Ода г.Р.Державина "Фелица"

"Фелица" — знаменитая ода Г.Р Державина, написанная в 1782 г. в Петербурге. Поводом к созданию произведения послужила "Сказка о царевиче Хлоре" Екатерины II, где рассказывалось о приключениях юного наследника киевского престола в киргиз-кайсацкой степи в по­исках "розы без шипов", то есть добродетели. Друзья Держави­на — Николай Львов и Василий Капнист, ознакомившись с одой, предупредили поэта, что произведение публиковать нельзя из-за на­рушения канона в изображении императрицы и сатирических портре­тов екатерининских вельмож. Спустя год Осип Козодавлев случайно увидел у Державина текст "Фелицы", выпросил почитать и распро­странил без ведома автора по Петербургу. Весной 1783 г. президент Российской академии Е.Р. Дашкова начала издавать журнал "Собе­седник любителей российского слова", где опубликовала оду "Фе­лица", не уведомив об этом поэта. Прочитав стихотворение, Екатерина И, ценившая умных и талантливых людей, пожаловала "мурзе Держави­ну" золотую табакерку, осыпанную бриллиантами, и 500 золотых руб­лей, приблизила поэта ко двору.

"Фелица" — новаторское по мысли и форме произведение. В нем взаимодействуют высокое, одическое, и низкое, сатирическое, нача­ла. Нарушение нормативной эстетики классицизма: соединение в рамках одного произведения разных жанрово-стилистических пла­стов, отход от одноплановости образа главного героя, введение в оду автобиографического материала, — все это свидетельствовало о трансформации жанра торжественной оды. В "Фелице" нашли пре­ломление две ведущие линии русского одописания: национально-ис­торическая (Екатерина II как государственный деятель эпохи русско­го Просвещения) и нравственно-дидактическая (Екатерина II как "человек на троне").

"Фелицу" обычно называют одой-сатирой, однако жанровая при­рода произведения сложнее. Поэт включает в оду целый ряд первич­ных жанровых образований. В литературном портрете императрицы ее внутренний мир раскрывается через описание поступков и привы­чек, знакомых поэту до мелочей быта. Державин подчеркивает такие, важнейшие с его точки зрения, черты Екатерины II, как демократизм и

скромность в сочетании с выдающимся умом и талантом государст­венного деятеля:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом,

Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем

И всем из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь ..

Высоко интеллектуальному образу императрицы автор "Фелицы" противопоставляет образ ее царедворца. Это собирательный образ, вбирающий черты ближайших сподвижников Екатерины II: светлей­шего князя Григория Потемкина, который, несмотря на широту души и блестящий ум, отличался прихотливым и капризным нравом; фавори­тов царицы Алексея и Григория Орловых, гвардейцев-гуляк, любите­лей кулачных боев и скачек; канцлера Никиты и фельдмаршала Петра Паниных, страстных охотников; егермейстера Семена Нарышкина, известного меломана, который первым завел у себя оркестр роговой музыки; генерал-прокурора Александра Вяземского, любившего на досуге наслаждаться чтением лубочных повестей, и... самого Гаврилы Державина, причислявшего себя к "орлам Екатерины".

Описывая пиры князя Потемкина, поэт разрабатывал новый в ли­тературе жанр словесного натюрморта, сближая литературу и живо­пись, два вида искусства, в которых он преуспел еще будучи казанским гимназистом:

Или в пиру я пребогатом,

Где праздник для меня дают,

Где блещет стол сребром и златом,

Где тысячи различных блюд,

Там славный окорок вестфальской,

Там звенья рыбы астраханской,

Там плов и пироги стоят;

Шампанским вафли запиваю

И все на свете забываю

Средь вин, сластей и аромат.

Интересно колористическое решение этой картины пиршества. Цвет здесь передается опосредованно, путем называния "даров земли и вод", которые в сознании читателя имеют определенную цветовую гамму. Доминирует в этой поэтической картине золотистый цвет: на столе блестит золотая посуда, среди блюд выделяется своим янтар­ным цветом плов, золотится гора пирогов, искрится шампанское. Зо­лотой цвет, любимый поэтом, согревает картину солнечным светом передавая роскошь обстановки и изысканность яств, полноту чувств в наслаждении жизнью.

