Глава 12
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕРАПИИ
Трудности лечения
Из предыдущих глав можно вывести теоретические аспекты лечения невротических заболеваний. Давайте, ради более ясного понимания, попытаемся вспомнить существенные аспекты природы заболевания и коротко суммировать то, что мы узнали о природе невроза.
Невроз никоим образом не является простым процессом. Мы можем выделить первичный и вторичный процессы заболевания. Первичный процесс, ядро невроза, включает в себя увеличенное инстинктивное возбуждение, которое вьвы-вает боль, тревогу и конфликты с эго.
Вторичный процесс заболевания содержит в себе реакции эго, которые стимулируются и инициируются стремлением эго избегнуть боли, неудовольствия и тревоги. Эти реакции являются защитами, такими как отрицание, вытеснение, определенные позиции эго и отклонения характера. Симптоматика возникает из этой защитной борьбы. Иначе говоря, конечный результат этой борьбы — это торможение и модификация развития инстинктов, то есть устранение из сознания определенного бессознательного материала и аффективной моторной разрядки.
Следовательно, самая главная терапевтическая задача состоит в том, чтобы сделать сознательным то, что было бессознательным и облегчить эмоциональную разрядку. Это задача не из легких. Попытка непосредственно перевести бессознательный материал в сознательный — например, с помощью явной символической интерпретации — обычно терпит неудачу. Когда же она достигает успеха, то часто приводит к тревоге, которая до этого удерживалась и снижалась различными защитными механизмами. Существует множество дополнительных причин, почему прямой подход к бессознательному материалу обычно не приводит к излечению невроза.
Невротик в той или иной степени асоциален. Он пытается удовлетворить свои потребности не посредством осуществления изменения во внешнем мире, а изменяя свою собственную организацию аутопластическим способом. Другими словами, его адаптация к реальности, в той ли иной степени, повреждена. Мы знаем, что благодаря определенным механизмам защиты часть эго невротика было отщеплена от целого эго и цепляется за инфантильные удовлетворения и реакции. Эта часть эго воспринимается как опасная, для нее, фактически, больше не существует стимулов. Таким образом, любая попытка прямо повлиять на эти отщепленные части эго имеет небольшой шанс на успех. Кроме того, вследствие расщепления, только часть первоначального эго остается в контакте с реальностью. Такое эго ослаблено, ему трудно сотрудничать с аналитиком.
Бессознательный материал, представляющий стремления ид всегда имеет тенденцию пробиваться в эго систему Сс и выражаться в эмоциях и движениях. Защитные механизмы блокируют этот путь и создают различные препятствия против вторжения стремлений ид в сознание. Из-за их непрерывного характера, инстинкты не могут постоянно исключаться из сознания однажды воздвигнутой защитой. Для того, чтобы сохранить беспрерывное действие такой защиты, эго должно постоянно расходовать свою энергию. Мы называем этот постоянный расход энергии сопротивлением. Таким образом мы может утверждать, что сопротивления служат защитником вытеснения.
Если природа сопротивления понятна, то ясно, что эго, которое расходует так много энергии для защиты от инстинктивных опасностей и отвергает, по крайней мере, часть инстинктивной жизни, не откажется от своей защитной позиции без борьбы. В то время как некоторые сопротивления крайне недоступны для внешнего воздействия, другие могут поддаться. Заранее нельзя определить, насколько прочным будет сопротивление Можно предположить, что сопротивления, которые сформировались позже, уже в процессе заболевания, например вторичная прибыль от болезни, могут быть с легкостью прерваны прямым влиянием. Однако, это не всегда так. Классическим примером является травматический невроз. Этот невроз возникает в жизни сравнительно поздно, но, однако, его очень трудно вылечить. Известен факт, что одно и то же сопротивление в определенный момент может быть доступно прямой атаке, а в другой момент эта же цель может быть достигнута, только если до того проведена подрывная работа. Поэтому сопротивление, вызванное чувством вины, в некоторых случаях может быть легко сломлено, в то время как в других случаях оно несокрушимо.
Прямой доступ к сопротивлению вытеснения также часто чрезвычайно затруднен. Это сопротивление действует с самого начала процесса заболевания и, как сообщалось выше, именно оно инициирует защиту и обычно является реальной причиной всех последующих сопротивлений, чья задача состоит в том, чтоив! обеспечить и усилить успех первичного вытеснения.
Сопротивление переноса представляет собой не меньшую трудность. Такое сопротивлением возникает в непосредственных взаимоотношениях с аналитиком. Иначе говоря, инстинкт, который находится под давлением защиты, реактивируется в анализе и направляется на личность аналитика. Поскольку при переносе старые отношения компульсивно повторяются вновь, пациент обычно не вспоминает их, а отыгрывает в лечении. Так как сопротивления переноса также обеспечивают удовлетворение вытесненных инстинктивных влечений, они заявят о себе при любых обстоятельствах.
Компульсивное повторение появляется не только в ситуации переноса, но также и вне нее. Оно проистекает из бессознательного ид и фиксирует паттерны инстинктивных проявлений. Эти паттерны сопротивляются изменениям; на них нельзя повлиять непосредственно. Если в процессе лечения сопротивления, которые возникают из компульсивного стремления к повторению, трансформируются в сопротивления эго, то они становятся доступными прямому влиянию, а это может привести к смене позиции эго по отношению к требованиям ид. Такие изменения, однако, не всегда имеют место, и аналитик не сможет помочь пациенту изменить свою, возможно трагическую, судьбу.
По-видимому, большая часть сопротивлений создает нарциссическую защиту эго от опасности чрезмерных требований ид. Очевидно натиск инстинктивных влечений толкает эго-либидо к формированию контрразрядок (контркатексисов). Затем, ценой объектного либидо увеличивается нарциссическое либидо. Поэтому человеку со сверхнарциссическим эго будет трудно установить устойчивый перенос. Другими словами, степень влияния психоаналитика на пациента зависит от количества свободного объектного либидо. Весьма трудно, хотя не невозможно, установить контакт с выражено нарциссическими пациентами, к которым мы относим психотиков; следовательно, весьма трудно, но не невозможно, влиять на них. Сверх того, у выражено нарциссических пациентов явно нарушено отношение к реальности, что еще больше затрудняет их лечение.
Помимо нарциссизма существуют другие факторы, которые ограничивают применение и результаты психоаналитический терапии. Среди них основным является баланс силы эго и силы инстинктов. Трудно определить понятие «сильное» эго и «сильный» инстинкт, так как мы не может измерить ни энергию эго, ни энергию инстинктов. Мы можем лишь оценить их относительную силу и слабость. Чем сильнее инстинкты, тем сильнее должно быть эго, чтобы справиться и подчинить их себе. Если такой баланс нарушен, эго не выдерживает. Если энергии инстинктов затопляют эго, последнее, в большей или меньшей степени вносит смятение в его отношение к реальности; эго искажает или даже разрывает связи с внешним миром. Таким образом, выздоровление зависит от способности эго восстанавливать оптимальные взаимоотношения между своей собственной силой и силой стремлений ид.
Здесь снова мы сталкиваемся с проблемой относительных величин. Вероятно, концепция психического здоровья зависит от относительной силы энергий ид и энергий эго.
Гармония между тремя силами — ид, эго и суперэго — зависит от надежности синтетической функции эго и его способности быть посредником в внутрипсихической сфере, а также служить промежуточным звеном между требованиями реальности и требованиями внутреннего мира (психическими производными от инстинктов, а также суперэго). Часто существует скрытый конфликт между силами личности — конфликт, который сохраняется до тех пор, пока посредничество эго не смягчает его. Однако, если ослабнет синтетическая функция эго, конфликт может стать явным.
Как мы знаем, психический конфликт может возникать между различными элементами — между эго и внешним миром и между эго и ид или суперэго. Конфликт между эго и суперэго приводит к чувству вины. И опять-таки, интенсивность этого чувства определяет темп выздоровления. Иногда чувство вины настолько сильно, а потребность в самонаказании настолько выражена, что все попытки аналитика помочь оказываются тщетными.
Так как мы уже сталкивались с целым рядом конфликтов, чье происхождение и расположение в психической структуре отличается друг от друга, нетрудно понять, что анализ не может решить все эти конфликты сразу и что всегда, даже после успешного анализа, сохраняется остаток конфликтов, которые позднее могут вспыхнуть вновь.
Кроме того, мы часто встречаемся со склонностью к конфликтам и страданию, которая проистекает из мазохистских склонностей человека, и, поэтому, ее очень трудно преодолеть. Вероятно, эта склонность также выражается в комплексе кастрации у мужчин и в зависти к пенису у женщин. Их производные часто настолько сложны и прочны, что они оказывают сопротивления всем стараниям аналитика снизить их власть над пациентом.
Другим фактором психоаналитического лечения, который необходимо рассмотреть, является способность эго выносить боль и напряжение. Недостаток этой способности, или, вернее, неспособность научиться терпеть фрустрацию, ограничивает все лечение.
Конституция, например, гомосексуальность, и состояние слияния и разделения инстинктов со стороны ид, и способность к сублимации со стороны эго также необходимо принять в рассмотрение как ограничивающий или благоприятный факторы в психоаналитическом лечении.
