеме, в ту пору еще только начинавшей обостряться. Через неделю и Эн-би-си, не желая отставать, перешла к 30-минутной информационной программе. А сопротивлявшиеся дочер­ние компании обнаружили, что зрителям не только не в тягость новости, напротив, они изголодались по инфор­мации.

Сегодня от 50 до 60 млн. человек ежевечерне включают одну из трех общенациональных программ, чтобы узнать, чего ждать от происходящих в мире событий. По некото­рым оценкам, по вечерней программе новостей 65% на­селения США получают 100% потребляемой ими инфор­мации: в это даже трудно поверить! Но и в том далеком 1963 г. реакция последовала незамедлительно,

Вот данные «Роупер», организации, которая с 1941 г. занимается изучением главных источников массовой ин­формации, ее удельного веса, объема. В конце 1963 г. впер­вые американцы назвали главным источником получае­мой информации телевидение, а не газеты, которые все­гда, с незапамятных времен, служили источником ново­стей. Эффект разорвавшейся бомбы...

Лишь через несколько лет станет ясен весь эффект воз­действия вечерней информационной программы на образ мышления общества, на судьбу вечерних газет. Через ка­кой-то десяток лет вечерние газеты, главный форум об­щественного мнения, начнут чахнуть. Когда-то их читали вес по дороге домой с работы. Преуспевающие обозрева-

тели печатали своя регулярные колонки именно в них. Но отныне все стали отдавать предпочтение утренним газе­там. А вечерние в больших городах постепенно умирали, потому что теперь, вернувшись после работы домой, все требуемые новости можно было узнать за какие-то 30 ми­нут. Да и политикам понадобилось время, чтобы понять, какое воздействие на их избирателей в местном и национальном масштабе приобрели эти вечерние инфор­мационные передачи. Подвел итог в 1980 г. Питер Дейли, отвечавший за освещение средствами массовой инфор­мации второго этапа предвыборной кампании Рейгана. Он ведал закупкой телевизионного времени и показом рей-ганоиских рекламных роликов, понимая при этом, что по сравнению с вечерними новостями вес другие передачи — дело второстепенное в большой игре за умы. «Правят бал передачи вечерних новостей,— сказа;] он, анализируя кампанию. — И все тут».

1963 год был годом возвышения телевидения, кульми­нацией которого стало убийство Джона Кеннеди. Его по­хороны, транслировавшиеся по ТВ, сделали телеэкран в центре всеобщего траура на целый уик-энд, и с тех дней телевизор стал собирать нацию и отражать ее эмоции в моменты особо важных, самых важных событий нашего времени.

Еще больше перемен принес 1964 год.

Национальный съезд республиканской партии 1964 г., проходивший в Сан-Франциско, ознаменовал конец ста­ромодной манеры проведения партийных съездов. Руководители кампании за Барри Голдуотсра успели об­работать потихоньку делегации штатов одну за другой еще до того, как открылся съезд. Командовал всеми Клифтон Уайт, державший в руках весь съезд. Из своей командирс­кой кабины, с пультом электронного управления каждым рядом и местом в зале, он мог свернуть мгновенно шею любой оппозиции, подняв по сигналу «свистать всех на­верх» всю рать своих помощников и «кнутов», ответствен­ных за каждый ряд. Но Клифтон Уайт не учел присутствия телевидения: камеры, жаждущие драм, видят и то, что им не нужно видеть. Экран показал все его самоуправ­ство, продемонстрировал героическое сопротивление Нельсона Рокфеллера насилию толпы делегатов, то, так безжалостны» Савонарола — Голдуотер бросался в ярости на операторов у камеры,— и либералы из рес­публиканской партии предстали в образе мучеников. «Имей я хоть пару извилин,— говорил позднее Голлуотер,— мне уже н Сан-Франциско следовало бы понять, что там я выиграл выдвижение, но проиграл выборы».

После 1964 г, еще два партийных съезда (теперь нацио­нальные конвенты демократов), 1918 и 1972 гг., таким же образом предстали перед зрителем, стланные на ми­лость телевидения. Внимательные политики усвоили урок: партийный съезд далее не может быть политическим рын­ком для заключения сделок и подавления оппозиции; те­перь это открытая миру сиена, с которой побеждающему претенденту на пост президента предоставлена возмож­ность обратиться к нации, чтоб навязать стране предпи­санный кандидату имидж. Сотрудничество с ТВ и конт­роль над ним приобрели первостепенную важность.

В том же году, как гром среди ясного неба, появились на ТВ сюжеты, имеюшие цель уничтожить соперника. Этот вид «антирекламы» изобрел некто Уильям Бернбах, джен­тльмен с мягкими манерами и тихим голосом, шеф од­ного из ведущих рекламных агентств Мэдисон-авеню. До того он не занимался политикой, хотя именно он продви­нул на американский рынок автомобиль -фольксваген*, .благодаря его рекламе стал популярным ржаной хлеб фир­мы «Лени», ко ои знал, как создавать имидж на экране. Он принял предложение занять пост ответственного за работу со средствами массовой информации в предвыбор­ной кампании Линдона Джонсона, поставив условием, чтобы ему но мешали. И стал так жестоко кусать Голдуо-тера, как никто и никогда прежде никого из кандидатов. Первый его рекламный ролик был про «девочку с мар­гариткой*; прелестная девчушка обрывает на цветке ле­пестки и тоненьким голосом считает; «Раз, два, три,..», ее прерывает низкий мужской голос, ведущий подсчет ракет. А в конце рекламной вставки на экране вырастает зловещий «гриб» атомного взрыва: без слов понятно, что Голдуотер — за бомбы, а Джонсон — против. Через десять дней появился сюжет с мороженым. Милая девочка облизывает палочку мороженого, а за кадром нежный материнский голос обтлсняет, как вредны для детей ра-

408

диоактивные осадки; затем следует такой текст: «Есть че­ловек, стремящийся стать президентом Соединенных Штатов, который... хочет испытывать все новые бомбы. Его зовут Барри Голдуотер...» Подобные вставки в телевизи­онные передачи, по сути представляли Голдуотера убий­цей детей. Дальше — больше... Сильнее же всего респуб­ликанцам по всех штатах досзадал ролик, где бесплотные пальцы рвут карточку социального обеспечения — вашу карточку, а голос за кадром многократно повторяет один из ключевых тезисов Голдуотера — о бесполезности соци­ального обеспечения. Эта передача заставляла пожилых людей ненавидеть Голдуотера. А пожилые избиратели — это сила.

С тех пор на всех выборах бернбаховская политическая «антиреклама» порождала все новые имитации. Росли их мастерство и жестокость, пока их постановка и орга­низация показа на телевидении не стали завершающим моментом в погоне за голосами, которые можно было приобрести за деньги в предвыборной кампании. Боль­шинство людей не делают различий между реальной ин­формацией и рекламой, которую они видят на телеэкра­не. Некоторые ученые считают даже, что именно реклам­ные фильмы — гораздо сильнее, чем речи кандидатов,— создают о них представление у избирателя.

1964 год ознаменовался еще одним, не менее важным новшеством: в угоду финансовым и организационным нуж­дам телевидения были внесены изменения в технику под­счета голосов избирателей по всей стране. Случилось это в июне, во время первичных выборов в Калифорнии.