В изображении времяпрепровождения вельможи присутствуют буколические мотивы. Державин поэтизирует вечно прекрасную Природу и живущего в гармонии с ней Человека. В пасторальных то­нах выдержано описание интимной сферы жизни царедворца:

Или средь рощицы прекрасной

В беседке, где фонтан шумит,

При звоне арфы сладкогласной,

Где ветерок едва дышит,

Где все мне роскошь представляет,

К утехам мысли уловляет,

Томит и оживляет кровь,

На бархатном диване лежа,

Младой девицы чувства нежа,

Вливаю в сердце ей любовь

Пейзажная зарисовка в поэтической миниатюре-эклоге передает состояние внутреннего покоя и раскрепощенности чувств. Она вос­крешает в памяти не столько реальные образы садово-паркового ис­кусства, сколько условные сцены гобеленов и пасторальных картин, украшавших дома столичной знати.

Эпиграмматическое начало сильно в портретах Г.Потемкина и А.Вяземского, что проявляется в узнаваемости героев, афористично­сти стиля, неожиданных сюжетных развязках:

То в книгах рыться я люблю,

Мой ум и сердце просвещаю,

Полкана и Бову читаю;

За Библией, зевая, сплю.

Этот фрагмент оды напоминает дружескую эпиграмму "вольтерь­янского" толка, где речь идет о "библиофильских" пристрастиях князя Вяземского, предпочитавшего серьезной литературе религиоз­но-нравственного содержания развлекательные романы. Хотя ирония Державина над своим непосредственным начальником была в "Фелице" легкой и беззлобной, Вяземский не мог простить этого "новопрославившемуся пииту": он "привязывался во всяком случае к нему, не токмо насмехался, но и почти ругал, проповедуя, что стихотворцы не способны ни к какому делу".

Элементы стихотворной сатиры входят в оду Державина, когда в ней заходит речь о жестоких нравах периода правления Анны Иоанновны (1730—1740). Тогда поправка в официальном документе в имени или титуле царицы расценивалась как "замышление на ее жизнь", отказ выпить бокал вина за здравие императрицы считался государственным преступлением; представители древнейших родов по прихоти Анны Иоанновны становились придворными шутами. Сравнение Екатерины II с одной из ее предшественниц на российском троне должно было служить созданию образа идеального правите­ля — просвещенной монархини, которая соблюдает законы, заботит­ся о благе подданных, защищает "слабых" и "убогих". Однако среди комплиментов в адрес Екатерины II есть и весьма сомнительные, сни­жающие образ: она, "как волк овец", людей не давит и не похожа на "дикую медведицу", которой "прилично" "животных рвать и кровь их пить". Как и ломоносовская ода, "Фелица" имеет программный харак­тер, но поэт — "советодатель" при императрице, делает акцент не на необходимых деяниях государыни, а на ее непреложных нравственных качествах.

"Фелица" имеет классическую трехчастную структуру вступле­ние (строфы 1—2), основная часть (строфы 3—24) и заключение (строфы 25—26). Вступление к оде состоит из двух частей: в первой строфе, где определяется проблематика произведения и устанавлива­ется его связь со сказкой о царевиче Хлоре, доминирует одическое на­чало; во второй строфе появляются иронико-сатирические ноты

Мятясь житейской суетою,

Сегодня властвую собою,

А завтра прихотям я раб

Основная часть "Фелицы", в которой хвалебная и обличительная линии находят свое дальнейшее развитие, распадается на три идей­но-тематических блока, где каждый раз по-новому решается пробле­ма Монарха и Поэта. Завершается ода похвалой императрице, выпол­ненной в восточном стиле. Причем и здесь присутствуют, взаимодей­ствуя, две темы: тема Поэта и Творчества, с одной стороны, и тема "богоподобной" Фелицы — с другой:

Прошу великого пророка,

Да праха ног твоих коснусь,

Да слов твоих сладчайших тока

И лицезренья наслажусь!