Определенно, мы еще не перечислили всех ограничений психоаналитического лечения, однако, для наших целей вполне достаточно сообщить о наиболее важных.
Так как ядро невроза включает в себя конфликт между стремлениями ид и стремлениями эго, кажется, что помимо преобразования бессознательного материала в сознательный материал, терапевтическая задача также включает в себя установление мира между противоборствующими частями личности. Как же это может быть осуществлено, если, как мы знаем, отсутствует прямой доступ к ид? Мы можем повлиять на эго, чтобы оно отказалось от определенных сопротивлений и, таким образом, облегчить перевод вытесненного материала ид в подсознательный материал эго. Когда материал ид достигает области эго, бессознательный конфликт между двумя этими силами личности, тем или иным способом, может быть разрешен. Таким образом, вполне очевидно, что при прямом влиянии психоаналитической терапии на эго, осуществляется и косвенное влияние на ид.
Однако, сам факт, что невротик использует так много защитных маневров для защиты от вторжения вытесненного материала в эго, заставляет задуматься, почему вообще пациент ищет помощи в психоаналитическом лечении. От священника, гипнотизера и психотерапевта иного рода он может получить утешение, поддержку и тому подобное. Такое лечение временно усилит вытеснения, и, посредством этого, облегчит конфликты. И наоборот, аналитик прежде всего направит его внимание на его внутренние конфликты, к еще неизвестным внутренним источникам и попросит оказывать помощь в раскрытии неизвестного, вытесненного. Таким образом, с самого начала, цели аналитика противоположны целям пациента, желаниям его вытесненного эго. Каким же тогда образом психоаналитическое лечение начинается и достигает исцеления — вопреки всем этим, как кажется, непреодолимым препятствиям?
Предпосылки лечения
При неврозах, как и при органических заболеваниях действуют определенные укрепляющие тенденции. По существу, они проявляются даже при формировании симптома. Аналитик, в том случае, если выполняются определенные основные предпосылки успешного лечения, подобно любому другому врачу, использует преимущества этих тенденций. Наиболее важной среди этих предпосылок является возможность установления раппорта между пациентом и аналитиком Раппорт может быть установлен только тогда, когда, по крайней мере, часть эго пациента остается неповрежденной, то есть, когда пациент сохраняет способность постигать и выражать свои мысли, чувства и эмоции, хотя бы искаженным или примитивным способом. Верно, что эго каждого невротика расщеплено, и поэтому ограничено в связях с реальностью. Тем не менее, также верно, что часть эго невротика — и в меньшей степени, часть эго психотика — остается способной на раппорт с окружением. Однако, такое эго, хотя и ограничено в своих функциях, вероятно имеет достаточное количество свободного либидо для объект-катексиса, чтобы мог развиться перенос. Именно с этой частью эго аналитик может начать свою работу.
Если такое эго признает болезнь, если пациент страдает и чувствует, что его симптомы, странности и черты характера вмешиваются в его жизнь, то он готов к лечению. Если такое осознавание отсутствует, его следует вызвать, даже, если есть риск временного психического срыва.
У людей с неврозом характера такое осознавание встречается крайне редко. Эго такого пациента всегда имеет готовый запас рационализации для бессознательных мотивов своих идей, убеждений, эмоций и действий. Анализ таких пациентов очень труден. Многие кандидаты-психоаналитики, проходящие дидактическое лечение не осознают странностей своего характера. Отсутствие страдания и инсайта часто является причиной необычной длительности дидактических анализов. Тем не менее, отсутствие страдания и инсайта часто может быть преодолено научным интересом и желанием стать аналитиком, часто ценой психического срыва. Страдание может ускорить анализ неврозов характера и симптоматических неврозов, стимулировать желание выздоровления. Весьма трудно анализировать человека, который не осознает своей болезни и не имеет реального желания выздороветь.
Желание выздоровления
Когда физически больной человек обращается за помощью к врачу, он следует совету последнего и сотрудничает с ним, чтобы достичь общей для них цели, причем врач активен, а пациент пассивен: врач исцеляет, пациент подвергается исцелению. Между ними нет никакого расхождения касательно смысла исцеления. Когда невротик приходит к аналитику за помощью, он обычно ожидает от лечения чего-то совершено отличного от того, что может предложить ему аналитик. Поэтому пациент, который является профессиональным писателем, но не достигает успеха в этой области, ожидает, что аналитик сделает его выдающимся автором. Однако, аналитик может лишь обещать ему, что после успешного анализа, он станет настолько хорошим писателем, насколько его талант позволил бы ему им стать в нормальных обстоятельствах. Такого рода первичное непонимание со стороны пациента часто формирует ядро конфликтов между пациентом и аналитиком, которые, однако, по большей части, могут быть направлены в полезное русло.
В начале лечения, аналитик требует от пациента абсолютной честности при сообщении всех сокровенных идей, воспоминаний, фантазий и переживаний, даже ценой временного дискомфорта и страдания. В ответ аналитик обещает вернуть ему здоровье, то есть способность радоваться жизни и справляться с требованиями реальности. Таково соглашение между пациентом и аналитиком. Это соглашение основано на потребности человеческого существа в помощи, безопасности и защите. Даже злой человек, будучи физически или психически больным, беспомощен как маленький ребенок. Он жаждет утешения и одобрения от терапевта (все равно какого), как маленький ребенок, который для того, чтобы выжить, действительно нуждается в заботе и защите родителей.
Обычно, пациенты ожидают, что аналитик освободит их от всех блоков, тревог и симптомов, а также разрешит осуществить инстинктивные влечения. Хотя, рано или поздно, пациент разочаруется во всемогуществе аналитика, лечение может быть продолжено, если с самого начала сознательное желание выздороветь дополнялось бессознательной инфантильной потребностью в помощи, а также бессознательным желанием удовлетворить вытесняемые стремления. Все эти факторы стимулируют перенос, в котором, раньше или позже, заявляет о себе желание выздороветь. Оно и становится одной из движущих сил лечения. Когда устанавливается позитивный перенос, может начаться реальное сотрудничество с аналитиком. Таким образом, несмотря на внутренние силы, работающие против анализа, пациент начинает свое лечение, когда намерения его реалистического эго усиливаются намерениями отщепленного эго, а также вытесненными инстинктивными потребностями; другими словами, когда сознательное желание выздороветь подкрепляется бессознательным ид.
Удовлетворение, извлекаемое из понимания мотивов, которые содержатся в желании выздороветь, таким образом составляет награду, которая побуждает пациента начать анализ добросовестным образом. Фактически, порой материал выплескивается таким обильным потоком, что аналитик может с легкостью сделать предположение об основном конфликте пациента; конечно, он не сообщает о своем открытии в этот же момент, так как это будет бесполезно или даже вредно.
Однако, соглашение с аналитиком достаточно редко выполняется в точности; психоаналитическое правило свободных ассоциаций вскоре, тем или иным образом, нарушается. Но пациент все еще рассказывает. Если он перестанет говорить. то, если аналитик не догадается о смысле его молчания, прервется и анализ. Если пациент говорит, не сообщая большей части скрываемых идеи, которые на тот момент могут быть ему просто неизвестны, это может иметь разный смысл. Обычно пациент боится молчания; тогда слова — это формирование реакции и защита от тревоги. Однако, слова также могут быть непосредственно использовано как средство сопротивления, для скрытия нежеланных идей и воспоминаний. В таком случае, пациент извлекает нарциссическое удовольствие из убеждения, что он может сбить аналитика с верного пути. Разговор, который является почти единственным и наилучшим средством общения, может стать одним из наиболее существенных способов сопротивления. Когда аналитик пытается вскрыть смысл такого сопротивления, он обнаруживает, что в анализе существует много способов говорить и что эти способы рассказывают нам о определенных чертах характера пациента.
Один короткий пример: добросовестно ассоциирующий пациент сообщал материал в дотошной манере и выдавал бесконечные цепи ассоциаций. Когда я прерывал его и давал ему интерпретацию, он вроде бы принимал ее, добавляя все новые детали к тому, что уже было проинтерпретированно мною, а затем формулировал свою собственную интерпретацию. Рассуждая таким образом, он открывал сущность своих отношений с отцом и, позднее, с начальниками. Он выявил свою компульсивность в бесконечных попытках одержать триумф над отцом, а также над аналитиком, для того, чтобы продемонстрировать свое собственное превосходство. Через очевидное подчинение основному психоаналитическому правилу пациент получил возможность досадить аналитику своими словами тем же способом, как он это делал по отношению к отцу и матери в детстве. Злость содержит элемент нарциссического удовольствия.