В ту пору освещение этой стадии выборов на ТВ было внове, хотя и тогда прослеживалось во всем этом деле безумие, апогеем которого стала кампания 1980 г. Стоило это удовольствие так дорого, что было не по карману ни одной телесети. Оба главных соперника на ТВ ана­лизировали итоги голосования лишь по ключевым участ­кам, однако, дабы опередить друг друга, делали отчаян­ные попытки сообщать о результатах прямо с мест голо­сования. Телекорпорации нанимали бойскаутов, группы ветеранов — членов Лиги избирательниц, чтобы те сооб­щали о результатах с отдельных участков; огромных денег стоила аренда телефонных каналов — ради того, чтобы на экране вдруг вспыхнула строка с последними данными о ходе ожесточенной борьбы. В первичных выборах 1954 г., когда Б. Голдуотер и Н. Рокфеллер шли так тесно в атом соперничестве, только содержание собственных счетчи­ков голосов на каждом из 31 тыс, избирательных участков Калифорнии стоило теле корпорациям почти 2 млн. долл. Я помню, как один из улрамяюших Ар-си-эй («Рейдпо корпорейшн оф Америка») прореагировал, узнав об этих расходах Эн-би-си, нужных только ради того, чтобы не­замедлительно передавать на экран информацию о ходе голосования. Он сказал: «Нам необходимо прекратить это соперничество, или мы разорим друг друга».

Непомерность расходов была очевидна и для руководства Си-би-эс. После калифорнийских первичных выбо­ров было заключено соглашение (его бы никогда не одоб­рил антитрестовский отдел министерства юстиции). По­скольку ни одна из телекорпораций не могла позволить себе расходы на самостоятельный подсчет голосов по всем Соединенным Штатам с их 65—70 млн. избирателей, они вынуждены были скооперироваться. Впоследствии две те­лесети пригласили в свой пул третью — Эй-би-си, а так­же американские информационные агентства Ассошиэй­тед Пресс и Юнайтед Пресс Интернэшнл; все пять поде­лили расходы между собой, В ту осень они организовали совместную службу «Ньюс илекшн сервис» (НИС), кото­рая собирала сведения о голосовании по всей стране и немедленно передавала итоги всем пяти участникам. Имен­но этот неофициальный подсчет НИС и публиковался на следующий день в газетах и появлялся на экранах по ка­налам всех телекорпораций.

С тех нор НИС контролирует правильность подсчета го­лосов лучше, чем любое правовое учреждение, и переда­ет результаты по большинству из 1#0 тыс. избирательных участков страны. Прошли те времена, когда при обнару­жении маленькой нехватки голосов к концу дня выборов босс партийной организации в графстве Хадсон (штат Нью-Джерси) или Олбани (Нью-Йорк) или графстве Кук (Иллинойс) мог вызвать послушного ему «капитана» того или иного участка и сказать, что организация отстает и нуждается в каждом дополнительном голосе. «Сколько вам еще нужно голосов на этом участке?» — следовало обычно в ответ. Теперь точный подсчет, проводимый НИС, исключает подобное. Ее полуофициальные данные исто­рики и исследователи выборов делали предметом научно­го анализа. Еще не одно поколение будет узнавать эти дан­ные из уст школьного учителя... А возникла НИС в резуль­тате телевизионного соперничества, и ее эффективность и честность стали непредвиденным положительным след­ствием коммерческой конкуренции.

А началось все в 1968 г., когда национальные съезды превратились в зрелищные площадки в руках телережис­серов. Телекорпорации стали отныне вкладывать в осве­щение этих престижных мероприятий столько средств, что руководители каждой компании лично снисходят до присутствия на съездах, откуда ведется передача, чтобы проконтролировать ее постановщиков. Шефы телекомпа­ний принялись устраивать пышные приемы — на них заключается множество политических сделок. Но с мо-мен га открытия съезда никто из шефов больше не вмеши­вается в работу ведущих операторов, никто не входит в комнаты с пультами управления, с телеаппаратурой.

Вот что вспоминает о съезде демократов 1968 г. Лестер Кристол, главный режиссер Эй-би-си. Он из новой по­росли молодых телережиссеров и в отличие от старшего поколение не бегал в годы ученичества с репортерским блокнотом. Зато немногие, подобно ему, понимают так глубоко взаимопереплетение техники, телевидения и по­литики и могут так свободно изъясняться на спе­цифическом жаргоне этого мира. Они вросли в этот но­вый мир с его собственным языком.

В 1968 г. Кристол был режиссером вечерней передачи, которую вели Хантли и Бринкли. И в этом качестве он и приехал в Чикаго для освещения первого в своей жизни партийного съезда. В программе, идущей с половины седь­мого до семи, он руководил дуэтом Хантли — Бринкли, потом перемещался к центральному пульту управления, откуда наблюдал за всем, что передавали репортеры на 19-дюймовые экраны многочисленных мониторов.

«Заправлял освешением хода съезда Рювен, — расска­зывал Кристол. Тот и решал, когда включить сцену и ког­да прервать речи ораторов, когда перейти к репортажу с улиц (а там происходили волнения и стычки с полицией).

Мы показывал события, которые совершенно вышли из-под контроля». Этот человек за пультом управления опре­делил последовательность показа фрагментов, повеству­ющих о буре в зале съезда и за кулисами его, создавая в головах телезрителей требуемый ход мысли. Только он, главный режиссер, глядя на мониторы, решал, как из этих фрагментов собрал цельный рассказ о съезде. Все было в его руках...

Итак, 1968 год в Чикаго: камеры и репортеры повсю­ду, полиция в центральной части города, окна разбиты, толпа бурлит. На сцене в зале съезда сенатор Рибикоф, обвиняющий своего старого друга Дика Дейли, мэра Чи­каго, в применении «тактики гестапо». Камера переме­щается с улиц в холл, затем в зал: делегаты орут, вскаки­вают, размахивают флажками, чтобы привлечь к себе вни­мание. Они выглядят незначительными людишками с по­терянной гордостью. Об этом ли хочет нам рассказать ТВ? Времени на обдумывание нет — телекамеры должны по­стоянно перемешаться, чтобы передавать на экраны то, что, по мнению режиссера, лучше всего отображает ре­альность происходящего.

Я в тот момент время от времени выходил в эфир в качестве партнера мудрого Эрика Северейда. И вот тогда, сидя в кабине управления, я осознал, какую власть при­обрело телевидение над политикой.

Передача Си-би-эс показывала ту же пеструю меша­нину сюжетов — беспорядки на улицах и в зале, на сцене, в других помещениях, которую показывала на Эн-би-си, но в одном мы отличились.

Каким-то образом мэр Дэйл умудрился поместить мно­голюдные делегации Нью-Йорка и Калифорнии в задние ряды зала. То был последний маневр старого политикан­ства: он хотел задавить их бунт против Джонсона-Хэмфри. Но он не мог помешать телекамерам показывать делега­ции этих двух самых больших штатов. И Нью-Йорк, и Кали­форния уже отдали сердца и голоса своих делегатов Ро­берту Кеннеди, который был убит двумя месяцами рань­ше. Оба штата теперь требовали выдвинуть кандидатом его младшего брата Эдварда Кеннеди.