Небесные прошу я силы,

Да их простря сафирны крылы,

Невидимо тебя хранят

От всех болезней, зол и скуки,

Да дел твоих в потомстве звуки,

Как в небе звезды возблестят

В "Фелице", бессюжетной по своей основе, содержатся три сюжетно организованных фрагмента: рассказ о дне жизни русской импе­ратрицы, о развлечениях ее вельможи "потехах" при дворе Анны Иоанновны. Сюжетные клоны вносят в оду беллетристическое начало, придают ей внутренний динамизм.

До Державина образ императрицы в русской поэзии строился по законам, определенным еще Ломоносовым. Монархиня изобража­лась как земное божество, сошедший с небес ангел, собрание всевоз­можных добродетелей и совершенств, кладезь премудрости и источ­ник милости. Изображая царицу, поэты соревновались в эффектных сравнениях и пышных эпитетах; их оды в честь "матери Отечества" были насыщены метафорами и гиперболами. Наибольший успех во времена правления Екатерины II имели оды ее "карманного поэта" Василия Петрова, сейчас воспринимающиеся как тяжелые и неуклю­жие стихи, например "Ода на войну с турками":

Поправши тако мощь зверину

И миром увенчавши брань,

Венчайте вы Екатерину:

Сия ей почесть должна дань.

Да, зря мать нашу лавроносну,

Секвана в грудь ударит злостну.

Державинский образ Екатерины II лишен статичности и одноплановости, он полнокровен и многогранен, меняется на протяжении оды. В первой части Фелица изображена как земная женщина в кругу ее обыденных забот и занятий. В отличие от императрицы, идеалом жизни которой была естественность поведения и умеренность жела­ний, образ царедворца соткан из мелких человеческих слабостей и страстей, не контролируемых разумом. Во второй части "средника" оды русская царица представлена как государственный деятель, фи­лософ на троне. Ее антиподом становится невежественная и порочная Анна Иоанновна. Державин сознательно сравнивает именно этих женщин на русском троне: в их жизни было много сходного (безрадо­стное детство при провинциальных дворах, неудачные браки, вдовст­во, восшествие на российский престол, фаворитизм и др.). Однако Екатерина II вошла в историю как просвещенная монархиня, деяния которой сравнимы с трудами Петра Великого, а Анна Иоаннов­на — как любовница конюшего Бирона. Важнейший критерий суда истории, по мысли поэта, — их нравственные качества, уровень об­разования ума и воспитания сердца, что в конечном счете определяет отношения между Монархом и Народом. В третьей части оды образ Екатерины обретает черты "земной богини", осчастливившей мир своим присутствием. Высокость образа императрицы подчеркивается славословием в ее честь, перемежающимся реминисценциями и пери­фразами из Псалтири и Евангелия. До Державина в одической поэзии присутствовал условный образ автора, говорившего с царями от лица русского народа. В "Фелице" проявление авторского начала связано с использованием автобиогра­фического материала, что сказалось, например, в описании домашних утех вельможи, его пристрастия к карточной игре, а также в прямоте и искренности самого тона повествования. Как и образ Фелицы, образ автора в оде многопланов и динамичен: то он скрывается под маской вельможного прожигателя жизни, то выступает как гражданин, ут­верждающий новый идеал "человека на троне", то превращается в восторженного панегириста.

Личность Державина ярко проявилась и в его оценке писатель­ской деятельности Екатерины II. Он признает просветительскую на­правленность сочинений императрицы, которая "из своего пера бла­женство смертным проливает", однако не без иронии характеризует ее литературные вкусы и взгляд на задачи Поэзии. Она для Екатерины II "любезна, приятна, сладостна, полезна, как летом вкусный лимонад". Державин первым в русской литературе остро поставил проблему Поэт и Власть, заявив о необходимости свободы творчества, о праве поэта вступать в спор с "сильными мира сего" и быть "пророком в сво­ем Отечестве".

В создании образа императрицы поэт использует различные прие­мы, ведущий из них — прямая авторская характеристика ("Не слиш­ком любишь маскарады...", "Едина ты лишь не обидишь..."). Важную роль играет и прием косвенной характеристики, которую дают Екате­рине II другие герои оды. Часто Державин ссылается на народную молву об императрице:

Слух идет о твоих поступках,

Что ты нимало не горда;

Любезна и в делах и в шутках,

Приятна в дружбе и тверда .