Если у пациента не возникает позитивный перенос, анализ не может продолжаться. Иначе говоря, если пациент не чувствует любви к аналитику, он не может с ним сотрудничать, и, если пациент не чувствует любви со стороны аналитика, анализ, также, не может состояться. Нельзя быть близким с другим человеком, если чувствуешь, что ему нет до тебя дела. Тот факт, что аналитик уделяет внимание пациенту, слушает его и работает вместе с ним над его проблемами, часто является достаточным доказательством любви аналитика. Когда же у пациента создается впечатление, что аналитик не слушает его или не уделяет ему внимания, он чувствует боль и часто, испытывает гнев. Удовлетворение, которое пациент извлекает из своих отношений с аналитиком — это не только удовольствие от объектных отношений, но и нарциссическое удовольствие. Его эго возносится, становится сильнее. Разумное занятие собой приносит дальнейшее нарциссическое удовлетворение. Аналитику необходимо, а не только не запрещено, уделять внимание своим собственным мыслям, желаниям и фантазиям. Сходным образом, но в еще более сублимированном виде, пациент получает нарциссическое удовлетворение в интеллектуальном постижении основных мотивов и тенденций своей жизни. Это особенно верно для тех, кто начал анализ из интереса к бессознательной работе ума: психиатров, психологов, педагогов.
Такого рода удовлетворение приятно пациентам, и в начале оно, к тому же, способствует лечению. Однако достаточно часто в нем содержатся источники последующих сопротивлений. Вводная стадия анализа, в той или иной степени, — это только переходная стадия, которая различается по длительности и является лишь подготовкой к самому анализу. Конечно же, не все анализы начинаются выше описанным способом. Уже в самом начале аналитик может столкнуться с трудностями, которые следует рассматривать как сопротивления и обращаться с ними соответствующим образом.
В начале анализа пациенты часто обсуждают темы, которые неприемлемы и болезненны для сознательного эго — и все же, это приносит временное облегчение. Последующие соображения могут дать частичное объяснения данного явления.
Каждый процесс, начинающийся в бессознательном, обладает прогрессивной тенденцией. Он пытается достигнуть системы сознания и восприятия, то есть стать осознанным и добиться аффективной и моторной разрядки. В неврозе, где прямое инстинктивное выражение тормозиться, давление бессознательного ид сильнее, чем в оптимальных условиях, и поэтому, в сравнении с ситуацией, когда инстинктивная энергия блокирована, существует большая потребность в разрядке. Следовательно, невротик непроизвольно стремиться обнаружить вытесняемый бессознательный материал. Можно сказать, что у каждого невротика существует компульсивное стремление «срывать с себя маски». Если, в дополнении к этому, пациент страдает от сильного чувства вины, то такая компульсивность принимает характер компульсивного стремления к покаянию (Райк). Пациент страдает и унижает себя, как будто признание является самонаказанием. Это удовлетворяет потребность в разделении знания о собственном грехе и приносит облегчение, аналогичное тому, которое достигается исповедью в Католической церкви. Фактически, для многих пациентов в начале лечения, анализ — это исповедь, благодаря которой они могут освободить душу от чувства вины; а также, они готовы принять наказание за содеянное. Такое «признание в исповеди», однако, также может принять форму громадного сопротивления, поскольку пациент может использовать его для бесконечных рассказов о своих реальных или мнимых грехах. Часто это выглядит так, как будто чувство вины и потребность в наказании рассматриваются как что-то похвальное, чем можно гордиться, — следовательно, эти ощущения удовлетворяют нарциссизм.
Вводная часть анализа выполняет важную задачу. Она зависит от переноса. Затем пациент вверяет себя руководству аналитика, и вследствие этого, желание выздоровления замещается переносом.
Аналитик как защитник от тревоги
Благодаря переносу между пациентом и аналитиком устанавливается контакт, развитие которого облегчается тем, что каждое человеческое существо чувствует потребность в спутнике. Большинство невротиков, может быть, даже все, несмотря на то, что их социальные отношения нарушены, озабочены своими контактами с другой личностью; а в некоторых случаях, например, на начальных стадиях шизофрении, даже существует стремление к объектам. Однако, тенденция вступать в контакт сталкивается с сопротивлением.
Мы знаем, что симптомообразование снижает необходимость развивать тревогу. Тогда, почему же у пациент не реагирует тотчас же тревогой, когда аналитик принуждает его открыть вытесненный материал, который первоначально вызывал тревогу? Часто, тревога возникает не в связи с первоначальным источником, — объектом тревоги становится аналитик. Короче говоря, создается впечатление. будто каждый пациент боится своего аналитика. Это, естественно, часто затрудняет лечение. Однако, когда пациент достаточно сильно страдает, а его потребность в помощи становится настоятельной, он преодолевает первичную тревогу и подчиняется влиянию аналитика. Затем в сознании пациента аналитик изменяется из объекта тревоги в защитника от тревоги.
Пытаясь понять это изменение в позиции пациента, мы должны не забыть о существовании различных видов тревоги. Давая ей простое определение можно сказать, что тревога — это реакция на угрозы суперэго и чрезмерные требования ид. В процессе анализа пациент частично идентифицируется с аналитиком, в результате чего последний интроецируется, инкорпорируется в эго пациента. Аналитик становится частью эго пациента и, таким образом, усиливает его эго. Пациент чувствует себя в союзе с аналитиком, соединенным с ним и защищенным им от угроз суперэго и ид. Следовательно, он временно отказывается от тревожной реакции, как чрезмерной в данных обстоятельствах. Это может объяснить, почему самые серьезные состояния тревоги исчезают в начале лечения и опять вспыхивают позднее. Кроме того, благодаря контакту с аналитиком, смягчается суперэго пациента. И сверх того, удовлетворяется потребность пациента ч объектной связи и защите; теперь он больше не одинок.
Однако, не следует игнорировать возражение, что каждый пациент боится своего аналитика. Факт состоит в том, что существует большое количество пациентов, которые свободно выражают свою любовь и ненависть к аналитику даже в начале лечения. Тем не менее, тщательное наблюдение всегда вскрывает некоторые признаки тревоги. Если мы вспомним, как робко начинают свой анализ большинство пациентов, насколько они нуждаются в поощрении для выражения своих мыслей, чувств и идей, то не переоценим скрытой тревоги. Многие пациенты заявляют, что они хотели бы открыто рассказывать обо всем, но этому препятствует их тревога. Другие в начале лечения говорят с такой скоростью и настойчивостью, что создается впечатление, будто они убегают от тревоги прочь. Если существует выраженное чувство вины, то они говорят только о своих «грехах» и привязываются к аналитику мазохистским способом. Такая привязанность, по всей видимости, защищает их от тревоги Суммируем пациент возвышает аналитика как свой идеал, находит в нем защиту и, в заключении, переносит на него стремления ид — любовь и ненависть. После такой подготовки может быть осуществлено воздействие и предпринято снижение вытеснения.
Топография и динамика лечения
Мм знаем, что цель всех видов сопротивления — успех первоначального вытеснения. Мы также знаем, что защитные механизмы сперва предохраняют бессознательный материал от того, чтобы он стал подсознательным, а затем и от его проникновения в систему Сс что. Защиты могут считаться успешными, когда они вызывают амнезию при истерии, перемещение при фобии, разрыв связей между различными психическими элементами при компульсивном неврозе, проекцию при паранойе и тому подобное. Однако, для того, чтобы сохранять защиты, эго подвергает изменениям собственную организацию, что приводит к формированию определенных реакций, к отклонениям в чертах характера, к расщеплении эго и так далее. Так как анализ нацелен на снятие вытеснении, ослабление защит и точное воспроизведение инфантильных воспоминаний, вытеснение которых стало причиной изменений в эго, цель анализа может быть достигнута только в том случае, если будет изменено отношение эго к отвергнутому материалу ид. Защищенное аналитиком эго снижает свои защиты и сопротивления и, таким образом, позволяет пациенту встретиться с отвергнутым материалом без страха или с незначительным страхом. Затем он может вспомнить то, что было забыто и воспроизвести и оживить старые инфантильные переживания, которые в прошлом вызывали тревогу Таким образом, теперь у него есть мужество, чтобы посмотреть на себя и увидеть связи между фантазиями, воспоминаниями и переживаниями прошлого, которые были прерваны процессом защиты и которые никогда не существовали на сознательном уровне. Он освобождается не только от страха перед воспоминаниями, но и от страха увидеть связи между отдельными элементами сложной психической жизни. Освобождаясь от тревоги, он обретает способность признать свои конфликты и, следовательно, бессознательный смысл собственного невроза.
В начале психоаналитической эры воспоминание и отреагирование травматических событий рассматривались как активный акт исцеления. Хотя техника аналитического лечения и концепция психической травмы подверглись определенным изменениям, тем не менее, основные идеи относительно травмы и лечения, в принципе, остались прежними. Первичная «травматическая» ситуация или переживание воспроизводится через как можно более точное воспоминание, причем, чем точнее это воспроизведение, тем лучше терапевтический результат. Поскольку инфантильная травма уже не является актуальной травмой, она может быть без страха воспроизведена и подвергнута проверке реальностью. (Когда произошла травма, пациент был ребенком, но сейчас он вырос.). Кроме того, так как аналитик подталкивает пациента к неудовольствию, сопровождающему воспоминания о неприятных переживаниях, пациент учится терпеть неудовольствие и боль. (Гиперчувствительность к боли, неспособность выносить напряжения потребностей и готовность к тревоге являются характерными особенностями невротика.)