Северейду и мне удалось, однако, связаться с ближай­шими людьми из окружения Кеннеди, которые отвергли эту идею. Я разговаривал по телефону со Стивеном Сми­том, направлявшим кампании братьев Кеннеди с первых же дней их участия в политике. Смит, сидевший в это время в своем закрытом клубе в Чикаго, мне сказал: «Все это чушь собачья. Мы не выдвигаем Тедди & президенты на этом съезде». Северейд получил такие же сведения. Именно мы объявили стране по своей телесети, что Тед Кеннеди не будет участвовать в гонке ни сегодня, ни в этом месяце, ни в этом году и что шумиха в зале порож­дена чьей-то фантазией. Через несколько минут к нам в комнату, прорвав заслон из одетых в униформу охранни­ков, прорвался один из делегатов от Нью-Йорка. Уставив в меня палеи, он заорал: «Что за делишки вы тут с Северейдом обделываете? Мы уже сейчас можем выдвинуть Тедди кандидатом на съезде, если только вы прекратите ставить нам падки в колеса. Вы же нас губите!» Однако у нас была в руках ценнейшая новость, и ничто не должно было нам помешать ее распространению среди делегатов; лишь главный режиссер мог принять иное решение, не пропустить эту новость в эфир, чего он не сделал.

Другая сценка. Я сижу в среду поздно вечером вместе с Губертом Хэмфри в чикагской гостинице «Хилтон». Вол­нения на улицах не утихали весь вечер. Из разрозненных кадров, запечатленных камерами, режиссеры постарались составить цельную картину происходящего. Хэмфри, как и все мы, не отрываясь смотрит на экран, весь ушел в него — и вилит лишь то, что там показывают, ничего боль­ше. Внезапно на экране — еще раз за этот день — разгора­ется стычка на углу Мичиган-авеню и Валбо-драйв. На самом-то дело она произошла несколько часов назад, но слабый запах слезоточивого газа все еще проникает через кондиционеры к нам в гостиницу, на 25-й этаж. С такой высоты не поймешь, что же там внизу происходит, что реально, что нет. Но то, что мы — вся страна! — видим на экране, заставляет Хэмфри простонать: «О, хватит, хва­тит, неужели все сначала?» Я подбегаю к окну, смотрю вниз, там все спокойно. И говорю об этом Хэмфри: теле­видение показывает сделанные ранее видеозаписи. Одна­ко реальность — это то, что в данный момент происходит на экране, а не то, что на улице. Страна вилит телевизион­ную реальность, вызывающую соответствующую реакцию избирателей, ту, с которой Хзмфри придется иметь дело в оставшиеся три месяца до выборов. Даже приветливому, дружелюбному человеку трудно подчас сдержать взрывы темперамента. Кандидат в президенты настроен на канал Эй-би-си, он разгневан, он грозит кулаком корреспон­денту. «Вы еще вспомните, Вэнокур, еше вспомните: при­дет день, я стану президентом, и тогда я назначу свой собственный состав федеральной комиссии по связи — и мы разберемся, что там у вас происходит».

Передача между тем продолжается. Вольно или неволь­но, сознательно или бессознательно, но телевидение дер­жит под контролем образ мыслей нации...

Прежде чем от съезда 1968 г. перейти к избирательной кампании 1980 г., нужно хотя бы в нескольких словах кос­нуться развитии техники в этот период, способствовав­шего возрастанию роли телевидения.

Вот ранние вехи на этом пути. Еше в середине 60-х годов пленка из-за океана доставлялась в Нью-Йорк в пер­воначальном виде, и лишь там материал редактировал­ся. И только в январе 1965 г., когда умер Уинстон Чер­чилль. Си-би-эс арендовала самолет и оборудовала в нем студию. Там постановщики и редакторы в течение 11 ча­сов полета могли резать и монтировать пленку, с тем что­бы по прибытии в аэропорт материал был полностью го­тов к передаче в эфир. В те дни спутники только появи­лись, у них еше не .было стационарных орбит, телепере­дачи из Европы можно было вести только по два часа в день, платя при этом 10 тыс. долл. за минуту. Но пришел день, когда круглые сутки подряд стало возможным вести передачи из ста с лишним точек за океаном. От Тегерана и до Белфаста любые выступления и волнения стали зна­чимее, от того, что их участники знали: на них теперь смотрит весь мир.

Еще большее значение развитие техники имело внутри страны, так как оно ускорило осознание политическими деятелями власти телевидения, особенно с появлением мини-камеры и видеомагнитофона. Обе новинки впервые были использованы в местных передачах вечерних ново­стей. Эти передачи получили повсеместное распростране­ние в качестве дополнения к общенациональной вечер­ней информационной передаче и стали приносить местным студиям хорошие деньги. «Видеомагнитофоны и мини-камеры позволили отказаться от устаревшей и неудобной кинопленки, на обработку которой уходило так много до­рогого времени; новая техника мгновенно переносила нас на «место преступления». А когда к этому добавились еше технические возможности микроволновых передач с мес­та события с помощью вогнутой антенны, герои телено­востей смогли выходить в эфир просто-таки сразу; еще больше изменилось понятие времени для тех, кто вел пе­редачи по национальной телесети.

Технически грамотный режиссер теперь мог быстро организовать показ с любого места: для этого ему доста­точно было закрепить вогнутую антенну, напоминающую очертаниями тарелку, за окном своего гостиничного но­мера или же, договорившись с телефонной компанией за несколько часов до события, водрузить эту антенну на ближайший столб с телефонным проводом. Он мог мгно­венно показать волнения в « Бруклине через принимаю­щую антенну, установленную на крыше «Эмиайр-стейт билдинг» в Нью-Йорке, или вести прямой репортаж с бульвара Уилшир в Лос-Анджелесе посредством антенны в районе Бэрбэнк, и оттуда кадры незамедлительно пере­давались в национальные телецентры в Нью-Йорке.

Новая техника заставляла ускорить оценку информа­ции, устраняя временной фильтр, паузу для размышлений. Скорость требовала, чтобы ежедневно в считанные часы после полудня принимались кардинальные решения по поводу того, что сегодня увидит зритель: сюжеты, нашпи­гованные насилием, или горящие танкеры, или другие приковывающие интерес происшествия. Скорость требо­вала, чтобы только что полученные изображения тут же обретали словесное обрамление. И постоянная лихорадка конкуренции: передача должна в эфир выходить быстрее, делаться в более напряженном ритме и привлекать своим драматизмом больше телезрителей, чем соперничающая сеть.

Темп накладывал все большую ответственность, а зна­чит, давал и власть горстке лиц в Нью-Йорке, которые по своему усмотрению составляли из событий цельную картину мира. В студиях режиссеры и ведущие каждый день перевоссоздавал и этот образ мира. Оба великих ведущих программ новостей 70-х голов, Уолтер Кронкайт и Джон Ченселлор, не испытывали особого счастья от такого бре­мени власти, взваленной на их плечи. Власти созывать конференции в верхах между арабами и израильтянами, представлять «Уотергейт» и Ричарда Никсона на суд на­рода. Но что делать, от этой власти им было некуда уйти. «Все, что мы делаем каждый вечер,— сказал однажды Дж. Ченселлор,— это пытаемся внести логику, последователь­ность в освещение событий».