Ссылка на чужое мнение создавала в стихотворении эффект дос­товерности, ослабляя авторский субъективизм, однако свидетельство молвы подчас ставило под сомнение ту или иную добродетель Екате­рины ("будто завсегда возможно тебе и правду говорить").

Рассказ о законодательной деятельности императрицы автор под­робно комментирует в примечаниях к 23 строфе оды. Он приводит пе­речень мероприятий Екатерины II по расширению прав помещиков и дворян: "подтвердила свободу, дворянству данную Петром III, путеше­ствовать по чужим краям", "издала указ, разрешавший помещикам добывать в своих владениях в собственную пользу драгоценные ме­таллы", "позволила свободное плавание по морям и рекам для торгов­ли", "разрешила свободное производство всех мануфактур и торга".

Пространный авторский комментарий показывает заботу Державина о достоверности создаваемого им образа.

Полное название стихотворения — "Ода к премудрой кир­гиз-кайсацкой царевне Фелице, написанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по своим делам в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского" — связывало его с популярной в русской литературе XVIII в. "восточной" темой. Это по­зволило автору ввести в оду хорошо известные ориентальные образы и мотивы, организовать игровое начало произведения: оду пишет не поэт Державин, а некий татарский мурза, речь в произведении идет не о Екатерине II, а о киргиз-кайсацкой царевне Фелице. Бесхитростный рассказ мурзы привел к травестированию содержания оды, к поэтиза­ции низкого, бытового, что раньше являлось уделом сатиры: карточ­ной игры, кулачных боев, мира трактиров и голубятен, игры в жмурки и ловли блох. Привычные образы классицистической оды обрели в "Фелице" травестийные пары: Олимп — "высокая гора", муза — "киргиз-кайсацкая царевна", поэтический восторг — "жи­тейская суета". Сознательно травестирован поэтом образ екатери­нинского вельможи, лишенного каких-либо государственных интере­сов и высоких нравственных качеств. Державин осознавал жанровые новации "Фелицы" и заявлял, что такой оды "на нашем языке еще не было".

Следуя традиции, Державин пишет оду "Фелица" четырехстоп­ным ямбом с пиррихиями, которые сообщают стиху легкость и непри­нужденность, а в похвальной части — "парение". Поэт использует чередование мужских и женских рифм, давая в каждой строфе приме­ры перекрестной, смежной и кольцевой рифмовки стиха, что было ха­рактерно и для ломоносовской оды.

В "Фелице" Державин выступил как смелый новатор в области поэтического языка. В оде взаимодействуют два стилевых пла­ста — индивидуально-авторский и жанровый. Неповторимый автор­ский стиль преобладает в первой части "средника" оды, где сталкива­ются высокая и низкая лексика, используются просторечия и вульга­ризмы, появляются строфические "переносы" и неточные рифмы. Жанрово-стилевая традиция сильна во второй и третьей частях оды, где язык "благороден", изобилует церковнославянизмами, украшен риторическими фигурами.

Ода "Фелица" произвела сильное впечатление на русское обще­ство. Современники поэта свидетельствовали: "... у каждого читать по-русски умеющего очутилась она в руках". Собратья Державина по перу — А.Хвостов, О.Козодавлев, Н.Николев, В.Капнист, В.Жуков, М.Сушкова — слагали восторженные стихи о "певце Фелицы". Ер-298

мил Костров отмечал, что автор оды "обрел" в русской поэзии "путь непротоптанный и новый". В.Г. Белинский видел в "Фелице" "счаст­ливое сочетание" "полноты чувств" с "оригинальностью формы, в ко­торой виден русский ум и слышится русская речь Несмотря на значи­тельную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне".

Ни в одной национальной литературе ода не получила такого ши­рокого распространения, как в русской, и в этом немалая заслуга Г.Р. Державина. В период кризиса классицизма он продемонстрировал в "Фелице" потенциальные возможности этого старого жанра, подго­товив появление в русской поэзии од Радищева и Карамзина, Пушки­на и Рылеева.