Не все травматические переживания — это реальные переживания; некоторые из них оказались связанными в воображении с одной из типичных фантазий человечества. Исходя из этого можно было бы предложить, что их воспроизведение не имеет терапевтической ценности. Однако, как бы странно это не показалось, их воспроизведение приносит по крайней мере временное облегчение. Еще более важным является тот факт, что признание этих фантазий оказало огромную помощь психоаналитической технике. Процессы, которые приводят к признанию инфантильного, вытесненного материала и его переводу в сознательные мысли, идей, желания, стремления и тому подобное называются «проработкой». Они состоят из различных категорий и могут быть рассмотрены с различных точек зрения — топографической, экономической и динамической. Фрейд назвал рассмотрение психических процессов с точки зрения топографии, экономики и динамики «метапсихологией». Поскольку он использовал этот термин до формулирования психологии эго, я хотел бы включить в концепцию метапсихологии структурный аспект. Хотя топографически система Бес совпадает с ид, структурно части эго бессознательны, например, в случае чувства вины и потребности в наказании.
Эго может воспринять бессознательный материал ид как цепь ассоциаций, которые содержат мысли, идеи, воспоминания, фантазии и тому подобное. Исследую приобретаемый в процессе психоаналитического лечения материал с точки зрения ментальной топографии, можно увидеть то, как этот материал из системы Бес продвигается через систему Пес в систему Сс. Также можно наблюдать, что посредством перехода от одной психической системы в другую, эго интегрирует и овладевает мятежными стремлениями ид, благодаря чему и само эго подвергается определенным изменениям.
Рассматривая один и тот же материал с экономической и энергетической точек зрения, можно наблюдать избавление от неудовольствия посредством уничтожения вытеснения и поднятия вытесненного бессознательного материала в сознание. В то же самое время даже приблизительно нельзя оценить количество психической энергии, которая расходуется на поддержание защит.
Кроме того, процесс осознания сопровождается перестановкой определенных катексисов и контркатексисов, то есть перемещением психической энергии с одной психической системы на другую. Пока патогенный материал бессознателен, пациент, конечно же не может его осознать; как только он становится подсознательным, он становится досягаемым для системы Сс эго. Вытеснение расходует много психической энергии. Снятие вытеснения делает необязательным чрезмерное расходование психической энергии, и через перераспределение этой энергии внутри психической системы достигается равновесие.
Исследуя аналитический материал с динамической точки зрения, аналитик может осознать, что симптомы возникают из психических конфликтов и что они являются их следствием. Также он может увидеть, что анализ освобождает психические силы, которые до этого расходовались на сохранение защиты. Часто можно наблюдать и последующие превратности этих освобожденных сил, а именно то, как они используются в формировании сублимаций.
Невротический симптом облегчает невротический конфликт. Симптом создается взаимодействием сил ид и эго. Посредством анализа вскрываются психические представители ид и противоположные требования эго. Аналитическая работа обнажает слои психического конфликта, с помощью интроспекции открывает один за другим эти слои и демонстрирует развитие симптома.
Пока эго контролирует вытеснение, психический конфликт дремлет, однако, когда эго ослабевает или увеличивается давление инстинктов, вытеснение терпит неудачу и реактивируется конфликт. Для того, чтобы перевести его вновь в инертное состояние, эго использует различные новые средства защиты и таким образом достигает успеха в установлении контроля над конфликтом. Эти средства включают в себя новые катексисы и контркатексисы, которые, фактически, подкрепляют первичное вытеснение. Результатом этой психической борьбы обычно является конфликт, который представляет собой компромисс. И эго как вытесняющая сила, с одной стороны, и вытесненные инстинктивные побуждения, с другой стороны, находят свое удовлетворение в симптоме. В этом отношении, как и во многих других, симптом имеет сходство со сновидением. Сновидение — это также компромисс, в котором выражают себя желания ид и эго.
Актуальное эго подсознательно и управляется вторичным процессом, ид бессознательно и управляется первичным процессом. Если является верным суждение о том, что невротический симптом — это компромисс между эго и ид, то можно предположить, что и первичный и вторичный процесс участвует в симптомообразовании. Как творение эго, симптом подчиняется законам вторичного процесса, а как творение ид, — законам первичного процесса. Симптом — это создание эго, и потому он кажется осмысленным, но он же является и созданием ид, поэтому он и кажется бессмысленным. Фактически, симптом — это смесь и того и другого, в которой все же преобладает абсурд. В процессе лечения оба эти способа работы психического аппарата обнажаются и подвергаются интерпретации аналитика.
Давайте здесь остановимся и посмотрим на то, как наши теории выглядят ни практике. С этой целью я собираюсь исследовать пример из повседневной работы аналитика Этот пример представляет собой небольшой фрагмент анализа пациента, страдающего приступами обсессивных вопросов. Он задавал себе вопросы и пытался на них ответить. Когда ответы его не удовлетворяли, он становился очень возбужденным и его захлестывала сильная тревога.
Первый припадок произошел, когда ему было примерно шестнадцать лет. В то время он изучал в школе период Возрождения. В один из дней, по дороге из школы домой, он впервые спросил себя о том, когда точно начинается Возрождение и когда да заканчивается. Конечно же он не смог найти ни одного удовлетворяющего его ответа. Затем он вновь и вновь задавал себе от вопрос, до тех пор пока не испытав смущение, головокружение панику.
Его вопрос о начале и конце Возрождения был законен и вполне осмыслен. Ученые до него пытались ответить на этот вопрос, но не преуспели в этом. Бессмысленными были его принудительные и необузданные попытки ответить на этот чрезвычайно трудный вопрос, который a priori был обречен остаться без ответа.
В ходе его анализа, после длительного периода времени, его ассоциации вынесли на поверхность воспоминание, датированное 11 или 12-летним возрастом однажды он застал на кухне свою сестру, которая была старше его на четыре года, за заворачиванием свертка. Он спросил ее, что там, а она сильно смутившись выбежала из кухни и выбросила тот сверток за домом. Он выбежал за ней, нашел этот сверток и открыв его обнаружил окровавленную материю. Эго открытие расстроило его чрезвычайно, он не понижал, что все что значит, но не рискнул задавать кому-нибудь каких-либо вопросов.
В этот момент аналитик почувствовал, что необходимо сделать что-то с этим материалом, проинтерпретировать его.
Я сказал ему, что он хотел задать своей сестре вопросы о менструации, но не рискнул сделать этого тогда и вообще забыл о том событии. Однако гораздо позже появился вполне законный вопрос, который внешне был совершенно не связан с сексуальностью, хотя и имел с ней скрытую связь.
Очевидно, что в начале своей болезни он хотел узнать нс о значении исторического периода, а о значении периода менструации. Каждый из этих вопросов отно сится к различным психическим системам первый — к сознательной, второй — к бессознательной Слово которое использовалось в контексте истории, было приемлемо для эго оно было эго синтонным, эго отвергало то самое слово в связи с сексуальностью, оно оыло эго-дистонным.
До подросткового периода его сексуальность в большей или меньшей степени его эго контролировало сексуальность с помощью занятии спортом и идеализируемую дружбу с мальчиком. Когда в подростковом возрасте возросли сексуальные требования, его эго было не достаточно сильным, чтобы удерживать их под контролем, однако, было достаточно сильным чтобы предотвратить — по крайней мере частично - их проникновение в сознание. Это было достигнуто перемещением психическою акцента с вопросов о периоде менструации на вопросы об исторических периодах. Благодаря такого рода перемещению психической энергии — контркатексису — было подкреплено первичное вытеснение. Для этого процесса Фрейд использовал понятие «актуальное» вытеснение или повторное изгнание первоначально вытесненного материала. Слово «период» очень подходило для этой цели потому что имея двойной смысл оно создавало своего рода границу между сознанием и бессознательным, и таким образом выражало как позицию эго так и позицию вытесненного ид. Данное слово включало две противоположные идеи и являлось образцом компромисса, который, приняв форму вопроса, стал симптомом. Выбор именно этого слова, а не какого-нибудь другого, был случаем и вызван тем фактом, что мальчик узнал в школе об исторических периодах в то же самое время, когда был погружен в свои конфликты. В других обстоятельствах, какое-нибудь другое слово могло соединиться с динамическими вытесненными сексуальными идеями и тогда был бы создан другой однако не особенно отличающийся, симптом.
Ассоциативный материал который продуцируется пациентом в процессе анализа, по большей части хаотичен, так как являлся производным от бессознательного ид. Аналитик пытается привнести порядок в этот хаос. Он достигает этого интерпретированием вделать интерпретацию — значит дополнить или предположить ту о которой упоминается в ассоциативном материале свести искаженную идею до ее простейших компонентов, короче сделать материал понятным для про чтения содержащегося в нем смысла.
Существуют два типа интерпретации — интерпретация эго и интерпретация ид. Это значит, что иногда мы подходим к проблеме с точки зрения эго, а иногда, — с точки зрения ид. В первом случае мы демонстрируем пациенту реакции эго на его проблемы, во втором случае, — на стремления ид. На начальных стадиях лечения мы обычно пытаемся вскрыть сопротивления эго. Далее уже не так просто сделать четкое разделение между интерпретациями эго и ид они становятся все более взаимосвязанными. В конце концов мы не должны забывать что первоначально эго и ид были слиты и только в процессе развития эго стало дифференцированным от ид.