Совершенствовалось мастерство ведущих н докумен­тальных передачах и телевстречах с прессой — и па­раллельно шел процесс осознания политическими деяте­лями жизненной необходимости пробуждения эмоций зрителей. Самые старые из передач, в ходе которых поли­тики предстают перед допросом прессы,— это выходя­щие в эфир по утрам в воскресенье «Встречи с прессой» (Эн-би-си), затем появились «Лицом к нации» (Си-би-эс) и «Проблемы и ответы* (Эн-би-си). Воскресные дни — самое благоприятное время, когда политические дея­тели могут собрать у экрана аудиторию, интересующуюся политикой. Местные студии имитируют эти встречи с прес­сой, «допрашивая» политиков в масштабе своих округов. Подобные программы дают политикам возможность го­ворить прямо с экрана две-три минуты подряд «собст­венным голосом», не отдаваясь на милость телережиссе­ра, который режет и монтирует пленку по-своему. Вос­кресные утренние передачи — как национальные, так и региональные — стали особенно привлекательными для политиков. В них они могут выступать подчас по пять-шесть минут так, чтобы их при этом не прерывали. Дело в том, что воскресные программы собирают очень важную для них, хотя и ограниченную по численности аудиторию, тех, кто действительно интересуется политикой. Зато ежед­невные утренние передачи, которые составляются впере­межку из развлекательных и сметных номеров, интригу­ющих новостей и интервью со знаменитостями, привле­кают более обширную аудиторию обычных зрителей. Эн-би-си первой ввела подобную программу в 50-е годы, на­звав ее «Тулей» («Сегодня»): к середине 60-х эта передача стала самой притягательной для вашингтонских прави­тельственных и политических деятелей, охотно принимавших в ней участие. Затем такие передачи ввели и соперни­чающие телекорпорации. Чтобы поспеть к выходу в эфир, участвующим в этих передачах политикам не жаль было пролететь тысячи миль, затратив на дорогу ночь. В этих программах им не приходилось отбиваться от острых воп­росов враждебно настроенного «жюри» журналистов, как в воскресных передачах. Их ждали дружелюбно настроен­ные интервьюеры, благодарные им за согласие.

А самыми важными из передач, где политиков «допра­шивает» пресса, стали пресс-конференции президентов, столь бесценные для них, транслируемые телевидением прямо из зала: впервые их начали практиковать при Джо­не Кеннеди. В последовавшие 20 лет эти пресс-конферен­ции превратились н какое-то помешательство, в зрели­ще, уравнивающее и серьезных, и пустячных репортеров: и те и другие, подобно ванькам-встанькам, вскакивают, кричат, снова садятся, снова вскакивают; улыбающийся, высокомерный президент обращается с ними, как с рас­шалившимися детьми. Рональд Рейган попытался внести в их проведение больший порядок и сделать их менее ча­стыми — и тем самым, видимо, менее опасными для себя. Но здесь всегда действует правило: ни один президент не остается в проигрыше. За ним — последнее слово, итого­вый ответ.

Зато в течение 70-х годов, как и в начале 80-х, для отмщения президенту ТВ использовало информационные передачи. Тот может царить только на собственной пресс-конференции, в вечерней же информационной програм­ме президента можно показать на экране всего на несколь­ко секунд проповедующим братство, а в следующем кад­ре дать для контраста столкновения на улицах между чер­ными и белыми. В течение 60 или 90 секунд можно по­казывать президента, выступающего по вопросам эконо­мики или внешней политики (телекомпания должна пре­доставлять ему для этого время), но в следующий момент на экране появится представитель соперничающей партии и в своем выступлении его осудит, оспорит, короче, по­губит весь прежний эффект.

Вечерние новости имеют власть над теми, кто сам со­здает новости.

Я провел многие часы, наблюдая, (как они составляются и в Си-би-эс, в Эн-би-си, изумляясь тому, какой достигается при этом сплав техники, драмы и морали, какая здесь оперативность: до последнего момента, в пос­ледние часы перед передачей в нее вносились исправле­ния режиссерами и ведущими, соответствуют последним сообщениям телеграфных агентств. Что поделаешь, при­ходится учитывать сегодняшние события в мире; если не вы, то сделают это ваши конкуренты. С вечерними про­граммами новостей знакомятся все. Л. Джонсон, напри­мер, смотрел одновременно программы с трех экранов, Все президенты и все кандидаты в президенты, пока идут избирательные кампании, получают бюллетень из своих штаб-квартир, в котором сообщается, сколько минут от­вели им вечерние информационные программы предыду­щего дня, какой счет у них по сравнению с соперниками. Иностранные посольства также смотрят программы ве­черних новостей и сообщают их содержание в свои сто­лицы.

Вечерняя программа новостей стала полем, на кото­ром происходит «игра умов» между профессиональными политиками, участвующими в предвыборной борьбе, и журналистами, постановщиками. Первые стремятся доне­сти до ума зрителей то, что сами они хотели бы в этот день сказать им. А журналисты, режиссеры, ведущие — на страже своих интересов. Было время — до изобретения мини-камер и микроволновых передатчиков, когда кан­дидат должен был произнести свою главную речь утром, чтобы пленку успели в тот же день доставить в Нью-Йорк. Теперь техника позволяет записать и передать и речь, с которой он выступил пополудни, и ответное слово со­перника, произнесенное им в другом конце страны, ча­сов в пять или даже шесть вечера.

Цель организаторов кампании каждого президента — составить расписание встреч с избирателями и прессой таким образом, чтобы главное выступление дня их канди­дата прозвучало бы «на пределе», чтобы оно сше попало в вечернюю программу, а ответ соперника запоздал и не успел бы попасть на ТВ; другая уловка — показать канди­дата, произносящего свою речь, в более выгодном ракур­се, чем зрители видели его конкурента. Есть и множество других уловок. Теперь избирательная кампания представляет собой поле соперничества между профессионалами но­вого типа: одни стремятся поймать журналистов и режис­серов на крючок, одурачить их. вынудить их показывать то, что нужно политикам; напротив, работники телеви­дения либо ускользают из этой западни, либо сами вытас­кивают ее на всеобщее обозрение, разоблачая уловки по­литиков.

Техника телевидения не ограничивается новейшей ап­паратурой, она пронизывает теперь и методы сбора ин­формации. Луис Харрис в 1962 г. выступил первопроход­цем, выделив однородные («чистые») избирательные уча­стки, где по результатам голосования можно было судить, кому отдал предпочтение весь этот округ. Но теперь «чис­тых» участков в Соединенных Штатах становится все мень­ше. К 1973 г. в избирательной кампании по выборам мэра Нью-Йорка Эн-би-си внедрила усовершенствованную тех­нику опроса избирателей при выходе из кабин (впервые ее применила Си-би-эс в 1968 г.), превратив этот метод в подобие рентгеновского просвечивания. В день выборов дважды, утром и днем, были проведены опросы избира­телей (обычно каждого седьмого) в ключевых участках в момент, коша они выходили из кабины для голосования. Меньше 20 вопросов нужно опытному интервьюеру, что­бы отнести опрошенного к либералам или консерваторам, средним слоям или рабочему классу, определить, като­лик он, протестант или иудей, ирландец, итальянец, сла­вянин, черный, сторонник партии или отколовшийся от нее. Еще до того, как станут известны официальные дан­ные об итогах выборов, такой неофициальный «опрос на выходе» уже мог дать пищу для компьютера, а тот — пред­сказать, как проголосует та или иная община, и учесть воздействие тех «факторов отклонения», элементов нео­пределенности, которые повлияют на избирателей.