"Путешествие из Петербурга в Москву" А.Н. Радищева

"Путешествие из Петербурга в Москву" — самое знаменитое произведение А.Н. Радищева, к созданию которого писатель присту­пил в середине 80-х годов XVIII в. В 1785—1786 годах он пишет как самостоятельные произведения "Повесть о проданных с публичного торга", рассказ о происшествии в Финском заливе, рассуждение о цензуре, позднее ставшими главами "Путешествия": "Медное", "Чу-дово" и "Торжок". В единый художественный комплекс отдельные, ранее созданные Радищевым произведения стали оформляться в 1787-м или в начале 1788 г., а во второй половине 1788 г. появилась первая редакция книги. В июле 1789 г. писатель отвез текст "Путеше­ствия" в цензуру, где он был разрешен к печати петербургским обер-полицмейстером Н.И. Рылеевым, который поленился прочи­тать рукопись. Типографщики, ознакомившись с содержанием книги, отказались ее печатать. Радищев был вынужден купить типографский станок и шрифт для публикации "Путешествия из Петербурга в Мо­скву" в домашних условиях. Все это время писатель продолжал редак­тировать текст произведения, переделывая,дополняя и исправляя ру­копись, в результате чего она стала сильно отличаться от цензурного варианта. В январе 1790 г. наборщик Богомолов приступил к работе над книгой, в конце мая — начале июня печатник Пугин с помощью слуг Радищева завершил печатать весь тираж "Путешествия" (около 650 экземляров). Книга вышла без указания фамилии автора на ти­тульном листе. Часть тиража поступила к книготорговцу Г.Зотову, лавка которого находилась в Гостином дворе.

Слух о "бунтарской" книге быстро распространился по Петербур­гу, полиция начала вести следствие Екатерина II, прочитав первые тридцать страниц книги, послала за обер-полицмейстером Рылеевым и потребовала объяснений. Начальник полиции доложил, что по его сведениям "Путешествие из Петербурга в Москву" напечатано в до­мовой типографии А.Н. Радищева. Был арестован Г.Зотов, допрошен переписчик А.Царевский. Узнав об этом, Радищев приказал сжечь ос­тавшуюся часть тиража книги. 30 июня писателя арестовали и заклю­чили в Петропавловскую крепость. Его дело было поручено вести на­чальнику Тайной экспедиции СИ. Шешковскому, лично допрашивав­шему главных политических противников режима. Во время следст­вия Шешковский руководствовался замечаниями императрицы, сде­ланными ею во время чтения "зловредной" книги. 24 июля Палата уголовного суда вынесла Радищеву смертный приговор, однако Сенат отменил его. 4 сентября Екатерина II подписала указ, в котором смертная казнь заменялась писателю десятилетней ссылкой в Илим­ский острог. Во время следствия автор "Путешествия" не назвал ни одной фамилии своих "сочувственников" и единомышленников, кото­рые были бы не известны полиции. Позднее А.С. Пушкин отметил "удивительное самоотвержение" и "рыцарскую совестливость" Ради­щева, узника Петропавловской крепости.

В "Путешествии из Петербурга в Москву" писатель поставил ряд важнейших для судеб России тем: самодержавной власти, крепостно­го права и народной революции. В эпиграфе книги, заимствованном из "Тилемахиды" В.К. Тредиаковского ("Чудище обло, озорно, огром­но, стозевно и лаяй"), в аллегорической форме представлено русское самодержавие с его основными властными структурами: полицией, армией и аппаратом чиновников. Писатель отвергал монархию в лю­бом ее виде, в том числе и просвещенный абсолютизм (глава "Спас­ская Полесть"). Монархический строй и крепостное право в книге Ра­дищева выступали как звенья одной цепи, сковывавшей развитие го­сударства. Автор "Путешествия" указал на причины необходимого уничтожения "зверского обычая" (крепостного права): социаль­ные — все люди рождаются свободными, однако "земледельцы и дод­несь между нами рабы"; экономические — закабаленный крестьянин работает менее продуктивно, чем свободный человек; этиче­ские — феодальные отношения наносят ущерб обществу, ибо воспи­тывают в крестьянах страх и покорность, а в дворянах чувство вседоз­воленности и жестокость; демографические — крепостничество при­водит к вырождению нации, уменьшению прироста населения, что подрывает экономическое, политическое и военное могущество госу­дарства.