Я дал моему пациенту следующую интерпретацию в описанный здесь ранний период у него возник тотчас вытесненный импульс спросить сестру о периоде менструации, а затем гораздо позднее в совершенно другой ситуации, он бессознательным способом попытался найти ответ на этот вопрос. Эта интерпретация в тот момент не произвела на него никакого впечатления. Он не допускал никакого знания об менструации в возрасте одиннадцати лет. Однако по видимому эта интерпретация создала пробоину в его сопротивлениях, потому что он продуцировал все больше и больше материала который подтверждал данную интерпретацию Медленно, через длительные интервалы на поверхность начали подниматься не большие порции информации, кульминацией которых явилось воспоминание о событиях которые непосредственно предшествовали появлению первых проявленных симптомов.
Когда ему было пятнадцать лет, его семья переехала из дома в деревне в квартиру в городе. Здесь он получил возможность заглядывать в окна соседей. Среди многих возбуждающих его сцен однажды он увидел пару, которая совершала сексуальное сношение. Однако наиболее возбуждающим для него был вид обнаженных гениталий мужчины. Пенис в состоянии эрекции казался ему огромным и порождал ряд вопросов. Как совершается сексуальное сношение? Как мужчина может проникать в женщину? Как происходит проникновение? Разрывает ли мужчина женщину своим пенисом? Течет ли затем кровь, и как много? Он был настолько тревожен что покинул квартиру выбежав на улицу пытаясь в кинофильмах или эстрадных представлениях найти ответы на свои болезненные вопросы. Но он не смог обрести душевного покоя и продолжал изводить себя вопросами, которые кульминацией которых являлся один простой вопрос: «Как мужчина может делать это с женщиной?»
Когда он рассказывал об этом я посчитал необходимым помочь ему добавив другой вопрос который как мне казалось пациент избегал повторить, а именно «Делает ли мой отец это с моей матерью?» Этот вопрос, являвшейся интерпретацией вызвал у пациента смятение. Он воскликнул что это как раз то что он предполагал но о чем он никогда не рискнул подумать то есть он не допускал до себя никакого образа матери и отца в связи с этим вопросом.
Следующей ночью ему приснилось, что он занимался любовью со своей женой в кровати но чувствовал себя так как если бы его сын наблюдал за ними. Когда он повернул голову к кровати сына чтобы проверить беспокоящее ею ощущение он увидел, что сын молча лежал в кроватке но он не был уверен действительно ли тот спал или только притворялся. Очевидно этот сон воспроизвел первичную сцену. Тем не менее пациент не верил в правильность интерпретации хотя и чувствовал что она правдоподобна. Сперва он не мог ничего вспомнить. Однако, поза его сына во сне, притворяющегося заснувшим казалась ему знакомой. Он вспомнил, что сам он часто притворялся спящим, когда ему полагалось спать. Затем он постепенно вспомнил свою детскую кроватку, своих родителей, шумы исходящие с их кровати которые будили его по ночам. Он смог ощутить возбуждение и неопределенные вопросы маленького мальчика, вопросы, на которые взрослый мужчина пытался найти ответы в своем неврозе. Такие переживания периодически имели место в период между годом и тремя годами определенно не позже трех с половиной лет.
Здесь мы должны остановиться потому что дальнейшее исследование всех ответвлений этого случая могло бы занять целую книгу. Тем не менее этот пример демонстрирует степень психических сил которые создали симптом, их ответвления и напластовывания.
Этот пример также проливает свет на вопрос об интерпретации эго и ид. Мы интерпретируем не по желанию, а тогда, когда материал подтверждает интерпретацию. В известном смысле, пациент обладает инициативой в анализе, в своих свободных ассоциациях он выражает ход мыслей, за которыми мы следуем благодаря своим интерпретациям, хотя часто аналитик понимает ситуацию еще до того момента, когда полезно проинтерпретировать ассоциации пациента. Когда я дал своему пациенту интерпретацию о его сексуальном любопытстве, я также показал ему реакции его эго на сексуальные проблемы. Эта интерпретация была интерпретацией ид, так как касалась вытесненной сексуальной жизни, и интерпретацией эго, так как включала в себя защитную позицию эго по отношению к сексуальной жизни. На первый взгляд, полная (эго и ид) интерпретация оказалась неуспешной. Пациент отрицал, что мог в детстве знать о менструациях, а также отрицал что в его уме существует связь между периодом менструации и периода ми в истории. Но он подтвердил, что всегда избегал всех сексуальных проблем что он до сих пор был настолько застенчив и робок, что даже не раздевается в присутствии своей жены и так далее.
Таким образом, выразив побочный сексуальный материал, он прямо подтвердил интерпретацию эго, и косвенно, интерпретации ид. Первичная сцена в виде сновидения появилась только тогда, когда интерпретация ид установила связь между его садомазохистскими идеями о сексуальной связи эдипового комплекса с отчаянными вопросами. Этот сон содержал травматический опыт наблюдения сексуальной связи родителей, материал, который в подлинном смысле этого слова никогда не был сознательным.
На первых стадиях анализа конечно же превалируют интерпретации эго. Однако, всегда существует взаимодействие интерпретаций ид и эго. Интерпретация эго часто приводит к появлению материала ид и реконструкции инстинктивного развития, в то время как интерпретация ид часто проливает свет на определенные черты характера и привычки и позволяет реконструировать их смысл.
Кроме того, этот пример демонстрирует роль, которую язык играет в акте вытеснения, а также в акте восстановления и уничтожения вытеснения.
Первый проявленный симптом нашего пациента появился, когда он пытался найти ответ на вопрос о том, когда начался период Возрождения. На слове «период» было возложено определенное значение, пациент хотел знать как долго продолжался этот период, когда точно он начался и когда закончился. Когда он впервые сообщил о симптоме, он и не подозревал о его связи с сексуальными проблемами. Он использовал слово с двойным смыслом, — сексуальным и несексуальным, его более глубокий смысл был ему неизвестен. Очевидно, сексуальное значение было вытеснено, а его несексуальный двойник остался в сознании. Но на выбор слова, которое служило в качестве симптома, повлияло именно вытесненное. Это слово подходило для выражения как вытесненного, так и вытесняющей силы.
В ходе анализа мы часто видим, что не только выбор слов, но также и сносок их использования служат сопротивлениям (Так например, в такие моменты речь пациента может быгь неразборчива.). На нашем примере мы ясно видим, что, ка мы уже узнали ранее, вытеснение отделяет вербальные идеи от относящихся к ним конкретных идей. Таким образом соответствующая цепь мыслей становится бессознательной. То, что остается осознанным и воспринимается сознанием — это слова. Такие вербальные идеи - это остатки целого ряда оптических, акустических, тактильных, висцеральных и кинестетических восприятий, которые генетически предшествуют им. Кроме тoгo, наше сознание — это орган восприятия не только внешних, но и внутренних процессов.
В ходе анализа наш пациент вновь обрел свое бессознательное, т.е вытесненные идеи, которые затем он смог связать с вербальными идеями (период). Следовательно, его сознательная идея (вопрос об историческом периоде) обнаруживает совершенно другой смысл.
Если вытеснение вызвано отделением вербальных идеи от конкретных, следовательно вытеснение снимается после того, как восстанавливаются связи между этими идеями, — благодаря этому процессу становится ненужным чрезмерный расход психической энергии, которая до этого тратилась на сохранение вытеснения.
Heт сомнений в том, что вербальное выражение бессознательных идеи - это творческий акт. Поэт чувствует облегчение, когда находит слова для выражения волнующих его мыслей и чувств, иногда он выдумывает новые слова, также как шизофреник. Однако, существует различие между шизофреником, который оперирует только с подсознательными вербальными идеями, и сознанием поэта, в котором они связаны с бессознательным конкретными идеями. В процессе исцеления невротик также учится вновь связывать бессознательные и подсознательные идеи.
Нам знакома степень облегчения, которое мы переживаем, когда удается сформулировать идею, которая внутренне волновала нас, но не имела ясной формы. Это поразительно, насколько счастливы дети, когда они становятся способными дать название вещам и вербально выразить мысли и эмоции, которые до тою не были полностью осознаны. Действительно, ребенок начинает становится сознательным с развитием речи.
Вспоминание
Воспоминания извлекаются различными способами. Во-первых, прямым способом, когда аналитик в авторитарной манере просит пациента свободно ассоциировать. Пациент непроизвольно, как в гипнотическом трансе, начинает продуцировать воспоминания. Полученный на этой стадии (сходной с гипнотическим подчинением) материал затем интерпретируется. Интерпретация психоаналитического материала и постепенная реконструкция психологических данных, в свою очередь, облегчает появление новых воспоминаний вытесненных бессознательных идей, желаний, фантазий. Верно, что «внушения», интерпретации и конструкции помогают ослабить сопротивления против бессознательных воспоминаний и, таким образом, подготавливают основание для появления бессознательного материала в сознании. Но достаточно ли этого, чтобы материал действительно стал сознательным?