Невозможно точно установить воздействие результа­тов таких опросов на политических деятелей: у них нет средств для проведения собственных опросов, однако эти сведения им нужны, а иной раз столь же важны, как и окончательные результаты. Одним из поворотных момен­тов кампании 1980 г, были первичные выборы в штате Висконсин 1 апреля. Там «опрос на выходе» показал, что значительное число рабочих голосует за «чужих», за республиканцев. Именно этот «переход к противнику» в ог­ромной степени повлиял на то, что организаторы кампа­нии Рейгана сконцентрировали внимание на всиневорот-ничковой» части избирателей.

Наряду с «опросами на выходе» очень важны более простые, зато всеохватывающие опросы. Все крупные те­лекомпании имеют большой штат политологов и иссле­дователей, которым известно больше, чем может узнать любой репортер-одиночка. Они учитывают прошлое, на­стоящее... и будущее. В 1968 г. Си-би-эс впервые поручила М;фти Плиснеру (ныне он работает там политическим ре­дактором) создать штат интервьюеров для уяснения, за кого будут голосовать делегаты от обеих партий на их съез­дах. Неделю за неделей Си-би-эс изучала, сколько при­верженцев у каждого из кандидатов, С тех пор и другие телекорпорации усиленно занялись опросами делегатов. Помню, как на съезде республиканцев в 1968 г. один из сторонником Рейгана пытался переманить кого-то из тех, кто поддерживал Никсона. «Но я не могу отдать свои го­лос другому кандидату,— ответил тот.— Я уже связан обе­щанием».— «Каким образом?» — «Я уже сказал Си-би-эс, что буду голосовать за Никсона. Я пообещал это Си-би-эс». Поименный анализ требует огромных затрат, которые могут себе позволить только теле корпорации.

Их ресурсы теперь превышают бюджеты «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост», как и любого другого печат­ного органа. Такая крупная телесеть, как Эн-би-си, содер­жит более 100 корреспондентов во всем мире .и «силы под­держки» численностью более 1000 — режиссеров, иссле­дователей, сценаристов, технический персонал. Только в Вашингтоне каждая из трех крупнейших телекорпораций держит порядка 30 репортеров. И все мы, пишущие для телевидения, ничем не отличаемся от остальных грешных в том, что обязаны знакомиться с теленовостями и ут­ром, и по вечерам, остаачяя другие дела. Мы зависим от аналитических данных, добытых корпорацией; мы их по­том разжевываем и пережевываем; пусть мы не всегда понимаем смысл этих подсчетов и прогнозов исхода предстоящих выборов, мы им обычно верим.

Ни одна газета, ни один репортер не располагает те­перь даже малой толикой средств, нужных для получения информации, какими располагают телесети. Новости ста­ли ныне крупным бизнесом. Теперь это не вынужденная уступка телевидения имя удовлетворения обществен­ного интереса, нет, это могучий источник дохода. Мест­ные телестудии, которые так неохотно 20 лет назад выде­ляли время для новостей, сейчас имеют свои собствен­ные прибыльнейшие службы информации, а некоторые популярные ведущие программ новостей в периферийных телецентрах порой получают до 500 тыс. долл. в год за то, что умело направляют поток сообщений о местных собы­тиях. Что касается общенационального уровня, то здесь суперзвезды новостей зарабатывают вплоть до миллиона в год, а то и больше; они обгоняют даже звезд бейсбола.

До высшей точки прибыльности передача новостей дошла в 1980-1981 гг., когда программа Си-би-эс «Ше­стьдесят минут» достигла рекорда популярности. Задуман­ная и осуществленная Доном Хьюитом, она временами привлекала до половины всех телезрителей в стране — в воскресный вечер! Тридцатисекундная рекламная вставка в эту передачу стоила... 175 тыс. долл.! Эта часовая про­грамма еженедельно давала более 1,5 млн. долл. прибыли. За 10 лет, сохраняя свою популярность, она сможет при­нести невероятную сумму чистой прибыли — между 0,5 и 0,75 млрд. долл., больше, чем прибыль корпорации «Крайслер» за тот же период.

Во всем этом бурном наступлении новостей есть один отрезвляющий момент. Телевидение стало театром для по­каза всех больших событии — убийств президентов и дик­таторов, свадеб наследных принцев и принцесс, высадок на Луну и стихийных бедствий. Но в конечном счете, каж­дый день, «раскручивая» по утрам и вечерам новости, теле­видение упускает из виду саму суть происходящего, по­ступь истории. Все здесь затмевает драматическим накал сиюминутных сенсаций. Не погубил ли Губерта Хэмфри в 1968 г. чрезмерный интерес телевидения к беспорядкам во время съезда демократической партии? Не способство­вал ли его поражению ежедневный показ, голами, жесто-костей войны во Вьетнаме, вследствие чего эта война стала вызывать лишь отвращение в народе?

Весь 1972 г. главным действующим лицом в телепере­дачах был Ричард Никсон. Камеры неустанно накручивали мини-серии: Никсон в Пекине, Никсон на Великой китайской стене, Никсон на переговорах с Ханоем, Ник­сон в Кремле. Но к 1974 г. случилось дело покрупнее, и тут-то и сказалась эта перегрузка: по мере того как про­рывался нарыв Уотергейта, программы вечерних ноностей способствовали лишь тому, что росло презрение к Ник­сону.

Люди, работающие на телевидении или пишущие для него, знают, что подчинение политики телевидению ~ процесс необратимый. Это-то их и тревожит. Дон Хьюит, к примеру, считает: «Нельзя показывать президентов боль­ше чем в течение одного срока пребывания у власти. Их уж слишком обнаженно выставляют напоказ, делают ми­шенью, разбирают по косточкам. Они. как многосерий­ные телефильмы: за четыре года можно так наскучить лю­дям, что тс на них больше не хотят смотреть. Переключа­ются на другой канал. Публика желает каждые четыре года видеть новый спектакль».

Еше более мрачный приговор произнес в 1980 г. в жур­нале «Нью-йоркере Майкл Арлип:

«Кандидаты колесят по стране... Они похожи в чем-то на рок-группы: на виду у всех, но никем по сути не види­мы... Сегодня и политики, и телекомпании кружатся в од­ном хороводе в обнимку с техникой. И реальная власть перешла к тем, кто владеет мастерством монтажа... кто интуитивно пришел к пониманию правильности мысли Эйзенштейна: соединение одного кадра с другим, их состыковка не просто дает в сумме два кадра, но создает новую творческую реальность. Прибавьте олин телекадр к другому, соедините звуки — и вот вам новая телереаль­ность. Телеинженсры обрели власть творцов, стали новы­ми делателями королей».

