Глава XXIV. — Так называемое первоначальное накопление 755

5. ОБРАТНОЕ ВЛИЯНИЕ ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ НА ПРОМЫШЛЕННОСТЬ.

СОЗДАНИЕ ВНУТРЕННЕГО РЫНКА ДЛЯ ПРОМЫШЛЕННОГО КАПИТАЛА

Осуществлявшаяся толчками, постоянно возобновлявшаяся экспроприация сельского населения и изгна­ние его с земли доставляли, как мы видели, городской промышленности все новые и новые массы про­ле­тариев, стоящие совершенно вне всяких цеховых отношений, — мудреное обстоятельство, ко­то­рое заставило старика А. Андерсона (не смешивать с Джем­сом Андерсоном) в его работе об истории тор­говли ²¹³ уверо­вать в непосредственное вмешательство провидения. Мы должны еще остановиться на минуту на этой стороне первоначального накопления. Разрежению самостоятельно хозяйствующего, неза­висимого сель­ского населения соответствовало не только сгущение промышленного пролетариата, подобно тому как сгу­щение мировой материи в одном месте Жоффруа Сент-Илер объясняет ее разрежением в другом²³⁰⁾. Земля, несмотря на уменьшение числа лиц, обрабатывающих ее, приносила теперь столько же или даже еще больше продукта, чем раньше, так как революция в отношениях земельной собственности сопровождалась улуч­шением методов обработки, расширением кооперации, концентрацией средств производства и т. д. и так как сельскохозяйственные наемные рабочие не только принуждались к более интенсивному труду ²³¹⁾, но и все более и более сокращалась та область производства, в которой они работали на самих себя. Таким обра­зом, с высвобождением части сельского населения высвобождаются также его прежние средства существования. Они превращаются теперь в веществен­ные элементы переменного капитала. Оказавшийся между не­бом и землей крестьянин должен заработать их стоимость у своего нового господина, промыш­лен­но­го капиталиста, в форме заработной платы. Отечественный сырой материал, доставляемый для промыш­лен­ности сельским хозяйством,

разделены на бесчисленное множество мелких хозяйств, но на условиях несравненно более неблагоприятных для сельского населения. В течение XIV века возникли аренды— фермы, или так называемые terriers. Число их постоянно росло и значительно превысило 100 000. Они уплачивают земельную ренту в размере от ¹/₁₂ до ¹/₆ продукта деньгами или натурой. Terriers были ленами, подленами (fiefs, arrière-fiefs) и т. д., в зависимости от ценности и величины площади, которая иногда составляла всего лишь несколько арпанов. Все владельцы этих terriers обладали в той или иной степени судебной властью по отношению к населению своих участков; таких степеней власти было четыре. Легко представить себе, каким гнетом ложилась на сельское население власть всех этих мелких тиранов. Монтей говорит, что в те времена во Франции было 100 000 судов там, где теперь существует всего 4 000 (включая сюда и мировые суды).

²³⁰⁾ См. его “Notions de Philosophic Naturelle”. Paris, 1838.

²³¹⁾ Этот пункт подчеркивает сэр Джемс Стюарт ²¹⁴.

756 Отдел седьмой. — Процесс накопления капитала

постигла та же судьба, что и жизненные средства. Он превратился в элемент постоянного капитала.

Представим себе, например, что одна часть вестфальских крестьян, которые во времена Фридриха II все занимались прядением льна, насильственно экспроприирована и прогнана с земли, тогда как другая их часть превращена в батраков крупных фермеров. Одновременно растут крупные льнопря­дильные и ткацкие пред­приятия, куда “освобожденные” от земли нанимаются в качестве рабочих. Лен имеет совершенно такой же вид, как и раньше. Ни одно волокно его не изменилось, но в его тело вселилась теперь новая со­ци­альная душа. Он составляет теперь часть постоянного капитала владельца мануфактуры. Если раньше он был рас­пределен между массой мелких производителей, которые сами вместе со своими семьями выращивали его и выпрядали маленькими порциями, то те­перь он сосредоточен в руках одного капиталиста, который за­став­ляет других людей ткать и прясть на себя. Добавочный труд, затрачиваемый в льнопрядильне, рань­ше реализовался в виде добавочного дохода бесчисленных крестьянских семейств, а также — во вре­мена Фридриха II — в виде налогов pour le roi de Prusse *. Теперь он реализуется в виде прибыли немно­гих ка­пи­талистов. Прялки и ткацкие станки, разбросанные прежде по деревням, теперь подобно самим рабочим и сырому материалу сосредоточиваются в немногих больших рабочих казармах. И прялки, и ткацкие станки, и сырой материал из средств независимого существования прядильщиков и ткачей превращаются в средства командования ²³²⁾ над прядильщи­ками и ткачами, в средства высасывания из них неоплачен­ного труда. По внешнему виду крупных мануфактур, точно так же как и крупных ферм, отнюдь нельзя сказать, что они образовались из соединения многих мелких производственных единиц путем экспроприации многих мелких независимых производителей. Однако беспристрастного наблюдателя не об­манет этот внешний вид. Во времена Мирабо — этого льва революции — крупные мануфактуры еще назывались manu­factures reunies, объединенными мастерскими, подобно тому как в настоящее время мы говорим об объединенных полях.

“Обращают внимание”, — говорит Мирабо, — “лишь на крупные мануфактуры, в которых сотни людей работают под управлением одного директора и которые обыкновенно называют объединенными мануфакту-

* — буквально: в пользу короля Пруссии, в переносном смысле: на ветер. Ред.

²³²⁾ “Я предоставлю вам”, — говорит капиталист, — “честь служить мне при условии, что вы отдадите мне то немногое, что вы еще имеете, за труд командовать вами, который я беру на себя” (J. J. Rousseau. “Discours sur I`Économie Politique”).