Клиническое наблюдение показывает, что несмотря на все сопротивления, большинство пациентов хотят вспомнить события своей жизни. Даже те, кто забыл наиболее важные переживания, по крайней мере создают их заместителей. Какова реальная причина этого? Является ли этот процесс автоматическим или существуют другие действующие факторы, которые продвигают вытесненный материал в подсознательное эго, а затем превращают его в сознательные воспоминания?
Прежде всего, вероятно, материал системы Бсс обладает «прогрессивной» тенденцию, а именно стремится двигаться вверх, войти в систему Сс эго. Вероятно, эта тенденция является результатом вызванного защитами сильного давления внутри ид, она проявляется различными способами — в нетерпеливости пациента, в его поведении, симптомах и так далее. Если благодаря анализу или каким-либо другим причинам ослабевает вытесняющая сила эго, то запруженная энергия может, без всяких затруднений или лишь с незначительными трудностями, достигнуть системы Сс эго и разрядиться не только в аффективности, но и в акте вспоминания. Этот процесс сопровождается переживанием облегчения.
В то время как такого рода вспоминание явно снижает внутрипсихическое напряжение и, посредством этого, вызывает удовольствие, также существует другого рода вспоминание, которое не сопровождается удовольствием. Такого рода вспоминания поощряется компульсивным повторением. Согласно принципу компульсивного повторения, прошлые переживания автоматически оживают вновь и часто противостоят потребностям эго. В то время как прогрессивная тенденция стремлений ид обусловлена принципом удовольствия-неудовольствия и следовательно направляется экономическим фактором, тенденция к повторению находится за пределами принципа удовольствия. Этот принцип, вероятно, работает постоянно, безотносительно счастья и несчастья человека. Он побуждает человека повторять и отыгрывать вовне желания, фантазии и идеи ид, а не вспоминать их. Тем не менее, в процессе лечения, эго, в той или иной степени, устанавливает контроль над тенденцией к повторению, что позволяет увеличить его способность вспоминать и снизить повторение в отыгрывании вовне.
Существует еще один фактор, который стимулирует вспоминание, фактор, который, возможно, является вариацией компульсивного повторения. Воспоминания, которые оживают под влиянием этого фактора переживаются так, как если бы они были актуальными, текущими переживаниями. Они вызываются тенденцией восстановить галлюцинаторным путем то, что однажды уже было пережито в действительности. По всей видимости, этой тенденции обычно противостоит способность эго к проверке реальности. Когда этот последний фактор ослабевает, тенденция галлюцинировать которая также может быть рассмотрена как тенденция устанавливать «тождество восприятия» - достигает высшей точки. Это явление можно наблюдать в снах нормальных людей, в галлюцинациях психотиков, в иллюзиях и галлюцинациях невротиков на аналитической сессии. Во сне эго отказывается от своей способности к проверке реальности и логического мышления. В результате происходит регрессия от мыслительного процесса к восприятию внутренних раздражителей. По всей видимости, сходный, но не идентичный процесс происходит в галлюцинаторных психозах, а порой и на аналитических сессиях. На сессиях мы просим пациента отказаться от рассудительности и проверки реальности. В следствие этого часто так происходит, что пациент видит ментальные образы, которые кажутся ему реальными переживаниями. Вскоре, однако, он попытается обесценить реальность этих образов, но последующий анализ обычно доказывает, что они действительно содержат зерно истины. В анализе, старые переживания не только оживают вновь, но и воспринимаются с очевидностью недавних событий. Что касается сновидящего, то его тормозная и избирательная функция проверки реальности восстанавливается после пробуждения; у психотика — в ремиссии; а у невротика в значительной степени уже во время сессии и после нее.
Таким образом, в анализе бессознательный материал попадает в фокус внимания актуального эго с помощью прогрессивной тенденции стремлений ид, компульсивного повторения и тенденции эго к «тождественности восприятии». Превращение вытесненного переживания в сознательное воспоминание в одном случае может вытекать из принципа удовольсвия-неудовольствия и вызывать внутрипсихическое удовольствие, в другой случае может быть связано с компульсивным повторением и являться заменой действия, а в третьем случае оно может проистекать из тенденции к «тождественности восприятии» и оживлять ядро реального события, которое порой трудно отделить от фантазии. Поэтому аналитик может заметить, что обнаруженное воспоминание одновременно является и приносящим удовольствие, и доставляющим неудовольствие, является заменой действия и содержит ядро исторической истины и исторической реальности. В конце концов, фантазия о соблазнении взрослым и присутствие при сексуальной связи и тому подобные фантазии могут содержать в себе зерно правды. Очевидно, что основная задача анализа — сделать сознательным то, что было бессознательным — достигается через восстановление давно вытесненных воспоминаний. Затем пациент обычно понимает, что такое воспоминание — это не реальный опыт, а след прошлого опыта. Сравнивая прошлое переживание с настоящим, действительным переживанием, он может признать его нереальным и отвергнуть его. Воспоминание активирует переживание или связанную с ним эмоцию. Однако, эмоция переживается не как относящаяся к прошлому, а как что-то настоящее и актуальное. В некотором смысле эмоции всегда создаются вновь и являются актуальными переживаниями. Защитные механизмы делают их латентными, тормозят их развитие и блокируют разрядку. По этой причине они заряжены относительно большим количеством психической энергии. Когда в процессе анализа спадает давление защит, аффективные состояния, которые до этого тормозились и, следовательно, не могли выразить себя, проникают в систему Сс и разряжают свою энергию в комплексе ощущений и иннервации, которые называются эмоциями.
Эмоции естественно способствуют разрядке психической системы. Но почему воспроизведение следов воспоминания также приносит облегчение? Возможно, дело в том, что облегчение приносит не восстановленное воспоминание, а активированная эмоция и движение, которое сопровождает воспоминание. Факт, однако, состоит в том, что облегчение переживается только однажды, — в момент вспоминания переживания, и данный эффект теряется при повторном вспоминании этого же опыта, что подтверждает предположение о том, что акт перевода вытесненных идей из бессознательного в сознание также является своего рода разрядкой психической энергии.
Фрейд объяснил это следующим образом системы Бсс и Псс питают следы возбуждении в памяти, а система Сс не способна на это и поэтому повторное вспоминание не приносит никакого чувства удовлетворения Система Сс может только регистрировать психические явления вне зависимости от того запускаются ли они внешними или внутренними раздражителями. Эти явления становятся сознательными восприятиями внешнего или внутреннего мира. К последнему относятся мысли идеи и фантазии подсознательного эго, а также побуждения желания ощущения и чувства которые берут начало в глубинном бессознательном ид. Опыт показывает что бессознательный материал (за исключением разве что символов) не имеет прямого доступа в систему Сс. Бессознательный импульс желание или идея может попасть в сознание только через подсознание. Переход бессознательной идеи или импульса в сознание может быть достигнут когда воспринимающий аппарат системы Сс находится в состоянии готовности, другими словами когда эго испускает свои собственные катексисы и таким образом притягивает подсознательные идеи и импульсы которые посредством анализа становятся готовыми к выражению. Это проблема внимания. Акт осознавания моментален и быстротечен. Его можно повторить по желанию но его невозможно зафиксировать как воспоминание. Каждый акт осознавания — это новый акт восприятия. В этом акте, точно также как при воспоминании, освобождается и разряжается психическая энергия которую вмещает в себя вытесненный материал. Фрейд писал что психическая энергия освобождается посредством превращения вытесненной идеи в сознательное воспоминание которое «разряжается» в тот момент когда эта идея воспринимается рецептивным аппаратом эго. Таким образом акт вспоминания вытесненных идей или переживаний можно рассматривать как отреагирование подобное разрядке в эмоциях и действиях. Это возможно, объясняет почему пациенты чувствуют облегчение когда вытесненные воспоминания выходят на cвeт даже если они тут же вновь забывают их. Подчеркнем еще раз только воспоминание вытесненных идей приносит облегчение через «отреагирование».
Интересно oтметить что любой кто пытается что то вспомнить и не может этого сделать чувствуем себя неполноценным как если бы потерял важную способность. Если же он достигает успеха в вспоминании забытого то его настроение поднимается. Эта радость вероятно вызвана не только возвращением способностей (и инфантильного всемогущества), но также и освобождением энергии которая уходила на поддержание вытеснения.
Таким образом старая теория отреагирования, вероятно до некоторой степени еще может использоваться она включает в сеоя разрядку в воспоминаниях и кроме того, разрядку в аффектах. На практике конечно же нельзя получить такое же четкое разделение как в теории поскольку только иногда идея становится сознательной без сопровождения аффекта. В процессе анализа, с появлением вытесненных идей и восстановлением подвергающихся торможению эмоций происходит повторное и небольшое отреагирование. Для этих отреагирований используется очень малое количество энергии. Действительно нейропсихологи считают что на поддержание активности центральной нервной системы тратится очень малое количество энергии.
Активность и пассивность в анализе
Отреагирование хотя и приносит временное облегчение не всегда снимает симптомы. Следовательно нам необходимо рассмотреть другие факторы действие которых может завершить исцеление.