В 1976-1980 гг. телепередачи новостей, очевидно, дос­тигли пика (то было до наступления кабельного телевиде­ния, которое, может быть, заново переделает политику). И тут стоит остановиться на феномене Джимми Картера, политика, вышедшего на сцену в тот момент, когда сли­яние истории, политики и власти телевидения достигло апогея.

В политике ничто не бывает в очищенном виде, она преподносит нам веши, порой несовместимые или случайные. Столкновение в избирательной кампании 1976 г. Джимми Картера и телевидения было ознаменовано имен­но такими обстоятельствами.

Прежде всего, в тот год было навалом «праймериз» — 29 первичных выборов! Десять серьезных претендентов! Как осветить кампанию каждого? Первичные выборы — дра­матический спектакль, и по крайней мере на раннем их этапе люди засиживались перед телевизором до ночи, что­бы узнать, кто какие выиграл. И дальше, первые полтора месяца кампании 1976 г., пока еще не притупилась остро­та впечатлений, больше телезрителей смотрело полити­ческие новости, чем вечернюю программу кинофильмов по каналу Си-би-эс, или шоу Джонни Карсона по Эн-би-си, или «Большой мир развлечений» по Эй-би-си. Вни­мание было привлечено к «праймериз» в Нью-Гэмпшире, в Массачусетсе, Флориде, Иллинойсе и т. д., к ставшему ныне привычным марафону по штатам. Первичные выбо­ры дают пищу для драматизации. Тут тебе и кандидаты, певцы-солисты у рампы, и — в глубине сцены — хор, вто­рящий им простой народ (интервью на улицах с первым встречными; в Нью-Гэмпшире они говорят гнусаво, а на Флоридском полуострове — манерно и нараспев). Как по­дать эти сценки — дело постановщика спектакля, реша­ющего, что именно попадет в глазок камеры.

Поскольку телевидение к 1976 Г. уже успело убедиться в том, что невозможно освещать участие всех претенден­тов, режиссерам пришлось разделить их на лидирующих, на «темных лошадок» и на тех, кто сойдет с дистанции. Так, одним из самых перспективных претендентов от де­мократической партии был бывший губернатор Северной Каролины Терри Сэпфорд. Но телекамеры опять-таки не могли позволить себе показывать всех участников, и уси­лия Сэпфорда, израсходовавшего 600 тыс. долл., оказа­лись напрасными: телевидение его игнорировало, вне спета юпитеров он просто затерялся, выбыл из игры. Демократ Генри Джексон представлял центр, но он опирался на надежный партийный механизм и произносил испытан­ные лозунги, поэтому его пришлось записать в ставлен­ники правых сил, сделать любимцем партийных боссов.

Далее, технический прогресс дал телекомпаниям но­вые замечательные возможности для ведения репортажей с места событий. Теперь телеотряд мог состоять уже не из пяти, как прежде, а из трех бойцов: рядового (мускулис­тый и плотный оператор с телекамерой), ветерана сер­жанта (телережиссер) и молодого храбреца лейтенанта (ре­портер). Это позволило придать по два отряда каждому из ведущих кандидатов: один мог вести телерепортаж для утренней информационной передачи, другой — для ве­черней.

Наконец, в кампании 1976 г. появилось новое действу­ющее лицо — Джимми Картер, прирожденный герой, не один раз, а дважды родившийся христианин, фермер, инженер. Дж. Картеру хватило ума или везения создать ко­манду, которая понимала телевидение лучше, чем любая из других групп, работавших прежде на кандидатов в Бе­лый дом. Его команда несомненно умела ставить эффект­ные спектакли. Эти люди знали, как работать с прессой, они представляли новое поколение, не погрязшее в ста­ромодном политиканстве. Они подавали дело так, чтобы все пригодилось для общенационального телевидения.

Самый частый вариант рекламы Картера на первой ста­дии его кампании был классическим, в духе бернбаховс-кой «девочки с маргариткой» 1964 г. Вот его текст:

«Многое есть на свете, чего я не стану делать ради из­брания. Послушайте. Я никогда не солгу. Никогда не стану делать заявлений, которые могут ввести в заблуждение. Никогда не стану уходить от отпета на вопросы, вызыва­ющие разногласия. Я и на посту президента не изменюсь, буду таким же, какой я сейчас, лучше не стану. Но смот­рите телевидение, слушайте радио. Если вы заметите, что я делаю что-то из того, чего обещал не делать, не под­держивайте меня, потому что в этом случае я не стою того, чтобы быть президентом нашей страны. Но я и не собираюсь делать ничего такого. Потому что мои убежде­ния, моя вера, моя поддержка, советы и критика, кото­рые я получаю,— нее это исходит от таких же, как вы, людей, которые не хотят иметь корыстолюбивое прави­тельство. Но хотят, чтобы у нас государство было бы сно­ва таким же добрым, честным, порядочным, правдивым, знающим, добросердечным, исполненным любви, как и живущий в нем американский народ».

Было ясно: Картер выступает против большого правительства, против Вашингтона. Но главное, он вступил в борьбу за пост президента против Ричарда Никсона, чело­века, который до этого лгал американскому народу.

Среди проводников Картера по дебрям телевидения был также моло.юй Патрик Колдел, совеем юным он уча­ствовал в кампании Макговерна 1972 г. «Картера породил Уотергейт,— говорил Коддел в начале 1976 г.— Страна устала от лжи и раздоров. Людям нужен дух восстановления и любви к стране». По мнению Коддел а, страна была оза­бочена коренными вопросами, тем, как сплотить нацию, а не частными проблемами вроде того, что делать с исто­щением 11ефтересурсов. Кампанию следует строить на боль­ших темах, считал он, базируясь на опросах обществен­ного мнения, а не на конкретных проблемах. В этом смыс­ле было правильно то, что в противоположность другим претендентам от Юга, таким, как губернаторы Лестер Мэддокс и Джордж Уоллес, Партер заговорил о любви к ближнему. Коддел поясняет: «Мы решили использовать конкретные проблемы лишь как средство для проталки­вания ударных тем и использовать более продолжитель­ные ролики — по две и по пять минут; лучше отказаться от самого дорогого вечернего времени, покупать его днем, но подавать кандидата более глубоко, основательно. Джим­ми просил нас исследовать, какое впечатление произво­дит его религиозность, он опасался, что отрицательное. Мы провели тестирование, и оказалось: огромный эф­фект! Он ведь и в самом деле верующий, а это кое-что да значит. Да и тема религии присутствовала только в его кампании, ни у кого больше».

