К проблеме мозговых механизмов психической активности37

В трудах психолога Д.Н. Узнадзе можно найти немало высказываний, касающихся роли личностной активности в процессах формирования и реализации установки. Рассматривая активность поведения как следствие и способ выявления потребностей («природных» и «теоретических») и как условие действительности установки, Д.Н. Узнадзе писал, что живой организм «стремится к активности как таковой; он нуждается просто в самой деятельности. Это значит, что естественное состояние живого организма вовсе не заключается в неподвижности. Наоборот, живой организм находится в состоянии постоянной активности. Он прекращает ее лишь временно и условно» (1958, с. 19). Систематическое изучение механизмов активности поведения, в том числе физиологических, по-видимому, может многое дать для дальнейшего понимания внутренних, мозговых механизмов установки, и в особенности динамических аспектов ее функционирования (скорость ее образования, устойчивость быстроты смены и угасания и т. д.).

Среди нескольких возможных путей изучения физиологических основ психической активности, вероятно, одним из наиболее продуктивных является дифференциально-психофизиологический. Его основным методом выступает сопоставление двух рядов явлений – психологического и нейрофизиологического, фиксируемых каждый как функция индивидуальных различий в одной и той же выборке испытуемых. Если мы в результате такого сопоставления убеждаемся в наличии достоверных соотношений между этими рядами явлений, то имеем основания предполагать существование причинно-следственных связей между избранной независимой физиологической и зависимой психологической переменными. Обычно в качестве независимой физиологической переменной выбираются характеристики тех или иных биоэлектрических процессов, протекающих в живом организме, при этом предполагается, что в подобных характеристиках отражаются существенные (в психофизиологическом отношении) свойства нервной организации. В качестве зависимой психологической переменной целесообразно выбирать достаточно простые («несодержательные») психологические элементы поведения, на данном уровне наших знаний о мозге более доступные для психофизиологической трактовки.

Организуя экспериментальные исследования в области дифференциальной психофизиологии активности, мы исходили из понимания этой личностной характеристики как черты темперамента, определяющей картину динамических особенностей поведения индивида в сферах моторики, общения и умственной деятельности (В.Д. Небылицын, 1968а), также из предположения о том, что в основе индивидуальных различий по характеристикам активности лежат вариации комплекса общих свойств нервной системы, т. е. тех параметров мозговой деятельности, которые имеют внемо-дальный, «сверханализаторный» характер и, таким образом, составляют основу наиболее общих проявлений поведения, не связанных непосредственно с функцией сенсорных структур (там же).

В анализе проблемы общих и частных свойств нервной системы как параметров соответственно регуляторного и рецептивного мозговых аппаратов мы исходили из имеющихся фактов, согласно которым количественные значения одного и того же свойства нервной системы могут быть у одного и того же индивида различными в разных мозговых зонах, например в корковых отделах зрительного и слухового анализаторов (Ф.В. Ипполитов, 1967; В.Д. Небылицын, 1957). Эти факты весьма любопытным образом совпадают с наблюдениями Д.Н. Узнадзе относительно «интермодальной вариабельности» проявлений фиксированной установки у некоторых индивидов в отличие от других, у которых характер установки остается неизменным независимо от сенсорной сферы, взятой для изучения (1958, с. 67–70).

Как в опытах Д.Н. Узнадзе, так и в наших экспериментах выявляется, что, хотя большинство индивидов принадлежат, пользуясь выражением Д.Н. Узнадзе, к «целостному типу людей» с более или менее одинаковыми, совпадающими параметрами процессов, протекающих в различных отделах мозга (в частности, в различных анализаторах), отдельные субъекты (по нашим данным, 15–20 % общей выборки; по данным Д.Н. Узнадзе, несколько больший процент) отличаются достаточно ярко выраженной интраин-дивидуальной вариативностью мозговых характеристик. Согласно Д.Н. Узнадзе, эти последние субъекты – «люди не единой внутренней сущности… нередко люди внутренне конфликтные», с бесспорными признаками отклонения от нормы (1958, с. 70). Мы полагаем, что для таких достаточно пессимистических оценок оснований нет и что интрацеребральная изменчивость – это лишь один из вариантов нормальной мозговой организации, однако сам факт существования интрацеребральной вариативности мозговых свойств и функций представляется ныне бесспорным.

В дифференциально-психофизиологическом аспекте вопрос, возникающий в связи с этим, может быть сформулирован следующим образом: свойства каких мозговых структур ответственны за индивидуальные вариации тех динамических особенностей поведения и психики, которые не связаны прямо с функцией сенсорных систем и имеют «общеличностный» характер?

Гипотетический ответ на этот вопрос был предложен нами в 1968 г., когда мы предположили, что свойствами, определяющими указанные вариации, могут быть нейродинамические параметры мозговой регуляторной системы, включающей в себя находящиеся в сложном взаимодействии структуры фронтальной коры и ряда нижележащих образований, прежде всего лимбического комплекса и ретикулярной формации среднего мозга. Эти нейродинамические параметры – «общие свойства нервной системы» – и определяют, по нашим предположениям, в своих сочетаниях межиндивидуальную вариативность упомянутых динамических характеристик психики и поведения, имеющих «общеличностный» (т. е. несводимый непосредственно к сенсорике) характер.