Эволюционный вариант решения проблемы предполагал осво­бождение крестьян сверху, путем правительственных реформ, в то время как революционный путь грозил неконтролируемым ходом развития событий при активном участии в них крестьянской и разно­чинной России. Екатерина II, внимательно изучившая содержание книги Радищева, пришла к заключению: "Надежду полагает на бунт от мужиков".

А.Н. Радищев как писатель сформировался в эпоху, когда в рус­ской литературе разные направления и стили находились в процессе взаимодействия, творческих исканий, поэтому художественный метод "Путешествия из Петербурга в Москву" определить однозначно нель­зя. Предреалистическое начало книги проявилось в изображении ре­альной жизни России, постановке проблем общегосударственного значения и решения их с точки зрения "народной правды". Писатель пытался показать зависимость характера героя от социальной среды, раскрыть причины конфликта личности и общества, создать психоло­гически достоверный образ человека своей эпохи. Интерес к внутрен­нему миру героя, поиск "сочувственников" среди читателей, психоло­гизация повествования сближают "Путешествие" с произведениями сентименталистов. Радищев верен сенсуалистской концепции позна­ния, лежавшей в основе философии сентиментализма: ощуще­ние — эмоции — аналитическая мысль, что объясняет трехчастность повествовательной структуры книги: бытописательные сцены разрешаются лирическими пассажами в одическом духе и размышле­ниями публицистического характера. Школа классицизма, которую прошел автор "Путешествия", видна в сознательно усложненном сти­ле произведения, в попытке с позиций разума, рационально мысляще­го человека объяснить сложные явления русской действительности, противоречия национального характера.

Произведение Радищева написано в жанре литературного путе­шествия, что сделало возможным показ современной автору действи­тельности во всей ее полноте и сложности. В книге заметны черты воспитательного романа, проявившиеся в дидактической направлен­ности произведения, в наличии романного хронотопа и героя, граж­данское и нравственное становление которого происходит под воздействием среды. "Путешествие" включает в себя ряд первичных жанровых образований. Фольклорные жанры (легенда, духовный стих, сатирическая песня, плач) привлекали Радищева возможно­стью отразить поэтизм народного мировосприятия и самобытные чер­ты русского характера. Жанры средневековой литературы (похвальное слово, поучение, видение, знамение и др.) помогали пи­сателю воскресить страницы славного прошлого, сформировать представление о нравственном идеале эпохи, а также исследовать проблему истоков самодержавной власти и ее антинародной сущно­сти. Жанры литературы нового времени (письмо, портрет, анекдот, разговор) позволили Радищеву передать специфику современной ему действительности, при этом не всегда через прямое авторское сужде­ние, но и через слово героя о мире и человеке. Научно-публицистиче­ские жанры (законодательный проект, историко-публицистический трактат, литературно-критическая статья) способствовали созданию в книге системы неопровержимых доказательств, убеждавших в неиз­бежности перемен, обосновывавших авторскую концепцию будущего России и предупреждавших о грядущей народной революции.

Макроструктура "Путешествия" трехчастна: вступление с посвя­щением книги A.M. Кутузову; основная часть — повествование о путешествии по дороге Петербург—Москва; заключение, содержа­щееся в конце "Слова о Ломоносове" и начинающееся словами: "Но, любезный читатель, я с тобою закалякался..." Микроструктуру книги составляют первичные жанры, которые могут занимать как все про­странство главы (путевой очерк "София"), так и ее часть (глава "Спасская Полесть", к примеру, включает в свой состав путевой очерк о дожде, застигшем путника в дороге, анекдот о наместнике, лк> бителе устриц, нравоописательный очерк об оклеветанном купце, сон-видение об антигуманной сущности царской власти). Части объе­диняются в художественное целое посредством идейно-тематической, сюжетной, образной, пространственно-временной, стилевой связи. В основе сюжета "Путешествия" лежит система ложных посылок, то есть неверных умозаключений, служащих причиной недостоверных знаний о жизни. Путешественник выезжает из Петербурга благона­меренным гражданином, верящим в разумность государственного устройства, полезность просвещенной монархии и благодатность кре­постного строя для русского народа. Однако под воздействием погру­жения его в реальную действительность он, как некогда автор, испытывает сильное нравственное потрясение и отказывается от прежнего, "книжного", знания России: "Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обра­тил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто оттого только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы". Блуждая в лабиринте собственных ошибок и насаждаемых обществом стереотипов, Путешественник в конце концов обретает верный, с точки зрения Радищева, путь — "возможность всякому соучастником быть во благодействии себе подобных".