Еще одним наставником Картера по части телевиде­ния был Барри Джагода, ранее режиссер в «Коламбия бродкастинг систем», сам предложивший свои услуги: «Я знал, как человек выглядит на экране; я знал, что проис­ходит в кабине управления; я знал, как проходит после­дняя ночь на первичных выборах и как протолкнуться в эфир». Джагода выплыл на поверхность лишь в январе 1976 г., но он смог в расписании учесть выступления в удобное для вещания время, убедил Картера избегать теледебатов сразу с несколькими представительницами Лиги избира­телей-женщин, поскольку его сила — в спорах один на один, уговорил открыть для телевизионщиков помешение штаб-квартиры в лень первичных выборов, не делать заявлений телерепортерам «сходу», где-то в пути, зато охота выступать из студий и там говорить только с веду­щими, никому не давая возможности по-своему кромсать и монтировать выступления с целью драматизации, в духе вечерних передач. Джагода посоветовал Картеру и такое: поздно вечером 25 мая 1976 г., когда станут известны ре­зультаты первичных выборов в Орегоне, Арканзасе, Ай­дахо, Кентукки, Невале, Теннесси, быть в поле досягае­мости телекомпаний, поблизости от центральных студий на Манхэттене, а не к глубинке, на лугах и полях. Когда Картер и Джагода прилетели в этот вечер в Нью-Йорк и прибыли из аэропорта в один из отелей центральной час­ти Манхэттена, первый озабоченно посмотрел на часы. «Как бы не опоздать, мы на пределе». На что Джагода возразил: «Вы теперь знаете мою работу лучше меня». Кар­тер отпарировал: «Это теперь и моя работа».

Картер быстро постигал науку телевидения. Стоило за­жечься красной лампочке при включении телекамеры, как на его лице появлялась дежурная улыбка. Как будто его самого включили в сеть. Делом организаторов его кампа­нии во главе с Хэмилтоном Джорданом было обеспечивать ему победы, а уж сам Картер растягивал эти победы и закреплял их с помощью телевидения. В 1976 г. кампания за Картера, начавшаяся с организационной работы и те­лерекламы, к марту почти исчерпала финансовые сред­ства. Между январем, когда в Айове избирались первые делегаты на национальный съезд демократов, и 19 апре­ля, когда они избирались в Пенсильвании, пролегло 14 недель. В Айове Картер переиграл всех по части организа­ции, ему были отведены первые полосы, он привлек вни­мание. На первичных выборах в Нью-Гэмпшире он вы­толкнул из предвыборной гонки большинство своих со­перников-либералов; во Флориде он вытеснил конкурен­та-южанина Джорджа Уоллеса; в Пенсильвании загнал в угол последнего серьезного соперника. Генри Джексона. Именно в Пенсильнании дуэт Рафшун-Коддел выле­пил модель, как использовать телевидение на первичных выборах. Штат был разделен, как это делают специалисты по маркетингу, на теле- и радиоокруга, затем подразде­лен на северо-западные районы избирателей-протестантов, на городские (Питтсбург-Филадельфия) и с преобла­данием этнических групп, на сельские районы в разных концах штата. И все оставшиеся средства (175 тыс. долл.) были брошены на теле- и радиорекламу, нацеленную на каждую из этих групп. Умелая победа Картера в Пенсиль­вании, устранила Джексона, после чего Картеру открылся путь к тому, чтобы стать кандидатом, потому что остав­шиеся претенденты, Браун из Калифорнии и Черч из Айдахо, уже не могли ею остановить.

Вплоть до 1976 г. ни один кандидат не пользовался те­левидением лучше Джимми Картера. И все, что вспоми­нается о той кампании, имеет большей частью визуаль­ный характер.

Год 1976. Решающий вечер поименного голосования на съезде демократов. Я нахожусь в гостиничном номере Картера. Он сидит на софе разутый, рядом его мать, Ли­лиан, Эми, дочь, в пижаме беспокойно меряет комнату шагами, у Картера на коленях 11-месячный внук, кото­рого он время от времени баюкает. В комнате несколько телевизионных мониторов, позади них три телекамеры, за которыми полдюжины репортеров. Голосование транс­лируется по телевидению, и когда делегация штата Огайо отдает большинство голосов Картеру, на экране причуд­ливым образом переплетаются два изображения. Вот Кар­тер наклоняется перед телевизором вперед. Его широкая ухмылка по сигналу «красный свет» еще больше растяги­вается (в этот момент зажглись лампочки). Мы словно бы подсмотрели, как он смотрит сам на себя по телевизору: подумать только, этот человек скромно и просто в кругу семьи празднует победу, делит успех со всем народом...

Следующий вечер. Зал съезда в Нью-Йорке. Все приго­товлено, заранее распланировано — для телевидения. В зале и на сцене преобладают голубые тона. Никаких старомод­ных всплесков эмоций и прочей вульгарщины: времени мало, телевидение отвело па все 15 минут. Поездка в про­шлое, перед тобой сама история: в зале сидят великие лидеры демократов. Вот Губерт Хэмфри из Миннесоты, вот Роберт Вагнер, Аверслл Гарриман из Нью-Йорка. Они олицетворяют прошлое, их не забыли, их пригласили. Свет гаснет. Все смотрят на экране кадры о том, как Джимми Картер шел к победе на съезде. Зажигается свет. Входит Картер. Он движется точно, каждый шаг рассчитан. Сей­час нужен балетный попорот в сторону Дейли из Чикаго — подойти и пожать руку этому неувядаемому боссу из боссов партии. Но Картер забывает отрепетированную роль, проходит мимо, сворачивает прямо к сиене; Дейли, приготовившийся позировать перед телекамерой, хму­рится. Под бурю оваций Картер поднимается по ступеням. Тишина. И знаменитая улыбка и фраза:

«Меня зовут Джимми Картер, и я собираюсь баллоти­роваться в президенты...»

Жаркое лето в Плейиес, штат Джорджия. Промежуток между съездами демократов и республиканцев. Картер про­водит здесь закрытые совещания с известными интеллек­туалами, те дают ему советы относительно будущего адми­нистрации. Из этого новостей не выжмешь. Но Картер и здесь работает для телевидения: вот он шагает по арахи­совой плантации; вот он гоняет мяч с репортерами; вот он — такой простой-простой американец — разговарива­ет с соседями; вот он входит в баптистскую церковь сво­его городка, где по утрам в воскресные дни учит мудро­сти Библии своих сограждан. Газетчикам здесь делать не­чего, разве что потеть, царапать себе в блокнотах: из пальца новости не высосешь. Это мелюзга, «карандашная прес­са»; именно так написано на табличках впереди отводи­мых им загончиков на крупных мероприятиях. Кампания по выборам президента на них и не рассчитана, она для телевидения. Для «карандашной прессы», может, и нет информации из Плейнса, штат Джорджия, а для ТВ есть что снимать: камеры знай себе лепят образ для вечерних теленовостей, вот наконец приличный человек, он от­правится в Вашингтон, чтоб навести там порядок, вычи­стить грязь, он и мяч гоняет яростно, он и в политике будет серьезен.

20 сентября 1976 г. из Нью-Йорка в Питтсбург отправ­ляется специальный агитационный поезд, чтобы проде­лать 4-мильный путь по промышленному Востоку, Дань невозвратному прошлому, старой доброй традиции: оста­навливаться на полустанках и между свистками паровоза проводить братания кандидата с публикой, К этому времени разрыв между Картером и республиканцем Фордом в оп­росах общественного мнения (где одно время Картер велз соотношении 62 : 29 сокращается до опасного мини­мума. Поездкой по штатам, через Нью-Йорк, Нью-Джер­си, Пенсильванию, Огайо, до Чикаго, он пытается укре­пить традиционную базу демократов, найти поддержку среди расовых и этнических меньшинств, рабочего люда. Ц на всем этом пути (фоном могут послужить то сгрудив­шиеся здания в городах, то темные отроги Аллегапов в Пенсильвании, где когда-то проложили первый железно­дорожный путь через горы в долину Миссисипи) Картер причитает: «Рузвельт... Трумэн... Кеннеди... наша партия... поддержите меня... поддержите меня.., мне понадобится ваша помощь в ноябре...» Слова затихают, поезд с пыхте­нием трогается дальше. Волшебные кадры!