Процесс свободного ассоциирования который в конце концов приводит к появлению вытесненного материала, никогда не протекает ровно. Почти всегда углубление анализа усиливает сопротивления. Таким образом мы вновь и вновь можем наблюдать как в определенных местах потока ассоциаций возникает беспокойство, интенсивность которого зависит от конкретного человека. Возникает чувство дискомфорта почти тревоги которое мэжет парализовать аналитическую работу пациента. Это выглядит так как если бы пациент был безнадежно болен. Эту инертность, пассивность как бы мы не назвали это состояние сознания можно преодолеть только с помощью аналитика хотя также по прежнему необходимо активное сотрудничество со стороны пациента. Мы уже обращали внимание на тот факт, что в ходе анализа пациента направляем свой активный интерес к внутренним процессам — включающим в себя переживания и воспоминания - не только из за любови к аналитику но также и потому, что он чувствует, что аналитик его защищает. Эта защита позволяет ему преодолеть свои страх перед воспоминаниями и свободно поиграть со своей памятью и аффектами, одновременно удерживая и те и другие. Из-за привязанности к аналитику и безопасности от обеспечиваемой им защиты эго стремится активно работать над дальнейшим вскрытием вытесненного материала.
Болезнь вбирает в себя массу психической энергии. Гораздо меньше энергии остается в свободном распоряжении эго. Таким образом пациент ведет себя пассивно в ситуациях которые требуют действия. Он не пытается каким либо образом изменить реальность чтобы она совпала с его желаниями, наоборот он изменяет себя и со временем отдаляется от реальности. Ясно что чем дольше продолжается заболевание тем больше степень потери контакта с реальностью. Такое преобладание пассивной позиции по отношению к реальным требованиям жизни также отражается и в ситуации переноса.
В течении некоторого времени в отношениях между пациентом и аналитиком может преобладать полное согласие, причем пациент полностью полагается на аналитика и на его интерпретации; если бы это было возможно, он бы даже согласился, чтобы аналитик вспоминал за него. Но вскоре наступает момент, когда гармония нарушается. По мере того, как анализ углубляется, все сильнее проявляются сопротивления, и они еще более усиливаются с приближением к первоначальной патогенной ситуации. Более того, помимо этих трудностей, существует фрустрация, которая возникает в переносе, когда личные требования пациента к аналитику не могут быть удовлетворены. Большинство пациентов реагируют на фрустрацию злостью, упрямством, пренебрежением аналитической работой и отыгрыванием вовне; то есть они ведут себя также, как поступали в аналогичных ситуациях ранее.
Можно сказать, что со стороны пациента проявляется определенная активность; однако, это не та активность, которая может изменить реальность. Наоборот, пациент избегает реальности, ведет себя по отношении к ней крайне пассивно. Компульсивное повторение, которое ранее оказало свою роль в фиксациях, также влияет на психические выражения того, что было вытеснено в ситуации переноса. Теперь пациент предоставляет аналитику возможность работать в анализе за него — угадывать то, что он хочет выразить, но не может вложить в слова. Такая пассивность некоторым образом связана с потребностью быть любимым. Собственное всемогущество пациента (которое может выражаться без слов) и предполагаемое всемогущество врача (его магия) подвергаются наиболее серьезной проверке. Отчасти аналитик успешно вскрывает эти сопротивления: но вскрыть их все невозможно. Данный конфликт, который является уже не внутренним конфликтом, а конфликтом между пациентом и аналитиком, теперь достигает своей кульминационной точки. Существует опасность, что анализ потерпит неудачу, то есть, что пациент может потерять аналитика, его любовь и активное участие аналитика в анализе. Если перенос достаточно силен, то есть, если от фиксаций уже освобожден, по крайней мере, минимум энергии объектного либидо, пациент начинает тревожиться по поводу возможной потери и вновь начинает активно работать.
О проблеме пассивности можно сказать гораздо больше, но я предпочитаю здесь остановиться и обратиться к явлению, которое время от времени возникает, когда пациент начинает бояться потерять любовь своего аналитика. Когда аналитик оставляет надежду на благоприятный исход анализа и теряет интерес к данному случаю, внезапно может появиться обилие материала, который сулит надежды на скорое завершение анализа. Такое поведение аналогично поведению многих пациентов, которые начинают рассказывать интересный материал только к концу сессии в надежде на ее продление; иначе говоря, они стремятся увеличить период времени, когда они находятся с аналитиком. Я могу объяснить это лишь следующим образом: пациент замечает потерю интереса аналитика, и в результате этого развивается тревога, точно также, как при потери любви.
Те случаи, в которых аналитик по каким-либо причинам вынужден установить определенное время для окончания анализа также подпадают под эту концепцию. Многие пациенты реагируют на такое окончание тревогой, которую они пытаются преодолеть посредством увеличения активности в вспоминании. (В таком случае, конечно же, нельзя говорить, что анализ может быть закончен лишь самим фактом установления времени окончания.). Для того, чтобы избежать тревоги, пациент может терпеть боль, которая приходит с фрустрацией и восстановлением патогенной травматической ситуацией. Он может подчиниться активному сотрудничеству в аналитической работе и извлечь из своего бессознательного вытесненные воспоминания. Пассивность его поведения и инертность инстинктивной жизни в данный момент преодолевается активностью эго и мобилизованным объектным либидо. Страх потерять любовь и освобожденное и мобилизованное посредством анализа объектное либидо являются мотивирующей силой для трансформации пассивности инстинктивной жизни (в форме компульсивного повторения) в активность эго. Объектное либидо принуждает пациента принять результат аналитической работы — поведение аналогичное выполнению постгипнотического внушения. Пациент должен не только понять свои конфликты но также должен принять достигнутый в ходе анализа инсайт.
Активность эго теперь служит не только для ослабления сохраняемых фиксаций инстинктов и создания наиболее благоприятных условий для отреагирования, но также улучшает функцию проверки реальности. Это улучшение было подготовлено самим анализом, поскольку сознательное вспоминание инфантильных стремлений и их повторное переживание сделало их психическими образами прошлого, которые больше уже не находят отклика во внешней реальности. Перенос также непрерывно обучает разделять психическую и внешнюю реальность. То, что более точная проверка реальности, которая достигается в ходе анализа, может привести к отказу от всемогущества и магии, или, по крайней мере, свести их к минимуму, является настолько же очевидным, как и тот факт, что вновь приобретенная активность может осуществить реальные изменения во внешнем мире, обеспечивая таким образом более благоприятные условия для реального удовлетворения освобожденных от вытеснения инстинктивных потребностей.
Если бы анализ достиг всего, что он может дать, то его результатом был бы человек, который направляет свои эротические и разрушительные стремления на подходящие для этого объекты. Но в реальности это не так, это невозможно осуществить в цивилизованном мире. Действительно, мы видим, что, после анализа человек не только более свободен в своей инстинктивной жизни, но также больше способен терпеть боль, контролировать себя, выносить инстинктивные напряжения, сублимировать, адаптироваться к реальности и избегать болезни в связи с невротическими конфликтами. Конечно же, даже лучший анализ, не может оградить человека от реальных конфликтов или новых невротических неудач, которые возникают, если новый конфликт не может быть разрешен таким способом, который устраивал бы и эго, и ид.
Сознание и роль синтеза в исцеляющем процессе
Невротический процесс дезорганизует эго. Вытеснением и другими защитными механизмами от контроля эго отсекается не только часть инстинктивной жизни, но также часть самого эго устраняется из своей собственной организации. Эта часть становится бессознательной, ведет независимое существование, которое обуславливается первичным процессом; то есть приобретает свойства бессознательного. В свою очередь организованный, вторичный процесс подсознательного эго ослабляется под влиянием вытеснения и симптомообразования в первичном процессе. Эта отщепленная часть эго удовлетворяет свои требования независимо от потребностей незатронутой части эго. Давайте рассмотрим в качестве примера случай фетишиста.
Один из моих пациентов всякий раз сексуально возбуждался, когда видел женщину в черных колготках и в туфлях на высоких каблуках. Сознательно он знал, что фетиш - это не сексуальный орган; тем не менее он постоянно выискивал таких женщин и когда находил женщину, которая удовлетворяла его специфическим притязаниям, он нс мог сопротивляться искушению мастурбировать. Очевидно, он имел два эго: одно отказывалось, другое доводило до конца. Он не знал, что черные колготки и высокие каблуки были заменой лобковых волос матери и торчащего пениса, однако, он вел себя так, как если бы знал это.
Эго пытается избежать расщеплений и противоречий поведения. Оно имеет особую способность, посредством которой пытается предотвратить расщепление и исцелить себя, если это уже произошло. Оно пытается согласовывать противоречия и быть связующим звеном между ид, суперэго и реальностью.
В нормальном состоянии сознания психические системы настолько взаимосвязанны, что синтетическая функция эго может осуществлять свое влияние. С вытеснением и симптомообразованием прерывается внутрипсихическая коммуникация, а синтетическая функция терпит неудачу. Благодаря вытеснению от определенных идей отделяются относящиеся к ним аффекты. Идея становится бессознательной, а аффект подвергается торможению или прикрепляется к другой идее Личность становится дезорганизованной, логикой пренебрегают, реальность неверно интерпретируется: мышление подвергается торможению, что вызывает пробелы в знаниях. Когда психоаналитическая работа снимает вытеснение, вытесненная идея вновь обретает связь с аффектом, там, где правил хаос, устанавливается порядок, а вторичный процесс вновь сменяет первичный процесс.