В сюжете книги есть внешний план, связанный с передвижением героя в пространстве и во времени, и внутренний — психологиче­ский, передающий процесс поиска человеком истины и его стремле­ния к нравственному совершенству. Образу радищевского Путешест­венника присущи типические черты русского дворянина второй поло­вины XVIII в. и индивидуально-неповторимые качества правдолюбца и мечтателя. Вмешиваясь в происходящие на его глазах события, раз­мышляя над увиденным, Путешественник меняется от начала к концу книги, причем факты биографии главного героя во многом напомина­ют историю жизни самого Радищева. Путешественник — часть ав­торского "я", его духовные искания и судьба не отделимы от пути, пройденного писателем и русской дворянской интеллигенцией XVIII в. Образ Путешественника во многом трагичен, ибо он "чужой" как в мире крестьянской России, так и в дворянской среде. Его инаковость связана с тем, что в начале пути он не разбирается в сути происходя­щего в стране, а в конце — приходит к взглядам радикального толка, которые делают его, как и духовный максимализм, "опасным" для об­щества человеком. Книга Радищева, где нашел отражение реальный процесс расслоения русского дворянства на помещиков типа фонвизиновских Простаковых-Скотининых и "народных заступни­ков", — исследование русской действительности через историю души человеческой, прошедшей путь от заблуждения через познание к ис­тине и духовной свободе. "Путешествие" — книга пророческая, предрекающая России терновый венец революций.

Раскрытию идейного замысла произведения помогает хронотоп, играющий жанрообразующую роль в путевых записках. В рамках ог­раниченного временного пространства (7 суток пути) писатель сумел нарисовать грандиозную по масштабу и глубине картину русской жиз­ни, очертил круг проблем, от решения которых зависело будущее страны. Художественное время книги Радищева не замкнуто, у него есть начало, но нет конца, так как писатель назначает "любезному чи­тателю" встречу у околицы Москвы, чтобы продолжить "хождение по Руси". Художественное время, в котором находятся герои Радищева, как бы включается в общий поток исторического времени России от прошлого страны, отраженного в Новгородских летописях, до проек­тов будущего государственного устройства. В книге существуют два взаимосвязанных пространства: реальное — дорога, по которой едет карета Путешественника, и образное — необъятные просторы Рос­сии и весь мир, которое герой охватывает с помощью "мысленного взора". Пространственные переключения связаны с обобщением конкретного путевого материала и выявлением всеобщих бед "страж­дущего человечества" (крепостное право в России — рабство в Америке; русская цензура — европейская цензурная политика; чиновный произвол в русском государстве — тирания индийских правителей). "Мысленное" пространство Путешественника неотделимо от духов­ных исканий русской и европейской интеллигенции XVIII в., от "поля битвы" различных философских доктрин и социально-политических теорий.

"Путешествие из Петербурга в Москву" обогатило русский лите­ратурный язык, являя собой пример органического сочетания различ­ных стилевых пластов: от высокой церковнославянской лексики, на­учной терминологии и книжных оборотов речи до низкого просторечия и диалектизмов. Стилевое многообразие книги соответствовало пест­рой и противоречивой картине мира, представшей перед Путешест­венником Радищева. Книга "первого русского революционе­ра" — произведение этапное, подводящее итоги развития русской литературы допушкинского периода, и одновременно новаторское, открывающее путь русскому реалистическому искусству слова.