Но вечерние теленовости отвернулись от них. Главной темой передач в те дни стал не агитационный поезд Кар­тера, а его интервью журналу «Плейбой», в котором он признался, что «в своей жизни смотрит на многих женщин с вожделением и мысленно не раз изменял жене». Интервью было дано несколько месяцев тому назад, но теперь журнал вышел из печати. Это был «горячий» мате­риал, и он стер с экрана хорошо поставленное путеше­ствие.

Великие дебаты. Джеральд Форд и Джимми Картер. Оба запрограммированные, подготовленные к первой встрече в Филадельфии, занимают свои места. Заминка из-за не­поладок в звуковой аппаратуре. Ни тот, ни другой не хо­чет показать, слабость, подойти к сопернику сказать; да­вай, дескать, присядем, подождем, пока они там все на­ладят. Они продолжают стоять 27 минут, безгласные, на­пряженные, перед камерами, пока техники лихорадочно устраняют неполадки, страна видит на экране лишь их замороженные лица. Они не в состоянии сдвинуться с места — актеры и спектакле, лишенные сценария. В этой первой встрече Картер сыграл плохо, зато во второй встрече, в Сан-Франциско, Форд упустил свой шанс. Он оговорился: «В Восточное Европе не преобладает СССР...»; телевиде­ние передало эту крамолу, его обмолвку, на всю страну.

Картер снова лидирует в опросах, и советники Форда по вопросам телевидения (из фирмы «Вейли и Дирдурф») готовят контрнаступление. Они привлекли к кампании спортивного телеобозревателя Джо Гараджола, этот член команды Форда рассказывает о событиях каждого дня по-разному, каждой аудитории в отдельности, учитывая ее специфику, соответственно делению штатов и округов на Районы с Преобладающим Влиянием (РПВ) тех или иных групп. Но и с помощью Пфаджола Форд не может опере­дить Картера, Форд — приятный человек, Джимми Кар­тер — тоже приятный человек. Но Джимми Картер балло­тируется как враг Вашингтона, а Форд, назначенный до этого президентом, и есть Вашингтон.

В последнюю неделю перед выборами Сэндер Вэнокур (ныне весьма видная фигура на телевидении) так сумми­рует итоги кампании:

«Этот спектакль, эта долгая гонка подходит к концу. Она началась в январе в Айове и закончится в ночь выбо­ров в Нью-Йорке, где телевидение собрало всех своих асов в финал... Это была кампания, которая проводилась теле­видением. Прекраснодушные люди из «Коммон юз», способствовавшие ограничению расходов на президентс­кие кампании, добиваясь лишь того, что в гонке 1976 г. средства массовой информации сыграли роль партийной машины... Напрасно вы стали бы искать глазами значки, наклейки на бамперах, плакаты на стенах домов, другие формы наглядной политической пропаганды, которые мы обычно ассоциируем с только что закончившейся прези­дентской кампанией. Вы их не найдете. Слишком дорого. Деньги берегли для средств информации».

«Вместо этого мы увидели другие разнообразные фор­мы наглядной рекламы, особенно телерекламы, предназ­наченные для удобрения трудной почвы политики, по­чвы, которая в течение последних 10 лет давала столь огор­чительный урожай... По моему мнению, такое бремя — не для телевидения. Политический процесс — материя тиш­ком сложная, порой исполненная мистического тумана, слишком плотного для средств информации, вольное или невольное назначение которых состоит лишь в том, что­бы на короткое время привлечь наше внимание».

«Ученые мужи через прессу и телевидение говорили нам, что это была кампания без блеска, без спорных воп­росов. А кто за это ответственен? Только не кандидаты. Они были бы глупцами, если бы пытались высказываться по какой-либо проблеме через телевидение, измеряющее мир пол минутными кадрами,..» «Но чего еше ожидать в век, когда средства информа­ции сами стали политическим процессом: они ставят спек­такль, распределяют роли, диктуют, когда нам смеяться, а.когда плакать... издеваются над всякой серьезной по­пыткой политического выступления. Их придумали не для этого. Но они обрели эту роль...»

Картер победил. Наступил день инаугурации. Всегда в этот день к стране обращался новый президент. Теперь к стране обращалось телевидение. В 1977 г. спектакль, впро­чем, был разыгран наилучшим образом. Камера то и дело замирает, показывая знамена; хор черных школьников из Атланты исполняет «Боевой гимн Республики»; кантор нараспев читает еврейскую молитву — представлены все церкви. Тып О'Нил важно, со своим бостоне ко-ирландс­ким произношением приводит к присяге вице-президен­та Уолтера Мондейла, сына священника из Миннесоты. В 12.03 присягу дает президент — и власть от Форда пе­реходит к Картеру. Выступает Картер. Это глас не трубача, но поводыря, не крестоносца, но пастора. В его речи — ритмика библейской проповеди. Представление хорошее и приятное. Над Вашингтоном яркое солнце, освещаю­щее до горизонта полузамерзший, но при этом красивый город; звучат традиционные залпы салюта из 75-мм гау­биц; камеры выхватывают из толпы лица хорошеньких мо­лодых женщин, взволнованных до слез.

Сострадание. Честь. Доверие. Правительство, достойное прекрасного народа. Но вот церемония закончена — и на­ступает очередь главного героя, нашего телемаэстро. Вот он сам, президент, с женой Розалин и дочерью Эми, идут по Пенсильвания-авеню. Никаких лимузинов. Режиссер и комментатор изображают удивление. Это президент из на­рода. Он горд. Он улыбчив — и страна смотрит, как он движется пешком к Белому дому. Розалин в своем ярко-голубом пальто ослепительна, но центральная фигура — Джимми.

Впервые камеры овладели этим трюком в 1963 г., ког­да следовали той же самой дорогой от Белого дома к Ка­питолию за гробом Джона Кеннеди. Теперь они снимают нового президента, идущего рука об руку с женой — от Капитолия к Белому дому. В Белом доме им предстоит вместе взять на себя руководство страной, восстановить добродетель. Вез телевидения президентства Картера могло и не быть. Но тот, кого привело к власти телевидение, должен быть готовым к тому, что телевидение его и погубит. Ибо жаж-лущие сенсаций и политических схваток телевизионщики в погоде за еще большей сенсацией с той же охотой осве­тят и возвышение, и падение того, кто прежде был их идолом.

Картера уничтожил не злой умысел телевидения, не превосходящее мастерство рейгановской телскоманды в 1980 г., но сама история. Телевидение в своих утренних и вечерних передачах новостей показывало мир, который Америка уже больше не в силах была контролировать.

Картер, сумевший подчинить телекамеры своему контролю, не смог контролировать события.

Ю. А. Асеев