Так как эго не может вынести противоречий, оно не может терпеть и разрывов в мышлении. Оба эти фактора вызывают сомнение и неопределенность. Для того. чтобы избежать этих чувства, люди задают вопросы и надеются на ответы. Эти вопросы касаются происхождения вещей. Короче говоря, существует потребность в причинности, потребность, которую стремится удовлетворить и примитивный, и высоко цивилизованный человек. Каждый человек, если он физически или психологически болен, ищет причину своего заболевания. Поэтому, когда в начале лечения пациент понимает, что анализ пытается найти бессознательную причину его болезни, он явно склоняется к сотрудничеству. Затем часто происходит так, что пациент вскоре начинает считать, что он уже нашел причину своего заболевания и поэтому понимает его и на данный момент вполне удовлетворен этим. В большинстве случаев это является рационализацией. Таким образом потребность в причинности может не только стать стимулом к сотрудничеству, но и привести к рационализации, и. следовательно, может увеличить уже существующие сопротивления. Потребность в причинности удовлетворяется на всем протяжении анализа с самого начала (где порой она может служить целям сопротивления) и до последнего момента. Она стимулирует воспоминания, которые помогают раскрыть то, что было вытеснено. Под влиянием потребности в причинности, которая является одним из определяющих факторов тенденции к интроспективному исследованию, пациент обнаруживает тесные взаимосвязи между впервые связываемыми друг с другом индивидуальными переживаниями, мыслями и фантазиями; затем они связываются и с актуальным эго. Он находит взаимосвязи, которые до этого были ему неизвестны. Он объединяет с эго ту ее часть, которая была отчужденна и обособлена от него процессом защиты, таким образом способствуя тому, чтобы вновь заработала синтетическая функция эго. Благодаря этому заполняются пробелы в мышлении, в психические процессы привносится порядок, пациент начинает лучше себя понимать. Короче говоря, восстанавливается непрерывность и единство личности. (Существует потребность в непрерывности и единстве личности.).
Как уже подчеркивалось, самой по себя связи между системами Бсс и Сс, то есть, между конкретными и вербальными идеями, недостаточно для осознавания. До тех пор, пока система Сс не воспринимает подсознательный материал, этот процесс протекает ниже порога сознания. Легко заметить, что. когда в процессе анализа устраняется вытеснение, воспринимающее эго начинает лучше реагировать на подсознательные производные бессознательного, воспринимать и ассимилировать их. Все это приводит к самопониманию. Таким образом удовлетворяется потребность в причинности. Психологически, понимание означает нахождение и ассимиляцию внутренней причины. Анализ обогащает эго; самопознание приводит к лучшему пониманию других.
Акт становления сознательным, «взрыв» психической энергии происходит под влиянием синтетической функции эго. Я хотел бы подчеркнуть тот факт, что осознавание — это скоротечный акт, а «понимание» навсегда остается в подсознательном эго.
Я хочу еще раз подчеркнуть, что вышеописанный процесс является противоположностью вытеснению, предпосылкой которого является временное исчезновение синтетической функции эго. В конечном счете процесс исцеления становится процессом ассимилирования психических стремлений, которые были отчужденны от эго посредством защит; по всей видимости, таким образом обеспечивается непрерывность и единство личности.
То, что происходит при психоаналитическом лечении неврозов до некоторой степени сходно с попытками спонтанного выздоровления при различных формах шизофрении. При шизофрении совершенно разнородные элементы связываются друг с другом, и, смешиваясь с впечатлениями внешнего мира, создают новые образования, например, галлюцинации. Верно, что при психозах синтез осуществляется с материалом, который отличен от материала неврозов. При неврозе, связывание подсознательных вербальных и бессознательных конкретных идей предшествует акту осознавания. При шизофрении отсутствует такого рода связывание, а подсознательные вербальные идеи подчиняются первичному процессу, который иначе влияет на бессознательное. Эти подсознательные идеи затем гиперкатектируются психической энергией и объединяются с эго. Эго начинает относится к ним так, как если бы они были реальными вещами. А еще эта фаза болезни представляет собой попытку возвратить потерянный мир, попытку выздоровления. Фактически, реконструкция этого мира, хотя и осуществляется полностью в фантазии, согласуется со спонтанным исцелением. Такое «исцеление» осуществляется не только благодаря страстному влечению прямых либидозных стремлений ид к потерянному объекту, но, также, благодаря тенденции эго обеспечивать роль посредника, объединять и интегрировать, роль, которую мы называем синтетической функцией. При психоаналитическом исцелении неврозов мы также видим синтез. То, что при шизофрении происходит спонтанно и весьма странным образом, в ходе анализа осуществляется благодаря сотрудничеству с аналитиком.
В любом случае, в конечной фазе процесса исцеления неврозов проявляются силы Эроса, чьи производные играют роль посредников и объединителей даже в десексуализированном либидо эго.
Другие психоаналитические методы, в том числе и не строго «психоаналитические», вероятно, используют это. В то время как мы пытаемся атаковать основу невроза и помочь пациенту объединить с эго то, что присутствует в нем самом, другие методы начинают с поверхности и пытаются наложить на них что-то извне. Важнейшее отличие между всеми этими методами и нашим собственным состоит в том, что при других методах пациент должен ассимилировать то. что навязывается ему извне, в то время как в нашем методе, пациенты, посредством болезненного овладения собой, вбирают в свое эго то, что принадлежит им самим.
Возможно, именно благодаря этому факту некоторым пациентам становится лучше, даже несмотря на то, что в ходе анализа они не в полной мере осознали бессознательный материал. Создается впечатление, что они приняли и ассимилировали вытесненный материал, который был реконструирован анализом, но не проявился в виде воспоминании.
Синтетическая функция эго никогда не перестает действовать, даже при наиболее серьезных случаях психозов, где она принимает неверный путь. Увеличивая возможности эго, а также приводя стремления ид в соответствие с требованиями суперэго и реальности (объектов внешнего мира), анализ исправляет нарушения. Другими словами, к концу лечения эго-синтонные побуждения допускаются в сознание, в то время как эго-дистонные побуждения сдерживаются, прорабатываются, и уже больше не используются для невротических формирований, а сменяются ментальной продуктивностью, то есть сублимируются. К концу правильно проведенного лечения восстанавливается синтетическая функция эго, даже если аналитик сознательно не преследовал такую цель. Таким образом, пациент получает возможность или удовлетворять свои инстинкты непосредственно, или сублимировать их, избегая таким образом особенно острых конфликтов с реальностью и с самим собой.
Изменения, вызванные анализом
Успешный анализ может вызвать много изменений в личности пациента. Эти изменения происходят постепенно. Прежде всего, то, что до этого было бессознательным становится сознательным. Это относится и к различным сопротивлениям, которые постепенно становятся осознанными и оставляются как подходящие способы функционирования эго. После анализа представителям инстинктов легче попадать в сознание и разряжать свою энергию в аффектах и действиях, следовательно, в данный момент, ид находится под меньшим давлением, чем до лечения. Так как это больше не использует свою энергию на защиты оно становится сильнее оно контролирует инстинкты и приобретает способность смягчать и преодолeвamь их. «Фантастическое» мышление которое подчиняется первичному процессу, теперь сменяется реалистическим мышлением, которое, в свою очередь, подчиняется вторичному процессу. Благодаря ассимиляции вытесненного материала эго обогащается. Жесткость суперэго смягчается, теперь оно более терпимо к вытесненным инстинктивным стремлениям. Хаотическое, расстроенное невротическое эго, в котором так много противоречий, заменяется организованным, объединяющим эго, которое играет роль посредника. Другими словами, эго восстанавливает свою синтетическую функцию, свою способность быть промежуточным звеном между суперэго и ид, а также между ид и внешним миром.
Эго, чья энергия не поглощается защитной борьбой, все более и более адекватно осуществляет свою самую важную работу, проверку реальности. Эго обучается лучше отделять объективную угрозу от психической, внутренние раздражители от внешних. Оно приобретает опыт овладения инстинктивными требованиями и становится способным направлять их на другие цели (сублимация), а также учится удерживать под контролем инстинктивные требования до того момента пока не наступит возможноть удовлетворить их По мере обретения власти над инстинктами человек, проходящий анализ, также учится терпеть боль. Эго становится способным обеспечить удовлетворение эго синтонных инстинктов посредством осуществления соответствующих изменении во внешнем мире. Теперь такой человек становится более заинтересованным в объектах внешнею мира и более социальным.
«Естественные» исцеляющие силы, которые используются психоаналитическим методом, находятся частично в эго и частично в ид. Анализ предлагает эго помощь в его борьбе против инстинктов но, в тоже самое время, освобождает инстинкты от фиксаций. Короче говоря, изменения которые достигаются посредством анализа в идеальном случае затрагивают всю личность и представляют собой следующее энергии ид становятся более подвижными, а эго освобождается от тревоги и восстанавливает свою синтетическую функцию.