К таким общеличностным характеристикам относятся и показатели психической активности человека. Согласно нашим представлениям, эти показатели нейрофизиологически детерминированы у данного субъекта индивидуальными особенностями той подгруппы общих свойств нервной системы, которая характеризует деятельность «лобно-ретикулярной» системы головного мозга, состоящей из фронтальных отделов коры и связанных с ними образований ретикулярной формации среднего мозга (В.Д. Небылицын, 1971).

Проверка этого предположения возможна, видимо, при непосредственном сопоставлении индикаторов психической активности с какими-то характеристиками деятельности лобно-ретикулярной системы мозга, которые можно было бы рассматривать, хотя бы в самом первом приближении, в качестве показателей свойств нервной системы, входящих в данную подгруппу общих свойств. Такому нарочито широко сформулированному требованию, несомненно, удовлетворяют некоторые ЭЭГ индикаторы деятельности фронтальной коры, которые, как и чаще употреблявшиеся показатели затылочной ЭЭГ, должны отражать влияние устойчивых параметров функции мозгового субстрата – основных свойств нервной системы.

Исходя из этих соображений и было организовано и проведено экспериментальное сопоставление, с одной стороны, показателей психической активности, а с другой – ряда выборочных характеристик ЭЭГ лобной доли коры головного мозга, которые могли бы, как показал предварительный анализ, рассматриваться в качестве биоэлектрических проявлений основных свойств нервной системы. Для сопоставления были выбраны показатели двух видов активности – двигательной и умственной. Остановимся сначала на результатах, полученных с помощью двигательной методики (А.И. Крупное, 1970; В.Д. Небылицын, А.И. Крупнов, 1970).

Оценка индивидуального уровня двигательной активности производилась несколькими пробами, получавшимися экспериментально и позволявшими характеризовать: 1) индивидуальный темп моторных актов; 2) склонность индивида к разнообразию действий, предпринимаемых по инструкции; 3) потребность индивида в двигательной деятельности.

Индивидуальный темп оценивался по двум показателям: удобному темпу постукивания по телеграфному ключу (1) и удобной скорости моторной реакции (2).

Для оценки тенденции к разнообразию действий использовалась ситуация, в которой предусматривалась возможность выбора испытуемым, действующим по сигналу, каждый раз нового объекта из набора предъявленных однородных объектов. Испытуемый мог при возникновении сигнала действовать либо с тем же объектом, что и при предшествующем сигнале, либо каждый раз с новым объектом. Показателем тенденции к разнообразию действий служило количество последовательно использованных объектов из числа имеющихся в наборе. В первой пробе испытуемым предлагался набор из 20 объектов (3), во второй – из четырех объектов, но в пяти раздельно предложенных сериях (4).

Для оценки потребности в деятельности служил характер действий испытуемых в ситуации возможного, но не обязательного реагирования. Выполнение действий зависело от их желания. Показателем потребности индивида в деятельности служило количество действий на необязательные сигналы в двух пробах – в «полусвободной» ситуации (5) и в «свободной» ситуации (6). В обоих заданиях испытуемым предоставлялось по 20 возможных ситуаций реагирования. Показателем 7 служило количество принятых поз и движений за 20 мин.

Регистрация ЭЭГ покоя производилась монополярно слева с лобного и для контроля – с затылочного отделов головного мозга с помощью 17‑канального электроэнцефалографа фирмы «Нихон Когден», снабженного широкополосным анализатором. Испытуемые (40 человек) находились в темной экранированной камере в положении сидя, с закрытыми глазами.

Коэффициенты корреляций, подсчитанные по Пирсону, между признаками двигательной активности и показателями ЭЭГ лобного и затылочного отведений представлены в табл. 46. Из этой таблицы видно, что все показатели двигательной активности положительно коррелируют с суммарной энергией обоих бета-диапазонов ЭЭГ лобного отведения, причем для диапазонов бета‑2 значения коэффициентов заметно выше, чем для диапазонов бета‑1. Показатели суммарной энергии тета- и альфа-ритмов ЭЭГ данного отведения значимых коэффициентов корреляций с характеристиками двигательной активности почти не обнаруживают.

Что же касается соотношения показателей двигательной активности с теми же показателями ЭЭГ затылочного отведения, то, как видно из табл. 46, соответствующие коэффициенты корреляции почти все являются незначимыми. Во всяком случае характеристики суммарной энергии бета-ритмов ЭЭГ в противоположность соответствующим показателям лобного отведения не обнаружили статистически значимых коэффициентов корреляции с показателями активности.

Таким образом, по смыслу выявленных соотношений индивиды с относительно более высоким индивидуальным темпом действий, с наклонностью к большому разнообразию совершаемых действий и с большой потребностью в деятельных актах, т. е. в целом с более высоким уровнем двигательной активности, имеют отчетливую тенденцию к лучшей выраженности бета-частот (особенно в полосе 21 – 30 кол/с) лобной ЭЭГ, в то время как по выраженности тех же частот, регистрируемых в затылочном отведении, «активные» и «пассивные» индивиды практически не различаются.

Перейдем к данным В.Д. Мозгового, полученным при сопоставлении с биоэлектрическими показателями индикаторов умственной активности. Показателями умственной активности являлись количественные индексы, получаемые в эксперименте, где испытуемым предлагались для решения сравнительно простые арифметические задачи.

Таблица 46